Новая жизнь, или Убийства без правил

– Потерпи ещё немножко.

Инна наблюдала за Ренатой в зеркало. Что-то произошло ужасное, почувствовала она, когда увидела Ренату. Сердце её сжалось от боли. Ей хотелось заплакать, обнять и пожалеть подругу, но она понимала, что сейчас от неё требуется совсем другое, и она повторяла за Татьяной:

– Потерпи, уже подъезжаем.

Рената и Роман жили в двухкомнатной квартире, которая Роману досталась в наследство от дедушки и бабушки. Пятиэтажный дом, по определению риелторов «сталинка», был построен в тридцатые годы в центре города для сотрудников правоохранительных органов. Дед Романа, Фёдор Иванович, был начальником центрального отдела милиции. Он хотел, чтобы и его внук стал милиционером. Умер Фёдор Иванович, когда Ромке исполнилось пятнадцать, но внук выполнил желание деда и стал юристом.

Квартира находилась на третьем этаже. Поднимались медленно. Руки и ноги отказывались слушать свою хозяйку. Она держалась за сестру, а другой рукой за перила лестницы. Инна с вещами шла впереди, то и дело оглядываясь на сестёр. Надо было сохранить ещё силы для беседы с соседкой.

Клара Сергеевна, так звали соседку, жила на одной лестничной клетке с Ренатой. Женщина дружила ещё с бабушкой Романа, а когда её не стало, привязалась к молодым супругам, поселившимся в её квартире. Относилась к ним, как к родным. У Клары Сергеевны был сын, но он с семьёй жил в Германии. Как и когда он туда переехал, женщина не рассказывала, а ребята не спрашивали. Милая, интеллигентная, она не обременяла их своими проблемами, не докучала и ненавязчиво заботилась о них. А три года назад, когда в семье супругов появился кот Чижик, было решено передать Кларе Сергеевне запасной комплект ключей.

Когда супруги задерживались, уходили в гости или уезжали отдыхать, Чижик оставался под опекой Клары Сергеевны и жил на две квартиры.

Татьяна нажала на кнопку звонка. Казалось, прошла целая вечность, пока Клара Сергеевна открыла дверь. Увидав девушек, она воскликнула:

– Ооо, а мы вас не ждали!

На лестничную клетку выбежала Чапа, а за ней Чижик. Соскучившись по хозяйке, кот стал тереться о её ноги.

– Так получилось, нам бы ключи, – сообщила Татьяна. Рената не могла произнести ни слова, во рту у неё всё пересохло, она с трудом улыбнулась.

Только после этого Клара Сергеевна обратила внимание на её экстравагантный наряд. Никогда еще Клара Сергеевна не видела свою соседку в столь яркой одежде. А бледность и молчание её насторожили.

– Наточка, что-то случилось? – испуганно спросила женщина. Но тут вперед вышла Инна. Она поняла, что надо помочь подруге не вступать в переговоры, на которые у неё не было сил.

– Клара Сергеевна, дорогая, вы нам ключики дайте, пожалуйста, не будем же мы на лестнице разговаривать, – предельно вежливо и настоятельно обратилась она к соседке.

– Конечно, конечно, – заспешила Клара Сергеевна, – сейчас принесу.

Татьяна уложила сестру на диван и помогла ей снять наряд подруги. Придерживая рукой стакан с водой, напоила, а затем укутала пледом. Сон уже завладел её телом, но даже сквозь сон она слышала, как на кухне кто-то громко плакал.

Проснулась она рано. В комнате полумрак, солнечный свет, проникший через щель, между неплотно задвинутыми шторами, извещал о приходе нового дня. Каким он будет?

Чижик спал, вольготно развалившись в ногах у хозяйки. Почувствовав, что она проснулась, кот спрыгнул на пол, несколько раз потянулся и прошмыгнул в приоткрытую дверь. На кухне зашептались. Натка поднялась и подошла к окну. Раздвинув шторы, прищурилась. Солнце буквально ворвалось в комнату, ослепив её хозяйку ярким светом. Вошла сестра, а следом за ней Клара Сергеевна. Клара, так они с Романом называли за глаза соседку, была во всем тёмном. Чёрная юбка, тёмно-синяя блузка с мелкими чёрными пуговками, на голове повязана такого же цвета шёлковая косынка. От этого она казалась маленькой и жалкой. Прижавшись к Ренате всем телом, Клара стала плакать и причитать. Натка старалась не слушать то, о чём приговаривала Клара Сергеевна, обняв женщину, она ласково гладила её по спине. Слёзы тихо бежали по Наткиным щекам. Татьяна плакала, закрыв платком глаза и рукой прикрыв рот, чтобы не зарыдать. Она, в отличие от них, плакала не о том, по кому горевали обнявшиеся женщины. Татьяна страдала от жалости к бедной сестре, представляя, какую боль она испытывает сейчас и что ещё предстоит ей пережить в эти дни.

