Вечная охота

Евгений Холмуратов

Вечная охота

Книга 1. Птичьи слезы

Глава 1. «Улыбчивый моряк»

Всякая история начинается в трактире, а «Улыбчивый моряк» будто бы строился для легенд. Богато обставленный лучшей мебелью, хорошо освещенный десятками свеч и масляных ламп. Тут наливали только изысканные вина, которые не мог себе позволить обычный горожанин, а подавали такое сочное мясо, что жира на тарелке хватало, чтобы смочить в нем добрый кусок хлеба. Повар каждый день готовил свой известный картофельный суп, а по утрам, если было настроение, еще и пек ровные пироги с яблоками. Неудивительно, что в трактире посетителей было немного. Удивительно, что построили его прямо в доках. В том самом месте, которое так старательно избегала любая монета.

И среди этой роскоши такой человек как Никус смотрелся так же неправильно, как сугроб в разгар июльской жары. Его одежду шили явно не по меркам, да и давненько она не видала хорошей чистки. Сапоги заляпаны, штаны все в пыли, а темная рубаха на голое тело то тут, то там зияла дырами. От Никуса резко пахло рыбой и потом, лишь час назад он разгрузил несколько бочек с добрым уловом, чтобы раздобыть хоть немного денег.

Никус кашлянул, привлекая внимание трактирщика. Тот было улыбнулся, но тут же надел маску отвращения и пренебрежения. Его руки, до это так ловко расставляющие бутылки с вином и ликером по полкам, теперь нервно дергались на стойке, словно рвались в бой. Никус почувствовал себя неловко, но тут же воспрянул духом, вспомнив, зачем пришел в столь неподходящее для него заведение, и быстро сказал:

– Меня ждут в дальней комнате. Если вам не лень, прошу уточнить у постояльца, можно ли мне войти. Если же вас обременяют дела поважнее, – Никус осмотрел пустой трактир и улыбнулся, – то я сам этим займусь.

Отвращение на лице трактирщика сменилось осторожностью и страхом. Он даже не ответил Никусу, лишь кивнул в сторону коридора, который вел к комнатам. Никус гордо выпрямился, хотя все равно был ниже сутулого трактирщика на целую голову, и кивнул в ответ.

Казалось, коридор выглядел еще богаче зала, но это только на первый взгляд. Когда глаза Никуса привыкли к темноте, а света там было немного, он заметил, что дерево на стенах дешевое, а кое-где и отсыревшее. Вазы, стоявшие на специальных столах между дверьми, – явный контрафакт, купленный за гроши у нечестных на руку моряков. Никус видел подобные и даже прикинул, у кого же трактирщик разжился такой дешевкой? Ему на ум пришли сразу четыре имени, но он их тут же отмел.

Наконец Никус встал напротив двери в конце коридора. Он еще раз проверил, что его карман отяжеляет небольшая шкатулка, выдохнул и постучал. Ему не отвечали. Тогда Никус постучал еще раз, только громче. Снова тишина. Третий стук походил на ярость пьяного мужа, вернувшегося к неверной жене. Никус было решил, что внутри никого нет, как вдруг услышал сдавленное «войдите».

В комнате царил такой мрак, что даже коридор показался Никусу солнечным пятном на пасмурном небе. Он не видел буквально ничего, даром что на улице стояли сумерки. Темные тяжелые шторы не пропускали ни лучика, а того света, что лился из коридора, Никусу хватило только чтобы осмотреть деревянный пол под ногами. Зато он отчетливо почувствовал запах воска. Должно быть, тут недавно жгли свечи. Быть может, даже минуту назад.

– Кажется, вы искали это, – сказал Никус и достал шкатулку. Он тут же выругался про себя, что не поприветствовал заказчика, но решил, что оно ни к чему. Какое дело до формальностей человеку, который прячет свое лицо во тьме?

– Подойди и положи шкатулку на стол.

