Змеиный Зуб

Валь покосилась на Катрану. Та была прекрасной, столь же высокой, как и сама Валь, и ей явно не требовался уголь для бровей. Её невинные вердепешевые глаза казались будто отлитыми из старинного золота. Но вблизи от островной столицы она чувствовала себя не в своей тарелке, привыкшая, должно быть, к тихой Лубне. В ответ на слова свекрови она тихонько улыбнулась, а Валь засмеялась, пытаясь поддержать атмосферу.

– Да, Сепхинор не только любит учиться, но и готов нести свет науки за собой в игральную комнату!

– Видишь, Катрана? Не зря леди Моррва – эталон нашей молодёжи, благородная кобра Змеиного Зуба! Она выкормила Сепхинора сама, и сейчас учит его сама тоже, поэтому от внимания и старания мальчик растёт таким умненьким.

Катрана улыбалась лишь из вежливости, и теперь Валь прекрасно поняла, почему. И посочувствовала ей.

– Я займусь Хельгой, как обещала, – смиренно ответила леди Винс Хернсьюг.

– Дети очень разные, и некоторым много родительского внимания будет лишь в тягость, – аккуратно попыталась рассудить Валь. – Иногда они очень не похожи на нас.

– Ну, уж твой похож на герцога Вальтера больше, чем на кого-либо, – с убедительностью всезнающей старой аристократки заявила леди Люне. – Помяни моё слово, он ещё покажет нам величие видирских предков!

– Спасибо за добрые слова, госпожа. Кстати, мой муж как раз решил отдать дань уважения прежним поколениям. Спрос на надгробия очень большой, но он в первую очередь принимает заказы от своих, готовый наконец облагородить захоронения почивших змеев. Я хотела вам на всякий случай это сообщить, если вдруг у вас было желание обустроить последний покой лорда Хернсьюга, но раньше не было возможности. Мы готовы будем поступиться многими другими заказами для вас.

Она любезно склонила голову, чтобы не видеть понимающий взгляд леди Люне. «Организовываешь спрос, значит?» – будто говорили её охровые глаза. «Конечно», – думала Валь, как бы отвечая ей. – «Не барону же этим заниматься».

Не все были такими проницательными, как старая змея Хернсьюгов. И Валь отправилась на охоту, как лососёвая акула, сперва в танцевальную залу, а оттуда – на улицу. До заката было самое благодатное время для пикников. Ещё не вылетели надоедливые стрекозы, которые нет-нет да и цапнули бы кого-нибудь, оставив его с лихорадкой на добрых пару дней; но уже можно было спокойно выпивать, следуя вечерней традиции. Многие дворяне с удовольствием расположились на пледах и пили чай, а кто постарше – коньяк бордери или крепкий местный виски. Валь увлекала светской беседой то одних, то других.

– Ох, не представляю, как мы справимся с заказами, – причитала она леди Джозии Олуаз, тёте баннерета Димти. – Лорд Моррва очень переживает. Для своих не хочется поднимать цену, но очередь такая большая, работы очень много.

– Неужели не найдётся местечко? Моему кузену давно пора бы сделать нормальную могильную плиту, но это всегда было так дорого, – заволновалась леди Джозия. Она походила на курицу-наседку, глаза у неё был постоянно взволнованные и блестящие. А завитые надо лбом кудри напоминали взъерошенные перья.

– Ну что вы, лорд Моррва теперь всё делает по человеческой цене! Я, правда, не лезла в его дела, но для друзей он вроде бы не поднимает стоимость выше сотни иров даже за сложные фигуры.

– Я велю Димти спросить, – пообещала леди Джозия. – А то неудобно будет остаться одним без достойного оформления. Но вы, между нами, девочками, пожалуйста, скажите мужу, что и нам нужно!

Валь заверяла, что обязательно постарается. Потом перебралась под тень могучего дуба к чете старших Одо. Обменялась любезностями с виконтом Венкилем и его женой, и сообщила по секрету:

– Наверное, барон постеснялся бы вам сказать напрямую, но для него было бы большой честью поработать в вашем фамильном склепе. Сейчас приходится делать столько надгробий, но для Одо он давно хотел бы оформить что-то куда более серьёзное, чтобы почтить давнюю нашу дружбу и ваших уважаемых родителей.

