Город скорби

Ну ничего. Мне только тринадцать. Сейчас мой рекорд – сорок. Но однажды эта цифра перевалит за сто. И хочу я только одного.

Я хочу пламени.

ВСЁ БУДЕТ ГОРЕТЬ

Тайны гиблого пустыря

«Что за история?».

– Доктор, меня посещают видения.

– М-м-м, угу.

– Не подумайте! Я не псих. Но к вам пришёл, так как голоса в голове это одобрили.

– Голоса в голове?

– Да, но думаю, что мне стоит рассказать всё с самого начала. Вы не против меня послушать?

– ….

***

Началось всё с того, что на отшибе поставили дом. Это Астрахань, если что. А район очень даже конкретный – Трусовский. Вы сюда можете приехать на маршрутке 63, а может сесть и на другой номер – на номер 64. Или вы дорожите минутами? Если да, то… Не знаю.

Здесь есть частные дома, есть какие-то коммуны. И везде люди несчастны.

Дороги плохие, шпана мешает людям думать и спать, вокруг мусор, стёкла, пыль. Со стороны Кировской больницы по ночам доносятся стоны. А за больницей простирается пустырь, который никому не принадлежит, никем не используется.

Там только гниль. Как и в сердцах многих. У меня зрение не очень, но уши хорошие. И чувств у меня побольше. Так что я не хуже вас, а лучше вас. И из этого никакой тайны я не делаю. Так что если говорю – гниль, то значит так и есть. Сомневаетесь? Тогда валите из моей истории.

Вы и в Бога не верите. Но во время турбулентности всё меняется. Тряхнёт самолётик, вот вы уже и верите.

«Господи, помоги!».

Так вот. Пустырь никому не был нужен. Брошенные дома, заросшие тропинки, куча камыша и какого-то хлама. В этом месте не было никакого вдохновения. Художники боялись сюда приходить, ведь однажды тут пропали дети. Три ребёнка исчезли одним днём. Растворились.

Полиция искала долго и усердно. Но всё это не приносило людям утешения. Не было результатов или успехов. И только спустя несколько месяцев одного мальчика нашли в Ерике. Он подгнил, раздулся, дурно пах. Мать и отец хотели отказаться от него.

«Это не наш мальчик».

Жаль, что экспертиза ДНК считала иначе. Жаль, что следователь считал иначе. Жаль, что бабушка мальчика считала иначе. Она его и похоронила. А остальных похоронили? Да нет… Их же не нашли. Но пациенты больницы любили пошептаться про то, что души мальчиков ходят по пустырю. Ночью они светятся белым, а днём они светятся серым.

Многие из-за таких новостей плохо спали. Шутка ли, недалеко от больницы лежит пустырь, а на нём что-то делают призраки.

Это, кстати, не остановило одного предпринимателя. Он за бесценок купил себе землю, чтобы строить на ней себе дом. Может дачу.

Может замок. У бизнесменов есть деньги, не то что у врачей. А у больных и подавно их нет. Это же сироты настоящие. Лежат на государственном попечении. Кто в здравом уме будет лежать в муниципальной больнице? Там и призраки не нужны, всё и так страшно и ужасно. Суп из побелки? Пойдёт. Старый компот? Пойдёт. Главное – выздоравливайте.

Я сразу понял, что наклюнулось дело. Раз богатый дядька строит дачу, то нужно пойти и начать его окучивать.

Пока часть людей сосёт пособие по безработице, я работаю. Хорошо работаю. Славно! Потомственный экстрасенс, астролог, маг. Мне снятся вещие сны, со мной говорят карты Таро, я знаю защитные руны, могу процитировать «библию Сатаны». И, конечно, я чувствую тонкие энергии. Вижу ауры. Бизнесмену нужен именно я, только так можно будет изгнать всю нечисть с территории бесхозного пустыря.

Если там есть неупокоенные души, то я их упокою.

