Новая жизнь, или Убийства без правил

Оленька, в отличие от Ренаты, которая, окаменев, смотрела на мужа, уже делала свою работу. Она высыпала принесённую одежду на стол, разложила её в порядке очереди. Очерёдность она установила сама за долгие годы работы в морге – просто ей так было удобно.

– На, помогай, коли пришла, – прохрипела она, тормоша Ренату за плечо.

– Держи рубашку и застёгивай на ней все пуговицы, кроме рукавов, – приказным тоном добавила Оленька.

Очнувшись, Рената стала выполнять полученное от женщины задание. Держа сорочку на весу, она пыталась застёгивать пуговицы. Руки не слушались. Пуговицы казались такими маленькими, а разрезы для них ещё меньше. Дрожащими руками она пыталась запихнуть их в петли, но ничего не получалось.

– Да положи ты рубашку на стол, на весу-то неудобно, – сердито проговорила Оленька.

Слушаясь женщину, Натка положила сорочку прямо на его тело.

Пока Рената возилась, застёгивая пуговицы, Оленька закончила надевать брюки и туфли. Выхватив у Натки сорочку, она разложила её на своём металлическом столике. Взяла большие серые ножницы и разрезала сорочку по всей длине спины. Получилась детская распашонка. Протянув один край рубахи, женщина сказала:

– Надевай. Сначала руку.

Рената, взяв его за руку, стала неуклюже натягивать на неё сорочку. Рука была холодная, тяжёлая и совсем не слушалась. Холод его тела передался и ей. Только сейчас она вдруг почувствовала, как было холодно в этой серой комнате. Мелкая дрожь пошла по всему её телу. Рената закрыла глаза. Всё не по-человечески, не по-настоящему. Она совсем не так представляла их эту встречу. Ухватившись за край каменного стола, Натка изо всех сил удерживала своё сознание, которое собиралась покинуть её в эту трудную минуту. «Не хватало ещё упасть», – покачнувшись, подумала она. Оленька умело подхватила её под спину, подвела и прислонила к стене.

– Ты ещё долго продержалась, – пробубнила она, – я думала, ты сбежишь ещё от двери. Женщина достала из кармана халата пузырёк, открыла его и поднесла девушке под нос. Едкий запах нашатырного спирта ударил Ренате в нос, она отшатнулась и открыла глаза.

– Ну вот, подыши, подыши ещё.

Оленька поводила пузырьком перед её лицом. Постой тут, я уже заканчиваю. Женщина вернулась к своей работе. Спиной Натка почувствовала ледяной холод стены и отшатнулась. Во рту было сухо и горько. Все запахи смешались в один едкий и смертельный.

Да что же это я так расклеилась, я же видела это раньше. Надо взять себя в руки, и, как будто выполняя указание внутреннего голоса, она крепко сжала ладони в кулаки. Через минуту дрожь отступила.

Оленька, закончив работу, побросала пустые кульки в сумку и застегнула молнию.

– Вот и всё.

Подойдя к Натке, сказала:

– Я перекурю, у тебя есть пара минут, попрощайтесь. Оленька вышла.

– Вот и всё, – повторила Рената вслух и не узнала своего голоса.

Разжав кулаки, тихо подошла к столу.

Одежда преобразила его тело, и оно стало узнаваемым. Натка поправила ему волосы так, как он их зачёсывал. Положила свою ладонь ему на грудь. Его сердце молчало.

– Сердце моё, почему ты молчишь, а говорил, что твоё сердце всегда будет принадлежать только мне. Где ты, сердце моё, теперь только здесь, – она поднесла ладонь к своей груди и крепко прижала к сердцу. – Прости, прости меня. – Она наклонилась и поцеловала его в лоб, а затем слегка в губы.

Как перед грозой, сначала крупные и редкие капли, а затем ручьи побежали по её щекам. Рената тихо плакала. Шум открывшейся двери остановил дождь. Оленька и двое молодых людей вошли в комнату. Натка поняла – прощание окончено. Как маленький ребёнок, она вытерла слёзы кулаками и пошла к выходу.

Дорога назад, в кабинет СЭМа, показалась ей короче, чем до серой комнаты.

В кабинете было светло и тепло, но Ренату знобило, только теперь не от холода. Она молча ждала, когда Оленька закончит доклад, чтобы поблагодарить их за всё, что они для неё сегодня сделали, закончив свою речь, Оленька тихо сказала:

– Сергей Эдуардович, давайте поможем вашей знакомой, у неё сегодня тяжёлый день, а нервы не железные.

