Практическая криминалистика. Криминалистическая техника

– В учебнике пишется, что «осмотр – это процессуальное действие, состоящее в непосредственном восприятии и исследовании следователем объектов, которые могут иметь значение для расследования дела, их признаков, свойств, состояния и взаиморасположения»6, – прочитал Сергей.

– Получается, что целью осмотра является установление обстановки совершения преступления, поиск следов как самого преступления, так и его участников, иных предметов, имеющих значение для дела, например, орудий совершения преступления, с целью последующего раскрытия преступления и доказывания виновности, – сделала вывод девушка.

– А в чем цель фотосъемки?

– Это факультативное средство фиксации результатов осмотра, обеспечивает наглядность и иллюстрирует текстовое описание объектов в протоколе.

– Для чего следователь устанавливает обстановку места происшествия?

– Потому, что УПК от него требует, чтобы следы найти и указать где именно они были и…

– И? – следователь ждал продолжения.

– И все, кажется, – вздохнула Сима.

– Вот именно, что кажется, – улыбнулся следователь. – Основная задача любого осмотра создать базу для формирования системы доказательств по делу. Детальное описание следов, их точного расположения на месте позволяет экспертным путем восстановить часть события преступления и отдельные действия участников, но этого недостаточно. Осмотр создает основу для проверки достоверности показаний участников и свидетелей. Выяснение деталей обстановки, например, позволяет проверить был ли допрашиваемый в данном месте, и даже уточнить в какое время. Выяснение пути, по которому допрашиваемый прибыл на место или покинул его, позволяет не только проверить их точность, но и создает основу для поиска новых свидетелей.

– Получается, что обстановка места происшествия нужна не только для воссоздания события преступления, но и для сопоставления с показаниями потерпевшего, свидетелей и обвиняемых, – с удивлением заключила Серафима.

– Точно, – улыбнулся Николай Валерианович, – а зачем нам фотосъемка?

Ребята недоуменно переглянулись.

– Опишите мой кабинет, – неожиданно предложил следователь.

– Кабинет представляет собой прямоугольное помещение с окном и входной дверью, стены оклеены обоями с зеленым рисунком, – наперебой затараторили студенты, – справа от входной двери стоит шкаф, затем стулья, стол…

– Погодите, – прервал их следователь, – а какой рисунок на обоях? Как выглядит шкаф, они бывают разные?

– Ну, – ребята стушевались и замолчали, недоуменно глядя на хитро улыбающегося следователя.

Сергей и Серафима уже научились понимать эти хитрые улыбки, которые означали, что Николай Валерианович задал вопрос с ловушкой. Прямой ответ с точным описанием рисунка обоев и шкафа наверняка будет ошибочным, это ребята знали точно, но на что хочет обратить внимание следователь? Они принялись внимательно рассматривать каждый предмет в кабинете, пытаясь представить его описание в протоколе.

– Николай Валерианович, – неуверенно начал Сергей, – в протоколах детально описываются только те предметы, которые имеют существенное значение для дела.

– Насколько подробно они описываются?

– Так, чтобы их можно было идентифицировать.

– А что это значит? Что такое идентификация и как она осуществляется?

– Идентификация – это установление тождества предмета самому себе, – процитировала по памяти Сима.

– А это значит, что мы можем установить, что на месте происшествия был именно этот конкретный предмет, а не похожий на него, – поддержал Сергей.

– Идентификация осуществляется с помощью признаков, которые следователь описывает в протоколе осмотра.

– Все ли признаки при этом указываются?

– Нет, только самые значимые, с помощью которых объект можно легко и быстро отличить от однотипных.

– Хорошо, а как быть с описанием рисунка на обоях и шкафа?

– Николай Валерианович, это же не значимые объекты, – возразил Сергей, – они никуда не денутся, зачем их детальное описание?

– Погоди, Сергей, – вмешалась Сима, – если осмотр создает базу для проверки показаний участников процесса, то тогда, задав контрольный вопрос о рисунке на обоях или о шкафе, мы можем убедиться в том, что человек действительно был в этом кабинете.