***

Выглянуло солнце. Я растянулся на кровати, потом подтянулся, встал, прохрустел, оделся. И начал ритуал очищения. Свечи, пара новых рун, немного жертвенной крови.

Кровь всегда моя. Только так я могу задобрить высших существ.

Сон был ужасный. Мне снились разные тёмные вещи. И на свежую голову я понимал, что всё это как-то связано с моим замыслом. Во сне сначала не было ничего, а потом тьма начала сгущаться. Огромное чёрное пятно (как от кофе) начало завихряться. Большая чайная воронка. И там было немного света. Но откуда свет? Если всё вокруг тьма. Это меня и пугало.

Предстояло столкнуться с чем-то жутким.

По пути к дому (временному) бизнесмена я увидел мёртвых уток. Они представляли из себя какое-то помятое месиво. Даже собаки не хотели это есть. Хм. Пустырь не так уж и прост. Над ним не кружат птицы.

Собаки ходят строго по периметру, а в некоторых местах лежат дохлые воробьи.

Минут 6 я стучал в деревянную калитку. Даже странно, что уважаемый и богатый человек решил ночевать в таком безвкусном месте. Кругом только грязь, трупы, тишина. Вон и очертания больницы. Окна гнойного отделения выходят прямо на нас. Прям на это место. Ух, прелестно-прелестно.

– АУ! – крикнул я.

Он вышел с ружьём. Его шатало и трясло. Он оброс, зарос, капал его нос. Казалось, что это какой-то пьяница, а не продвинутый босс. Пижама грязная, взгляд мятый, тапочки в дырках и коричневых разводах, на руках длинные жёлтые ногти.

Я закрыл глаза и начал считывать. Энергия мира уколола мои пальцы. Я впитывал всё, впитывал то, что не видно другим. Я и мир – одно целое. Нас больше нельзя разделить. Он знает мои тайны, я знаю его тайны. Инь и Янь. Гармония. Тантрическая близость.

Тактическая пауза.

– Вы нашли её, да?

Он кивнул.

– Приведите себя в порядок. Мы возьмём наше лучшее снаряжение и войдём в неё.

Он сглотнул.

***

Что же, что же. Из чего сделана тайна? Из чего же? Просто всё. Умелые узбеки построили ему временный дом. Но всё на этом и закончилось, так как дальше дело не пошло. Мало того, что вокруг были дикие духи. Так ещё и в доме выросла дверь. БАЦ! И дверь. Просто БАМ. И из ниоткуда она.

Никаких сил не хватит на то, чтобы понять её. Можно бесконечно водить по ней руками, рисовать знаки, употреблять вещества.

Дверь слишком сильна. Либо войди, либо покинь это место. Уйди. Если дух твой слаб, то это не для тебя.

Бизнесмен пообещал мне много денег. Так что я был готов на любые подвиги. Если и умру, то знаю прекрасно – жизнь моя прошла не напрасно. И нестрашно. После смерти такая же суть. Дух не умрёт, он просто сменит тропу.

У нас было всё: ружьё, фаеры, книги, молитвы, чётки, святая вода, свечи, кольца, серебро, осиновый кол. Бизнесмен подарил мне револьвер, в нём было всего шесть патронов, но это уже что-то.

Мы вошли в дверь.

ПЫТКИ КОРИДОРЫ БОЛЬНИЧНЫЕ СТОНЫ ОПЫТЫ СКАЛЬПЕЛИ ПРЕДАТЕЛИ КАРАТЕЛИ ПСИХИАТРИЯ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕКА ЭТО МОЗГА ВЫЖИГАТЕЛИ

***

– Доктор, как вам история? Чего вы трясётесь? Это же и про вас тоже. Вы точно такой же неупокенный дух.

Думали, что вашим зверствам не будет конца? О не-е-ет. Конец всегда есть. Сегодня он действует моими руками.

Я навёл револьвер (с освящёнными патронами) на доктора.