Он кивнул и пошёл к стеклянному шкафчику, мирно стоявшему в тёмном углу комнаты. Через минуту развернулся к женщинам, держа в руке шприц. Оленька крепко зажала дрожавшую руку девушки за локоть и запястье. Рената отвернулась. Она полностью доверилась этим людям, они не могли причинить ей вреда. Сжав руку в локте, Рената слушала, как они дружно убеждали её в том, что жизнь продолжается и надо жить и радоваться каждому дню…

Вдруг она почувствовала, как по её венам и сосудам пошла тёплая и живая кровь, вытесняя из них ледяную. Ей стало тепло и спокойно. Она поблагодарила Сергея Эдуардовича и даже, неожиданно для себя, обняла и поцеловала Оленьку.

Борис ждал её на улице, он беспрерывно курил и посматривал в сторону здания. Увидев на пороге Ренату, он выбросил сигарету и быстро направился ей навстречу. Посмотрел на неё и удивился. Он представлял, как она выйдет заплаканная, убитая и раздавленная горем, слабая и потерянная… Представлял, как он кинется утешать, но её лицо было спокойным и умиротворенным.

– Как ты? – спросил он и подал ей шляпу.

– Нормально, – спокойно, ответила она, натягивая шляпу на глаза.

Больше они не разговаривали.

Всё остальное происходившее с ней она помнила смутно, как в чёрно-белом кино. Люди, люди… Знакомые и малознакомые, коллеги и сокурсники…

Речи, соболезнования и сочувствия… Объятия и рукопожатия. Венки и цветы… Все, что положено по ритуалу.

Рената знала, что всему всегда наступает конец. Крепко держась за руку сестры, она просто ждала. Наконец всё закончилось. Тишина. Только она и Татьяна. Больше никого и не надо. Больше никого она не хотела пускать в эту новую для себя жизнь, жизнь без него. Она и сама ещё не знала, какой будет она, её новая жизнь.

Глава 3

Осень, особенно первая её половина, считается лучшим сезоном в наших местах. Краски уходящего лета, ещё не утратили своей яркости, а осень уже добавила в них свой любимый жёлтый цвет. Дни ещё солнечные, а ночи уже прохладные. Уставшие от палящего солнца цветы, ожили и пустились в цвет. Хризантемы, бархатцы и петуньи, заполняли пространство сада изысканным, пряным ароматом. Вечером, после захода солнца, легкий ветерок, как искусный парфюмер, смешивал все запахи в один волшебный аромат. Бабочки, осы и мухи наслаждались последними днями жизни перед зимней спячкой. Птицы, а это в основном воробьи и синички, трудились не покладая рук. Утепляли гнёзда, делали заготовки на зиму.

Каждый день прилетала сорока. Она повсюду сопровождала скандальным треском гуляющего по саду Чижика. Усаживалась на дерево или забор и стрекотала что есть мочи, как будто гнала его с участка. Чижик привык к её трескотне. К происходящему относился спокойно и на птицу не реагировал. Он не спеша обходил свою территорию, катался в рыхлой земле, играл с опавшими листьями, показывая ей, кто здесь хозяин. Охоту на птиц она ему срывала, но он не обижался. Охотился он чисто инстинктивно, а не ради добычи. Чижик знал, где стоит его миска, и она всегда полна его любимой едой.

Двери веранды были широко распахнуты. Рената сидела в кресле и, откинувшись на спинку, наблюдала за происходящим в саду. Глаза её то открывались, то снова закрывались. Нет, она не спала, она пыталась проснуться, чтобы прервать этот затянувшийся сон.

Прошло полтора месяца. Сразу после похорон они с сестрой и Чижиком переехали жить на дачу. Дача находилась в часе езды от города, в котором жила Рената, и в тридцати минутах езды от провинциального городка, в котором работала Татьяна. Удобство состояло ещё и в том, что оба этих города соединяла одна железнодорожная ветка. Электричка останавливалась в десяти минутах ходьбы от их дачного посёлка.

В отличие от Ренаты, которая могла полностью отречься от городской жизни, Татьяна себе этого позволить не могла. Класс, в котором она была классным руководителем, был в этом году выпускным. Поэтому с первого сентября она уже вся в работе. Работу свою она любила. Всё свободное время тратила на ребят, так как тратить его на себя она не умела, да и не хотела.

