Бесхозная страна

Словно в отпуске, в очень длинном морском круизе. Краса и гордость ВМС Стирии фрегат «Чёрный лебедь» легко и свободно скользит по глади моря Окмара. Ветер попутный, однако паруса свёрнуты все до единого. Адмирал Кеяк повернул голову. В центре корабля гудит, пыхтит и исходит паром могучая машина. Огромные лопасти гребных колёс с громким плеском ныряют зелёную воду.

Хотя… утус Мунгел прав, адмирал Кеяк забросил в рот квадратный кусочек солонины. Все эти годы в глубине души жила надежда, что аборигены хорошо выучат урок и на этот раз более рьяно, с настоящими пушками и ядрами, попытаются помешать войти в Нандинский залив, в сердце Тассунарской империи.

Чёрный столб дыма перестал тянуться следом за «Чёрным лебедем», а устремился прямо в небо. Без каких бы то ни было проблем фрегат вошёл в Нандинский залив и остановился почти на том же самом месте напротив порта, что и в прошлый раз. Остальные фрегаты встали на якоря рядом.

– Трубу, – адмирал Кеяк выбросил в сторону правую руку, личный лакей тут же вложил в неё подзорную трубу.

За двенадцать лет столица аборигенов ничуть не изменилась. Огромный город раскинулся на левом берегу медленной реки. Часть кварталов залезла на гору, другая часть выползла на берег залива. Справа красными крышами выделяется район богатых горожан. Как их там, адмирал Кеяк подкрутил резкость, даймне? А! Даймё. Ещё правее на высоком холме возвышается дворец местного императора. Точнее, самая настоящая крепость с башнями и зубчатым парапетом на высоких стенах.

Нандин город огромный, но низенький. Двухэтажные здания можно пересчитать по пальцам. Или они просто кажутся двухэтажными, а на деле просто высокие? Единственное исключение – дворец императора. Хотя… вряд ли даже в личных покоях местного правителя найдётся второй этаж.

Странно? Адмирал Кеяк озадаченно хмыкнул. На прямых, словно натянутые верёвки, улицах творится нечто странное. Вместо привычной толкотни большого города большая часть улиц на удивление пуста. Двери заперты, ставни задвинуты. Не видно даже наглых торговцев вразнос. Зато на некоторых центральных улицах аборигенов слишком много.

Адмирал Кеяк навёл резкость. Во дают! На крыше большого дома плохо одетые местные жители орудуют… ломами? Ремонтируют черепицу? Разбирают? Ломают? Адмирал Кеяк удивлённо вытянул брови. Да-да, именно бьют керамические черепицы. Вниз по скату вместо капель дождя сыплются колотые осколки. В другом месте, адмирал Кеяк сдвинул подзорную трубу, сразу четверо тощих аборигенов в грязных бабских тряпках разносят к чёртовой матери раздвижные ставни и выламывают дверь. Из широкого проёма в стене прямо на улицу вылетел квадратный ящик. В воздухе широкими прямоугольными снежинками закружились бумажные листы.

– Адмирал, гляньте сюда.

Адмирал Кеяк опустил подзорную трубу. Утус Мунгел не теряет времени даром и тоже рассматривает город через серую подзорную трубу. На лице корреспондента светится самая настоящая радость прожжённого газетчика, который наткнулся на жареный скандал. Несомненно, если бы нечто подобное произошло на улицах Рунтана, столицы Стирии, то утус Мунгел в самых трагических выражениях поведал бы читателям «Ежедневного телеграфа» о бесчинствах бушующей толпы.

– Вон! Левее. Почти на берегу, – утус Мунгел ткнул указательным пальцем в сторону порта.