Никус облизнул сухие губы и сделал два неловких шага. Глаза уже привыкли к темноте, и он различал силуэт стола посреди комнаты, но все же фигура собеседника словно скрывалась совсем в других тенях. Его очертания размывались, сколько бы Никус не вглядывался в них. Он даже не был уверен, что этот человек дышит.

Никус отступил и увидел, как заказчик наклонился к шкатулке. На секунду в его глазах сверкнуло отражение света из коридора, и Никус невольно подумал о совах. У тех тоже огромные зенки, сияющие в ночи.

– Правда, – сказал человек в тенях. Его голос напомнил Никусу, как тот в детстве кричал в колодец. Такое же эхо. Такой же гулкий звук. – Я искал это.

– Я дорого заплатил, чтобы добыть эту шкатулку, – промямлил Никус. – Собрал все долги, что мог. Встречался с людьми, с которыми встречаться совсем не хотел. Мне пришлось давать взятку из моего и без того худого кармана. – Он вдруг воспрял духом, вспомнив о потраченных деньгах и едва ли не сорвался на крик. – Украсть что-то из королевской казны, пусть и завалящую монету, не так уж и просто!

– Ни к чему повышать голос, – все так же монотонно ответил человек в тенях. – Если бы я знал, что ты такой трус, я бы нанял кого-нибудь еще. – Никус не ответил, не зная, как реагировать. Он еще не получил награду, так что не хотел лезть на рожон. Повисла неловкая пауза.

– Впрочем, – заговорил человек в тенях, – дело сделано, а подробности меня совсем не интересуют. Ты хотел награды? Бери награду.

К ногам Никуса упал тяжелый кошелек. Он осторожно поднял его и осмотрел содержимое. Много мелочи и лишь одна серебряная монета, но на эти деньги Никус мог бы прожить целых четыре месяца. Два, если будет есть почаще и спать в кроватях поприличнее.

– Я подумал, что такие монеты в руках работника доков привлекут меньше внимания. Достаточная награда?

Никус прикинул, что на взятки не потратил и десятой доли того, что получил. Нутром он чувствовал, что награда слабовата для тех рисков, которым он подвергал свою шею. Король Фенатор сажал разбойников в клетки на городских площадях и за меньшие проступки, но ведь все обошлось.

– Меня она устроит, – ответил Никус.

– Славно. – Человек в тенях повернул голову и в его совиных глазах вновь отразился свет. – Что-то еще?

Никус опомнился, словно ото сна, поклонился, хотя перед ним сидел явно не лорд и не герцог, и поспешил выбежать из трактира, хлопнув за собой дверью.

* * *

Человек, который только что получил шкатулку от Никуса, встал из-за стола и медленно зажег свечи в комнате. Он прекрасно ориентировался в тенях. В некотором смысле он и сам был тенью в черных одеждах и птичьей маске со стеклянными глазами, но все же порой свет не повредит.

Шкатулка лежала неровно, и человека это взбесило. Он осторожным движением чуть развернул ее, чтобы грань стола оказалась параллельно задней стенке шкатулки, и сел напротив. Запах рыбы и пота, оставшийся после Никуса, развеивался, а потом и вовсе исчез, но шкатулка осталась нетронутой. Даже одна свеча потухла, отжив свое, но человек не спешил открывать добычу.

Наконец его рука потянулась вперед. Его ловкие пальцы откинули скромную застежку и подняли крышку. Внутри лежал небольшой красный браслет из волос. Время его не пощадило, он слегка износился и поистрепался, но все же оставался целым. Для предмета, которому сотни лет, это уже достижение.

– Да придут ваши дни, Русалочьи волосы, – сказал человек браслету. – Придет час. Но не сегодня.