В дверь позвонили. Первым приехал Борис. Рената не видела его всего один день, но ей показалось, что со дня их последней встречи прошло несколько лет. Борис тоже был одет в тёмно-коричневую сорочку с коротким рукавом. Идеально поглаженные чёрные брюки были сильно затянуты на талии кожаным ремнём. На его лице расположились следы бессонной ночи и мужской скорби. Он молча смотрел на женщин. Конечно, надо было что-то сказать, но он не мог найти слов, чтобы высказать им своё сочувствие. Он часто страдал косноязычием и поэтому боялся, что женщины не поверят в его искренность. Десять лет работы в милиции сказались и на его характере. По долгу службы он повидал немало смертей, но все эти смерти были частью его работы. Выражая сочувствие родным и близким погибших, он просто говорил: «примите мои соболезнования», – при этом сам никаких особо глубоких чувств не испытывал. Только сейчас он понял, в каком состоянии человек, которому выражают сочувствие. Он молчал, тяжёлая боль сдавила его грудь. Сдерживая эмоции, он просто обнял каждую из стоявших перед ним женщин, так нежно и душевно, что они и без слов всё поняли.

– Давайте попьём чайку, – промокнув лицо от слёз, предложила Клара Сергеевна и пошла на кухню.

К девяти часам собрались все. Приехал Илья с Надеждой. Вика отвезла детей к родителям Бориса и подъехала почти вместе с Инной. Надежда была растеряна больше всех. Привыкшая жить по плану и расписанию, она никак не могла понять, какова её роль в происходящем. Она старалась держаться поближе к Татьяне, как будто та скажет ей, что надо делать. Илья, в отличие от Бориса, держался хорошо. После короткой сочувственной речи он принял руководство процессом на себя. Никто не возражал, пусть руководит. Без лишних слов Илья распределил для всех обязанности по организации похорон. Как ожившие оловянные солдатики, все слушали командира и выполняли его поручения. Для выполнения поставленных задач пришлось вспомнить о коллегах и сокурсниках, о клиентах и знакомых. Уходили и вновь возвращались, отчитываясь перед командиром. Всё проходило слаженно, без лишней суеты. Клара Сергеевна хлопотала на кухне. Она то и дело предлагала чаю или покушать тому или другому члену этой хорошо организованной команды.

Рената медленно ходила по квартире. Из кухни переходила в гостиную, а затем в спальню и обратно тем же маршрутом. Казалось, она ходит по кругу, у которого нет конца. В отличие от остальных членов команды у неё одной не было задания, но все знали, что в любой момент она может вмешаться и отменить или изменить любое их решение.

Вдруг её ход по кругу был остановлен. Прямо перед её лицом возникла Инна. Посмотрев подруге в глаза, она почти шёпотом сказала:

– Пойдём, посмотрим, что ты завтра наденешь…

«Вот и мне работа нашлась», – подумала Натка и пошла за Инной в спальню. Распахнув створки платяного шкафа, Инна стала рассматривать, его содержимое. В комнату вошла Татьяна. Обращаясь почему-то не к Натке, а к её сестре, Инна в свойственной ей манере заявила:

– Ты посмотри, как в чёрно-белом кино. Костюмчик, костюмчик и опять костюмчик и любой подойдет для… Татьяна ухватила Инну за локоть, и та оборвалась на полуслове.

Раздвинув девушек в разные стороны, Рената заглянула в шкаф. Оглядев знакомые вещи, нашла глазами чёрный брючный костюм, вынула его за плечики и передала сестре. Села на край кровати и опустила голову. Это был её любимый костюм. Они покупали его вместе с Романом. Когда Рената вышла из примерочной, он сказал:

– Это твоя вещь. Ты в нём изысканно строга. Все твои доводы будут умножаться надвое, когда ты станешь представлять их в этом костюме. По утрам, когда он видел её в костюме, интересовался: «Трудный день?» – «Да», – отвечала она, а он успокаивал её: «Всё пройдет отлично, ведь ты в своём счастливом костюме». Вспомнив это, она непроизвольно произнесла:

– Пусть увидит завтра, что у меня трудный день, но я постараюсь справиться.