Адмирал Кеяк направил подзорную трубу в указанном направлении. Во дают! В порту, точнее рядом с ним, грязные аборигены самым бесстыжим образом грабят длинные пакгаузы. Широкие ворота большей части из них распахнуты настежь, часть створок выдрана из стен с «мясом». Тассунарцы с упоением и с нервной торопливостью тащат наружу мешки, короба, бочкообразные тюки из соломы. Вот один абориген ненароком зацепился за сломанный косяк. Соломенный тюк в его руках треснул, наружу пролитой водой просыпалось коричневое зерно. А-а-а! Адмирал Кеяк машинально кивнул. Неочищенный рис в твёрдой оболочке. И при этом при всём видимом безобразии на улицах не видно ни одного полицейского или хоть кого-нибудь, кого можно принять за представителя власти.

Кстати, о властях. Адмирал Кеяк сдвинул подзорную трубу вправо. Дворец местного императора готов к обороне. Ворота наглухо закрыты, на стенах в квадратных бойницах мелькают рогатые шлемы. Хотя в этот час ворота должны быть открыты. Дворец местного императора не просто место жительства правителя Тассунары, а большой административный комплекс. За высокими крепостными стенами живёт и работает масса чиновников. Им всем нужна еда, вода, бумага, чернила, палочки для письма и ещё масса вещей. Но даже с противоположной стороны дворца ворота также наглухо запечатаны. Любой, кто только рискнёт показаться под стенами резиденции местного правителя, непременно поймает стрелу в лоб.

– Что? Что это такое, адмирал? – утус Мунгел опустил подзорную трубу. – Неужели аборигены окончательно сошли с ума?

Газетчик либо притворяется, либо и в самом деле ни хрена не понимает.

– Это, уважаемый, – адмирал Кеяк с щелчком сложил подзорную трубу, – бунт. Чернь взбунтовалась, грабит склады и магазины. Вполне обычное явление. Ну разве что с местной спецификой.

– Смею спросить, с какой же? – лицо утуса Мунгела вытянулось от любопытства.

– Ну, уважаемый, – адмирал Кеяк усмехнулся, – гляньте внимательней: ни одного факела, фонаря или хотя бы свечки. Понимаю, в это трудно поверить, однако дома тассунарцев и в самом деле сделаны из деревянных рам и тонкой бумаги. Малейшая искра, и половина города тут же обратится в пепел. Если хотя бы один бунтовщик начнёт махать факелом, то благоразумные горожане тут же выскочат на улицу с дубинками и сами, вместо властей, подавят бунт. А так чернь почти безнаказанно грабит имущество местных богачей.

Лицо утуса Мунгела вытянулось ещё больше. С таким же успехом ему можно рассказать, будто на самом деле сажа белая, а вода сухая.

– А как же право частной собственности? – утус Мунгел всплеснул руками.

Эх! Далёкая родина. Адмирал Кеяк благожелательно улыбнулся в ответ. Каждый без исключения стириец свято верит в неприкосновенность частной собственности. Утус Мунгел не исключение.

– Видите ли, уважаемый, – протянул адмирал Кеяк, – единственный частный собственник, чьи права в Тассунаре уважают беспрекословно, это сам император Тассунары. А так местные власти не особо церемонятся с частной собственностью простых граждан. Если понадобится, если потребуется, любой самурай легко и свободно ограбит любого простолюдина, будь то старый горшечник или богатый купец. Ну а если власти не считаются со святым правом частной собственности, что чего уж ожидать от дремучего быдла?

Другие понятия о морали, законе и праве упорно не хотят укладываться в голове утуса Мунгела. От умственного напряжения из ушей газетчика едва не валит пар. Самому адмиралу Кеяку вот уже второй десяток лет приходится плавать в дальних морях. В лучшем случае раз в пять лет выпадает возможность провести месяц-другой на родных берегах. Времени и возможностей познакомиться с чужими народами, с чужими представлениями о морали, законе и праве у него было хоть отбавляй.

– Да-а-а… – заумно протянул утус Мунгел. – Тассунарцы и в самом деле самые настоящие дикари, раз даже в их столице нет нормальной полиции. Наверно, мы приплыли не совсем вовремя.

