Змеиный Зуб

– Я слышала, леди Фина уже однажды отличилась, когда на летний бал явилась с голыми руками. Её плащ прикрывал самые плечи и продолжался до самого пола, но руки были видны постоянно, ведь она бралась за плечо кавалера и выделывала различные па!

– Да, но теперь-то вот что началось! Сэр Тристольф Окромор, который с нею помолвился год назад, после её появления с декольте выразил сомнение, что свадьба может состояться! – воскликнула Катрана, а Валь тут же замахала руками. Кондитерская как раз принадлежала их роду, и хозяин мог неприятно удивиться, узнав такие истории о господине. Если уже не знал, конечно. Катрана испуганно спряталась за веером, а Валь неслышно рассмеялась. Хотя ситуация была жуткая. Ещё бы – позорить столь древний род, как Луазы, да ещё и поставить под сомнение помолвку…

– Это ужасно; но неужели она не видела, к чему ведёт её распутство, – пробормотала Валь. – Вот я помню, что однажды было нечто подобное. Какая-то леди из Умбра, кажется, лет десять назад – или даже раньше – она что-то такое сделала, что её жених отрёкся от неё. Я маленькая была и не помню подробностей. Но помню, как меня напугал сам факт того, что такое возможно.

– Жуть!

– А ещё, если мне не изменяет память… леди Сульир, да упокоит её Схолий, когда-то решила нарисовать портрет с их смертозмеёй. На этом портрете сама змея лежала у неё на плечах, а её хвост…

– …уходил к ней в декольте?

– Да, вот тут, сбоку! – Валь показала на себе, но затем, под смех подруги, спешно смахнула с себя этот постыдный намёк. – Говорят, генерал Сульир был так взбешён, что портрет этот выкидывать не стал, но специально велел повесить его в спальне жены. А художнику пришлось вообще уехать с острова!

– Катастрофа…

Это можно было обсуждать бесконечно. Скандалы прошлого, будущего, изменения моды на рюши и планы на летний отдых. И впервые Вальпурге казалось, что она наконец обрела ту легкомысленную часть жизни, которую до этого для себя закрывала.

На следующей неделе, в начале ноября, состоялся первый выезд Вальпурги «в поле». Верхом на Голубке она рассекала море отцветшей осоки и пушицы, и тёмные тучи неслись над горизонтом гор быстро, как спасающийся бегством уж. Конь был одет в высокие кожаные ногавки: они защищали его от венчиков копыт до колен. Любая дворянская лошадь выходила в дикую местность только так. Да и сама Валь выбрала высокие ботфорты и плотный плащ не только от дождя.

Змеи кусали всех, и дворян, и простолюдинов, и местных, и чужих, и людей, и животных. Но была некоторая связь между тем, насколько верен был Змеиному Зубу человек, насколько он уважал змеиный род и насколько честно служил змеиному дворянству, и тем, как часто его кусали.

И насколько смертельно.

Высохшие к зиме стебли травы, сломанные и придавленные, образовывали круг, в котором лежал труп тарпана. Вороны уже выклевали бедолаге глаза, а его нос и уши объели вездесущие летучие змеи. Но падальщики не успели далеко зайти, потому что тарпан пролежал здесь всего одну ночь.

Голубок зафыркал при виде мертвого сородича, а кони Рудольфа и криминалиста Джоска Ти-Малини даже не подали вида, что их что-либо смущает. Оба спешились. Лишь Валь оставалась в седле, поглаживаниями успокаивая впечатлительного скакуна.

– Вот и он – конь купца, мистера Морика Диабаза, даже фамильный уж на шорах нарисован, – представил сэр Джоск. Он больше походил на сыщика, чем неповоротливый Рудольф, и его глаза цвета тюльпанового бутона бегали по месту преступления. – Мы здесь всё уже осмотрели рано утром, и ничего не изменилось.

Рудольф кивнул и тяжело посмотрел на Валь.

– Давай, мы должны понять, можно ли выяснить, кто виновник.

Баронесса аккуратно опустилась на землю и дала Рудольфу подержать поводья Голубка, а сама прошла по примятой траве. Картина гибели купца вырисовывалась жутковатая: от боли он метался туда-обратно, таская за собой коня, и в итоге упал где-то здесь. Коню досталось тоже, но ему хватило и одного укуса. Тогда как тело самого погибшего было всё истыкано мелкими зубами некоей змеи, в длину не превышающей сантиметров девяносто. Хорошо, что его удалось рассмотреть заранее.