Он закрыл шкатулку. Человек загасил несколько свеч, сложил добычу в просторную кожаную сумку с длинным ремнем, чтобы ее можно было носить через плечо, и вышел из комнаты. На столе он оставил несколько монет и записку, написанную аккуратным ровным почерком на скромном куске бумаги. «Спасибо за ужин и приют. Сдачу оставьте себе». И подпись: «Доктор».

Глава 2. Смерть в Аннуне

Двадцать четыре рыцаря под предводительством принца Виглафа въехали в ворота Рэлле. Дамы бросали им под ноги цветы, которые тут же сминали покорные кони, а детишки махали своим кумирам. Красные Плащи в очередной раз наслаждались всеобщим обожанием. Один воин, которого прозвали Ежом, не выдержал и послал воздушный поцелуй аристократке. Та задержала дыхание, словно под водой, и вмиг стала пунцовой, а ее подружки тихо засмеялись.

Рядом с принцем шел и Гален Бирн. Пожалуй, единственный из рыцарей, кто никак не реагировал на бушующую толпу. Он ровно вел своего коня, прямо держа спину, и даже сейчас, в безопасности за стенами города, не убирал руки с рукоятки меча. Перед самым въездом Гален сбрил бороду, что успела отрасти за месяцы похода, и обрезал черные волосы. Чистый, ухоженный, в доспехах он был на редкость красив, но все в городе знали, что добиться его расположения ой как непросто.

Виглаф наклонился к своему другу и тихо прошептал:

– Кажется, Лили из рода Ростоулов положила на тебя глаз. Когда мы проезжали мимо, она чуть слюной не захлебнулась.

– Она смотрела на тебя, – коротко ответил Гален. – На твои белые волосы и власть. Ростоулы уже не первый десяток лет косятся на трон, если верить слухам при дворе.

– С каких пор ты им веришь? – Рыцарь не ответил, только пожал плечами. – А она красива, – задумчиво сказал Виглаф. – Стоит сегодня посадить ее подле себя, как думаешь?

– Она же не грошовая проститутка.

– И то верно. – Виглаф закрыл тему. – Отец!

Король Фенатор и королева Ри’Ет стояли возле статуи Виглафа Великого. Их наряд не дышал роскошью, в нем не было мелких деталей, требующих кропотливой работы. Про дублет короля вряд ли можно было сказать что-то кроме «удачный», хоть он и был выкрашен в цвета рода Арлеев: синий и серебрянный. И уж точно барды не слагали бы песен про простое платье королевы, такое же белоснежное, как и ее волосы. Но одежда правителей была совсем новая, ее никто не видел до этого. Сшитая точно по меркам она идеально подходила им и только им, нельзя было представить кого-либо в их нарядах.

Виглаф спешился, резко притянул к себе Фенатора и обнял, похлопав того по спине. Мать же принц нежно взял за плечи и поцеловал в щеку, а потом поклонился ей. Вместе с Виглафом поклонились и все Красные Плащи, а за ними весь Рэлле. Ри’Ет легонько дотронулась до щеки сына и улыбнулась ему.

– Сегодня великий день! – сказал Фенатор голосом маститого оратора. Сказал так, чтобы его услышало как можно больше людей. – Мой сын вернулся с очередной победой над фоморами! Признаться, я не до конца верил, что он сможет разбить силы, превосходящие его в четыре раза, но все же он тут! – Виглаф улыбнулся откровенной лжи отца. – Сегодня в родовом замке Арлеев будет пир! И пусть ваши бокалы наполнятся вином из моих погребов!

Виглаф встал и широко улыбнулся. Даже будучи ниже своего отца, он казался величественнее. Плечи не такие усталые, глаза не впалые. Все тело дышит молодостью и готово в любой момент броситься в бой. Белые волосы, так непохожие на седые, впитывали свет солнца и сияли сами.

Фенатор кивнул одному из своих пажей, и тот тут же принес небольшой сверток красного шелка. Король прогнал слугу и передал сверток Галену.