– Да, вы правы, – адмирал Кеяк прикрыл рот ладошкой, от святой наивности газетчика так и тянет заржать во всё горло. – Зато я знаю отличный способ привлечь внимание аборигенов.

Командор Игиз Соргер, капитан фрегата, остановил «Чёрного лебедя» напротив порта. Остальные корабли вытянулись в линию за кормой флагмана. Эскадра заняла наиболее выгодную позицию для артиллерийской стрельбы.

– Командор, – адмирал Кеяк повернулся к капитану, – постреляйте холостыми. И передайте мой приказ остальным фрегатам открыть огонь холостыми снарядами.

– Будет исполнено, – командор Соргер, бойкий морской офицер тридцати с лишним лет, ловко козырнул в ответ.

Не прошло и пяти минут, как по левому борту «Чёрного лебедя» загрохотали все четырнадцать пушек. Вскоре к ним присоединились собратья с «Морского орла», «Ворона» и «Беркута». Грохот в сто крат сильнее самого сильного грома разлетелся по Нандинскому заливу и отразился от горы за городом. На маленьком круглом столике тарелки и бокалы дружно запрыгали на месте.

– Неужели мы сейчас разрушим столицу Тассунары? – в перерыве между залпами спросил утус Мунгел.

Как самая настоящая сухопутная крыса, корреспондент «Ежедневного телеграфа» испугался пушечного грохота до колик в животе.

– Что вы! Уважаемый! – притворно воскликнул адмирал Кеяк. – По моему приказу только холостые заряды. Пока…

Последнее слово потонуло в грохоте залпа. «Чёрный лебедь» слегка качнулся на правый борт.

***

Рабочая обстановка, благоговейная тишина, скрип палочек для письма по листам рисовой бумаги. Сама обстановка, пол, стены и даже потолок рабочей комнаты великого советника императора пропитаны величием и старанием. Уж сколько поколений самых главных помощников великих правителей империи работало в этих стенах.

Буншан Изоб, великий советник Тогеша Лингау, десятого императора Тассунары, сидит на небольшом возвышении перед низеньким рабочим столиком. На столешнице идеальный порядок. Как любит повторять Буншан Изоб, порядок на столе – порядок в голове. Каменный письменный прибор сияет отполированным блеском. Палочки для письма радуют глаза золотой чистотой. По левую руку лежит пачка чистых листов и соробан. Там же стопка входящих документов. По правую руку ещё более высокая стопка уже прочитанных и отмеченных. Катана, длинный меч мирной пары, покоится рядом на деревянной подставке. Вакадзаси, малый меч, заткнут за пояс.

В комнате великого советника свежо и светло. Великолепная Гепола заглядывает во внутрь через распахнутые окна. Вдоль стен прямо на полу перед точно такими же низенькими столиками сидят четверо помощников. Первый помощник Зафар Ринган сидит ближе всех по правую руку. Причём он не просто первый помощник, а дальний родственник из захудалого рода Ринган и доверенное лицо.

Отработанным до автоматизма движением Буншан Изоб развернул очередное послание. Петиция от торговцев рисом Нандина. Ну да, Буншан Изоб криво усмехнулся, чего и следовало ожидать: торговцы в самых вежливых оборотах и самым унизительным образом умоляют великого советника императора навести в столице порядок. «Дабы на улицах и площадях самого великого города империи вновь воцарились тишина и закон» – привычная фраза, которой заканчивается каждое второе обращение торговцев и менял Нандина.

Сами виноваты, Буншан Изоб отложил петицию на правую сторону стола. Взвинтили цены на рис до заоблачных высот и заставили чернь голодать. Жадность наказуема. Торговцы рисом очень хотели заработать побольше денег, а вместо этого понесут побольше убытков. Злорадная улыбка растянула губы. Да ещё и страху натерпятся, паразиты трусливые.