Девушки переглянулись.

– Не хотела бы я, чтобы он увидел тебя в этой старушечьей косынке, – печально сказала Инна. Рано утром Клара Сергеевна принесла чёрный шёлковый платок, из которого Татьяна сделала шарф и повязала сестре на голову так, чтобы скрыть бинтовую повязку. Именно об этом шарфе и говорила Инна.

– Поеду в «Модистку», подберу там шляпу, пока есть время. Инна заспешила уходить.

– Только без изысков, пожалуйста, – строго проговорила Татьяна, – и не забудь о размере.

– Я крашеная блондинка. Ты не забыла? – прошептала Инна Татьяне на ухо, проходя мимо нее.

Татьяна села рядом с сестрой на кровать, положила свою руку поверх её руки. Они молчали. Вдруг в дверях появился Илья. Оглядев комнату, он присел на стул, стоявший у окна.

– Вы почему не сказали о «побеге», – он смотрел на девушек в упор, – это не шутки, существует порядок, позвонили бы мне, и опять-таки – со здоровьем не шутят.

– Не волнуйся, со здоровьем всё в порядке, пара царапин не повод лежать в больнице, – спокойно ответила Рената.

– Звонили сейчас из больницы, возмущались. Ненавижу выкручиваться из дурацких ситуаций, тем более что я был не в курсе. Он посмотрел на Татьяну.

– Я смотрю, ты уже уголовное дело возбудил и к допросу приступил, – сердито, едва сдерживаясь, проговорила Татьяна.

– При чём здесь уголовное дело? – вдруг как-то по-детски стал оправдываться Илья.

– Ах, никакого дела нет, тогда, как говорят, «освободите помещение», – и уже нехотя добавила: – Оставь нас, пожалуйста!

Илья хотел реабилитироваться, но по взгляду Татьяны понял, что ему лучше уйти. Хлопнув себя по коленям, он резко поднялся и скрылся за дверью.

– Вот зануда, – нервно сказала Татьяна, – не пойму, как я могла испытывать к нему какие-то чувства. Хорошо, что всё быстро прошло. Она поднялась и подошла к стулу, на котором секунду назад сидел Илья. Села на его место и замолчала.

Татьяне было шестнадцать, когда она познакомилась с Романом и его друзьями Борисом и Ильёй. Не сразу Рената поняла, что её маленькая сестрёнка влюбилась в Илью. У них было много общего. Татьяна хорошо училась в школе, шла на золотую медаль, Илья был золотым медалистом и отлично учился в универе, был серьёзным и положительным героем. Ну, а остальные качества к портрету своего героя она дописала сама: честный, добрый, мужественный, нежный. Надо сказать, что внешне её герой был довольно привлекательной внешности.

Когда тайное стало явным, Рената обратилась к Роману.

– Надо что-то делать, он её не замечает, а она страдает. Да и не пара он ей.

– Хочешь, я с ним поговорю, может, не всё так плохо. Мне показалось, что она ему нравится. Может, он тоже испытывает к ней чувства?

– Нет, нет. Да и что ты ему скажешь, как бы хуже не получилось. Мне кажется, что у него из чувств только одно – чувство долга перед самим собой. Всё и везде только на пять, вот девчонка и увлеклась отличником. Должен быть другой выход.

– Слушай, а может, тебе лучше с ней поговорить, разубеди её в том, что не так он хорош, как она его себе представляет.

– Обидится и перестанет мне доверять, надо что-то другое придумать.

И придумали. Рената перестала брать сестру с собой на те мероприятия, где она могла увидеться с Ильёй, а многие вечеринки он и сам не посещал.

Невероятно, но история Татьяны и Евгения Онегина повторилась в наше время. Не имея возможности видеть своего любимого, Татьяна написала ему письмо, что было в этом письме, Татьяна и сама не помнит, или не хочет вспоминать. Разговор, состоявшийся между Ильёй и Татьяной, положил конец её первой любви, но сам Илья стал относиться к ней нежно и трепетно, как только мог. Пожалел ли Илья о том, что оттолкнул эту девушку с её чувствами, или ему просто льстил сам факт того, что он был любим, – остается и по сей день загадкой.

К вечеру все вопросы и проблемы были улажены. Осознав, что день выдался трудным, а завтрашний будет ещё трудней, команда стала потихоньку разъезжаться.

