Тайна Богоматери. Истоки и история почитания Приснодевы Марии в первом тысячелетии.

В Кане Галилейской этот «час», к которому неумолимо движется все евангельское повествование, еще не настал: служение Иисуса только начинается. Но, превращая воду в вино, Он уже являет Свою славу – ту, которой Он обладал у Бога Отца «прежде бытия мира» (Ин. 17:5). Здесь, в скромном иудейском доме, на брачном пиру, где не хватило вина, эта слава раскрывается впервые. Затем она будет раскрываться в других чудесах и знамениях, совершаемых Иисусом. Своего апогея она достигнет в тот момент, когда Иисус, пригвожденный к кресту, во всем предельном уничижении Своего человеческого естества явит всю славу Своего Божественного величия.

В этот момент – кульминационный момент евангельской драмы – Он вновь обратится к Своей Матери, указывая на того самого ученика, который поведал нам историю брака в Кане Галилейской: «Жено! се, сын Твой». А ученику скажет: «Се, Матерь твоя». И с этого времени ученик возьмет Ее к себе (Ин. 19:26–27). Так продолжится история взаимоотношений между Иоанном и Матерью Иисуса – история, частью которой является брачный пир в Кане.

Рассказ о браке в Кане Галилейской – единственное из описанных в Евангелиях чудес, на котором отмечено присутствие Матери Иисуса. При этом чудо совершается в ответ на Ее просьбу, и служители, наполняющие водоносы водой, исполняют Ее повеление. Хотя чудо совершает Иисус, Она играет значимую роль в повествовании. В следующий раз Она появится в Евангелии от Иоанна только у креста Своего Сына. Нельзя не видеть связи между этими двумя появлениями Матери Иисуса – в начале общественного служения Иисуса, при Его первом чуде, и в конце, при самой развязке драмы, – у Его креста. Это как бы указывает на Ее сквозное незримое присутствие во всей евангельской истории.

Земной путь Иисуса был путем уничижения и истощания. На этом пути от начала до конца Иисуса сопровождала Его Матерь. Для Нее этот путь тоже был путем истощания и умаления – от того момента, когда Симеон сказал Ей, что душу Ее пройдет оружие (Лк. 2:35), до того, когда это пророчество исполнилось у креста Ее Сына. Ее человеческое умаление выразилось, в числе прочего, в том скромном месте, которое Она занимает в евангельских повествованиях, где центральное место – что не удивительно – отведено Иисусу. Но когда пришел Его «час», была явлена Его «слава». Ее час пришел уже после воскресения Иисуса, когда Церковь распознала в Ней новую Еву и узнала в Ней свою Мать.

Распятие. Мозаика. XIII в. Собор Сан-Марко, Венеция

Матерь Иисуса у креста

Все четыре евангелиста повествуют о том, что при кресте Иисуса стояли женщины (Мф. 27:55–56; Мк. 15:40–41; Лк. 23:49, 55–56; Ин. 19:25). У синоптиков женщины стоят в отдалении, тогда как у Иоанна они стоят достаточно близко к кресту, чтобы Иисус мог обратиться к Одной из них. Это различие не обязательно считать противоречием: оно вполне может объясняться либо тем, что женщины поначалу стояли вдали, а потом приблизились к кресту[46], либо, наоборот, тем, что они сначала стояли вблизи, а потом отошли после того, как Иисус умер[47].

Главным отличием Иоанна от синоптиков в данном случае является то, что в список стоявших у креста женщин он включает Матерь Иисуса[48]. Прямая смысловая нить протягивается в Евангелии от Иоанна от брака в Кане Галилейской к упоминанию о Матери Иисуса в повествовании о Страстях. Там Иисус говорил Ей: «еще не пришел час Мой» (Ин. 2:4). Теперь же «пришел час прославиться Сыну Человеческому» (Ин. 12:23). И Мать вновь оказывается рядом с Сыном:

При кресте Иисуса стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина. Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе (Ин. 19:25–27).