Бунт, конечно, скоро будет подавлен. Пусть сперва простолюдины и оборванцы выпустят пар, запасутся ворованным рисом и упьются вдрызг ворованным сакэ. Ну а после ёрики и досины без труда разгонят чернь по их жалким лачугам и норам. Конечно, особо рьяным публично отрубят головы на Овальной площади. В общем, обычное дело. На петицию торговцев рисом можно не обращать внимания.

Так, что там дальше? Буншан Изоб взял следующий лист. Донесение Мояна Гимрада, даймё домена Футугат. Это, Буншан Изоб скосил глаза вверх, кажется, в юго-восточной части Тассунары. Далековато от столицы будет. Глаза быстро пробежали по ровным аккуратным строчкам. И там бунтуют.

Моян Гимрад с прискорбием сообщает, что крестьяне нескольких деревень взбунтовались. Причина всё та же – чрезмерные поборы со стороны сборщиков налогов. Иначе говоря, опять вытащили из амбаров крестьян последние коку риса. Бунт подавлен. Сотня, или около того, крестьян убита, остальные успели разбежаться. Виновник бунта приговорён к сэппуку. Буншан Изоб недовольно нахмурился. Опять какой-нибудь нищий самурай подбил дремучих простолюдинов на недовольство.

Далее Моян Гимрад с сожалением и мастерством Тиса Вуяна, великого трагика Тассунары, сообщает о том, что домен Футугат не может заплатить налоги в требуемом объёме. В результате бунта нанесён ущерб стоимостью ровно 131 коку риса.

Раздражение и недовольство прорвались наружу сквозь плотно сжатые губы глухим рычанием. Буншан Изоб скривился от отвращения. Опять крестьяне бунтуют, опять налоговые недоимки. Домен Футугат и так задолжал казне больше пяти сотен коку риса. Из двухсот четырёх доменов Тассунары только у Кирдана и Янаха нет проблем с наполнением казны. Ещё четыре худо-бедно держатся на плаву и умудряются сводить расходы с доходами. Остальные… Буншан Изоб мысленно махнул рукой от бессилия. Остальные всё больше и больше, всё глубже и глубже залезают в долги к ростовщикам и менялам.

Да чего уж там! Буншан Изоб положил донесение даймё на стопку прочитанных бумаг, ему самому от имени императора время от времени приходится брать в долг у Навила Сейшила и других менял Нандина. Так больше продолжаться не может.

Вежливый, но по-своему настойчивый стук в дверь прервал череду чёрных мыслей.

– Кто там? – Буншан Изоб уставился на раздвижную дверь, раздражение выскочило из груди грубым вопросом.

С тихим шелестом дверь отошла в сторону. В рабочую комнату вошёл Блар Тошран. Самый младший помощник согнулся в три погибели и едва не скребёт лбом пол. Про таких говорят «мальчик на побегушках». Да и возраст вполне подходящий, всего двадцать шесть лет. Накидка без рукавов на его плечах когда-то была насыщенного чёрного цвета, однако за давностью лет поблекла и потускнела. Широкие штаны с глубокими разрезами по бокам сшиты не из шёлка, а из более дешёвого хлопка. И это самурай, который лично служит великому советнику, второму человеку в Тассунарской империи после самого императора.

– Плохие новости, витус, – Блар Тошран торопливо опустился на колени и низко поклонился.

– Что? – недовольно выдохнул Буншан Изоб. – Бунтовщики не ограничились рисовыми складами и взялись за огонь?

– Хуже, – от усердия Блар Тошран стукнулся лбом о пол. – В Нандинский залив вошли огромные чёрные лодки иноземцев.

Свершилось! Буншан Изоб машинально подался всем телом назад. Лопатки упёрлись в стену. На голову словно выплеснули бочонок студёной воды. Дыхание застопорилось, а сердце остановилось.

