Властелин Севера. Песнь меча (сборник)

Это забавляло Сверри. Один раз он приспустил с плеч ее платье, чтобы показать пухлые белые груди, а потом рассмеялся, увидев, как округлились у нас глаза.

Мне снилась Гизела. Однако я почему-то никак не мог увидеть ее лицо, и потому сны не служили мне утешением.

Люди Сверри кормили нас кашей и супом из угрей, давали лепешки и уху, а когда выпал снег, нам в качестве подстилок бросили грязные овчины. Сгрудившись в хижине для рабов, мы слушали, как завывает ветер, и смотрели на снег сквозь щели между бревнами.

Было холодно, так холодно, что один из саксов не смог пережить зиму. У него началась лихорадка, и спустя пять дней он просто умер, и два человека Сверри, отнеся тело к ручью, швырнули его на лед, чтобы труп смыло следующим приливом.

Недалеко от дома находились леса, и каждые несколько дней нас отводили туда, чтобы заготавливать дрова. Цепи кандалов нарочно делали слишком короткими, чтобы нельзя было шагнуть широко, и, пока у нас в руках были топоры, нас постоянно охраняли люди с копьями и луками. Я знал, что моментально распрощаюсь с жизнью, если только попробую достать одного из охранников топором, но все равно испытывал сильное искушение попытаться это сделать.

Один из датчан предпринял такую попытку раньше меня. Он повернулся и с воплем неуклюже побежал, и стрела попала ему в живот. Он согнулся, и люди Сверри медленно прикончили его. Несчастный громко вопил, умирая. Смерть его была мучительной, а кровь запятнала снег на несколько ярдов вокруг. Датчанина специально убили так медленно, чтобы это послужило уроком для остальных. Поэтому я просто рубил деревья, отсекал ветви, расщеплял стволы с помощью кувалды и клиньев, затем снова рубил и вечером возвращался в хижину для рабов.

– Если бы только эти маленькие ублюдки, дети Сверри, подошли поближе, – на следующий день сказал Финан, – с каким удовольствием я бы задушил этих вонючих недомерков.

Я удивился, потому что это была самая длинная фраза, которую я когда-либо от него слышал.

– Лучше взять ребятишек в заложники, – предложил я.

– Но они слишком умны, чтобы подойти ближе, – проговорил Финан, оставив мои слова без внимания.

Он говорил на датском со странным акцентом.

– Ты был воином, – сказал вдруг Финан.

– Я и сейчас воин, – возразил я.

Мы сидели вдвоем у хижины на клочке травы, где растаял снег, и потрошили сельдь тупыми ножами. Вокруг кричали чайки. Один из людей Сверри, сидевший у длинного дома, наблюдал за нами. Он держал на коленях лук, а на поясе у него висел меч.

Интересно, как Финан догадался, что я был воином. Я ведь никогда не рассказывал о своей жизни. И никогда не называл своего настоящего имени: пусть все думают, будто я Осберт. Когда-то меня и вправду звали Осбертом, это имя мне дали при рождении, но затем, когда мой старший брат погиб, переименовали в Утреда: по традиции самого старшего сына в нашей семье должны были звать Утредом. Но я предпочитал помалкивать, оказавшись на борту «Торговца». Утред – это гордое имя воина, и я собирался держать его в секрете до тех пор, пока не спасусь из рабства.

– Как ты догадался, что я воин? – спросил я Финана.

– Дело в том, что ты никогда не перестаешь наблюдать за этими ублюдками, – пояснил он. – И никогда не перестаешь думать о том, как бы их убить.

– Ты и сам такой же, – заметил я.

– Финан Быстрый, так меня зовут, – представился он. – Потому что я обычно танцую танцы с врагами. Смертельные танцы. Танцую и убиваю их. Танцую и убиваю.

Он вспорол живот еще одной рыбе и смахнул требуху в снег, где из-за нее подрались две чайки.