На сегодняшний день у неё появилась новая работа – забота о сестре. Работа эта заключалась в том, чтобы оградить сестру от внешнего мира, а хлопоты по дому её не обременяли. Сама же Татьяна, получив доступ в эту жизнь, смиренно ждала, когда наступит тот день и сестра снова возвратится к прежней жизни.

Татьяна была связным между сестрой и той жизнью, которая осталась там, в городе. Правда, ей становилось всё труднее и труднее объяснять её друзьям, что время не пришло и надо ещё подождать. Сама же она сильно переживала за душевное состояние сестры. Они не говорили о случившемся, пытаясь забыть о трагедии. Но в последние дни Татьяна всё чаще думала: не затянулось ли и не перешло в хроническое состояние это время, которое должно было залечить рану? Она привозила из города свежие газеты, читала их вслух, пыталась обсуждать новости, интересуясь мнением сестры. Та принимала участие в беседах, но по всему было видно, что никакого интереса к ним не испытывала. В подробностях Татьяна рассказывала о своей работе, о любимчиках и недорослях, пытаясь вызвать этим хоть какой-то интерес к жизни, но в её глазах ничего не менялось. Нервы у Татьяны были на приделе, но она успокаивала себя и продолжала ждать.

Солнце запуталось в ветках деревьев. Всё ниже и ниже спускаясь, оно уходило на покой.

Рената открыла глаза. Вечереет. Скоро приедет электричка, скрипнет калитка, и она увидит свою сестру. Чижик тоже ждал. Растянувшись на верхней ступеньке веранды, он дремал.

В тишине вечера раздался стук колёс идущего поезда. Гудок, ещё гудок – как просьба стоявшим на платформе быть осторожнее. Ровно через десять минут скрипнула калитка. Чижик, как по команде, рванул встречать. Ещё через минуту на пороге веранды появилась Татьяна. В одной руке она держала пакет, а в другой – сумку, похожую на портфель. Год назад Роман привёз из Москвы таких две. Чёрную – Ренате, а коричневую – Татьяне в подарок. Сумки были удобные и вместительные, как для дел, так и для тетрадей и книг.

– Привет, – необычно сухо сказала Татьяна. Она поставила принесённый пакет на стол, скинула с ног туфли и села в рядом стоящее кресло.

– Привет, что-то случилось? – спросила Натка. Чижик выписывал круги вокруг Татьяниных ног.

– Устала, – тихо сказала она и вытянула ноги вперёд.

И тут Рената заметила у неё на ноге рисунок канта от туфель. Врезавшись в тело, он оставил чёткий отпечаток, который просматривался даже через колготки.

– Целый день на каблуках, а туфли жмут. Озвучила причину сестра.

– Да не в туфлях дело, – резко ответила Татьяна.

С самого утра все решили испытать мою нервную систему на прочность. Сначала дед в электричке, – стала рассказывать Татьяна. – Ругал порядки, законы, всех ворами и бюрократами обзывал. Потом до молодёжи добрался. Оказалось, что у нас вся молодёжь тупая, необразованная и невоспитанная. Это я ещё мягко говорю. Все, как всегда, поддакивают, а он, довольный, солирует. Я молчу. Вдруг он на меня посмотрел и спрашивает: «Чему вас только в ваших институтах учат? Чего молчишь?» И все бабки на меня зырь, прищурились, мол, что, сказать нечего? Мне бы встать и перейти в другой вагон, а я, как дура, возьми да и скажи: «Меня в моём институте учили старших уважать и пример с них брать, а только вы не пример для молодёжи и уважения не заслуживаете». Он подскочил как ужаленный, стал орать, что он ветеран труда, а я хамка, ну и ещё целое ведро гадостей наговорил. Хорошо, мне выходить. Не успела от дедовых оскорблений отойти, как директриса устроила незапланированное совещание. Всем досталось. Её утром в районо вызывали по ремонту школы, вот она свою злость на нас и выместила, – немного помолчав, она добавила: – Туфли жмут. И зачем я их купила?

– Оскорбление – это унижение человеческого достоинства и преступление против личности. Правда, механизм доказывания слишком расплывчат, – заговорила Рената, нарушив тишину. – Всегда наказуемо говорить правду глупцам, но наверняка среди прочих пассажиров были и те, кто одобрил твой удар по истинному хамству. Порой человек сам создаёт те обстоятельства, которые ему потом не нравятся. Ведь у тебя было чёткое решение по выходу из тех обстоятельств, в которых ты оказалась.

Татьяна внимательно слушала сестру.

– Какое?