– Но если детально описывать каждый предмет обстановки это какой протокол получится, – возмутился Сергей, – там страниц 20 будет, читать тяжело, запутаешься в признаках, да и представить себе все это сложно будет.

– Правильно рассуждаешь, Сергей, но и Сима тоже права, и как нам соединить обе ваши правильности? – с улыбкой поинтересовался следователь.

– Получается, что детальное описание всех элементов обстановки места происшествия необходимо, но в тоже время избыток деталей сильно затруднит восприятие протокола, что сильно повредит его доказательственному значению, – Серафима начала рассуждать вслух.

– Значит, краткое описание объектов должно быть проиллюстрировано достаточным количеством фотоснимков, которые обеспечат идентификацию всех предметов на месте происшествия, – продолжил Сергей.

– И протокол вместе с фототаблицей должны создать исчерпывающую базу для последующих допросов, – закончила девушка.

– Молодцы, – старый следователь был доволен, – давайте посмотрим ваши протоколы и фототаблицы, отвечают ли они этим требованиям.

– Я бы сказал, что частично, – заявил Сергей, – и вообще, мы же еще только учимся.

– И что? – в голосе Николая Валериановича зазвучали металлические нотки.

– Ну, мы же не следователи, а только студенты, значит, мы можем и ошибиться, – неуверенно ответил Сергей.

– А следователь может ошибаться?

– Да, он же человек, – буркнул Сергей.

– Нет, – не согласилась Сима, – цена его ошибки слишком велика. Из-за следственной ошибки к уголовной ответственность может быть привлечен невиновный.

– Но следователи ведь все равно ошибаются, – возразил Сергей, и ребята вопросительно посмотрели на старого следователя.

– К сожалению, Сима, Сергей прав, следователи действительно ошибаются, – Николай Валерианович грустно улыбнулся, – но, и ты права, цена этой ошибки свобода и даже жизнь невиновного. Именно поэтому закон требует от суда изучения и оценки допустимости и достоверности доказательств, полученных следователем. Ошибка следователя – это основание для признания доказательства недопустимым или недостоверным. Таким образом, суд частично ее нейтрализует, с тем, чтобы она не стала судебной. Невиновный в этом случае не пострадает, но виновный избежит ответственности, что тоже нехорошо. Но как гласит древняя мудрость: «Пусть лучше сто виновных избежит ответственности, чем пострадает один невиновный».

– Значит, следователь должен делать все возможное, чтобы избежать ошибок, – заключила Сима.

– И студент, выполняющий задание по криминалистике, должен, как следователь, делать все возможное, чтобы избежать ошибок, – продолжил Сергей, копируя ее интонации. Ребята и следователь весело рассмеялись.

– Давайте посмотрим ваши фототаблицы, – предложил Николай Валерианович.

Студенты открыли свои отчеты и сразу притихли и загрустили. В отчете Сергея на первом листе были наклеены три фотографии, собранные в книжку и перечеркнутые красным маркером, под ними красовался огромный вопросительный знак. У Серафимы такого знака не было, но поперек страницы было написано: «Переделать!».

– Ну и почему тут вопрос, – спросил Сергей, – а у Симы его нет?

– Кажется, я догадалась, – обрадовалась Сима, – у меня под фотографией есть ее номер, описание и параметры фотосъемки, а у тебя нет.

– Получается под каждым фотоснимком нужно писать его номер, описание и параметры, как в протоколе, – согласился Сергей. – Так в протоколе мы указали, что это «фото 1—3 ориентирующая фотосъемка места происшествия, выполненная методом круговой панорамы» и потом параметры.

Он устроился на краю стола и принялся переписывать текст из протокола в фототаблицу.

– А вот почему мне нужно переделать ориентирующую фотосъемку я не понимаю, – вздохнула Сима, разворачивая свою панораму. Панорама легла длинной узкой лентой, там было не меньше 15 склеенных в ряд фотоснимков (рис. 11).

– Какая она у тебя длинная, – удивился Сергей.

– Полный круг, – гордо ответила девушка.

– А почему она такая узкая, – лукаво спросил следователь, – вот я смотрю на нее и ощущение, что в щелку подглядываю.