– Было время, – продолжал Финан сердито, – когда у меня имелись пять копий, два меча, блестящая кольчуга, щит и шлем, сияющий как огонь. У меня была женщина с волосами до пояса и с улыбкой, перед которой меркло полуденное солнце. A теперь я потрошу селедку. – Он вновь полоснул ножом. – Но, клянусь, когда-нибудь я вернусь сюда и убью Сверри, умыкну его женщину, задушу его ублюдков и украду его деньги. – Он хрипло засмеялся. – Этот негодяй хранит здесь свое богатство. Закопал тут все свои деньги.

– Ты это знаешь наверняка?

– A что еще он мог с ними сделать? Не мог же Сверри их сожрать, потому что он не срет серебром, верно? Нет, богатство закопано здесь.

– A кстати, где мы сейчас находимся?

– В Ютландии, – ответил он. – Эта женщина – датчанка. Мы приходим сюда каждую зиму.

– И сколько же зим подряд?

– Это моя третья зима, – сказал Финан.

– Как он тебя схватил?

Мой товарищ швырнул еще одну рыбину в тростниковую корзину.

– Был бой. Мы против норвежцев, и эти ублюдки победили нас. Взяли меня в плен и затем продали Сверри. A ты как попал в рабство?

– Меня предал мой господин.

– Еще один ублюдок, которого надо убить, а? Вообще-то, мой господин тоже меня предал.

– Каким образом?

– Отказался заплатить за меня выкуп. Он хотел мою женщину, понимаешь? Поэтому позволил меня забрать. Вот ублюдок! С тех пор я молюсь, чтобы он поскорее подох, и чтобы его жены подхватили столбняк, и чтобы его скот заболел вертячкой, и чтобы его дети сгнили в собственном дерьме, и чтобы его посевы пожухли, и чтобы его гончие подавились и околели!

Финан содрогнулся: похоже, праведный гнев так и распирал его изнутри.

* * *

Постепенно метели сменились снегом с дождем; на реке медленно таял лед. Мы сделали новые весла из выдержанной еловой древесины, заготовленной еще прошлой зимой, и к тому времени, как весла были выструганы, ледоход уже закончился.

Серые туманы плащом окутывали землю, на краю тростниковых зарослей появились первые цветы. Цапли вышагивали на мелководье, когда солнце растапливало утренний иней.

Наступала весна, поэтому мы конопатили «Торговца» шерстью коров, мхом и дегтем. Мы вычистили судно и спустили его на воду, вернули в днище балласт, водрузили мачту и свернули на рее выстиранный и залатанный парус.

Сверри обнял на прощание свою женщину, поцеловал детей и вброд перешел к нам на судно. Двое из команды втащили его на борт, и мы вновь взялись за весла.

– Гребите, вы, ублюдки! – прокричал он. – Ну же, гребите!

И мы повиновались.

* * *

Гнев способен помочь тебе выжить, но при этом отбирает много жизненных сил.

Временами, чувствуя себя больным и слишком слабым, чтобы держать весло, я все равно налегал на него, потому что, если бы только я дрогнул, меня мигом вышвырнули бы за борт. Я налегал на весло, когда меня рвало, налегал, когда потел или дрожал от лихорадки, и тогда, когда у меня болел каждый мускул. Я налегал на весло в дождь и в солнце, когда дул ветер и шел мокрый снег. Помню, когда у меня началась сильная лихорадка, я решил, что сейчас умру. Я даже хотел умереть, но Финан потихоньку выругал меня.

– Ты ничтожный сакс, – выговаривал он мне, – ты слабак. Ты жалкий отброс племени саксов.

Я что-то крякнул в ответ, и он снова на меня зарычал, на этот раз громче, так что Хакка услышал его с носа судна.

– Твои враги ведь только того и хотят, чтобы ты сдох, – увещевал меня Финан. – Так покажи им, что они просчитались и никогда этого не дождутся. Налегай на весло, ты, жалкий саксонский ублюдок, налегай!

Тут Хакка ударил его: нам запрещалось разговаривать.

В другой раз я сделал то же самое для Финана. Помню, как одной рукой обнимал его за плечи, а другой насильно кормил кашей.

– Ты должен выжить, ублюдок, – втолковывал я ему. – Нельзя позволить этим эрслингам тебя победить. Надо обязательно выжить!