– Ну, как я и говорила, судя по рваным следам некоторых из укусов, мистер Диабаз пытался оторвать от себя змею, – протянула Валь. – С учётом того, что места укуса не опухали, а смерть наступила от паралича…

Она остановилась над трупом тарпана и несколько поморщилась, увидев объеденный нос и торчащие конские зубы.

– …теперь становится видно, что, кем бы ни был этот змей, он кусал его так, как это делают мелкие ядовитые экземпляры: вцеплялся и не отпускал. Но из-за того, что мистер Диабаз пытался бороться со змеем и отодрать от себя, он вызывал новые приступы агрессии, и змей впивался снова и снова во все доступные области. Он потерял сознание от боли, очевидно, тогда, когда змею удалось укусить его под подбородком, за самую шею.

– И тут мы переходим к самому интересному, – вздохнул Рудольф. – Купчиха, что видела лежащего без движения мистера Диабаза, побоялась приближаться, но утверждала, что видела ярко-красные цвета в мелькнувшем хвосте змеи.

Сэр Джоск и сэр Рудольф оба устремили внимательные взгляды на Валь. Она знала, что они хотят сказать: подобные породы не зимуют на поверхности, и их уже нельзя встретить на улице в ноябре. Они уползают в Дол Иллюзий, греться у подземных гейзеров. И в окрестностях Брендама их можно застать только в том случае, если это сбежавшие питомцы змеиных дворян.

Но чтобы заклинать такие виды змей, нужно мастерство признанных дрессировщиков, не уступающих Видирам. А значит, можно было буквально пересчитать по пальцам тех, кто должен был владеть убийцей.

– Коралловый или ленточный аспид, – заключила Валь. – Одному Богу известно, как он мог оказаться в седельных сумках мистера Диабаза. Ну или преступнику.

Знакомство с настоящим случаем умышленного убийства её, по правде сказать, обрадовало и даже взбудоражило. Издревле змеиные дворяне выясняли между собой отношения с помощью таких вот тихих жестов. Змеевед, зная, какой род какие виды содержит, мог доказать умысел одной семьи против другой; а могло случиться такое, что ксакала жертвы умудрялась защитить хозяина и закусать вражескую змею до смерти, и тогда труп подкинутого пресмыкающегося служил веской уликой. Так или иначе, змей было непросто заставить выполнять волю хозяев, но они будто были созданы для грязных закулисных игр, и сподвигнуть питомца именно на такое деяние было куда проще, чем упросить его, например, позировать для картины.

Осмотревшись, Валь упёрла руки в бока и разглядела поодаль холм с чёрной, как обгоревшая спичка, Девичьей башней.

– Не могу сказать про конкретные семьи, – протянула она. – Но наша старая жрица-схолитка, мисс Трудайя, которая поселилась у капища на кладбище, всегда свободно держала одного такого. Он у неё уже лет пятнадцать и едва поднимает голову, если слышит писк цыплят. Было бы трудно представить, что он уполз с кладбища на тракт, да ещё и проявил такую ярость, но в общем-то отсюда до неё недалеко.

Рудольф наконец кивнул и ответил ей:

– Именно поэтому ты была мне нужна, Валь. Лорд Оль-Одо всегда мог сказать тип отравы, что убил жертву, но выяснить конкретный вид он был не в состоянии. В последнее время погибших от нейротоксических ядов становится всё больше. Идёт какая-то очередная стычка между дворянами, но умирают обычные пешки. Так что это моя юрисдикция.

– Однако мистер Диабаз был поверенным мистера Николаса Уизмара, представителя гильдии в городском совете, не так ли? – подняла брови Валь. – Мистер Уизмар же тененс. Он не в состоянии вести такую войну, у него нет ни одной змеи.

– Ну, он вошёл в городской совет потому, что зарекомендовал себя среди коренных жителей, и у него уж точно есть покровители, – усмехнулся Рудольф, а затем помотал головой и положил баронессе руку на плечо.

– Слушай, Валь, только… я знаю, как это может быть любопытно, но я хочу, чтобы ты занимала нейтралитет. Не лезь в эти конфликты. Ты живёшь в башне, поодаль от города и настоящего змеятника внутри него. И правильно делаешь; если что-то необычное узнаешь, говори мне, ну а виновников искать будем мы. Больше знаешь – большей опасности себя подвергаешь.