Вот что это был за грохот, Буншан Изоб покосился на распахнутые окна. До того хотелось верить, будто на улице самый обычный осенний гром, что даже мысли не возникло, а с чего это греметь посреди ясного неба? Уж лучше бы это была и в самом деле нежданная гроза или даже тайфун.

Все, все, все эти годы проклятые иноземцы дамокловым мечом висели над его головой. Когда шесть лет тому назад уважаемый Меар Ризан, прежний великий советник императора, ушёл на покой, дворцовые чиновники целый месяц шептались за спиной Буншана Изоба. Всех без исключения интересовал один и тот же вопрос: как поведёт себя новый великий советник, если, не приведи Великий Создатель, проклятые иноземцы вернутся. Стыдно, стыдно признавать: все эти годы он очень, очень, очень надеялся и тайком молил Великого Создателя, чтобы этого не случилось, никогда. По крайней мере, пока он занимает рабочую комнату великого советника.

Буншан Изоб тряхнул головой, грустные мысли слегка отпустили. Новость о визите иноземцев шокировала не только его. Все четверо помощников сложили палочки для письма и уставились на него. У двоих в глазах сверкает интерес, у одного страх. Лишь лоб Зафара Рингана, первого помощника, покрылся морщинами от глубокой задумчивости.

– Знает ли о прибытие иноземцев император? – Буншан Изоб поднял глаза на младшего помощника.

– Да, витус, – на этот раз Блар Тошран не стал биться лбом о доски пола. – Его императорскому величеству о прибытие иноземцев лично доложил Теод Агаян, начальник стражи императорского дворца. В данный момент его императорское Величество находится на вершине Дозорной башни.

Как и положено подчинённому, младший помощник заранее ответил сразу на два вопроса. Буншан Изоб тут же поднялся с места. Колени скользнули по краю столешницы, рабочий столик сдвинулся вперёд. Но на половине пути до раздвижной двери Буншан Изоб вернулся и подхватил с подставки катану. Волнение и растерянность так охватили его, что он едва-едва не забыл самый главный атрибут самурая.

На вершине Дозорной башни, самой высокой во всём дворце, свежий ветер с залива неприятно продувает насквозь. Холодные языки залезают под нательное кимоно и раздувают широкие штанины. Буншан Изоб поправил накидку без рукавов.

С Дозорной башни открывается великолепный вид на Нандин, широкую гладь залива и Огаялский отрог, у подножья которого расположилась столица империи. Его императорское величество Тогеш Лингау уже здесь. Неизвестно, за каким именно занятием его застала дурная весть. На вершину Дозорной башни император поднялся в простом шёлковом кимоно с большим ярко-жёлтым драконом на спине. Как и полагается, два меча заткнуты за шёлковый пояс. Рядом с императором стальной горой несокрушимой мощи и мышц возвышается Теод Агаян, начальник императорской стражи. На его светло-сером кимоно вышиты чёрные щиты и стрелы.

Его императорское величество Тогеш Лингау изволит стоять возле зубчатого парапета и разглядывать в огромную подзорную трубу воды залива. Да-а-а, Буншан Изоб подошёл ближе, в Тассунаре подобных труб не делают. Эта, не иначе, куплена у фатрийских купцов.

Буншан Изоб глянул через край кирпичного парапета. На водной глади Нандинского залива чёрными уродливыми поленьями вытянулись в линию аж четыре корабля иноземцев. Боже! Какие они огромные!

Из-за большого расстояния корабли иноземцев кажутся маленькими, даже крошечными. Словно специально доказывая, что это не так, рядом на воде качается двухмачтовая джонка Морской стражи. Самое крупное судно Тассунары по сравнению с иноземным подобно прибитой лохматой собачке с тощими боками рядом с упитанным холёным бычком. Корабль, что ближе всего к дворцу императора, пугает больше всего.