– Мы чрезвычайно почтены вниманием семьи Моррва, – склонил голову седой виконт Венкиль. Седым его, правда, можно было назвать лишь по меркам змеиной аристократии: его вороные волосы приобрели цвет мокрого базальта, и светлые волоски казались инеем на поверхности длинных локонов. Гладко выбритое, как и у всех уважаемых дворян, лицо сохраняло благородные черты даже в столь преклонном возрасте и не оплывало, как у иных любителей земных удовольствий. – Уверен, леди Одо со мной согласится. Не так ли, дорогая?

Финнгерам, беседующим с леди Кромор, Валь невзначай сообщила, что Моррва теперь задыхаются от количества желающих заказать памятник. И, создав интерес, исчезла, чтобы куда более обходительно предложить Луазам, хозяевам мероприятия, услуги Глена и Германа всего лишь за двести иров в честь старой дружбы. Она знала, кто может заплатить больше, а кто меньше. И знала, кто действительно печётся о величии своего рода в мире ином, а кто просто не захочет отставать от остальных. Она обошла практически всех, когда увидела, что Глен резко вырвался с террасы и побежал вниз по ступенькам.

Вслед ему раздалось несколько гневных криков, и сам он, тоже, разогретый алкоголем, рявкнул что-то грубое в ответ джентльменскому обществу. Всё это – на глазах наслаждающихся закатом аристократов. То есть, всего приличного общества Брендама.

Сердце у Вальпурги упало. Она подобрала подол и чуть ли не бегом пронеслась по траве, чтобы перехватить Глена внизу лестницы. Помутнённые глаза барона блестели бешенством, и она с трудом смогла задержать его. Она ловко остановила его шаг, обняв его и преклонив его голову к своему плечу.

– Мой дорогой, мой хороший, – зашептала она, гладя его по вороным волосам. Мысли, догадки и стенания спутались в шерстяной клубок в её душе. – Не спеши; если ты хочешь домой, мы должны ещё забрать Сепхинора.

– Я говорил, что не надо было ехать сюда, – процедил Глен. Он преисполнялся жаром гнева, будто древний вулкан в Доле Иллюзий. – Опять из-за твоей упертости это происходит!

«Да будь ты проклят», – подумала Валь. Она уже не могла унять ненависть в душе. Снова он перебрал и с кем-то решил схлестнуться среди других таких же пьяниц. И испортить всё, что она пыталась наладить долгими дипломатическими беседами!

Только бы на них перестали смотреть.

– Подожди нас у катафалка, – взмолилась она. – Я заберу Сепхинора, и мы уедем. Прямо сейчас. Обещаю.

– Конечно, уедем. И поторопись, – прошипел Глен, вырвался из её рук и пошёл, сердитый, к конюшням.

В чём-то он был прав. Его вообще нельзя было показывать приличным людям, особенно в выходные. Валь вся кипела от ярости, но ей пришлось вежливо объясниться с хозяевами, что барон притомился и хочет вернуться домой.

Чтобы работать над стелами, статуями и надгробиями, конечно же! Не все свидетели этого безобразия решат, что Моррва потеряли достоинство, но слух о негодном поведении Глена точно дойдёт до тех, кто должен был вложить основные суммы. Повлияет ли это на их решение? Опять теперь не спать и гадать, думая, что о них толкуют на чаепитиях и семейных встречах!

Она не разговаривала с мужем до конца дня и позволила Сепхинору, подавленному скандальной обстановкой, спать сегодня с ней в её комнате. Оба одетые в белоснежные хлопковые ночные рубашки, они казались двумя приведениями, пока готовились ко сну. В итоге Сепхинор завалился носом в чёрные подушки, и Валь затушила свечу, чтобы не мешать ему засыпать. А сама принялась распускать свою змеиную косу: сложный гребень, который она подняла на макушке, тянулся хвостом вниз до самых колен. Длинные волосы были и привилегией, и обязанностью островных дворян. Каждый вечер она распускала причёску и вновь сплетала на ночь, чтобы наутро пряди не спутывались и оставались волнистыми. Она сидела, вслепую перебирая локоны длинными пальцами, и наконец Сепхинор шепнул ей:

– Ма?

– Да, мой хороший? – она обернулась к нему, понимая, что ему тоже не даёт покоя то, что произошло.

– Ты не устаёшь? – неожиданно спросил мальчик. – Может, чёрт с твоими косами? Давай спать?

Валь благодарно заулыбалась и помотала головой.

– Нет, милый, мне утром будет в десять раз больше работы их разбирать, если я сейчас не доделаю.

– Ни у кого нет таких длинных волос, как у тебя. Может, тебе тоже укоротить?