– Так снимки неровные получились, один выше, другой ниже, неаккуратно и некрасиво, я их подровняла, стало красивее, но узко, – вздохнула Серафима.

– Значит в материалах уголовного дела главное – это красота?

– Красота должна быть во всем, и в деле тоже, – не сдавалась девушка.

– Серафима, – Николай Валерианович строго и пристально посмотрел ей в глаза, – что для юриста важнее – красота или информация?

– Конечно, информация.

– Что такое изображение на фотоснимке?

– Информация, – догадалась девушка.

– Что ты отрезала от фотоснимков ради красоты? – следователь выстреливал вопросы один за другим.

– Информацию, – Сима вздохнула и добавила, – много информации, примерно половину каждого снимка.

– Именно поэтому твоя панорама производит впечатление узкой щелки, в которую подглядывают, – объяснил следователь, – но это еще не все. Посмотрите внимательно на панораму, какое еще впечатление у вас возникает? Похожа она на реальность?

– Нет, – Сергей покачал головой, – я не знаю почему, но эта панорама кажется мне не похожей на окрестности юридического факультета.

– А мне кажется, что все отлично, – возразила Серафима, – полный круг, 360 градусов, сфотографировано все, что вокруг корпуса юридического факультета.

– Хотя на щель похоже, – девушка внимательно изучила длинную ленту фотоснимков, – и есть какая-то странность, но я не пойму какая.

– Кажется, что твоя панорама отличается от действительности, но никаких отдельных отличий ты не находишь? – мягко поинтересовался следователь.

– Точно, – обрадовалась Сима, – это именно то, что я чувствую, глядя на свою панораму, а как вы поняли?

– Просто это диссонанс между тем, что ты видишь в панораме и теми образами окрестности юрфака, которые хранятся в твоей памяти.

– Это как? – ребята недоуменно смотрели на следователя.

– Основы психологии восприятия, – видя, что недоумение усилилось, Николай Валерианович покачал головой и пояснил, – у человека привычный угол обзора 120—130 градусов, у мужчин он чуть уже, у женщин чуть шире. Твоя панорама вкладывает в обзор гораздо больше, чем привычные 120 градусов, поэтому когда на нее смотрит человек знакомый с тем, что на ней изображено, ему кажется, что на ней что-то не так, но что именно, он не понимает. Это свойство характерно для больших панорам, в твоем случае эффект усиливается за счет узости снимков. Рекомендуется делать панорамы в 3—4 снимка с тем, чтобы запечатленное изображение укладывалось в привычные 120 градусов. Лучше три-четыре небольшие панорамы, чем одна огромная. Мы с вами уже обсуждали дополнительные цели осмотра и фотосъемки, давайте подумаем, что произойдет, если мы покажем твою, Серафима, панораму свидетелю при допросе?

– Ну, – протянула девушка, – если у меня и у вас она вызывает диссонанс, то у свидетеля он тоже возникнет. Получается, что свидетель будет вынужден решать дилемму, чему больше доверять – панораме или своим воспоминаниям, которые почему-то говорят о том, что в панораме что-то не так, но что именно, он понять не может. В любом случае такие психологические процессы вредят достоверности показаний. Мне кажется, что такую панораму свидетелю лучше не показывать, а значит, и в деле ее быть не должно.

– Здравая мысль, – улыбнулся следователь, – давайте посмотрим на следующую ориентирующую фотосъемку.

– А у нас она одна, разве их должно быть две? – удивились ребята.

– А почему вы решили, что ориентирующая фотосъемка проводится один раз? – в свою очередь удивился следователь.

– Так в учебнике написано, там еще пример есть, в нем только одна ориентирующая фотосъемка.

– Так то в учебнике и для примера, – следователь даже немного рассердился, – количество ориентирующих, обзорных, узловых и детальных фотоснимков определяется особенностями конкретного места. Каково назначение ориентирующей фотосъемки?

– На ней запечатлеваются место происшествия вместе с окружающей его обстановкой, путями отхода и подхода, – бойко процитировала определение Сима.