– Это мой дар тебе за верную службу мне, моему сыну и стране, сир Бирн. – Фенатор понизил голос, чтобы его могли слышать только самые близкие.

Гален Бирн принял подарок, глубоко поклонившись, и развернул его. Под нежной тканью оказался кинжал эльфийской работы. Тонкое, но прочное лезвие с гравировкой, удобная деревянная рукоять и идеальный баланс. Бирн перехватил клинок, сделал им ловкий выпад, оценивая вес, и многозначительно кивнул.

– Это великая честь, – сказал рыцарь и поклонился уже в третий раз.

– Я приказал лучшим мастерам по коже изготовить для этого кинжала лучшие ножны, которых он достоин. Пусть он верно служит тебе.

Медленно толпа перешла в родовой замок Арлеев. Широкие залы не смогли вместить в себя всех желающих, даже часть аристократии осталась за воротами и устало разбрелась по домам, но все же внутри собралось полторы сотни самых богатых людей Аннуна. Здесь были бароны с запада, мечтающие отдать своих дочерей за молодого принца. Были герцоги с востока, хвастающие своими успехами в военном деле. За столами сидело немало рыцарей, которые не видели друг друга годами. Разговоры не стихали ни на миг. Где-то обсуждалась затяжная война, где-то сетовали на непослушных крестьян, где-то сплетничали.

Гален не обращал внимания на гул, окружающий его. Он спокойно ел жареное мясо, запивая его вином, и смотрел по сторонам, словно кто-то мог напасть на его короля, беззаботно смеющегося неподалеку. Предводитель Красных Плащей всегда сидел рядом с королевской семьей. И если те были летним солнцем, радующим людей своим светом и теплом, то Бирн напоминал тучу, которая грозила вот-вот закрыть это солнце ото всех.

– Где же эти барды и шуты? – вдруг крикнул Фенатор, хлопнув рукой по подлокотнику. – Мне надоели праздные беседы, хочу веселья!

– Совсем недавно я видел одного из них, мой король, – сказал кто-то с другого конца зала. – Своими оленьими рогами он чуть не сбил меня с ног!

– Ба! Оленьи рога! Эка глупость. – Король повернулся к сыну. – Не побалуешь отца музыкой, пока твои руки еще в состоянии держать лютню?

– Наш сын устал, – сказала Ри’Ет, положив свою руку на руку мужа. – Он, конечно, бог, но и богам нужен отдых. Даже богам грома.

– Гром? – По тону Фенатора нельзя было сказать, он возмущается или насмехается. – Единственный гром, что он способен призвать, так это гулкий рык из своего живота, когда переберет с вином! Давай, сынок, не заставляй отца ждать.

– Для тебя, – Виглаф встал, вытер салфеткой губы и поцеловал отца в лоб, – что угодно. Лютню мне!

– Лютню принцу и богу грома! Ха-ха!

Прыщавый парнишка принес Виглафу лютню, а один из рыцарей учтиво отдал ему свой стул. Принц размял пальцы и взял несколько аккордов. Лютня была не его, ее давно не настраивали, и теперь она звучала совсем фальшиво. Виглаф настроил инструмент и снова прислушался. Струны зазвучали звонче и ярче, а главное – совсем чисто.

– Какую бы песню сыграть, а? – спросил принц. В зале тут же принялись наперебой перечислять самые разные названия. «Мертвый фомор», «За два гроша пропил я деву», «Двадцать три мужика», «Поход на юг», «Дровосек и ветер» и еще десятки вариантов. Но Виглаф выхватил только один из них. – «Юродивый оруженосец». Слыхал я эту песню как-то в одном трактире. Пели ее, конечно, бездарно. Ну что ж…

Принц сразу взял высокую ноту, приковывая к себе все внимание. Он пел так, как течет река. Витиевато, быстро, подскакивая на подводных камнях. Иногда он прекращал петь, оставляя в зале только звуки лютни, а следом прекращал играть, и его мощный голос смешивался со слабым эхо резких нот. Когда Виглаф закончил, все разразились аплодисментами и неловкими смешками.