– Нет, – снова покачала головой Валь. – Я из Видиров. И ты тоже наполовину Видира. Мы образец змеиной знати. Мы высокие, мы осанистые, мы белокожие, наши косы длиннее, чем хвосты питонов. Иногда это непросто, но мы должны гордиться образом, данным нам родителями и Богами.

– И поэтому у нас чёрные подушки?

– Считается, они помогают от седины, но по мне так они просто скрывают следы краски, если таковой приходится пользоваться, – откровенно ответила Валь.

Сепхинор примолк и ещё какое-то время наблюдал за методичными движениями её рук. Но потом пробурчал:

– Знаешь, сегодня все слушали Марсиля Луаза. Он рассказывал страшные выдумки. Про духов, схолитов и живых мертвецов.

Покосившись на него, Валь усмехнулась: она поняла, что маленький лорд скорее раздражён, чем напуган.

– Хочешь выйти с крыльца с сачком для стрекоз… и поймать для Хельги заплутавшего на нашем кладбище призрака?

– Я хочу какую-нибудь мистическую историю.

– Моя кормилица Софи любила такое, – вздохнула Валь и попыталась что-нибудь припомнить. – Она повидала множество странных и пугающих вещей на своём веку. Вот, например… До меня она нянчила ужасное создание. В семье, которой она прислуживала, далеко отсюда, за морем, родился как-то жуткий мальчик – наполовину зверь, наполовину человек. Днём он спал, по ночам бегал по дому, а потом, когда подрос, по саду. Всё с его появлением изменилось. Несчастья и беды постигли семью, их поместье сгорело, их поля перестали плодоносить, их скот заболел. Отчаявшись, обратились они к колдуну, и колдун сказал, что причина в мальчике. Он пришёл осмотреть его и сказал, что у него на ладошках не хватает одной складки – линии жизни. И он будет отнимать человеческие жизни одну за другой, становясь все меньше похожим на чудовище, пока эта линия наконец не проявится. Но когда чародей сказал это, его неожиданно хватил удар, и он умер прямо в доме этой семьи. А мальчик-зверь перескочил через его тело и убежал в лес. И с тех пор бродит по миру, навлекая горе на всех, кого увидит, чтобы забрать их жизни и обрести то, чего был лишён с рождения.

Сепхинор застыл под одеялом с широко раскрытыми глазами, и Валь, отвернувшись, неслышно рассмеялась.

– В следующий раз моя история будет самой жуткой, – наконец признал Сепхинор. – Заснуть бы теперь самому.

– Я с тобой, – заверила Валь. – А монстр этот – далеко, за морем, и никогда сюда не доплывёт через солёную воду.

Наутро к завтраку опять явились лорд Герман и леди Дала. И их свинцовый взгляд без конца укорял жену, что выставила мужа идиотом на публике, а сам муж пространно нудел о том, как тяжело жить в семье, неспособной считаться с его мнением.

Опять оставалось лишь делать вид, что всё в порядке.

– Я сожалею, но у меня сегодня болят колени, и я поэтому попробую принести пользу общему делу как-то по-другому, – соврала Валь, когда леди Дала поинтересовалась, ждать ли её сегодня в морге.

– Общее дело таким образом не сдвинешь ничуть, – проворчала старуха, кутаясь в свою всё более и более ветхую шаль. Она была всё ближе к тому, чтобы прямо назвать невестку бездельницей.

«Да, но кто-то же должен спасать нашу репутацию», – сердито отвечала ей Валь в своей голове. Она надела простенькое, но очень уместное для дождливого октября бурое платье оттенка известковой глины, чёрную шляпку с песочной лентой, прихватила с собой Сепхинора и зонт. И отправилась к перекрёстку ожидать почтовый экипаж, чтобы поехать в Брендам.

Многие змеиные дворяне жили за городом, в больших поместьях. Но без собственной коляски объехать их было бы невозможно, зато навестить центровых друзей – вполне посильно. Сперва она отправилась к Финнгерам, кузенам её управляющего банковским счётом, и выпила с ними чаю. Она пыталась деликатно загладить случившееся и вкратце описать, что, наверное, Глен просто переутомился, и весь этот шум не должен считаться чем-то серьёзным. Потом, сражаясь с ливнем с помощью чёрного зонта, они с Сепхинором дошли до Ориванзов, и там перекусили, обсуждая погоду. И приём, конечно же. Приём был отличным, но Глен просто переволновался. Столько заказов! К счастью, у Ориванзов была весьма радушная невестка, леди Кея, которая охотно поддерживала с нею разговор. Хотя Вальпурге она невольно казалась глуповатой, так уж податлива и вечно восторженна она была.