Согласно иудейским обычаям того времени, умирающий мужчина должен был сделать распоряжение касательно правового статуса своих родственниц-женщин[49]. Такое распоряжение было необходимым в обществе, где судьба женщин всецело зависела от воли мужчин. Жена, потерявшая мужа; дочь, лишившаяся отца; мать, у которой умер сын: все женщины, оказавшиеся в подобном положении, поступали на иждивение мужчин – как правило, своих родственников. Однако умирающий должен был дать указания об этом. Как правило, родственники уважали волю умершего и поступали так, как он завещал.

Обращаясь сначала к Матери, а затем к ученику, Иисус, как может показаться, призывает Свою Мать и ученика к взаимной заботе друг о друге. Однако общий контекст сцены и ее окончание («с этого времени ученик сей взял Ее к себе») заставляет интерпретировать ее не столько в терминах взаимности, сколько в том смысле, что Иисус указал Своей Матери на ученика, который будет заботиться о Ней, а ему – на Ту, о Которой он должен будет заботиться[50].

Как уже говорилось, тот факт, что Иисус вверяет Мать ученику, а не кому-либо из Своих «братьев», служит косвенным подтверждением отсутствия у Нее других детей: если бы такие дети были, не было бы необходимости передоверять Ее ученику.

Распятие. Фрагмент фрески. Монастырь Протат, Афон

Безымянный ученик, «которого любил» Иисус, неоднократно упоминается на страницах четвертого Евангелия, и церковная традиция прочно отождествила его с Иоанном, автором этого Евангелия. Нет никаких оснований оспаривать это отождествление, тем более что сам автор в конце Евангелия раскрывает себя в словах: «Сей ученик и свидетельствует о сем, и написал сие» (Ин. 21:24). Рассматриваемый эпизод именно потому стал частью четвертого Евангелия, что в нем непосредственное участие принимал его автор, тогда как другие евангелисты в нем не участвовали и могли вообще ничего не знать о нем.

После Воскресения

«Другая Мария»

Согласно всем четырем Евангелиям, первыми исчезновение тела Иисуса из гробницы обнаружили женщины. Иоанн упоминает только одну: «В первый же день недели Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда было еще темно, и видит, что камень отвален от гроба» (Ин. 20:1). Матфей говорит о двух женщинах у гроба: «По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб» (Мф. 28:1). У Марка свидетелями отсутствия тела Иисуса в гробнице становятся три женщины: «По прошествии субботы Мария Магдалина и Мария Иаковлева и Саломия купили ароматы, чтобы идти помазать Его» (Мк. 16:1). Наконец, в рассказе Луки фигурируют три женщины, названные по имени, и другие, не названные: «В первый же день недели, очень рано, неся приготовленные ароматы, пришли они ко гробу, и вместе с ними некоторые другие; но нашли камень отваленным от гроба… То были Магдалина Мария, и Иоанна, и Мария, мать Иакова, и другие с ними, которые сказали о сем Апостолам» (Лк. 24:1, 10).

Кто понимается под «другой Марией» в Евангелии от Матфея? Она упоминается в этом Евангелии дважды: в рассказе о погребении (Мф. 27:61) и в рассказе о воскресении (Мф. 28:1). Обычно под «другой Марией» понимают Марию, мать Иакова и Иосии, о которой в параллельных местах говорит Марк (Мк. 15:40 и 16:1). Однако существует и иное толкование, согласно которому другая Мария – это Богородица[51].

Явление Христа женам-мироносицам. Фреска. XIV в. Монастырь Дионисиат, Афон

В нашей книге соответствующие тексты и иконографические изображения будут рассмотрены, наряду с высказываниями отцов Церкви, в частности, Ефрема Сирина (IV век) о том, что Дева Мария была среди женщин, которым Иисус явился по воскресении. Однако сам евангельский текст не дает достаточных оснований для того, чтобы предположить, что «другая Мария» – это Матерь Иисуса. Наверное, если бы евангелист имел в виду Ее, он бы сделал это более очевидным.

Матерь Иисуса в Деяниях апостольских

Евангелие от Луки заканчивается тем, что Иисус, благословив учеников, начал отдаляться от них и возноситься на небо, а «они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великою радостью. И пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога» (Лк. 24:52–53). Речь идет, конечно, о храме Иерусалимском.