И он выжил.

Тем летом мы отправились на север, пройдя по реке, которая петляла по поросшим мхом и березами берегам. Мы забрались далеко на север, где в тени все еще виднелись островки нерастаявшего снега, и купили шкуры северных оленей в деревне, стоявшей среди берез. Потом мы вернулись в море. Шкуры мы обменяли на моржовые клыки и китовый ус, которые, в свою очередь, выменяли на янтарь и гагачий пух.

Мы везли солод и котиковые шкуры, меха и солонину, железную руду и овечью шерсть. В одной окруженной камнями бухточке мы провели два дня, загружая сланец, который после превратился в точильные камни, и Сверри обменял точильные камни на гребни, сделанные из оленьего рога, и на большие мотки канатов из шкуры тюленя, а еще на дюжину тяжелых слитков бронзы.

Все это мы отвезли обратно в Ютландию и отправились в Хайтабу, огромный торговый порт, такой большой, что там имелся поселок рабов. Нас загнали в этот поселок. Его окружали высокие стены, которые охраняли люди с копьями.

Финан встретил там какого-то соплеменника-ирландца, а я разыскал сакса, которого взяли в плен датчане у побережья Южной Англии. Король Гутрум, сказал этот сакс, вернулся в Восточную Англию, где стал называть себя Этельстаном и строить церкви. Насколько знал мой новый знакомый, Альфред все еще был жив. Датчане, обосновавшиеся в Восточной Англии, не совершали набегов на Уэссекс, но он слышал, что Альфред все равно строит на границе крепости. Сакс ничего не знал о судьбе датских заложников, а потому не мог рассказать, выпустили ли Рагнара. Этот человек также не сообщил мне никаких новостей о Гутреде из Нортумбрии, поэтому, встав посредине поселка, я принялся выкрикивать:

– Эй, есть здесь кто-нибудь из Нортумбрии?

Люди тупо смотрели на меня.

– Кто-нибудь из Нортумбрии? – прокричал я снова, и на этот раз по другую сторону палисада, отделявшего женскую часть поселка от мужской, отозвалась какая-то девушка.

Мужчины толпились у палисада, разглядывая сквозь щели женщин, но я оттолкнул двоих в сторону и прокричал девушке:

– Ты из Нортумбрии?

– Из Онхрипума, – последовал ответ.

Она оказалась саксонкой, пятнадцати лет от роду, дочерью дубильщика из Онхрипума. Ее отец задолжал деньги ярлу Ивару, и тот, в уплату долга, забрал его дочь и продал Кьяртану.

Сперва я подумал, что ослышался, и переспросил:

– Кьяртану?

– Кьяртану, – вяло подтвердила она. – Он сперва изнасиловал меня, а потом продал этим ублюдкам.

– Неужели Кьяртан жив? – изумился я.

– Жив, – вновь подтвердила она.

– Но ведь его крепость подвергли осаде, – запротестовал я.

– Лично я там ничего подобного не видела, – ответила девушка.

– A Свен? Его сын?

– Этот тоже изнасиловал меня, – вздохнула бедняжка.

Позже, много позже, я сумел из отдельных фрагментов сложить всю историю. Гутред и Ивар, объединившись с моим дядюшкой Эльфриком, попытались взять Кьяртана измором и вынудить его сдаться, но та зима выдалась суровой, в их армиях начались болезни. Поэтому, когда Кьяртан предложил заплатить дань всем троим, они приняли серебро. Гутред также получил обещание, что Кьяртан перестанет нападать на церковников, и некоторое время тот держал свое слово. Но церкви были слишком богатыми, а Кьяртан – слишком жадным, поэтому не прошло и года, как обещание оказалось нарушено, нескольких монахов убили или продали в рабство.

A ежегодная дань серебром, которую Кьяртан обязался платить Гутреду, Эльфрику и Ивару, была выплачена всего лишь один раз.

Словом, ничего не изменилось. Кьяртан на несколько месяцев притих, но потом решил, что его враги не такие уж и могущественные. Дочь дубильщика из Онхрипума ничего не знала о Гизеле, она никогда даже не слышала о ней, и я подумал, что моя возлюбленная, возможно, умерла.