– Так, а на ваших ориентирующих снимках-панорамах что видно?

– У меня только само крыльцо юрфака, часть здания и часть территории вокруг крыльца, по-моему, вполне достаточно, – высказался Сергей (рис. 12).

– У меня все 360 градусов, видно крыльцо, тротуар, дорогу, главный корпус университета и даже столовую, но все это не правильно, – вздохнула Сима.

– Скажите, а на ваших снимках видны все пути подхода к месту происшествия? – поинтересовался Николай Валерианович.

– На моих нет, – согласился Сергей.

– А у меня все, – гордо заключила Серафима.

– Давай посмотрим, так ли это, – предложил следователь. – Откуда можно подойти к крыльцу юрфака?

– Со стороны главного корпуса, если пройти через мехмат, – начала Серафима, – потом со стороны столовой, еще со стороны химико-биологического корпуса, вроде бы все.

– Нет, – возразил Сергей, – еще со стороны экономического корпуса и от автостоянки за юридическим факультетом.

– Точно, – согласилась девушка.

– Теперь покажи мне все эти пути на твоей панораме, – предложил следователь.

– Ой, – Серафима удивленно рассматривала длинную ленту фотоснимков, – тут есть только столовая и выход из главного корпуса, а дороги со стороны химбио не видно, тропинки от автостоянки юрфака тоже, здание экономического факультета тоже не видно.

– Получается, что твоя ориентирующая фотосъемка не решает возложенных на нее задач, – заключил следователь.

– У вас есть несколько ошибок, – пояснил Николай Валерианович, – они связаны с непониманием цели фотосъемки и неправильным выбором точки съемки. В принципе ориентирующая съемка может быть и единственной, если она дает полный обзор вашего места происшествия, но тогда она должна быть сделана с большой дистанции, метров 100 или больше, а еще лучше с возвышения (рис. 13). Для чего следователю нужно запечатлеть обстановку вокруг места происшествия и пути подхода?

– Ну, чтобы знать, где находится место происшествия, – начал Сергей.

– Подождите, – перебила Сима, – если осмотр и фототаблица создают базу для проверки показаний участников процесса, то обстановка вокруг места происшествия позволяет сформулировать вопросы на предмет его осведомленности. Наличие наглядного изображения всех путей подхода необходимо, поскольку на момент осмотра мы не знаем, каким именно путем каждый из участников попал на место, а каким покинул его.

– Замечательно, – обрадовался следователь, – теперь давайте посмотрим на эти два дела. Одно я взял в архиве, ему уже 20 лет, а второе получил два дня назад. Что интересно оба убийства совершены в одном и том же месте, которое за 20 лет не сильно изменилось. Я помню про первое дело, поскольку сам выезжал на место, оно так и не было раскрыто. Осмотр по второму делу проводил мой молодой коллега. Мы сейчас сравним две фототаблицы.

Следователь развернул оба уголовных дела и положил так, чтобы можно было сразу сопоставить фотографии. В старом деле ребята увидели черно-белые фотографии, наклеенные на пожелтевшие листы бумаги, края украшали поблекшие оттиски печатей, под каждым снимком аккуратным почерком Николая Валериановича были выведены номера снимков и пояснения. Фотографии во втором деле были обычными черно-белыми распечатками, сделанными на лазерном принтере, под снимками были отпечатаны пояснения.

– Вот посмотрите, это ориентирующий снимок, – Николай Валерианович показал на первый лист фототаблицы, – в чем разница?

– В старом деле панорама сделана как бы издалека, хорошо видны дорожки, по которым можно пройти, окрестные дома, а в новом деле видны только часть дорожек, дома не видны совсем, – отметили ребята.

Следователь перевернул страницу. В старом деле была еще одна ориентирующая панорама, сделанная, как поняли ребята, с расстояния около 50 метров, но под другим углом. В поле зрения оказалось то, что было за спиной фотографа при выполнении первой панорамы. В новом деле уже шли обзорные фотоснимки, на которых были запечатлены лавочка и лежавший возле нее труп молодой женщины. Следователь перевернул две страницы в старом деле, ориентирующих снимков было три, все они логично дополняли друг друга, последний был сделан с более близкого расстояния, на нем уже были видны лавочка и лежавший возле нее силуэт трупа.