Вознесение Господне. Мозаика. 1183–1189 гг. Кафедральный собор в Монреале, Сицилия

Однако Лука был еще и автором книги Деяний апостольских, которая мыслится как прямое продолжение его Евангелия. Из этой книги мы узнаём, что ученики возвратились не в храм, а в некую «горницу»:

Тогда они возвратились в Иерусалим с горы, называемой Елеон, которая находится близ Иерусалима, в расстоянии субботнего пути. И, придя, взошли в горницу, где и пребывали, Петр и Иаков, Иоанн и Андрей, Филипп и Фома, Варфоломей и Матфей, Иаков Алфеев и Симон Зилот, и Иуда, брат Иакова. Все они единодушно пребывали в молитве и молении, с некоторыми женами и Мариею, Материю Иисуса, и с братьями Его (Деян. 1:12–14).

Термин ὑπερῷον («горница») указывает на помещение под крышей, как и термин ἀνάγαιον, употребленный в Евангелиях от Марка и от Луки для обозначения места, где Иисус велел двум ученикам приготовить Тайную Вечерю: пойдя за человеком, несущим кувшин воды, они должны были найти горницу «большую, устланную, готовую» (Мк. 14:15; ср.: Лк. 22:12). Речь идет о помещении на верхнем этаже дома, куда вела каменная или чаще деревянная лестница. Поскольку термин ὑπερῷον в Деяниях употреблен с определенным артиклем, то есть речь идет о конкретной горнице, можно предположить, что имеется в виду то самое помещение, в котором Иисус совершил Свой последний ужин с учениками[52]. Очевидно, именно это большое помещение стало первой «штаб-квартирой» общины учеников Иисуса после Его вознесения на небо.

Список учеников, приводимый автором Деяний, совпадает со списками, известными нам по синоптическим Евангелиям (Мф. 10:2–4; Мк. 3:16–19; Лк. 6:14–16), за исключением Иуды Искариота, который по понятным причинам в нем отсутствует. Как и у синоптиков, список возглавляет Петр, за ним следуют Иаков и Иоанн, далее – прочие апостолы. Они составляют ядро той общины, из которой начнет развиваться Церковь по всей вселенной.

Апостолы пребывают в молитве вместе «с некоторыми женами и Мариею, Материю Иисуса, и с братьями Его». Это упоминание очень важно, поскольку дает представление о том, кто, помимо одиннадцати апостолов, входил в первоначальную церковную общину.

Под «некоторыми женами»[53] понимаются женщины, которые следовали за Иисусом при Его жизни. В Евангелии от Луки упоминание об этих женщинах относится к началу Его общественного служения: «После сего Он проходил по городам и селениям, проповедуя и благовествуя Царствие Божие, и с Ним двенадцать, и некоторые женщины, которых Он исцелил от злых духов и болезней: Мария, называемая Магдалиною, из которой вышли семь бесов, и Иоанна, жена Хузы, домоправителя Иродова, и Сусанна, и многие другие, которые служили Ему имением своим» (Лк. 8:1–3). Повествуя о распятии Иисуса, евангелист Марк отмечает: «Были тут и женщины, которые смотрели издали: между ними была и Мария Магдалина, и Мария, мать Иакова меньшего и Иосии, и Саломия, которые и тогда, как Он был в Галилее, следовали за Ним и служили Ему, и другие многие, вместе с Ним пришедшие в Иерусалим» (Мк. 15:40–41).

Женщины, следовавшие за Иисусом, многократно упоминаются и другими евангелистами в других контекстах. Они являются постоянными героинями рассказов о воскресении Христа во всех четырех Евангелиях.

Матерь и братья Иисуса также не случайно включены автором Деяний в список Его последователей. В синоптических Евангелиях о них упоминалось в последний раз только в связи с эпизодом, в котором они стояли за дверью, когда Иисус проповедовал; вместо того, чтобы выйти к ним, Он указал на учеников и сказал: «Вот матерь Моя и братья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мф. 12:49–50; Мк. 3:31–34). К этому можно добавить информацию из Евангелия от Иоанна о неверии братьев Иисуса в Него (Ин. 7:1–5) и из Евангелия от Марка о том, как родственники хотели взять Иисуса обратно в семью, подумав, что Он сошел с ума (Мк. 3:21).