– Тот случай в трактире напомнил мне еще одну песню, – сказал принц. – Кто-то ее знает, но для большинства она станет открытием. «Письмо конюшему».

Это была шуточная песня, но очень сложная и непостоянная. Поэтому Виглаф играл ее, как ветер гоняет осеннюю листву. Он резко переходил от баса к сопрано, а следом к альту. В особенно тихих местах принц брал крещендо, словно внезапно поднявшаяся буря, едва ли не пугая слушателей. И все же каждый человек в зале завороженно следил за историей конюшего, влюбившегося в жену барона.

– Что ж, – на выдохе сказал Виглаф. Его лоб блестел от пота, а лицо покраснело. – Пожалуй, я спою вам еще одну песню. Последнюю, ибо вино дает о себе знать, да и я давно не практиковался. – Принц удрученно посмотрел на лютню. – «Песнь Сюзанне».

От одного только названия по залу прошли тяжелые вздохи. Каждый, кто хоть раз любил, знает эту песню. Ее не поют просто так, ее посвящают. Только кто-то особенный может услышать личное исполнение этой песни, а на людях ее играют так редко, что большинство просто-напросто не слышало достойного исполнения этой сложной баллады.

Виглаф взял первую ноту. Медленную, тягучую, словно свежая смола. Хриплым голосом он запел первый куплет. Он пел не как река и не как ветер. Это был огонь. Не тот огонь, что жадно пожирает дома или тела поверженных врагов. Не тот, что горит в костре путников, отчаянно ищущих тепла. Этот огонь не посмеет сунуться в печь повара. Ему незачем гореть на факелах и свечах. Нет. Этот огонь живет лишь в сердце. Этот огонь жжет изнутри, заставляя плакать. Он выжигает каждую каплю крови. Из-за этого огня невозможно дышать, он рвет на части тело и ломает кости. Именно так и пел Виглаф. Он выворачивал души наружу и обжигал их.

Когда принц закончил петь, все плакали. Рыцари с красными глазами успокаивали дам, аристократы вытирали лицо салфетками. Плечи короля судорожно дрожали, а королева едва сдерживала рыдания. Даже Гален чуть заметно шмыгал носом, хотя глаза его лишь слегка намокли. Виглаф встал, отдал лютню заплаканному мальчонке и вернулся на свое место.

* * *

Уже за полночь, когда все гости разошлись, к Виглафу в комнату вошла Ри’Ет. Она тихо закрыла за собой дверь и зажгла свечу, хотя внутри горели масляные лампы. Принц читал «Построения и оборона», но тут же отложил книгу.

– Матушка, – сказал он, чуть склонив голову. Королева поцеловала его в щеку.

– Ты должен уже спать. Час совсем поздний, а у тебя за плечами недели тяжелого пути.

– Путь не так тяжел, когда ты идешь домой. Да и дорогу мне скрашивали хороший ужин и армейские байки! Пусть солдаты не знают манер, да и пахнет от них совсем уж дурно, но скучать они не дадут.

– Это верно. Но ты совсем исхудал, а под глазами появились синие круги. Сон – важнее всего, даже для бога.

– Так я и не бог, – Виглаф потянулся и тут же, не выдержав, зевнул. – А впрочем, ты наверняка права. В последнее время я совсем не щажу себя. Но что поделать! Отец приказал мне учиться, и вот, – принц постучал по открытой книге, – я учусь.

– Не говори так, ты тоже бог, как и я. Ведь ты мой сын. Мой бог грома. Какая еще мать может сказать подобное? – Ри’Ет легко улыбнулась, и сердце Виглафа тут же наполнилось верой. Только она так умела. Богиня Аннуна. Богиня надежды и веры. – Но этот разговор подождет до лучших времен. Меня отец прислал, хочет тебя видеть.