Потом они пообедали у старушки Олуаз и после этого застряли опять в особняке Хернсьюгов. В отличие от Одо и Луазов, Хернсьюги будто поменялись ролями: их молодёжь чаще можно было встретить далеко в предместьях, в крепости Хернсьюг, тогда как леди Люне предпочитала проживать в городской резиденции. В их хоромах, разграниченных настоящими колоннами и щедро украшенных парчой, Валь всегда чувствовала себя несколько странно. Будто возвращалась к дворцовой жизни. Служанки у леди Люне менялись так часто, что она перестала пытаться их запоминать, и только лакей Бен оставался на своём посту не первый десяток лет. Словом, когда они прибыли, Валь сперва поздоровалась только с ним – единственным знакомым лицом. Зато Сепхинор с восторгом убежал передавать Хельге самую страшную историю.

Валь долго говорила с леди Люне о воспитании детей, но потом, когда старушка пошла принимать лекарства, смогла сменить её общество на компанию леди Катраны. Прекрасная и свежая, как распустившийся под дождём цветок, леди Винс Хернсьюг явно была взаимно рада встрече с Вальпургой. Чудно было глядеть на неё. Дивная и степенная, она будто бы выплыла из пучин горных озёр, чтобы зазывать на дно путников своей красотой. Даже один глаз её казался скорее зелёным, чем жёлтым. В её присутствии невольно хотелось расправить плечи ещё посильнее, чтобы не отставать.

Когда они вместе шли по покрытым ковром ступеням, направляясь в детскую, Валь спросила аккуратно:

– Может быть вы знаете, из-за чего тогда так раскричались господа на террасе? Мой муж, кажется, очень расстроен, и я не хочу его беспокоить, но я надеюсь, это не показалось никому оскорбительным.

Катрана посмотрела на неё своим оливковым взглядом и так же осторожно ответила:

– Зонен как-то упомянул вчерашнее. Он сказал, что лорд Моррва был напряжён, и, кажется, сказал что-то, что задело сэра Рудольфа Кромора. Сэр Рудольф резко ответил ему, и лорд Моррва хотел, кхм, напасть на сэра Рудольфа, но другие господа удержали его и препроводили отдыхать.

«Рудольф», – с отчаянием подумала Валь. Теперь было понятно. Баронет Рудольф Кромор всегда вызывал у Глена приступы ненависти, но они общались в разных кругах и редко пересекались. Рудольф когда-то был одним из женихов Вальпурги и, невзирая на низкий титул, фаворитом в глазах леди Сепхинорис. Но в его обществе ей всегда было очень тягостно. Он находил её шутки глупыми, хотя высоко ценил её нравственность и воспитание. Поэтому в душе Валь всё равно тяготела к куртуазному Глену, которого в итоге и выбрала. И демократичная мать возражать не стала. Логика леди Сепхинорис была проста: раз уж отца всё равно нет, и у Видиров имеется продолжение в лице Беласка, то дочь может найти дворянина себе по вкусу.

Как Валь знала, Рудольф всё ещё не женился. Видимо, оттого он казался Глену ещё более угрожающим. Теперь он был уважаемым господином, наследником барона Роберта, который возглавлял следственную службу Брендама. Как и положено серьёзному человеку, Рудольф слыл прилежным служащим и дворянином в достатке. Но он тоже был любителем сказать своё слово, поэтому Валь даже думать не хотела, что они не поделили.

– Не переживайте так, – негромко уронила леди Катрана и коснулась её руки своими мягкими прохладными пальцами. – Мужчинам свойственно бодаться друг с другом. Никто не воспринял это всерьёз.

– Спасибо, – благодарно выдохнула Валь и взяла её руку в ответ. Катрана немного задевала её женское самолюбие, потому что казалась более складной и более симпатичной. Склонное давать разные прозвища, общество Змеиного Зуба нарекло её Дриадой из Лубни в честь редкого, но красивого цветка, известного своей нежной красотой, но отличной способностью к выживанию на каменистых скалах. Это ли не черты настоящей дворянки? Однако Валь знала, что зависть в таких вопросах – убийственная и глупая эмоция. Сейчас леди Катрана проявляла очень чуткое сочувствие, и надо было принимать это с благодарностью.

– Послушайте, – неожиданно для себя обратилась к ней Валь. Они остановились в коридоре у высокого окна. Гул дождя дребезжал в раме. – Может, вы хотели бы присоединиться к нашим урокам? Дети, говорят, лучше учатся в группах. И вам самой было бы легче, если бы я показала вам, как я преподаю. Вместе же было бы веселее?