Свидетельства Иоанна и Марка относятся к начальному периоду служения Иисуса, когда имел место конфликт между Иисусом и Его родственниками по плоти. Как долго продолжался этот конфликт, неизвестно. Однако мы видим Матерь Иисуса стоящей у Его креста (Ин. 19:25), а о братьях узнаём из Деяний. Это означает, что в какой-то момент – раньше или позже – родственники Иисуса по плоти не только примирились с Его образом жизни, но и стали Его последователями. Одному из «братьев Иисуса», Иакову, будет отведена важная роль в формировании иерусалимской церковной общины (Деян. 12:17; 15:13; 21:18; 1 Кор. 15:7; Гал. 1:19).

Сколько человек составляла община христиан после воскресения Иисуса? В Деяниях упоминается сто двадцать человек, собравшихся в горнице: в это число могли входить одиннадцать апостолов, другие семьдесят, упоминаемые Лукой в Евангелии (Лк. 10:1)[54], некоторые женщины и сродники Иисуса по плоти. Однако, по-видимому, в горнице собралась не вся община. Апостол Павел в Первом послании к Коринфянам говорит о явлении воскресшего Иисуса «Кифе, потом двенадцати; потом… более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили» (1 Кор. 15:5–6). Из этого можно заключить, что общее число мужчин в общине превышало пятьсот человек.

Какую роль в общине первых христиан играла Мария, Матерь Иисуса? Об этом книга Деяний умалчивает. После единственного в этой книге упоминания о Ней речь далее идет исключительно о деяниях апостолов-мужчин – Петра, Стефана, Филиппа и, наконец, Павла. Во второй половине книги Деяний внимание читателя полностью переключается на него.

Вознесение Господне. Псалтирь королевы Милисенты, книжная миниатюра. 1131–1143 гг. Британская библиотека, Лондон, Великобритания

«Жена, облеченная в солнце»

Ни в посланиях Павла, ни в Соборных посланиях других апостолов о Деве Марии не говорится, если не считать упоминания в Послании к Галатам о том, что Сын Божий «родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных, дабы нам получить усыновление» (Гал. 4:4–5).

Однако в Откровении Иоанна Богослова – книге, которой завершается Библия, – имеется загадочное повествование о жене, рождающей младенца:

И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела во чреве, и кричала от болей и мук рождения. И другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадим. Хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю. Дракон сей стал перед женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца. И родила она младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным; и восхищено было дитя ее к Богу и престолу Его. А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога, чтобы питали ее там тысячу двести шестьдесят дней (Откр. 12:1–6).

«Жена, облеченная в солнце, и дракон». Книжная миниатюра, Апокалипсис. Ок. 801–900 гг. Аббатство Сент-Аман, Франция

Откровение, или Апокалипсис, – книга, написанная символическим языком. Церковное предание связывает ее с Иоанном Богословом, автором четвертого Евангелия, стоявшим при кресте Иисуса. В книге описаны видения, которые автор имел, когда находился в изгнании на острове Патмос. По своему жанру Апокалипсис напоминает пророческие книги, где также описываются многочисленные видения сверхъестественного характера. Образ жены, облеченной в солнце, иногда воспринимается как символизирующий Деву Марию. Это толкование мы встретим у Епифания Кипрского[55]. Долгое время оно было господствующим в католической традиции. При таком толковании под рождением младенца может пониматься рождение Христа от Девы, дракон символизирует либо Ирода, который хотел умертвить младенца, либо диавола, а бегство в пустыню символизирует бегство Святого Семейства в Египет. Отметим, что указание на «младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным» почти буквально совпадает со стихом 2-го псалма, который в греческом переводе звучит так: «Ты упасешь их жезлом железным» (Пс. 2:9). Этот стих, как и весь 2-й псалом, в раннехристианской традиции воспринимался как мессианский, то есть указывающий на Христа.