Рената почти не спала. Весь сон состоял из короткой дремоты с перерывами. Мысли, заплетаясь, одна за другую заполняли её голову, не оставляя свободного пространства. Она путалась в них, отталкивала и пряталась, но всё было бессмысленно. Хотелось кричать и плакать, но она знала, что и это бессмысленно. Татьяна тоже не спала, ворочалась, глубоко вздыхала. Наконец за окном забрезжил рассвет, через открытые окна потянуло прохладой. Не сговариваясь, сёстры поднялись. Чижик лежал на окне, наслаждаясь свежестью раннего утра. Он с удивлением посмотрел на проснувшуюся рано хозяйку, потянулся и церемонно ушёл.

Девушки пили кофе и ни о чём не говорили. Ожидание сковывало их действия. Дверной звонок прозвучал резко и неожиданно. Приехал Борис. Посмотрев сначала на Ренату, а затем на Татьяну, он сказал:

– Я за вещами…

Рената взглянула на него с недоумением. О чём он говорит, спрашивали её чёрные глаза.

– Одежда для Романа, – повторил он, запинаясь.

– Ну да, одежда, конечно, – как будто очнувшись от дремоты, повторила Рената.

Татьяна достала большую спортивную сумку, в которую уложили: чёрный костюм, белую сорочку, туфли, носки – всё, что по списку назвал Борис.

Борис ожидал в прихожей, переминаясь с ноги на ногу. Увидев Натку с сумкой, он резко шагнул ей навстречу и взял сумку из её рук.

– Сейчас поедем, подожди минутку, – вдруг спокойно, сказала Рената.

Борис замер. Перекладывая сумку из одной руки в другую, он сказал:

– Тебе не надо ехать, я сам отвезу и вернусь.

Рената надевала шляпу, принесённую вчера Инной. Шляпа была тесновата. Морщась от боли, она натянула её на самые глаза.

Глядя на то, как она собирается, он заговорил просительным тоном:

– Тебе лучше остаться дома.

Тоном, не допускающим возражений, она повторила:

– Я готова, поехали, – и направилась к двери. Борис не шелохнулся. Он посмотрел на Татьяну, как бы прося у неё помощи. Татьяна молчала, широко открыв глаза.

– Ты же сказал, надо его одеть, – она остановилась и посмотрела ему в глаза. Опустив голову, Борис пояснил:

– Там есть специальный человек, который этим занимается…

– Без меня нельзя. Какой ещё человек? Нет, я сама должна ему помочь, кто, кроме меня, знает, как он одевался. Она нервно жестикулировала рукой. Произнеся «мы теряем время», она распахнула входную дверь и вышла.

Татьяна, до этого стоявшая у стены как вкопанная, вдруг метнулась за сестрой. Борис остановил её, преградив дорогу к выходу.

– Оставь, не отговорим. Он поспешно вышел и плотно закрыл за собой дверь.

Здание морга и городское судебно-медицинское экспертное бюро находились под одной крышей в старом одноэтажном здании. В одном дворе с медицинским институтом, удобно и практично.

Борис подал Ренате руку, чтобы она вышла из машины, а затем взял лежавшую на заднем сиденье сумку. Они вошли в помещение, на дверях которого большими буквами было написано «Морг».

Комната, в которую они попали, была квадратной и по площади не более шестнадцати метров. Стены до самого потолка были окрашены серо-голубой краской. Пол выложен серой плиткой. Пахло хлоркой.

Единственная лавочка, стоявшая вдоль стены, была занята людьми, пришедшими раньше. Борис и Натка остановились прямо у входа. Он глянул на часы и удовлетворённо кивнул головой. Рената поняла, что прибыли вовремя.

Несмотря на раннее утро и широко открытую форточку, в комнате было душно. Она повернула голову к окну. У окна стояли два парня, им было около двадцати, не больше. Общие черты лица навели её на мысль – братья. Они о чём-то тихо переговаривались.

«Боже мой, – подумала Рената, – как же всё несправедливо в этой жизни. Наверняка этим ребятам как никогда нужен совет близкого человека, чтобы не наделать ошибок в жизни…»

Прервав её мысли, в тишине резко скрипнула дверь. Раскрывшуюся широко дверь Рената сразу и не заметила, так как она была закрашена той же краской, что и стены. В дверь всем своим тучным телом вошла женщина. Она была не только широкая, но и высокая. Глубокие складки сложились по всей длине её оголенных рук. Ямки на руках просматривались даже сквозь резиновые перчатки. Одета она была в синий халат и длинный прорезиненный фартук грязно-зелёного цвета. Рыжие окрашенные волосы там и тут выглядывали из-под шапочки. От регулярной стирки халат не был таким синим, как шапочка, он был белёсым. На ногах были надеты широко растоптанные тряпочные тапочки, с заломленными задниками. Её возраст установить было невозможно. Женщина явно страдала лишним весом. Пухлые щёки не давали возможности рассмотреть её маленькие глазки, блестевшие где-то глубоко, под выщипанными бровями.