В ту ночь я познал, что такое отчаяние. Я плакал. Я вспоминал Хильду и гадал, что с ней сталось. Мне было очень страшно за нее. Я вспоминал ту ночь, когда поцеловал Гизелу под буком, и думал, что все мои мечты теперь пропали, разбились вдребезги, – поэтому я плакал.

У меня осталась жена в Уэссексе, о которой я ничего не знал и, по правде говоря, не хотел знать. Мой маленький сын умер. Исеулт, которую я когда-то очень любил, тоже умерла. Я потерял Хильду, да и Гизела теперь тоже была для меня потеряна. В ту страшную ночь я буквально почувствовал, как меня захлестывает жалость к себе. Я сидел в хижине, и слезы катились по моим щекам.

Увидев мое отчаяние, Финан тоже заплакал – я знал, что он вспоминает свой дом. Я пытался вновь разжечь в себе гнев, потому что только гнев мог помочь мне выжить, но он упорно не желал просыпаться. И поэтому, вместо того чтобы злиться, я плакал и никак не мог остановиться.

То была тьма отчаяния: я внезапно осознал, что моя судьба – налегать на весло до тех пор, пока я не сломаюсь и мой труп не вышвырнут за борт.

Я исступленно рыдал.

– Ты и я, мы будем вместе, – сказал вдруг Финан.

Было темно. Хотя дело и происходило летом, ночь выдалась холодная.

– Что? – переспросил я, закрыв глаза в попытке остановить слезы.

– Мы будем вместе. С мечами в руках, мой друг, – пояснил он. – Ты и я. Так обязательно будет.

Сообразив, что ирландец имел в виду: мы освободимся и отомстим, – я безнадежно сказал:

– Пустые мечты.

– Нет! – сердито отозвался Финан.

Он подсел поближе и взял мои ладони в свои.

– Не сдавайся! – прорычал он мне. – Не забывай, что мы воины, ты и я, мы с тобой воины!

«Вернее, я когда-то был воином», – подумал я.

Было время, когда я и впрямь гордо носил сияющую кольчугу и шлем, но теперь я был всего лишь вшивым, грязным, слабым и слезливым рабом.

– Держи! – Финан вложил что-то в мою ладонь.

Это оказался гребень из оленьей кости, тогда мы везли эти гребни в качестве груза. Мой друг ухитрился украсть один и спрятать в своих лохмотьях.

– Никогда не сдавайся, – сказал Финан.

И я расчесал гребнем волосы, которые к тому времени уже отросли почти до пояса. Я расчесал их, распутав колтуны, вытащил из зубцов вошь, а на следующее утро Финан заплел в косы мои прямые волосы, а я сделал то же самое для него.

– Так заплетают волосы воины моего племени, – объяснил он, – а мы с тобой – воины. Мы не рабы, мы воины!

И хотя мы с ним по-прежнему были все такие же худые, грязные и оборванные, но отчаяние прошло, как морской шквал, уступив место гневу, который придал мне решимости.

* * *

На следующий день мы погрузили на корабль слитки меди, бронзы и железа. Мы вкатили на корму «Торговца» бочки с элем и наполнили оставшееся пространство грузовой клети солониной, ковригами черствого хлеба и кадками соленой трески.

Сверри развеселился, увидев, что мы заплели в косы свои волосы.

– Небось вы двое решили, что найдете женщин, да? – насмехался он над нами. – Или сами притворяетесь женщинами?

Не дождавшись ответа, Сверри молча ухмыльнулся. Он был в тот день в хорошем настроении и весь лучился от энтузиазма, что случалось нечасто. Он любил море, и по тому, как много провизии мы на этот раз загрузили, я догадывался, что наш хозяин собирается отправиться в долгое плавание. Так и оказалось.

Время от времени он бросал свои палочки с рунами, и палочки, должно быть, сулили ему процветание, потому что Сверри купил трех новых рабов. Все они были фризами. Сверри решил как следует подготовиться к предстоящему путешествию.