Однако большинством восточно-христианских толкователей образ жены, облеченной в солнце, воспринимается как символизирующий Церковь[56]. Это понимание восходит к святому Ипполиту Римскому: «Под образом жены, облеченной в солнце, весьма ясно показывает Иоанн Церковь, облеченную в Слово Отчее, сияющее паче солнца; говоря же о “луне внизу ног ее”, [показывает], что Церковь, подобно луне, украшена небесной славой. А выражение “на главе ее венец из двенадцати звезд” указывает на двенадцать апостолов, через которых основана Церковь»[57].

По предположению ряда ученых, Апокалипсис – книга, отражающая раннехристианскую литургическую практику[58]. В частности, к числу литургических гимнов относят следующие слова из Апокалипсиса: «Свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет» (Откр. 4:8); «Аминь! благословение и слава, и премудрость и благодарение, и честь и сила и крепость Богу нашему во веки веков! Аминь» (Откр. 7:12); «Царство мира соделалось царством Господа нашего и Христа Его, и будет царствовать во веки веков» (Откр. 11:15); «Благодарим Тебя, Господи Боже Вседержитель, Который еси и был и грядешь, что Ты приял силу Твою великую и воцарился» (Откр. 11:17); «Аминь! аллилуия!.. Хвалите Бога нашего, все рабы Его и боящиеся Его, малые и великие… Аллилуия! ибо воцарился Господь Бог Вседержитель. Возрадуемся и возвеселимся и воздадим Ему славу; ибо наступил брак Агнца, и жена Его приготовила себя» (Откр. 19:4–7)[59].

Означает ли упоминание о жене, облеченной в солнце, что у христиан первого поколения существовало литургическое почитание Девы Марии? Это представляется маловероятным. В символах из книги Апокалипсиса ее автор зашифровал послание, адресованное христианам своего времени и последующих поколений, но суть этого послания продолжает вызывать споры. А потому и образ жены, облеченной в солнце, не получил однозначного толкования.

* * *

Как мы видели, в Евангелиях от Матфея и от Луки о Деве Марии говорится подробно только в связи с рождением от Нее Иисуса (Мф. 1:18–2:23; Лк. 1:26–2:38). У Луки, кроме того, Мария и Иосиф упоминаются в рассказе о проповеди двенадцатилетнего Иисуса в храме (Лк. 2:41–51). У Марка и Иоанна материал, связанный с рождением Иисуса и Его детством, отсутствует.

На протяжении всего периода общественного служении Иисуса после Его выхода на проповедь мы видим Деву Марию только в трех эпизодах: на браке в Кане Галилейской (Ин. 2:1–12), при попытке увидеть Иисуса, когда Он общался с народом (Мф. 12:46–50; Мк. 3:31–35; Лк. 8:19–21), и при кресте Иисуса, когда Он вверил Ее любимому ученику (Ин. 19:25–27).

Новый Завет не дает никаких указаний на то, чтобы при жизни Христа или в первые годы после Его смерти и воскресения Матерь Иисуса пользовалась каким-либо особым почитанием в общине учеников Спасителя. Лишь однажды Она упоминается в Деяниях (Деян. 1:14) и однажды – мимоходом – у апостола Павла (Гал. 4:4–5). Церкви предстоял долгий путь, прежде чем тайна Девы Марии начнет открываться ей.

Глава 2

Развитие догматического учения о Деве Марии с начала II по начало V века

В настоящей главе мы покажем, как почитание Девы Марии развивалось в период до III Вселенского Собора. Нам предстоит обозреть труды отцов и учителей раннехристианской Церкви от Игнатия Богоносца и Иустина Философа до Оригена и Киприана Карфагенского включительно. Мы коснемся также апокрифической литературы, имеющей отношение к нашей теме и появившейся в раннехристианский период. Затем мы обратимся к «золотому веку» христианской письменности и рассмотрим труды Афанасия Великого, Ефрема Сирина, Кирилла Иерусалимского, трех Великих Каппадокийцев, Иоанна Златоуста, Епифания Кипрского, а также нескольких латинских отцов Церкви до блаженного Августина включительно.