– Ты же сама сказала, мне бы встать и перейти в другой вагон, – вот одно из решений.

Хотя лично мне больше понравилось твоё решение – дать бой. Обидно, но будем считать, что это единственно правильное решение в той ситуации.

Непонятно, но что-то зацепило Татьяну в словах сестры. Она резко поднялась и быстро, порой сбиваясь, заговорила.

– Обидно? Да, обидно. Особенно когда человек, хорошо разбирающийся в любой ситуации, свою решить не может или не хочет. Может, ты думаешь, что твои обстоятельства касаются только тебя одной? А я? Да все мы заложники твоих обстоятельств. Только больные впадают в «кому», а не здоровые люди. Найди правильное решение, если не ради нас, то ради него. – Татьяна подняла голову к небу, затем повернулась к сестре и вкрадчивым голосом продолжила: – Ты не задумывалась, почему он там, а ты здесь? Может, он прикрыл тебя, чтобы ты жила, завершила то, что не успел закончить он, или выполнила какую-то иную миссию, в конце-то концов.

Её речь, как яркая вспышка от удара молнии, поразила мозг Натки. В висках застучало, и по телу прошёл разряд. Там, в её голове, была маленькая дверца, которую она закрыла и заколотила крепко-накрепко, чтобы навсегда забыть и не вспоминать ту страшную ночь. Но сейчас вдруг она сама приоткрылась. Странное и непонятное что-то таилось за этой дверью. В последнюю минуту перед аварией он сказал то, что удивило и насторожило её, но испуг, который она испытала в следующую секунду, перекрыл это чувство. Сейчас ощущение той странности снова вернулось к ней. Но что это? Широко открытыми глазами она смотрела на сестру.

– Ты можешь повторить сказанное тобою ещё раз? – обратилась она к сестре. Татьяна заволновалась. Наверное, в пылу отчаяния она наговорила лишнего, обидного и ненужного. Слёзы навернулись у неё на глазах.

– Прости меня, пожалуйста, прости. Я что-то не то сказала, я не хотела. Просто день такой тяжёлый, нервы сдали. – Она заплакала. Рената стала вытирать сестре слёзы, бежавшие по щекам. В этот момент то живое и тёплое, что она давно уже не чувствовала, ожило и проснулось в её груди.

– Успокойся, всё хорошо. Ты молодец! Просто мне надо вспомнить что-то очень важное, помоги, прошу тебя.

Татьяна, как актёр во время репетиции, пыталась вспомнить и повторить свою речь. Рената ждала. Её слух и подсознание напряглись. Прислонившись к стене и глядя в глубину сада, Татьяна заговорила.

– Я часто думаю, эта его смерть – такая неожиданная и странная. Когда мне сказали, что в последнюю секунду он закрыл тебя своим телом, я подумала, что, может быть, в этом есть какой-то знак. Он хотел, чтобы ты просто осталась жить или жить, чтобы закончить какое-то важное не завершенное им дело.

Она посмотрела сестре прямо в глаза. Рената ловила каждое её слово. Она подошла к сестре и встала рядом. Ещё не ясно почему, но ей самой захотелось открыть ту дверцу.

– Не могу понять, что меня так поразило перед аварией.

Рената задумалась. Татьяна не торопила сестру.

– Наш автомобиль пошёл на обгон грузовика. Рената пристально смотрела в одну точку, в мелочах вспоминая всю картину того момента.

– Навстречу шла легковая машина. Сначала мне показалось, что она была совсем близко, но, когда водитель выключил дальний свет, оказалось, что она была достаточно далеко – время вернуться за грузовик у нас было. Она замолчала.

– Я сказала Роману: «Не успеешь, тормози», но скорость не уменьшилась, хотя он мне ответил: «Торможу». Нет, нет, это было как-то… Рената заметалась по веранде.

– Тормоза, да, да, именно тормоза, а не торможу.

Девушки молчали, они обе думали об одном и том же, но боялись озвучить свои мысли вслух.

Осторожно заговорила Татьяна. Русский язык был её любимым предметом.

– Если бы он отвечал на твоё «тормози», то правильно было бы «торможу». Ты уверена, что он ответил «тормоза»?

– Теперь абсолютно.

– Но это нелогично и неправильно.

– Неправильно, если нет продолжения.

Рената замолчала.

– Ты хочешь сказать, что он начал предложение «тормоза не работают»? Ужас! – с испугом в голосе продолжила Татьяна. Она прикрыла ладонью свой широко открытый рот, подошла и буквально упала в своё кресло. Не говоря ни слова, Рената шагала по веранде, как солдат по плацу. Её лица Татьяна не видела – уже стемнело. Чувство невероятного напряжения от пробудившихся мыслей охватило сестёр.