– Итак, в чем разница? – поинтересовался следователь.

– В объеме передаваемой информации, – тут же заявила Серафима. – Николай Валерианович, неужели, если просто отойти подальше от места происшествия информативность снимков настолько увеличится?

– Тут есть одна ловушка, – улыбнулся следователь, – чем дальше вы отходите, тем шире становится кругозор и вы видите больше окружающей обстановки и путей подхода, но…

– Тем меньше мы видим мелких деталей обстановки, – закончил Сергей, – на первых панорамах лавочка и труп практически не видны, но за счет дерева и куста понятно, где именно находится место происшествия. На третьем снимке место происшествия уже хорошо различимо, получается, что он нужен для перехода от ориентирующей к обзорной фотосъемке? – Сергей вопросительно посмотрел на старого следователя, который кивнул головой, подтверждая правильность вывода.

– Для того чтобы сделать качественную ориентирующую фотосъемку места происшествия необходимо сделать несколько панорам по три-четыре снимка, с разных точек и с большей дистанции, – подвела итог Серафима.

– Я бы еще посоветовал попробовать посмотреть на место происшествия сверху, – предложил следователь.

– Сверху, – ребята были явно озадачены, но потом лицо Симы осветилось догадкой, – ну конечно, можно попробовать сфотографировать из окон главного корпуса (рис. 13).

– Вот и попробуете завтра, – следователь перевернул страницу, – обзорных снимков делается столько, сколько нужно, и есть одна хитрость – все снимки должны быть информативно связаны друг с другом, с тем, чтобы смотрящий их человек без пояснений понимал, что и где находится на месте происшествия. Для узловой фотосъемки есть свои хитрости – на ней должен быть зафиксирован не только след, но и те неподвижные точки, до которых осуществлялось измерение, или, как говорят криминалисты, «привязка» объекта к местности. Вот посмотрите, – следователь передал оба дела ребятам, которые увлеченно зашуршали страницами, изучая фотографии.

– Николай Валерианович, – через некоторое время ребята подняли на следователя удивленные глаза, – тут какая-то странность.

– Какая? – поинтересовался следователь.

– Смотрите, расположение трупа и ножа на месте происшествия практически совпадают, – ребята развернули дела к следователю, – и поза трупа, и даже положение одежды, неужели это случайность?

Следователь замер, внимательно изучая фотоснимки, потом задумчиво перевернул несколько страниц, и снова замер.

– Так, спасибо большое, ребята, но на сегодня мы с вами закончили, – неожиданно заявил Николай Валерианович, продолжая переворачивать страницы фототаблиц.

Ребята озадачено посмотрели на старого следователя.

– Извините, – спохватился следователь, – вы мне действительно очень помогли, теперь предстоит несколько важных дел, но вас в них я пока посвятить не могу. Жду вас после того, как вы сделаете новые фотографии своего места происшествия, попробуем их сопоставить и посмотрим, что получится.

Ребята стали собирать свои вещи, а следователь, не отрывая взгляда от фотоснимков, поднял трубку телефонного аппарата.

Глава 5. Фотосъемка места происшествия. Продолжение

На следующий день, после занятий, ребята отправились в психоневрологический диспансер. Позавчера в регистратуре было многолюдно, и дежурная сестра, увидев большую пачку бумаг, попросила оставить запросы и не волновать пациентов.

– Зачем вообще нужны эти запросы наркологу и психиатру? – рассуждал Сергей, которому все эти походы с запросами казались нудной обязанностью. – Достаточно просто спросить у обвиняемого – стоит он на учете или нет, ну или просто позвонить в диспансер.

– И как ты приложишь ответ из диспансера? – ехидно поинтересовалась Сима.

– В виде телефонограммы, – быстро нашелся Сергей. – Напишу, что звонил в регистратуру, где мне сообщили, что обвиняемый, например, Мелентьев Игорь Владимирович, 1987 года рождения, на учете не состоит. Я такую телефонограмму в деле Мелентьева у Виталия Анатольевича видел.