Валь подумала про Сепхинора и тут же ответила невозмутимо:

– Вы же не хотите сказать, что ассистентка в картотеке должна уметь что-то большее, чем готовить кофе с коньяком? Мне столько не платят, сэр Рудольф!

Следователи рассмеялись, а Валь подняла голову к небу и сморгнула с ресниц первые капли надвигающегося дождя.

Когда она возвращалась домой, тучи так затянули небо, что ещё до ужина мир обратился в ночь. Она сама взялась рассёдлывать Голубка, чтобы не нагружать Эми; бедняжка и без того теперь готовила ещё и на Мердока с Банди. Но когда она подвела коня к деннику, то с удивлением подняла брови: изнутри на неё смотрел тяжелоупряжный мерин с широкой проточиной на гнедой морде.

– Похоже, у тебя будет сосед, – вздохнула она и сперва познакомила Голубка с незнакомцем, а затем загнала его внутрь. Она надеялась, что они не будут драться; следовало остаться и проследить за этим. Но любопытство подогревало её, она побыстрее отнесла седло в амуничник, и, перешагивая через кур, устремилась в башню с чёрного хода на кухне.

Внутри уже привычно шумная трапеза отдавалась смехом двух мужчин. Банди, на редкость дипломатичный жулик, сумел расположить к себе и Германа, и Далу, и даже Глена, который постоянно укорял его за бороду, но потом оттаял. Мердок тихонько фыркал, наедаясь за двоих, Эми задумчиво пережёвывала своё кулинарное произведение на сегодня, а Сепхинор с большим интересом слушал их новых домочадцев. Хорошо было знать, что Банди дома и сглаживает углы, если не та муха вдруг укусит барона; мошенник с большой земли едва ли знал о чести, но зато его гордость было невозможно задеть. Он казался настоящим сокровищем в мире заносчивых и высокомерных дворян.

– О, а вот и леди Моррва! – заметил Банди, и Глен тут же оживился, отложив вилку с ложкой. А затем встал, помог ей снять намоченный плащ и повесил его сушиться у огня. Глаза его заговорщически блестели.

– Знаешь, что, Валь? – спросил он задорно.

– Да-а? – подыгрывая его тону, поинтересовалась она.

– Хернсьюги, Луазы и Олуазы уже перевели деньги на наш счёт! И…

«И ты купил какую-нибудь очень хорошую лошадь вместе с очень хорошим экипажем у своих друзей, которые тебя вовсе не надули».

– …и я договорился со своим другом из Умбра, у которых та конная ферма в пригороде, помнишь? Он предложил мне потрясающего мерина и коляску с крышей к нему в придачу! Будем теперь в город ездить, как подобает дворянам!

– Вот это да! – воскликнула она и на радостях поцеловалась с ним. Впрочем, снисходительный взгляд Банди намекал на то, что ему было, что рассказать о приобретении барона.

– Кроме того, – продолжал хорохориться Глен, – Умбра же издревле славились как поставщики скакунов ко двору герцога. Ещё во времена рыцарей. И кони у них такие же – мощные, верные, долговечные. Наш экземпляр приходится роднёй самому Лазгалу! Помнишь Лазгала?

Валь задумалась и устремила взгляд прямо перед собой. И заметила на удивление яркую эмоцию на лице Мердока: что-то вроде пренебрежения и даже презрения в раздражённом оскале. Однако, не глядя на хозяйку, он нутром ощутил её внимание и тут же натянул свою привычную маску тугодума. На мгновение ей стало не по себе, но Глен перебил её попытки найти ответ:

– Это же жеребец не знавшего поражений рыцаря из Умбра! Да ты, наверное, не помнишь; маленькая была. Он лет десять назад мог одолеть любого в пешем поединке, а Лазгал, его скакун, сдвигал с места двадцать тонн груза!

– С ума сойти, – пробормотала Валь и прошла к столу, косясь на работников. Банди как ни в чём не бывало улыбался во все зубы, равно как и Мердок продолжал есть, будто легендарный конь. «Ладно, у кого из нас нет на острове старых счётов», – успокоила себя Валь и присоединилась к ужину.