БАМ!

Электричка ни туда ни сюда

Как-то раз мне приспичило прокатиться на электричке. И есть в этом какая-то перверсия. Своеобразный сорт садистского удовольствия. Почему? Ты вступаешь в режим сна. Просыпаешься. А уже пора ступать на перрон. Но до него нужно ещё дойти, так что ты начинаешь вышагивать по грязным улицам. И твои ноги липнут к земле, оставляют на ней свои следы, впитывают пыль, где-то прилепляются к жвачке, что была брошена кем-то.

И самое сладкое осознание приходит потом – ты понимаешь, что хозяин жвачки уже давно мёртв.

От него остался только маленький кусочек биологического материала, с которым ты теперь можешь немного поиграться. Ты знаешь. Знаешь, что он издох, когда задохнулся. И он не просто задохнулся, а ещё и захлебнулся.

Его маленький сыночек хотел помочь папе. Папа задыхался от другой жвачки. Эта жвачка – пара твоей жвачке.

Не совсем твоей, но ты ведь приручил её своей ногой. Интерес в том, что тот «отец» так и приручал свою жену (ногой в живот). Этому он научил и своего ребёнка, который теперь держал в руках нож. Он хотел сделать у папочки новые дырочки в горле, чтобы воздух и кровь не мешали больше друг другу.

И мальчик ударял ножом раз за разом, не только по горлу, но и по телу.

Последний удар ножа пришёлся в глаз.

И он вытек прямо на нас.

«Убери камеру, мудень».

Вот они – скорбные речи над телом насильника и маньяка. Надеюсь, что сын после подобной травмы (а и не одной) вырастет чем-то хорошим. Мама уже возгордилась им. Поняла, что от отца он взял только самое лучшее – маниакальный психоз. «Одного мужчину я потерплю с таким недугом. Двух не смогла бы. Хорошо, что Бог забрал его в Свой мир».

И всё это мне рассказала одна жвачка.

Даже удивительно.

НО!

Будь осторожнее, многие не умеют себя вести прилично в современном мире. Тут многое построено на приличиях и на очень тонких отличиях. В интеллекте. Шу-у-у-тка! Какой ещё интеллигент? Люди произошли от животных, животными и остались. А я всё чаще замечаю. Рептильный мозг вокруг сплошной.

И эти вот – неприличные – делают вещи комичные. Одна старушенция (злая сучка) тоже наступила на жвачку.

Было это уже на перроне. Так. Как так? Да вот так – я наступил – рассказал историю – белая линия жвачки и её плавные изгибы превратились в разметку на перроне.

Переход.

Старушка, значит, наступила на чей-то харчок. Может и не жвачка это, мне ещё вглядываться в эту, да? И начала она отдирать свою ногу от перрона, напряжение было сильным, она рванула ногу, жвачка тоже рванула что-то, из коричневых ран полилась «Кока-кола».

А. Это я очки свои забыл снять. Кровь полилась из ран, вот. Кожа осталась на земле, а старушка запрыгала по перрону, орошая кровью подходящие вагоны. Ну и ладно, пусть.

6 утра.

Приятно пройтись по вагонам. Да, обычно это так. Но сегодня всё закрыто, доступен только последний. Там уже собрались маргиналы и люмпены, которые умеют только носом хлюпать. И зубами цокать. И губами шлёпать.

ЧПОК!

Сидят и играют в карты, обсуждают работу и дачу. И где тут связь? Я смотрю на них, ожидая очертания кондуктора. Её нет. Связи тоже нет. И сети нет. Вот вам и бесплатная точка доступа в интернет.

На ум пришло слово – «интернат». Раньше так туда и свозили детей. Соберут всех в один мешок, а потом закинут в грязный товарняк. «Лети, мой благой друг, лети!».

Все замолчали.

Угу. На меня теперь смотрят, может хотят поговорить.

– А? – спрашиваю.

– Это не электричка – отвечают.