– Я тоже видела, – согласилась Сима, – а теперь это дело Николаю Валериановичу передали, а он запрос к наркологу и психиатру сделал. Я позавчера еще у наркологов заметила. Знаешь, Сергей, если Николай Валерианович так сделал, значит запросы нужны, и телефонограммой не обойдешься.

В регистратуре диспансера дежурная сестра, хорошо знавшая ребят, сразу же выдала им пачку документов. Серафима быстро просмотрела все бланки, привычно проверяя наличие печати диспансера и стандартного ответа: «На динамическом учете не состоит». Просмотрев всю пачку, девушка удивленно подняла глаза.

– Извините, – обратилась она к сестре, – но одного запроса не хватает, на Мелентьева Игоря Владимировича, 1987 года рождения.

– Его там нет. Мелентьев стоит у нас на учете, – спокойный голос сестры поразил ребят как удар грома. – Вас просил зайти его лечащий врач, Валерий Васильевич, он принимает в седьмом кабинете.

Пораженные ребята поспешили в кабинет. Валерий Васильевич, худощавый немолодой мужчина в очках, с окладистой седой бородой, был совсем не похож на страшного психиатра из триллеров про психбольницы. Мягко поздоровавшись с ребятами, он вежливо поинтересовался, что натворил его пациент.

– Он обвиняется…, – начал Сергей, но в этот момент Серафима ткнула его в бок и парень замолчал.

– Мы точно не знаем, – серьезно сказала девушка, – мы – всего лишь помощники следователя, и пришли с запросами. Я могу только сказать, что он обвиняется в совершении преступления, подробности знает следователь, подписавший запрос.

– Хорошо, – покладисто согласился психиатр и, сделав вид, что он ничего не заметил, протянул Серафиме листок. – Пожалуйста, вот ответ на ваш запрос.

Вместо привычного бланка запроса ребята получили справку, заполненную непонятным «медицинским» почерком. Все, что они смогли разобрать – это данные обвиняемого и слова: «состоит на учете с диагнозом», а дальше сплошные каракули. Психиатр пристально наблюдал за их мучениями, спрятав улыбку в окладистой бороде. Серафима хотела попросить расшифровать содержание справки, но, заметив улыбку и легкий прищур глаз, насторожилась. В ее сознании, как наяву, прозвучал голос психиатра: «Вы – всего лишь помощники и такие подробности вам знать не обязательно». Увидев, что менее наблюдательный Сергей уже открыл рот, собираясь задать тот же вопрос, девушка решительно дернула справку из его руки и демонстративно засунула в кипу запросов.

– Спасибо за сотрудничество, полагаю, следователь с вами свяжется, – Серафима окончательно пресекла попытки Сергея выяснить написанный в справке диагноз.

– А это передайте, пожалуйста, следователю, ведущему дело, – врач протянул визитную карточку, – скажите, что я буду ждать его звонка сегодня с четырех до пяти, у меня как раз будет свободное время.

– Вот тебе и телефонограмма, – заметила Сима, когда они с Сергеем вышли на улицу, – пойдем, обрадуем Николая Валериановича.

В отделе ребята двинулись из кабинета в кабинет, пачка запросов в руках у Сергея быстро истончалась. Держа в руках последние запросы, ребята остановились у двери в кабинет старого следователя.

– Николай Валерианович, – Сима сильно волновалась, и выпалила все на одном дыхании, – это ваши запросы, а это справка на Мелентьева, он состоит на учете в психоневрологическом диспансере, вот карточка врача, он ждет звонка с четырех до пяти.

– Вот как, – следователь сначала просмотрел все запросы, и только потом взял справку и карточку, – значит, я не ошибся, ладно, съезжу в диспансер.

– Зачем в диспансер? – удивился Сергей.

– Раз обвиняемый состоит на учете, то необходимо назначить по делу судебно-психиатрическую экспертизу, а для этого нужно изъять его медицинские документы и допросить лечащего врача. Времени теперь у нас мало, поэтому займемся фотографией. Давайте посмотрим, что у вас получилось.