Это… Это… Буншан Изоб напряг глаза. Это не просто парусник, а-а-а… В голове с трудом защёлкали колёсики, нужное слово едва-едва всплыло на поверхность сознания. Пароход. Да, точно – пароход. Густой чёрный столб дыма поднимается из короткой толстой трубы в центре корабля иноземцев. По бокам через борта свешиваются два больших гребных колеса. Даже без подзорной трубы корабли иноземцев производят удручающее впечатление.

Тогеш Лингау молча и сосредоточенно водит подзорной трубой. Корабли иноземцев со свёрнутыми парусами не на шутку заинтереосовали императора. Буншан Изоб замер в почтительной неподвижности рядом. Придётся ждать, пока его императорское Величество насладится видом иноземцев.

– Я так надеялся, что они никогда больше не явятся в мою страну, – император опустил подзорную трубу.

Затаённая надежда императора невольно вырвалась наружу.

– Видать, не судьба, – император не глядя протянул подзорную трубу, слуга в простом шёлковом кимоно тут же подхватил её.

– Какие будут приказания, Ваше Величество? – Буншан Изоб плавно поклонился.

Под вежливым ожиданием приказа замаскирован очень трудный вопрос – что будем делать?

– Пусть проклятые иноземцы подождут, – Тогеш Лингау кивнул в сторону залива. – В Нандине бунт, чернь недовольна. Хоть какая-то от неё польза.

– Это не так, Ваше Величество.

Голос Теода Агаяна подобен камням, что скатываются с высокой вершины, гремят и ломаются друг о друга. Император повернулся к начальнику стражи.

– Гром пушек проклятых иноземцев напугал простолюдинов, – начальник стражи махнул рукой в сторону города. – Грабежи прекратились. Некоторые бунтовщики разбежались по домам, но большая их часть направилась в порт глазеть на корабли иноземцев. Туда же постепенно подтягиваются и прочие горожане.

– На простолюдинов ну ни в чём нельзя положиться, – император тихо вздохнул.

Это точно, Буншан Изоб и сам тихо вздохнул. Была надежда, что голодный бунт в Нандине поможет выиграть денёк-другой. Только грохот пушек, язык силы, в переводе не нуждается.

– Ваше величество, – Буншан Изоб машинально поклонился, – позвольте дать вам совет.

– Это ваша прямая обязанность, великий советник, – император усмехнулся в ответ.

– Я предлагаю отправить к иноземцам смотрителя порта с переводчиком. Пусть он прикажет им убраться вон.

Последняя затаённая фраза «Вдруг сработает» едва не сорвалась с губ.

– Отправить можно. Я даже приказываю отправить, только это не сработает, – император вольно или невольно дал ответ на непроизнесённую фразу. – Если тогда, двенадцать лет тому назад, иноземцы убрались вон, то сегодня они проигнорируют наше требование самым наглым образом. Недаром, – Тогеш Лингау махнул рукой в сторону залива, – они явились не на двух, а сразу на четырёх кораблях. На четырёх больших чёрных кораблях, – тихо добавил император.

Нам остаётся только одно, – Тогеш Лингау распрямил спину и расправил плечи, – тянуть время и собирать самураев. Приказываю, – в голосе императора прорезался металл, – разослать гонцов всем самураям, которые только живут в двух днях пути от Нандина, явиться в полном вооружении как можно быстрее.

– Будет исполнено, Ваше Величество, – Буншан Изоб низко поклонился.

Император развернулся и неторопливо покинул вершину Дозорной башни. На самой высокой наблюдательной площадке императорского дворца ветрено и довольно прохладно. Однако Буншан Изоб поёжился, от приказа Тогеша Лингау его прошиб горячий пот. Час расплаты настал. Тогда, двенадцать лет назад, иноземцев удалось благополучно выпроводить вон. Но сегодня их уже не получится запугать грозными демоническими масками и красными, словно кровь, доспехами предков.