Хриплым прокуренным голосом женщина произнесла Наткину фамилию во множественном лице. В сердце у девушки что-то кольнуло, и она со всей силы вцепилась в ручку сумки. Так, держась за сумку, Борис и Рената подошли к женщине. Та с высоты поднятой головы посмотрела на них. Опустить голову ниже ей не позволяла короткая и пухлая шея. От этого её взгляд казался высокомерным и непроницаемым. Она осматривала Ренату.

Перед ней стояла молодая, тридцатидвухлетняя женщина, в дорогом изящном костюме и элегантной шляпе с широкими полями. Из-под шляпы, надвинутой на самые брови, на неё смотрели чёрные глаза, с разрезом восточного типа. Длинные и густые ресницы подрагивали, как крылья бабочки на ветру. Отсутствие эмоций на белом как мел лице напомнили женщине образ Снежной королевы. Протянув руку за сумкой, она сказала:

– Давайте.

Свободной рукой Рената перехватила ручку сумки у Бориса. Теперь она держала её обеими руками, прижимая к своим коленям. Женщина недоуменно посмотрела на Ренату и повторила:

– Давайте.

– Нет! – быстро ответила Рената и громко добавила: – Я с вами пойду.

– Что? – захрипела от возмущения женщина.

– Да вы думайте, что говорите, не в театр пришли. Ишь ты, пойду, я тебе пойду. Женщина вновь потянулась за сумкой.

Борис быстро встал перед Ренатой, закрыв её своим телом.

Достал из кармана своё удостоверение и почти в нос сунул его хриплой женщине. От неожиданности та замолчала. Как только женщина оторвала свой взгляд от документа, он пояснил ей:

– Мне нужно переговорить с вашим руководством, проведите нас к нему.

– Так бы сразу и сказали, что из милиции, – оправдываясь, бурчала женщина и, повернувшись к ним спиной, вошла в дверь. Борис и Рената пошли за ней. Шли по тесному коридору. Толстушка шла впереди, всем телом заполняя проход коридора. Встречному надо было очень постараться, чтобы разойтись с ней. Несмотря на тучность, шла она быстро. Остановившись у двери со стёклами, закрашенными белой краской, женщина постучала. Стёкла в двери задребезжали. Она приоткрыла дверь и спросила:

– Можно войти? Тут к вам из милиции пришли.

– Заходите, Оленька, – раздался из-за двери мужской голос.

В небольшом кабинете, с ремонтом и обычной мебелью, за письменным столом сидел мужчина. Рената сразу узнала его. Сергей Эдуардович Мишин был одним из любимых её преподавателей. Студенты сокращенно звали его СЭМ и удивлялись такому совпадению. Он читал лекции по судебной медицине. Судебный эксперт Мишин в то время был самым молодым из педагогов. К студентам относился демократично, хотя это слово не звучало в те годы так часто, как сейчас. Его практические занятия посещало треть студентов от всего курса. Он не ругался, а просто интересовался:

– Это что, так мало желающих посмотреть на трупные пятна? Ну-ну… посмотрим, поможет ли теория получить прогульщикам зачет. Если ждать больше некого, приступим, пожалуй. Кто мне сегодня ассистирует? Все смотрели на Ренату. Так повелось с первого дня занятий. Она одна не побоялась приглашения СЭМа стать его ассистентом и шагнула вперёд. С тех пор новых добровольцев не находилось, и Натка отдувалась за всех. Не то чтобы ей нравилось это, скорее любопытство и интерес ко всему новому руководил ею. В раннем детстве она мечтала стать медиком и непременно хирургом, но позже увлеклась чтением детективов и её кумиром стала Агата Кристи. Стоять рядом и не заглянуть туда, где живет человеческий организм, – было для неё не интересно. Поэтому она решила использовать такую возможность. Ей нравилось смотреть на его руки, как они плавно и чётко находят в теле человека тот или иной орган, аккуратно отправляют его в поданную Ренатой ёмкость, а затем он объясняет студентам, чем здоровый орган отличается от больного. Все склянки имели свой номер и предназначались только для своего органа. Рената старалась, и у неё все получалось. Естественно, что она получила зачет автоматом. Прощаясь, Сергей Эдуардович сказал ей:

– Песню слышал много раз, а девушку с родинкой на щеке встречаю впервые. Этот знак вам дан неспроста, юриспруденция не та сфера, где вы можете проявить себя, а вот медицина… Подумайте, еще не поздно. – Рената дала обещание подумать.