Наверное, это был самый счастливый ноябрь Вальпурги со времён, когда герцог Вальтер был ещё жив. У неё появилась подруга, которая то и дело приезжала даже дольше, чем на первую половину дня; её муж наконец был хоть чем-то доволен и полностью отдавался своей работе; а работа, благодаря Мердоку и Банди, из жалких потуг превратилась в настоящее производство, которое не стыдно было назвать мануфактурой Моррва – не одни надгробия, а также бюсты, статуи и даже подоконники с каминами. Глен без подсказок догадался ещё раз вложиться в оптовую покупку гранита. И сама Валь теперь чувствовала себя нужной и деловой. Только Сепхинор, кажется, скучал по ней больше, чем она хотела бы.

Поэтому она решила в те дни, когда ей надо работать, а Катрана не приезжает, брать Сепхинора с собой и оставлять его в Летнем замке под присмотром старого мажордома Теоба. Тот с большой охотой взялся за обучение мальчика придворным манерам, а также показывал ему богатый террариум Беласка. Сепхинор был несказанно рад смене обстановки и новым местам для исследования.

Ну а триумфом на первой неделе декабря стал городской совет. Как всегда, Валь явилась туда исполнять роль секретаря, записывающего все поднятые вопросы и вердикты собрания – за это она получала жалованье в размере тридцати иров ежемесячно. Она пришла в еловом платье от мамы, в шляпке, богато украшенной блестящими шишками. Глен дефилировал с нею под руку в бархатном камзоле и плаще цвета гнилой вишни. Барон весь светился от самодовольства: почтенные дворяне теперь жали ему руки и куда охотнее вели с ним беседы. Он, можно сказать, наконец-то влился в их общество.

В зале заседаний он разместился среди избирателей, а она – поближе к виконту Луаза, чтобы лучше его слышать. Дело происходило в небольшой городской ратуше, облагороженной изнутри панелями и кафедрами из палисандра. Старинная люстра бросала тень на длинный стол, за которым располагались младшие чины, тогда как старшие взирали на зал чуть сверху, с мест судий. Суды обыкновенно проводились тоже здесь, но во время собраний кресло самого судьи занимал лорд Луаза; кресло по правую руку от него пустовало (там должен был быть Беласк), а по левую неизменно сидел мрачный капитан морской стражи, генерал Оди Сульир.

Генерал Сульир носил шлем в виде змеиной морды даже в помещении, и его ксакала, смертельная змея бледно-палевого окраса, располагалась на его плечах. Она была такой же медлительной и неподвижной, как и он сам. Присмотревшись к его глазам в прорезях шлема, Валь разглядела напряжённые красноватые сосуды и поняла, что капитан стражи тоже пьёт. Его депрессия началась ещё в июне, тогда, когда умерла его жена, и её как раз хоронили у Моррва. Теперь единственной отрадой генерала стал его сын Фабиан, озорной малый, едва достигший совершеннолетия; Глен как раз отлично с ним поладил, пока собравшиеся болтали перед заседанием.

– Уважаемые члены собрания, – ровно в пять часов по полудни обратился к присутствующим лорд Натан Луаза. Почтенный и крупный дворянин, он упирался своим животом в бюро, за которым сидел. – Ноябрь принёс нам много неспокойных новостей. Буквально на прошлой неделе Харциг прекратил торговое сообщение с нашим портом, и теперь из-за морской блокады мы рискуем встретить дефицит некоторых товаров. В связи с этим предлагаю ввести ограничение на покупку этих товаров в одни руки, чтобы предотвратить преждевременное запустение торговых складов. К списку таких номенклатур относятся вина, шелка, табачные изделия, косметические средства…

«…и басма», – подумала Валь сердито. С самого лета, пока длилась вся эта канитель с восстанием, она не могла пополнить свои запасы, потому что басму возили с юга, из Цсолтиги. А потом ещё поделилась с Банди. Однако она знала, что лорд Себастиен Оль-Одо имеет выход на стратегические каналы распределения реагентов для госпиталей и исследовательских центров, а значит, он мог ей помочь разжиться хотя б горсточкой красителя. Подводить брови углём ей порядком надоело, тем более что дождь каждый раз грозился смыть её усилия.

– Тринадцать за, два против. Принято! Теперь, господа, давайте рассмотрим выдвинутое мистером Николасом Уизмаром, нашим представителем торговых гильдий, предложение о снижении ввозных пошлин для купцов из Астегара и Берана.

– Спасибо, лорд Луаза, – поклонился собранию Николас. Характерный тененс, он был темноглаз и веснушчат, и его пышные кудрявые волосы отсвечивали золотом. – Я действительно пришёл к выводу, что блокада мятежников не застрагивает северную область Дикого моря, и при желании мы можем восполнять дефицит с помощью подданых Праведного города.