– М? – я повёл бровью.

Забавно то, что из десяти человек в вагоне остался только один. И произошло это тогда, когда свет погас на несколько секунд.

Расклад такой – темнота поглотила их. Раз это не электричка, то и это было не просто исчезновение. Подумайте. Может в этом и кроется какая-то метафора? Может какая-то суть притаилась в темноте?

Или вам всё в рот класть нужно? Уже устал есть за вас, спать за вас, думать за каждого из вас. Живите сами! Со своими усами. С вашими проблемами.

Девять человек пропало. За пару секунд. А вы? Подумайте. Есть в этом что-то или нет?

– Мы мчимся, а куда? Не знаем же. Просто мчимся, каждый день, тащим это карго, надеясь, что однажды они прилетят. Но это ж имитация, братка. Вот и кореши мои так. Были и нет их. Даже в интернетах их не найти. Вот и не жил никто из них, ведь дальше своего носа они не пошли. Я и сам такой, хороший мой. Прошу прощения у тебя, так как до Машиниста мне не добраться уж. Передай ему, что я ошибался. Если меня заново закинут в товарняк, то готов. Готов, БОЖЕ!

СЛЫШИШЬ? Я ГОТОВ! КИНЬ МЕНЯ СНОВА НА РЕЛЬСЫ, НО НЕ САМИ РЕЛЬСЫ. КИНЬ В ПОЕЗД И ДАЙ ШАНС.

На этих томных словах бытие начало его жрать. И ржать.

Ах-ха-ха!

Оно откусило ему голову. Невидимое бытие, что было повсюду, откусило пареньку голову. Кровь начала струиться по его одежде.

Заливала стол, заливала щели. Его тело постепенно становилось меньше. Невидимая пасть экзистенции кусала руки, вгрызалась во внутренности, обглодала пальцы.

И от пролетария не осталось ничего. Он только и умел работать. Работа заменяла ему всё – дело, тело, интерес. Он солдат, что умер за мир, которому он не особо интересен. Жалкое пушечное мясо. Мягкий ядерный ублюдок. В том плане, что он состоит из атомов. И всё это каждый день делится, дорога электрички стелется, а тебе (умному очень) ни во что больше не верится. Просто тут всё – вот она…

… Жизнь!

Сел и едешь, только даже в окно не смотришь. Тебе всё равно на заинтересованность. «Чай хочу!». «Трахаться хочу!». «К врачу хочу».

Тьфу. Вот и все интересы современной рептилии, что человеком зовётся. Пошурши в электричке хоть. Дай шуму, сын сучий. Оставь хоть небольшой выхлоп, хоть самый вонючий. Прояви себя, почему только я сейчас иду по вагонам к самому началу?

Да, закрыто всё, да, кондуктор меня кусает и царапает, ну и что? Я просто иду, так как мне интересно. Я иду и смотрю, думаю, но не сплю. Грежу, но прямо тут. Наяву. Для меня станет явным то, что было для тебя тайным. И не торопись, ведь это целая терапия. Дойти туда, где ещё мы не ходили. Обойти все закрытые двери: где-то играть роль человека, где-то кусаться зверем.

И она перед тобой – главная дверь.

Машинист там?

А ты проверь.

***

Электричка едет сама по себе, Машиниста нет – пусто.

На полу в крови лежит девочка-пионерка. В руках у неё игрушка мумии.

Она о чём-то мечтает и ест трупное мясо (это консервы «РССС»).

– Где Он, Житьишко?

– Его нет и никогда не было.

НЕТ

И

НЕ

БЫЛО

Сны рассеянной трансгрессии

Это какая-то лажа. Надо же, сейчас пишу об этом текст, катая в руках жировые катышки. Мне понятно без слов, что однажды в эту землю ударила молния. И прогремел гром. БАЦ!

Так и зарождается жизнь, когда грязь мешается с электрическим током. И она останется даже тогда, когда пройдусь по ватному телу катком.