Наконец, закончив маршировать, она нажала на клавишу выключателя. Веранда осветилась ярким светом.

– Давай пить чай, я приготовлю, – вдруг сказала Рената. Взяла со стола пакет с продуктами и направилась на кухню.

Двоякое чувство охватило Татьяну. Чувство радости за то, что её сестра вышла из «комы», и чувство страха перед тем, что их теперь ожидает.

Пили чай. Долго разговаривали. В основном это был вечер вопросов и ответов. Ренату интересовало всё: кто звонил, что говорил, как Инна, – но когда она спросила у сестры, в котором часу первая электричка, её волнение усилилось.

– Ты поедешь в город?

– Да, пора на работе показаться, узнать, как там дела.

Татьяна не стала ходить вокруг да около и прямо спросила:

– Ты займёшься этим делом?

– Имею законное право. Я потерпевшая.

– Конечно, имеешь право. А если всё вдруг не случайно?

– Тем более надо выяснить, что случайно, а что не случайно. Наверняка случайность в этом деле только одна.

– Какая? – тихо спросила Татьяна.

Рената поднялась и начала убирать со стола посуду. Затем оглянулась на сестру и ответила:

– Та, что я осталась жива.

Татьяна ужаснулась. Она поёжилась и натянула вязаную кофту на руки.

– Если это так, то надо в первую очередь рассказать о наших подозрениях Борису и Илье – пусть они этим займутся.

Натка обняла сестру со спины, положила свой подбородок ей на плечо и тихо сказала:

– Если наши предположения верны, то рассказывать об этом нельзя никому.

Она села за стол, положила руки на скатерть. Чуть подвинув тело в сторону сестры, спокойным голосом продолжила.

– Сначала нужно убедиться, что причина аварии в тормозах. Раньше времени об этом знать никому не стоит. А если факт подтвердится, то в силу вступает аксиома: под подозрением все, – а следовательно, и принцип доверия: кому-то можно доверять, а кому-то нельзя. Только так и никак иначе, если мы хотим докопаться до истины, – и уже откинувшись на спинку стула, добавила: – Кстати, без их помощи мне не обойтись, но знать истинную причину, почему я занялась этим делом, им пока не надо. Посмотрим, как будут развиваться события. Главное сейчас – найти и принять единственно правильное решение и относиться ко всему предельно внимательно. Анализировать всё до мелочей, работать на сбор доказательств, из которых можно сложить версию и нащупать мотив.

Всё это она говорила скорее для себя, чем для сестры. В один миг всё изменилось в ней, глаза загорелись. Было видно, что она уже в работе. Механизм запущен, и нет другой силы, которая смогла бы его остановить.

– А если этот кто-то узнает, что ты хочешь докопаться до истины, боюсь предположить, что может случиться.

Натка протянула через стол руки и сжала в своих руках ладони сестры.

– Всё будет хорошо. Ты сама сказала, что это, возможно, моя миссия, придётся через это пройти, – и вдруг привычно и легко добавила:

– Двум смертям не бывать, а одну я уже миновала.

Почти не спали всю ночь. Татьяна вздыхала и ворочалась. Ренату слышно не было, но сестра чувствовала, что она тоже не спит.

Утром две электрички развезли сестёр в разные стороны и города.

* * *

Как давно она не была в городе. Люди спешили по своим делам, привычно и суетливо. Работали магазины, киоски, светофоры, трамваи и автобусы. Жизнь продолжалась. Ничего в ней не изменилось, изменилась только её жизнь.

Автобус был полон людей. Две молоденькие девушки, как синички, перебивая друг друга, рассказывали о каком-то крутом телефоне. Старушки возмущались повышением цен.

– Мясо, рыба и даже овощи – всё подорожало, – уверяла одна.

– Да, на пенсию больно-то по базару не разгуляешься, – отвечала другая.

«Вот уже воистину, всё будет, когда нас не будет», – подумала про себя Рената.

Здание прокуратуры находилось в центре города. Это был старинный двухэтажный особняк дореволюционной постройки. Толстые стены, высокие потолки с лепниной, огромные и нестандартные окна. Рената шла по широкому коридору и читала надписи на кабинетах.