– Но астегарцы всегда задирали нос, не желая с нами иметь никаких дел! – возмутился одноглазый граф Барнабас Хернсьюг, старший сын леди Люне – тот самый, что, по её словам, засматривался на тененску. – Дружить с ними теперь – признавать свою слабость!

– Именно, – кивнул Николас. – Но сейчас астегарцы в таком же положении: граф «Демон» Эльсинг взял контроль над основными торговыми путями, и им неоткуда брать привычные им импортные товары. Тем более, известный алкоголь Змеиного Зуба – виски, бренди, ром, коньяк – они и так закупали у нас, просто через посредников в Харциге. Ежегодно на этом мы теряли тысячи иров поступлений в казну. А таким образом мы сможем выиграть от конфликта континентальных дворян, а не участвовать в нём своей экономикой.

Мысль показалась дельной всем присутствующим. Хоть Николас был и тененсом, нельзя было отрицать, что он действует на благо острова. Решение было принято с небольшим перевесом, и Валь педантично записывала каждый пункт в хронику собраний. По своему обыкновению она не вникала в происходящее и из всего процесса вынесла для себя только два главных вывода: ей наконец-то удалось, что бы ни говорил Рудольф, упрочить положение семьи Моррва среди аристократов. А второй – что надо как можно скорее достать себе ещё басмы, а то так, не ровен час, остров останется в торговой блокаде до лета. Ненужный захватчикам уже сколько веков, Змеиный Зуб при любом конфликте страдал из-за отсечения от мирового сообщения, как и теперь. Так что в ближайшие дни после собрания она поспешила заняться этим.

Лорд Себастиен твёрдо сказал ей, что ни усьмы, ни басмы он обеспечить не сумеет, и тогда Валь пожаловалась об этом Банди. Бородатый полукровка задумчиво потёр свою крашеную шевелюру и лучезарно улыбнулся ей, предложив:

– Ну, если вы желаете, я достану, леди Моррва!

– Конечно, я желаю! Это нужно в первую очередь тебе, – убедительно заявила Валь, а затем округлила глаза и огляделась. Хорошо, что в гостиной никого больше не было. Даже отец с портрета смотрел, кажется, куда-то в сторону.

– Ты что, Банди, хочешь это сделать как-то… не совсем легально?

– Помяните моё слово, хозяйка, сейчас самое время закупиться, чтобы потом не кусать локти.

Валь выпрямилась, сидя на краю дивана, и покрепче сжала в руках своё шитьё.

– Я не могу тебя ни о чём таком просить, – пробормотала она.

– Нет-нет, никаких просьб. Просто несколько иров могут остаться на комоде, а ваш покорный слуга при случае – вдруг где ещё не раскупили! – прихватит для вас парочку красителей.

Глядя в его кристально честные глаза, Валь гадала, каков был истинный масштаб его экономических преступлений в прошлом. Но чуть склонила голову, давая понять, что её устраивает.

– Да, иногда я забываю ненужную мелочь в прихожей, – промолвила она и продолжила вышивку морских волн по краям плаща для своей мамы. Необходимость присутствовать в свободное время у Моррва она плавно предала забвению и теперь отчаянно старалась успеть закончить подарок, чтобы отослать его в Эдорту ко дню рождения леди Сепхинорис в январе.

Наконец выпал снег, и вечера перестали быть кромешно тёмным полотном. После очередного рабочего дня Валь с удовольствием шагала по скрипящему насту и специально не садилась в седло, так что Голубок топал за ней следом.

– Миледи, читайте новости! – воскликнул парнишка с газетами. – Последний оплот Синих гор пал! Удержит ли король северный рубеж, или мятежники доберутся прямо до Харцига?

– Своих дел нам что ли мало, ещё про континентальные слушать, – проворчала Валь и покачала головой, так что юноша посторонился с дороги.

Они явились в Летний замок забирать Сепхинора. Обычно он с удовольствием выбегал навстречу, зная, что ему предстоит прокатиться на холке у коня и даже порулить поводьями. Но случалось также, что он упирался и даже не хотел возвращаться, увлечённый библиотекой или богатым змеятником Видиров.

Вот и теперь Валь нашла его среди террариумов. Серпентарий в замке был очень большой и помпезный, со стеклянной крышей, в нём уже с порога ощущался нужный уровень тепла и влаги. Но во всём этом разнообразии змеи оставались пусты и заброшены: Беласк ими не интересовался, последний змеевед, Роберт, умер, и теперь редкие виды оказались предоставлены сами себе с кормёжкой раз в несколько дней.