Многое я видел в этой профессии. Помню такое – кто-то бил по своим пальцам молотком. А сознание в этот момент работало иначе, боль воспринималась как-то не так. И на чё мне тут претендовать? В неврологии есть разные вещи: кто-то тащит паутину изо рта, кто-то ищет одеяло над собой, а кто-то ищет жуков, что стали жить на тебе, не советуясь с тобой.

Молния ударила, родила жизнь, забила в землю сваи. Тут прошла масса экскаваторов, они копали грешную землю. На месте рытвин теперь стоит она – Астрахань, а ростки впитали кровь солдат и людей, подбодряя тем самым зелень.

И я любил тут всё, хотя был маргиналом. Мне не хватило парочки баллов, но я пошёл в АБМК – вот так-то. Это базовый медицинский колледж. И я имел цель. Многие не имели цель, но их имело окружение. А я всегда был заводной пружиной, на меня не очень уж сильно влияло местное напряжение. Самое главное, что я знал труды Фрейда, Юнга, Юма. Скептиком был, но иногда верил. Но цель проста.

Откопать тоннель ЭГО.

Это работа одного физиолога, а может он не только физиолог. У всего есть цена, есть свой налог. Даже некролог просто так не выбьют тебе, но именно с этим решил я работать. Так как Фрейд говорил частенько, что у нас есть скрытые мотивы. Подсознательное, коллективное бессознательное, показательно это? Показательно то, что я влюбился в сны. Но больше любил не их, а особые состояния.

«Сны рассеянной трансгрессии».

Вот ты хочешь бросить курить. Ты знаешь, что умрёшь. Все тебя предупреждали. Но я стал патологоанатомом, а тут не все предупреждают. И ты хочешь бросить это дело. Жить тебе хочется.

Но есть же мир снов. В этом мире грёз и фантазмов ты открываешь свежую пачку, запас табака с тобой, ты нюхаешь этот запашок, достаёшь зажигалку или спичку, раскуриваешь. Весь сон только и построен на этом – на том, как ты выкуриваешь свою прелесть. Это и есть рассеянная трансгрессия, потерял драгоценность, но хочешь вернуть её.

И я помогал резать людей. Так как эта профессия позволяла мне коснуться смерти. Ещё я работал с ипостасью Танатоса. Это самое звучное прозвище, но есть и другие. Именно другие ипостаси привлекли меня.

Есть граница между сном и жизнью. Сам сон есть смерть, которая позволяет касаться сразу двух измерений. Твой слабый дух жив, а сильная плоть гниёт до самого утра.

Если моя гипотеза верна, то я смогу пробраться через сны в мир мёртвых и живых. Мне интересно узнать то, на что я способен. И мне не снятся сигареты, алкоголь, что-то подобное. Если и снится что-то, то только женщины. Женщины без лиц, которые являют чистое желание. Я трогаю их тела, сливаюсь с ними, но вовремя просыпаюсь. В этом нет никакой трансгрессии.

Днём режешь людей, маркируешь органы, нюхаешь формалин, пьёшь молоко (дают бесплатно). Видишь мертвецов, цвет их ногтей, их вспоротое брюхо. В зияющую дырку хочется вложить свою руку. И теперь пальцы будут заменять органы. Кисть не будет кистой, кисту вырезали, отправили на экспертизу. Её след потерялся.

Но во снах можно выйти за границы мертвечины, чувствуя явно явление, которое прозвали термином «Бардо».

Режу трупы, смотрю на их нутро, внутренности, абортированный материал, разложение, оскал гнили.

Я и сам однажды стану грузом в формалине. Не ковыряйте струп, там сепсис. Останься в мире живых, давай шагать вместе? Если не топтаться на месте, то поступь разложение коснётся только твоих ног.

Рыба гниёт с головы, но первее начнут гнить твои пятки. Ты не вынимал занозы, игнорируя слёзы, мозоли лопались, оголяя лоскуты нежной и розовой кожи.