Она приветливо улыбнулась, и Катрана сперва изумилась, а затем тоже обрадовалась:

– Я была бы счастлива, леди Моррва! У меня в городе так и не завелось друзей, и, признаться, мне так непросто наедине с… семьей. Изо дня в день.

– Я прекрасно понимаю, о чём вы, – Валь ободряюще сжала её руку. – Приезжайте к нам, когда захотите. Мы начинаем в девять. А потом мы могли бы обедать вместе.

«И я бы возвращалась с тобой в город, чтобы поискать каменщика».

– Это прекрасная мысль! Спасибо вам, леди Моррва! Право же, это так приятно!

Из вежливости Валь предупредила Глена, что у них теперь могут быть гости. Но всё равно через день тот был застигнут врасплох, всё ещё не одетый и разбитый, когда поутру на пороге показалась точёная красавица Катрана и её Хельга в розовом чепце.

Валь с усмешкой наблюдала за тем, как барон был сконфужен. Поэтому их первые занятия доставили ей мрачное удовольствие.

Сепхинор тоже вовлёкся в процесс. Он старательно разжевывал одни и те же примеры глуповатой Хельге, которая то и дело норовила сосать палец. Катрана, сидя рядом с девочкой, старалась изо всех сил объяснить на пальцах и яблоках принцип сложения, но в итоге Валь всё же решила для себя, что такие уроки будут больше тратой времени.

Хотя можно ли считать потраченным время, когда ты счастлив? Сепхинор терпеливо поучал юную леди, и ему, кажется, это было в радость. И так уютно было в детской теперь, когда за окном ливень, а внутри – два маленьких ума заняты напряжённой работой.

В итоге после совместного обеда (ради которого Глен поспешил привести себя в порядок) Валь попросила его забрать её из Брендама, если она не вернётся до восьми, и возница Хернсьюгов отвёз их с Катраной и Хельгой в город.

– Спасибо, – с облегчением говорила Катрана Вальпурге, когда они расставались у крыльца особняка. – Я думаю, мы сможем зайти к вам ещё в пятницу. Но так мне куда легче думать о том, как я буду её учить. Спасибо!

И Валь, обняв её напоследок, пообещала:

– Мне с тобой гораздо веселее, поэтому не стесняйся приезжать, когда захочешь.

Она отказалась от услуг возницы и решила сама пройтись под зонтом. Её кожаные сапожки ступали по брусчатке, а под ними, в щелях между камнями, струился непрерывный поток мутной воды.

Вальпурге редко удавалось гулять одной, потому что передвигаться без мужского сопровождения было нельзя, да и даже сейчас ей лучше было бродить неузнанной. Она хотела обратиться к лорду Татлифу Финнгеру на случай, если тот мог бы отыскать для неё каменщика. Но пока она шла по проспекту Штормов, ноги сами вынесли её в небольшой проулок к дому с красивым чёрным эркером. У него не было собственного садика, но он всё равно принадлежал знатной семье. Ступени крыльца начинались прямо на улице, и табличка «семья Кромор» тускло отсвечивала золотом.

«Наверное, он на работе», – подумала Валь, но взялась за тяжёлое кольцо и постучала в дверь. Эдакая дверь стоила, как целая крестьянская изба: старинная, с витражным окошком на уровне глаз и замысловатым кованым узором из множества змей.

Услышав внутри шаги, Валь сжалась и поняла, что не угадала.

Рудольф открыл ей, одетый без плаща, по-домашнему. Разве что не в кальсонах. Он мало изменился; его взгляд был всё так же отрешённо спокоен, волосы едва доходили до плеч и стали чуть реже. Но всё же он будто бы возмужал, сделавшись крепче, и наконец сравнялся ростом с Валь, более-менее догоняя внешний стандарт змеиного дворянства и лицом, и телом. Только россыпь серых веснушек на всём лице, свойственная его семейству, по-прежнему отделяла его от эталона.

– Какой приятный сюрприз, леди Моррва, – пробасил он и жестом пригласил её внутрь. – Хотя я совру, если скажу, что не ожидал.

– Ну, не зря же вы следователь, – рассмеялась было Валь, но Рудольф приложил палец к губам. И попросил вполголоса:

– Лучше потише. Отец болеет, он наверху пытается спать. Нет-нет, проходите, вы не помешаете, просто не так громко.