Сепхинор сидел на полу, скрестив ноги, и читал Книгу Змей с таким интересом, с каким до этого читал детективы. Тусклый свет лампы отсвечивал от витрин, изредка вызывая любопытство живущих внутри экземпляров.

– Какой же у вас чудесный мальчик, настоящий вундеркинд, – прошептал Теоб на ухо Вальпурге, когда она уже собиралась позвать сына. – Так похож на вашего отца. Тот тоже пропадал вот так с томом в змеятнике, и ничто не могло его отвлечь.

Валь благодарно улыбнулась старому слуге. Она отлично знала, что Сепхинор – чудесный мальчик. Но не могла сказать, есть ли в этом её заслуга, ведь он всегда был таким. Ей лишь оставалось не мешать ему и направлять его.

– Сепхинор, – позвала она и приблизилась. Маленький барон поднял на неё глаза и заулыбался, но затем тут же вернулся в текст.

– Прости, ма, просто дай мне ещё минуту. Я совсем забыл свериться с часами.

– Нет, конечно, дочитай, – благодушно ответила Валь и принялась осматриваться. Она не была здесь довольно давно, наверное, пару лет точно. Монстеры и папоротники с тех пор разрослись ещё больше и едва помещались в своих горшках. А пестрота змеиных шкур и глаз заметно приуменьшилась. Слишком сложных в содержании Беласк велел распродать, а какая-то часть уже успела умереть. Змеи без связи, змеи ненужные никогда не живут долго.

Огонёк колебался, и на некотором расстоянии от него тени вздрагивали нервно и порывисто. За пределами света под стёклами оживали ночные виды. Их кольца рябили по веткам и стеблям, их языки, дразня, пробовали воздух. Валь прошла глубже меж рядов террариумов, пока не остановилась напротив одного из них.

Пугливый обитатель тут же скользнул обратно в смесь земли и влажных опилок, но его красные браслеты не дали соврать. Это был коралловый аспид. Судя по толщине, как раз не самый большой представитель своего рода. Его чешуйки показались Вальпурге очень потёртыми, будто это был очень немолодой экземпляр.

Но Беласк даже не взял бы такого в руки! Он уже давно прекратил близкое общение с сильно ядовитыми видами. Однако он так мало интересовался змеятником, что сюда, возможно, могли зайти любые слуги…

– Ма, мы идём?

– Идём, идём, – закивала она и напомнила себе о словах Рудольфа. Ради Сепхинора она должна как можно меньше думать о делах следствия.

Но, получается, она обязана ему рассказать о своей находке… и подставить собственного дядю? Такой конфликт ей тем более не по силам. «Рудольф следователь и сам догадается узнать у слуг, есть ли такая змея у Видиров», – решила она.

Однако ей суждено было вскоре вспомнить о серьёзной половине своих рабочих обязанностей. Произошло это восьмого декабря, в день рождения Глена. С самого утра холмы засыпало пышным снегом, и Валь, крутясь у себя в будуаре, никак не могла решить, какие серьги больше подходят к серебристому платью с малиновыми вставками.

К ней постучали, и она решила, что это Эми принесла наконец гербовый плащ Моррва. Но это оказался Банди.

– Что ты творишь! – зашипела Валь. Она так и застыла, уже одетая, но всё ещё не готовая спуститься вниз, с серёжками в руках. – Ты знаешь хоть что-нибудь о том, что к женщине нельзя вот так приходить?

– Знаю, но я подумал, что вам к сегодняшнему торжеству будет просто необходимо как можно скорее получить вот эту посылку! – воровато ответил каменщик и поставил ей на трюмо ещё холодную, принесённую с улицы шкатулку. Банди уже успел стать больше, чем просто работником, он сделался фактически домочадцем семьи Моррва, и поэтому Валь к нему достаточно привыкла. Но к его манерам – не до конца.

– Спасибо, но, умоляю тебя, немедленно уйди! – прошептала она, и Банди послушно скрылся, неплотно закрыв за собой дверь.

Убедившись, что его шаги стихли внизу, Валь открыла шкатулку и воспряла духом. Добрую половину занимали бумажные пакетики с басмой, ещё четверть – усьма и зачем-то хна, а в оставшемся пространстве ютилась палитра цветных пудр, от белых до таких тёмных, что ими можно было глаза подводить.