* * *

Однако началось то плавание не слишком удачно: едва мы покинули Хайтабу, за нами погнался другой корабль. Пиратский корабль, как угрюмо объявил Хакка, и мы устремились под парусом на север. Но преследователи медленно догоняли нас, потому что их судно было длиннее, стройнее и быстрее, и только опустившаяся темнота позволила нам спастись. Ох и беспокойная тогда выдалась ночь!

Мы сложили весла и опустили парус, чтобы «Торговец» ни единым звуком не выдал себя. В темноте я слышал плеск от весел наших преследователей. Сверри и его люди присели на корточки рядом с нами, с мечами в руках, готовые убить любого, кто пикнет.

Честно говоря, у меня возникло искушение подать голос, а Финан хотел стукнуть по борту, чтобы привлечь внимание пиратов, но Сверри немедленно убил бы нас, поэтому мы вели себя тихо, и незнакомый корабль прошел мимо в темноте. Когда же забрезжил рассвет, чужого судна уже не было видно.

Вообще-то, такое на море бывает редко. Как правило, волки не едят волков, а соколы не нападают на других соколов, поэтому северяне редко охотятся друг за другом. Хотя случается, что кое-кто, отчаявшись, и рискует нападать на своих соплеменников – датчан или норвежцев. Таких пиратов все презирают: обзывают отверженными, ничтожествами, но боятся. Обычно их суда выслеживают и либо убивают, либо продают в рабство всю команду. Но все равно некоторые рискуют стать отверженными, зная, что если сумеют захватить богатый корабль вроде «Торговца», то разом получат целое состояние, которое даст им положение в обществе, власть и всеобщее уважение.

Но в ту ночь мы спаслись, а на следующий день поплыли под парусом дальше на север. A потом – еще дальше на север и не ступали на землю много, много ночей подряд.

Потом, однажды утром, я увидел вдали черный берег с ужасными утесами. Море разбивалось об эти угрюмые скалы в белую пену, и я еще, помню, подумал, что тут-то и придет конец нашему пути. Однако мы вовсе не устремились к земле, а вместо этого поплыли дальше, направляясь теперь на запад, а потом недолго шли на юг, пока наконец не встали на якорь в бухте возле острова.

Сначала Финан решил было, что это Ирландия, но люди, которые приплыли к «Торговцу» в маленькой лодке из шкур, не говорили на его языке. У северного побережья Британии было полно островков, и я решил, что это один из них. Там жили дикари, и Сверри не сошел на берег, а обменял несколько мелких монет на яйца чаек, сушеную рыбу и козлятину.

На следующее утро мы стали грести при попутном ветре и гребли весь день. Я знал, что мы движемся к западным просторам какого-то дикого моря. Рагнар Старший предупреждал меня об этих морях, говоря, что за ними лежит земля, но что большинство людей, которые искали ту далекую землю, никогда не возвращались. В тех западных землях, рассказывал он, обитают души мертвых моряков. Это серые и унылые, исхлестанные штормами места, вечно затянутые туманом, но именно туда мы сейчас и направлялись, и Сверри стоял у рулевого весла с таким довольным видом, что я невольно вспомнил, как и сам испытывал некогда точно такое же счастье. Я вспомнил, как это весело – вести по морской глади хороший корабль и чувствовать его пульс, положив руку на рулевое весло.

Путешествие продолжалось две недели. Мы следовали по пути китов, и эти морские чудовища время от времени показывались из воды, чтобы посмотреть на нас или выбросить фонтан воды. Воздух становился холоднее, небо было вечно затянуто облаками, и я знал, что команда Сверри беспокоится. Они думали, что мы заблудились. Я думал точно так же и подозревал, что жизнь моя закончится на краю моря, где огромный водоворот втягивает корабли в свои смертельные глубины.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Эрслинг – задница (староангл.). (Здесь и далее примеч. перев.)

2

Витан, или витенагемот, – совет старейшин при короле у англосаксов.

3

В данном случае имеется в виду не собственно корабельный экипаж, а количество людей.

4

Непереводимая игра слов: английское ass имеет два значения: осел и задница.