– Сейчас? Я думал, он совсем пьян и уже давно спит.

– Ты знаешь Фенатора, он никогда не бывает пьян. Это все напускное, бравада, чтобы о нем не сплетничали, как о слишком трудолюбивом короле. – Ри’Ет выдохнула. – Признаться, мне это не нравится. Он хочет тебя о чем-то попросить, но о чем именно, не знаю. Впервые он таит секреты от меня, и сердце подсказывает, что дело кончится дурно.

– Глупости. Отец никогда не подвергнет меня опасности зазря. – Ри’Ет подняла бровь. – Да, он то и дело посылает меня на фронт, но ведь со мной Красные Плащи и сам Гален Бирн! Джерому придется собрать всех фоморов, чтобы побить этот отряд и добраться до меня.

– И все же, будь осторожнее, мое зимнее дитя. Если убежать будет мудрым решением, беги.

– Разве такое люди хотят слышать от богини надежды? – Виглаф говорил весело, но тут же поник, увидев, что его мать огорчена.

– Людям я сказала бы иное. Защищать их от глупой неосмотрительности – не моя задача. Я должна защитить тебя.

– Доброй ночи, матушка, – сказал Виглаф, вставая. Он обнял мать и махнул рукой, словно бы в шутку отдавая честь. – Если меня отправят в поход, полный глупой неосмотрительности, встреть меня с теплым вином.

Виглаф поднялся к отцу. Фенатор сидел в роскошном кресле, обитом красной тканью, и о чем-то размышлял. Его глаза были закрыты, но король явно не спал. Он дышал ровно, а между пальцами перекатывал сверкающую монету. Фенатор совсем не походил на того человека, что пару часов назад самолично осушил пару кувшинов с вином. Виглаф даже подумал, будто в тех кувшинах наверняка был сок. А если даже и вино, то изрядно разбавленное.

– Мама сказала, ты хотел меня видеть, – сказал Виглаф.

– Хотел. Спасибо, что пришел, я боялся, что ты уже спишь. У меня к тебе три вопроса, если не против.

– Начинай, я всегда рад с тобой поболтать. – Виглаф сел в кресло победнее. – Хоть и не в такой официальной обстановке.

– Насколько ты доверяешь Галену?

– Сложно сосчитать, сколько раз он спас мне жизнь. Это единственный человек, которого я могу назвать другом. И он верен мне. Пожалуй, даже больше, чем тебе. А ты? Гален заслужил твое доверие?

– Конечно, он верный пес, но слишком скрытный. Каждый раз он показывает карты, но меня не покидает ощущение, что где-то под столом спрятал козырь-другой. – Фенатор все еще держал глаза закрытыми. – Второй вопрос. Насколько ты доверяешь мне?

– Если вы с Галеном будете утверждать противоположное, я займу твою сторону, – ответил Виглаф, хотя на секунду задумался. – А ты насколько веришь мне?

– Ты не давал повода усомниться в тебе, хотя втайне я опасаюсь, что ты завладеешь троном раньше положенного, и этому я не обрадуюсь. Но это все глупые страхи старика, не бери в голову. И вот последний вопрос: как ты думаешь, кто победит в войне? Чьи флаги будут стоять по всему континенту, когда пыль от сапог солдат уляжется?

– Разумеется, победа будет за Аннуном. Тут и думать нечего. – Виглаф помедлил, выжидая. Он наклонил голову набок, присматриваясь, не подглядывает ли его отец сквозь приоткрытые веки. – А что думаешь ты?

– Я знаю, – твердо сказал Фенатор и открыл глаза, – что мы не победим. Впрочем, и фоморам эта война выйдет боком. – Король кивнул в сторону карты, и Виглаф словно бы наяву почувствовал запах крови, пота и железа.