Буншан Изоб снова бросил взгляд на гладь Нандинского залива. Тогда, двенадцать лет назад, он был среди тех самураев, что стояли вокруг Меара Ризана, прежнего великого советника, которому выпала сомнительная честь вести переговоры с главарём иноземцев. Они стояли, бряцали мечами и грозно покачивались из стороны в сторону. Однако иноземец в чудной синей рубахе из плотной ткани с большими блестящими пуговицами лишь лениво глянул на лучших воинов империи, словно перед ним толпа ряженых комедиантов в бумажных доспехах. Буншан Изоб склонил голову. Гнев и раздражение до сих пор клокочут в душе за тот давний позор. Тогда ему с превеликим трудом удалось сдержать собственный гнев в узде, чтобы не выхватить тати, длинный боевой меч, и не разрубить наглеца одним махом на две ровные половинки.

Скрип деревянной лестницы под ногами императора стих. Следом за правителем вершину Дозорной башни покинул Теод Агаян, начальник стражи.

– Дай сюда, – Буншан Изоб грубо вырвал из рук слуги подзорную трубу и поднёс бронзовый окуляр к правому глазу.

Через иноземную подзорную трубу чёрные корабли словно на ладони. Боже, как же они сильны. На палубах то тут, то там торчат матросы в синих рубахах и белых штанах. У каждого за спиной болтается, нет, не благородное копьё. Даже с вершины Дозорной башни видно, что иноземные моряки вооружены мушкетами. Каждый. И на каждом ни малейшего намёка на кирасу, шлем или хотя бы поручни. Даже командиры иноземных моряков, более спокойные и солидные фигурки на фоне нервных рядовых, обходятся без нательной брони.

У трёх чёрных кораблей на каждом борту по двадцать пушек. В чёрных квадратах орудийных портов проглядывают еще более чёрные дула чудовищных пушек. Вот что пугает больше всего. Во всех укреплениях вокруг Нандина пороховых пушек раза в два-три меньше. Не говоря уже об их размерах.

Глаза бы не видели! Раздражение кольнуло в голову. Пальцы мёртвой хваткой вцепились в бронзу подзорной трубы. Буншан Изоб торопливо сунул её в руки слуги. Ещё только не хватало в приступе гнева сбросить с вершины Дозорной башни ценное имущество императора.

Обида раскалённым железным кольцом стиснула виски. Тогда, двенадцать лет назад, никто, никто, абсолютно никто, включая самого императора Тогеша Лингау, не принял никаких, вообще никаких, мер. Едва парус последнего чёрного корабля растаял в дымке на горизонте, Тассунара вновь погрузилась в приятную дремоту и расслабленность блаженной самоизоляции. Шумиха вокруг визита иноземцев через пару лет благополучно сошла на нет. Круговорот жизни вернулся в привычную колею. Крестьяне всё так же выращивали рис и бунтовали, самураи всё так же беднели, вешали мечи предков на стены и брали в руки молотки ремесленников. Пушки в укреплениях вокруг Нандина благополучно переехали обратно в подвалы и кладовки, где вновь принялись благополучно покрываться ржавчиной и патиной. Даже запасы пороха, что по приказу великого советника Меара Ризана были скуплены в дикой спешке, дабы не пропали даром, пустили на фейерверки. Новых запасов, экономии ради, делать не стали.

Каждый, каждый самурай, начиная с самого бедного и захудалого с острова Небос, самого южного острова Тассунарского архипелага, и до самого Тогеша Лингау, императора Тассунары, прекрасно, прекрасно понимали – иноземцы вернутся. И… Буншан Изоб плотнее сжал кулаки, горькие слёзы обиды едва не брызнули из глаз. И каждый самурай в глубине души очень, очень надеялся, что ему лично разбираться с проклятыми иноземцами не придётся, что его лично минует чаша сия. Не миновала. Посреди Нандинского залива вновь возвышаются чёрные громады чужих кораблей.