Пока она вспоминала студенческие годы, Борис прояснял всю ситуацию. Сергей Эдуардович слушал его, покачиваясь в кожаном кресле. В руках он держал шариковую ручку, играючи то открывал, то снова закрывал её. Наконец он поднялся и вышел из-за стола.

– Я всё, конечно, понимаю, что нет никаких запретов на присутствие родных, но как врач я не могу дать такого разрешения и, поймите, только в ваших интересах. Он посмотрел на Ренату.

Оленька сидела у стола и не могла скрыть удовольствия, которое испытывала, слушая речь начальника. Хотя она была бы не прочь посмотреть на то, как эта упрямица хлопнется в обморок.

– Поверьте, не каждый может… – продолжал он свою речь.

«Не узнает», – подумала Рената. Шляпа, ну конечно, шляпа, давит зараза, как железный обруч. Опустив сумку перед собой, она двумя руками взяв шляпу за поля, сняла её с головы. Волнистые каштановые волосы рассыпались по плечам, лоб оголился, а бинтовая повязка показалась во всей красе. От того, что шляпа сильно давила на рану, свежее пятно крови выступило на повязке. Неуклюже, дрожащей рукой, она стала поправлять волосы на лоб.

– Вы меня не узнаете? – тихо, но уверенно проговорила она. СЭМ внимательно всматривался в лицо стоявшей перед ним девушки. Борис опустил голову. Оленька положила руки на стол, как ученица на парту. Ухмылка, ещё минуту назад озарявшая её лицо, исчезла, и ей уже расхотелось причинять этой упрямице какую-либо боль. Она поняла, что её боль сильнее любой другой, которую ей можно причинить.

– Да… да… – протяжно заговорил Сергей Эдуардович. Рената, если не ошибаюсь.

– Да, – облегчённо выдохнув, кивнула она.

– Редкое имя, необычное… помню, помню. Вот ведь как пришлось встретиться.

– Обстоятельства, – её голос был тихим и безжизненным.

– Вся жизнь из обстоятельств. Повернувшись к Ренате спиной, он медленно подошёл к столу, за которым сидели Борис и Оленька.

– Оленька, – обратился СЭМ к женщине, – возьмите сегодня себе мою ассистентку, думаю, она вам не помешает.

Оленька кивнула как только могла и тяжело поднялась, опираясь руками на крышку стола.

– Помогите ей, я вас прошу, – тихо сказал СЭМ.

Оленька все поняла. Она наклонилась, взяла сумку в руку и, не глядя на Натку, сказала:

– Пойдёмте.

Рената передала шляпу Борису и поспешила за женщиной.

По каменным ступеням спускались в подвальное помещение. Коридор становился всё уже, а знакомый запах всё гуще. Наконец пришли. Остановившись перед серой металлической дверью, Оленька переложила сумку из правой руки в левую и со всей силы толкнула тяжёлую дверь.

Рената напряглась. Сердце её застучало так громко, что, казалось, и Оленька слышала его стук.

В серой холодной комнате не было окон. Единственная лампочка, которой она освещалась, была подвешена под самым потолком. Да и что тут освещать – яркий свет тут неуместен. Резкий запах формальдегида и карболки проникал в нос, в рот, заполнял лёгкие. Дышать становилось тяжело.

Оглядевшись, Рената увидела его. Он лежал на каменном столе совсем голый, ничем не прикрытый. Вынужденная его нагота никого не смущала. Натка почти не дыша подошла к столу. Пристально всматриваясь в его лицо, она искала в нём знакомые и такие родные ей черты. Но всё в нём было не так, как прежде. Впалые щёки, низкий подбородок, синие тонкие губы, а главное – она не видела глаз, таких родных и любимых, нежных и весёлых.

«Нет, это же не он», – была первая мысль, которая пришла ей в голову. В нём всё не так. Это лицо мне не знакомо, оно чужое. Тот, другой, которого она знала, всегда был жизнерадостный, а этот безжизненный и холодный. Почему я решила, что увижу его таким, каким он был в тот вечер, почему? Да потому что мне этого очень хотелось. Только теперь она всё поняла.