Учение отцов Церкви о Деве Марии было неотъемлемой частью их христологии, и именно в контексте развития христологической доктрины Церкви следует рассматривать то постепенное становление учения о Марии, Матери Божией, как Деве и Приснодеве, которое происходило в течение этого периода.

Христианская литература II–III веков

Уже во II–III веках Дева Мария упоминается в памятниках христианской литературы, причем основной акцент делается на сверхъестественном образе рождения от Нее Сына Божьего.

Игнатий Богоносец

В начале II века Антиохийский епископ Игнатий, приговоренный к смерти через съедение дикими зверями, следует в сопровождении стражи из Иерусалима в Рим. По пути он пишет и отсылает послания местным церквам. В Послании к Ефесянам упоминается «рожденный и нерожденный, Бог во плоти, в смерти истинная жизнь, от Марии и от Бога, сначала подверженный, а потом не подверженный страданию, Иисус Христос, Господь наш»[60]. Далее в том же послании утверждается: «Ибо Бог наш Иисус Христос был зачат Марией, по устроению Божию, от семени Давидова, но от Духа Святого»[61].

Святой Игнатий Богоносец. Фреска. XI в. Собор Святой Софии, Киев, Украина

Игнатий Антиохийский. Книжная миниатюра из Менология Василия II. Ок. 1000 г. Византия

Таким образом, свидетельство евангелистов Матфея и Луки о том, что Христос родился от Духа Святого и Марии Девы, полностью принимается Игнатием. Более того, в этом свидетельстве он видит особую Божью тайну: «От князя века сего сокрыто было девство Марии и Ее деторождение, равно и смерть Господа, три достославные тайны, совершившиеся в безмолвии Божием»[62]. Учение о том, что истинный смысл пришествия в мир Иисуса скрыт от диавола, будет продолжено последующими церковными писателями.

Исповедание веры в рожденного от Марии Иисуса Христа является неотъемлемой частью христианского церковного Предания. Об этом Игнатий говорит в Послании к Траллийцам:

Потому не слушайте, когда кто будет говорить вам не об Иисусе Христе, Который из рода Давидова, Который от Марии истинно родился, ел и пил, истинно был осужден при Понтии Пилате, истинно был распят и умер на виду у небесных, земных и преисподних, Который истинно воскрес из мертвых, так как Его воскресил Отец Его…[63]

В этих словах подчеркивается реальность человеческого естества Христа. Уже во времена Игнатия начали возникать представления о том, что человеческое естество Христа было лишь видимостью, а страдания Его и смерть мнимыми. С этими представлениями будет решительно бороться Ириней Лионский, а вслед за ним и другие отцы Церкви.

Иустин Философ

Середина II века была временем, когда христианство подвергалось гонениям в Римской империи. Император Антонин Пий, вступивший на престол в 138 году и правивший империей до 161 года, был ревностным почитателем эллинских богов. И хотя он был менее жесток по отношению к христианам, чем его предшественники Траян и Адриан, христианство в империи оставалось фактически под запретом. По временам в разных частях империи вспыхивали преследования, жертвами которых становились все новые и новые христианские мученики.

Иустин Философ. Книжная миниатюра из Менология. XIV в. Византия

Иустин Философ в молодости изучал стоическую философию, был знаком с учениями пифагорейцев, перипатетиков и платоников. Став христианином, он направил свои знания на апологию христианской веры, нуждавшейся в защите от обвинений. Свою Первую апологию он адресует «императору Титу Элию Адриану Антонину Благочестивому Августу Кесарю, сыну его Вериссиму философу, и Люцию философу, родному сыну Кесаря и усыновленному сыну Благочестивого, любителю наук, и к священному сенату и всему народу римскому». Вериссим философ – не кто иной, как будущий император Марк Аврелий, а Луций Вер – его приемный брат, с которым он будет в течение некоторого времени делить правление после смерти Антонина Пия. Предположительно, апология написана в период между 149 и 155 годами.