Она вспомнила странное поведение Ильи в тот злополучный вечер, а также слова Романа о каком-то деле и неприятностях…

«Посмотрю на его реакцию и определю степень доверия, на которую я могу рассчитывать», – думала она. Остановилась у кабинета с табличкой «Заместитель прокурора». Постучав по двери, она толкнула её внутрь. Илья сидел за рабочим столом и что-то писал.

– Можно войти? – спросила она.

– Входи. Проходи, садись. Он указал на стул, который стоял у приставного стола. Взгляд Бориса выразил удивление неожиданному её визиту.

– Ты занят? – присаживаясь на указанный стул, спокойно спросила она.

– Совещание у прокурора в 11 часов, вот готовлюсь. Он указал на бумаги, лежавшие перед ним.

Она посмотрела на рабочие часы, висевшие над дверью. На них было 10 часов 35 минут.

– Я хочу ознакомиться с делом, – решила не затягивать она со временем.

– Зачем тебе это? Мы с Борисом сделали всё возможное, чтобы оградить тебя от любых проблем и беспокойств. Ты сама хорошо знаешь причину случившегося, – он осёкся и взглянул на Ренату.

Она едва сдерживалась, чтобы не заговорить и не наговорить лишнего. Хотя ей так хотелось напомнить ему, что Роман считал его своим другом и сделал бы для него всё, даже невозможное. Она равнодушно посмотрела на часы и повторила:

– Так ты поможешь мне?

Илья снял трубку телефона и с кем-то переговорил. Резко поднялся, подхватив со стола, связку ключей он направился к выходу.

– Пойдём, смотрю отговаривать тебя бесполезно.

По всему было видно, что он раздражён.

Направились в другое крыло здания. В конце коридора Илья без стука распахнул дверь кабинета и пропустил Ренату вперёд.

– Серёжа, это Рената Андреевна, потерпевшая по тому громкому ДТП. Дай ей дело, пусть ознакомится.

Серёжа, молодой парень лет 26, светловолосый, худенький, невысокого роста, был следователем прокуратуры. Он приветствовал начальника быстрым вставанием, на все указания отвечал «очень приятно, хорошо, всё сделаю». Видно было, что Илья хотел ещё что-то сказать, но совсем не было времени.

– Я позвоню тебе, ты трубку бери, пора общаться.

– Хорошо, – сухо ответила Рената.

Дверь за Ильёй захлопнулась.

Серёжа вынул из сейфа дело и направился к пустовавшему столу. В узком и длинном кабинете их было всего два. Стулья, с разной обивкой и разного фасона, были старыми и потёртыми. «Мебель для начинающих свою карьеру. А вдруг не выдержит проверки и уйдет, чего баловать. Вот выслужится, тогда пожалуйте – и кресла, и кабинет пошире, и мебель поновее», – думала про себя Рената, наблюдая за молодым человеком.

– Здесь, присаживайтесь, – сказал он почти детским голосом. Её сегодня не будет, ребёнок заболел, а вам тут будет удобно, – положив дело на пустой стол, он спросил: – Я нужен?

– Мне бы пару чистых листов бумаги, если можно, – сказала она, снимая плащ. Он кивнул.

Каждый был занят своим делом. Серёжа что-то неторопливо писал, опустив низко голову, и только изредка посматривал на соседку. Рената была вся в работе. Она внимательно перечитывала протоколы, акты, переписывала имена и адреса свидетелей – вдруг пригодится. А вот и постановление: «Находясь в нетрезвом состоянии, водитель не справился с управлением…»

Работа с делом заняла чуть больше получаса. Она закрыла папку и посмотрела на Серёжу. Два жирных вопроса остались на её записях. Он смотрел на Ренату Андреевну в ожидании разговора.

– Серёжа, это вы выезжали на происшествие?

– Да, я, как раз дежурил в тот день.

– А в котором часу?

Серёжа заёрзал, но ответил правильно.

– Это было в 6 часов.

– Но авария произошла в 12 часов 42 минуты.

Серёжа отвечал осторожно, продумывая каждую фразу.

– Когда поступил вызов я сразу и выехал, да и дорога заняла время. Она перебила его.

– Вы сами тормозной путь осматривали или гаишники передали вам схему?

– Дорогу никто не перекрывал. Там рядом песчаный карьер, грузовики закатали дорогу грязью. – Она пристально смотрела на него и ждала ответа, на поставленный вопрос. Он опустил голову и добавил: – Сам не осматривал, гаишники схему составляли, на ней тормозной путь был. Щёки у Сережи стали красными, он понимал, о чём она сейчас его спросит.