Он помог ей снять плащ и поставил её зонт сохнуть в холле, а затем привёл за собой в гостиную. Полумрак занавешенных парчой стен задумчиво переливался редкими лучами, что падали внутрь и струились пыльными потоками. Изразцовый камин выглядел мрачнее, чем в Девичьей башне, и вся отделка из красного дерева затемняла помещения, придавая им особый угрюмый аристократичный шарм. Нелюдимый лакей подал им чай и кекс, но, несмотря на радушие, в присутствии Рудольфа Валь опять чувствовала странное напряжение. Будто, как и раньше, могла сказать что-то не так.

– Надеюсь, у вас всё в порядке, – нарушил тягостное молчание баронет. Его глаза цвета тусклой охры смотрели прямо и неотрывно, чем у любого собеседника (и, без сомнения, подозреваемого) вызывали нервное покалывание в пальцах.

– Конечно, в порядке, – закивала Валь. – И у вас, я надеюсь, всё будет хорошо, и ваш отец поправится.

– Напрасно надеетесь. Он потерял и разум, и память, и жив только формально, – без трагизма, но довольно открыто пояснил Рудольф. – Я уже давно взял все его дела на себя. Если не считать змеятника Летнего замка.

– Я очень вам сочувствую, сэр Рудольф, и поэтому примите мои соболезнования. Я не знала барона Роберта, но всё общество очень уважает его и как змееведа, и как городского деятеля.

Рудольф медленно провёл взглядом по её рукам, затем по кексу, и вновь уставился на неё. Он хотел что-то сказать, но обернулся на цокот когтей. В гостиную выбрался сонный щенок колли: складный, рыжий, с белым воротником. Обычно змеиные дворяне не держали подобных животных, поскольку они, очевидно, не уживались с аспидами и гадюками. Но в доме у Кроморов даже не было террариума.

А колли, пожалуй, были одной из немногих пород собак, что вообще выживали на острове. В их длинной шерсти запутывались клыки даже матёрых змей.

Щенок неуверенно помахал хвостом и подошёл ближе. Но затем с ленивым вздохом лёг на паркет и положил на него голову, глядя на хозяина.

– Не знала, что ты любишь собак, – хмыкнула Валь. Она была к лохматым равнодушна.

– Скорее, я не люблю змей, – покачал головой Рудольф. – Золотце не может даже погулять нормально, пока не вырастет и не обрастёт жёстким волосом.

– Ты взял её у фермеров?

– Нет, у заводчиков. Самая крупная породная линия. Ну и самая экстерьерно правильная. Не хотел получить у крестьян какую-нибудь бескровную помесь.

Светская беседа вновь заходила в тупик. Рудольф был для них, кажется, просто не создан. Поэтому Валь прочистила горло и проговорила:

– Этот недавний скандал в Амаранте… я хотела сказать, что извиняюсь за мужа. Я не знаю, что произошло, но мне очень неудобно за эту сцену. И, зная его и вас, я не сомневаюсь, что это он, выпивши, сказанул нечто лишнее.

– Я не принимаю твоих извинений, – отрезал Рудольф. Он перешёл на ты незаметно, но очень органично. Вальпурге он всегда казался старшим поколением, хотя родился лишь на шесть лет раньше, и оттого она даже не заметила разницы. Хотя обычно была к этому строга. – Я ожидал, что ты придёшь пытаться исправить его репутацию, но это невозможно, Валь. Он никогда не делает это сам. И весь город прекрасно знает, что ты и он – совершенно отдельные повести. Если кто и готов вести дела с Моррва, то только потому, что у них ты. И только для тебя их ещё принимают, как равных. Не питай иллюзий, что кто-то всерьёз видит в Глене барона, как в Келде или в Татлифе.

Валь подняла на него мрачный взгляд. И спросила:

– Я могу узнать, в чём была причина ссоры?

– Не можешь. То, что ляпнул лорд Моррва, было отвратительно, и я был не единственным, кто пожелал поставить его на место. Но я тебе такое не повторил бы никогда, будь я даже меньше джентльменом, чем портовый доходяга.

Она знала, что у Глена слишком длинный язык, но, на самом деле, даже представить себе не могла, что же он такое высказал. Она сохраняла молчание, а Рудольф продолжал напряжённо:

– Я просто хочу, чтобы ты имела в виду, что не должна ждать от него ничего хорошего. И мне жаль, что он твой муж. Я знаю, что у вас трудности с деньгами, и знаю, что они всегда будут, потому что это Глен.