Граница между степями, где царствовали фоморы, и Аннуном была вся утыкала красными флажками. Северные кланы под предводительством гнома Джерома не переставали наступать, но за годы войны граница не сдвинулась ни на сантиметр. Каждая сторона тратила баснословные деньги на вооружение, припасы, доспехи и лекарства, а толку словно не было совсем.

– Враг куда сильнее, когда у него есть противник серьезнее тебя, – сказал король.

– Мор.

– Они сражаются с ним, а не с нами. И я пытался найти лекарство. – Виглаф словно пропустил признание отца мимо ушей. – Всего одна склянка могла бы положить конец войне, представляешь? Долгий мир, о котором грезил твой дед. Одна склянка.

– Прости, но я не совсем понимаю. Ты уничтожаешь фоморов всю свою жизнь. Что тебе толку искать лекарство от их болезни?

– Потому что так надо. «Мир можно заключить только с врагами». Слыхал? Нет? Фоморы и люди сражаются с середины Второй эпохи, и я прекрасно понимаю, что так Нэнния придет в упадок.

– Плевать на Нэннию, они подвешивали наших солдат за ноги и отрубали им пятки. Фоморы поливали головы людей смолой и поджигали. Говорят, кентавры живьем ели недобитых врагов, а гномы насиловали женщин, пока на границе не осталось поселений. Возможно, ты давно не был в строю и совсем позабыл, кто такие фоморы, но я прекрасно помню.

– Я уверен, что найдется как минимум тысяча фоморов, способных сказать ровно то же о людях. Мы охотились на них, как на зверей. Грабили, убивали в мирное время.

– Они пришли на нашу землю и объявили ее своей собственностью.

– Их создали на нашей земле, фоморы не виноваты, что им нужна еда.

– Эльфы тоже были созданы в Аннуне, но отчего-то им хватило ума уйти в горы, чтобы никому не мешать.

– Богиня Эл’Ари благословляет Светоч, так будет и впредь, но фоморы лишены благодати своей создательницы. Со смертью Нид’Фаэль все Северные кланы сбились с пути, теперь в их руках единственное орудие труда – мечи и топоры.

– Предположим, что ты прав, хоть это определенно и не так. Допустим, что прав. Что ты хочешь мне этим сказать? Ты искал лекарство, хорошо. Я бы и сам не отказался обладать таким стратегическим перевесом против фоморов, Северные кланы щедро заплатят за ту пресловутую склянку. Но что с того? Сегодня я вернулся с очередной битвы, миром не пахнет.

– В поисках я набрел на некоего Доктора. Весьма умный человек, живущий к югу отсюда в небольшой деревне. Раз в два месяца, а иногда и реже, я переодевался простолюдином и ехал к нему для праздной беседы. Его идеи во многом совпадали с моими только он видел мир словно бы черно-белым. Нет, не так. Он видел его черным и так, вслепую, пытался найти хоть немного света. – Фенатор запнулся.

– Продолжай.

– Только через год с лишним я узнал о его методах. Опустим подробности, на ночь такое не рассказывают. Слыхал о Степном звере?

– Кажется, это человек, который ставил опыты на фоморах. – Виглаф задумался. – Боги. И ты связался с ним.

– Все связи уже разорваны, только… Только Доктор может выставить меня в невыгодном свете. Я хочу, чтобы ты нашел его и избавил меня от головной боли. Можешь взять с собой Галена, если потребуется, но больше никого. Не стоит наводить лишний шум. Дело плевое, и будь ситуация чуть иной, я бы приказал двум гвардейцам посадить его на пику. – Фенатор взмахнул рукой, словно ему досаждала муха. – Но люди могут неправильно понять.

– Я сделаю это, – сказал Виглаф, немного подумав. Он смотрел отцу прямо в глаза, но не с вызовом, а словно выискивая что-то в темно-синем цвете. Какой-то отблеск совести или страха. Хоть чего-то, кроме жесткой решительности. – Убить Доктора – правильное решение.