Я употребляю разные таблетки от тревоги и нервозности. Мне известно, что эти состояния мешают осознанным снам. А именно в осознанной фазе я смогу шагнуть за горизонт, который на этот раз не уйдёт.

Особая клеточная диета, спорт, трупы, запахи, медитация, ужасы.

Нужно больше смотреть файлов смерти, нужно почаще смеяться вместе со смертью. Домашнее насилие? Смейся. Пырнули ножом женщину? Смейся. Погрузись в мир влечения к смерти. Пусть капля фетишизации сорвётся с твоих губ. Ты давно этого хотел, но тебя сдерживал интеллект. Интеллект и этикет – изобретения тех, кто боится ступить на уровень трансгрессии. Этот новый мир откроет слишком много дверей. Все их тайны больше не будут сокрыты в тоннеле ЭГО. И они не смогут укрыться в окопах, думая о том, как скоро они сдохнут в этих новых шмотках.

Я многого достиг, мой мозг стал работать иначе. Есть альфа, бета, гамма – такие вот волны и режимы есть. Рептильный мозг, обезьяний мозг, уровень автоматизмов и реакций Павлова. И ты во всём этом, червь. Жалок ты, сожгу тебя напалмом я.

В первом из снов напал я. Напал на одно из тел, что осталось не у дел. Я был настолько смел, что начал есть его ногти. А потом рвать волосы. Это всё из неврологии – расстройства психической сферы.

Ты в глубине знаешь, что заусенцы дарят особый вкус, но не ешь свою плоть, а чужую тоже есть брезгаешь. Своим языком я водил по струпам трупов – это и есть трансгрессия.

Это то – о чём мечтает каждый разумный человек. Стать Природой, вернуть свои корни. Есть мертвецов в морге, как моль съедает шубу твоей бывшей. И тянуться к образцам вскрытых, что в банках закрыты.

Там ведь киста – ешь её. Метастазы – удовольствия, абортированный материал – ты каннибал.

Так глубоко засело желание к смерти, что только осознанный сон разорвал ткань проблем. Знаю, что Иисус воскрес, а ткань в храме порвалась. Треснула. И я теперь воскрес.

Увидел ясным взглядом все уловки, что использует ТВ, проповедники, даже врачи. Но часть врачей поняла истинные желания плоти: пациент сдаёт кровь – её берут больше – часть попадет в желудок врача. Под анестезией персонал не насилует женское тело, но осторожно объедает огрубевший слой кожи. Приятно поиграть болячкой на языке, приятно коснуться шрамов, съесть выделения тела.

Полностью реализовать влечение к смерти.

Стать тем каннибалом, которого боятся веганы. Они напуганы своей природой, они уже всё видели. Видели, как я ем труп в морге. Как я подъедаю остатки биологического материала. Ем бесполезные уже органы, пробую рак на вкус, ныряю в кишки, слизываю слизь со стенок желудка. И самое главное – жую упругие желудочки безвольного сердца.

Они видели.

Сны рассеянной трансгрессии.

Они видели.

И сбежали.

***

Но не я.

Я это принял.

Сиротский приют

На небе же есть звёзды? А? Может быть. Зачастую их не видно. Но люди, не видя звёзд, говорят – «раз зажгли, то кому-то надо».

И мы тоже поехали в детский дом, так как там были дети, которых родили, ведь так и было надо.

Но их не только родили, а ещё и оставили освещать крыльцо детского дома, что назвался «Ромашкой». Там не было ромашек, если честно. И не все дети попадали на крыльцо.

Кого-то находили в мусорках. Помнится, что одна сердобольная дама очень (ОЧЕНЬ) удивилась, когда собака принесла в зубах маленький свёрток. Он был в грязи и в собачьей слюне. Слюна капала на разжиженную землю, разжижая её ещё больше. Слюна мешалась со слезами. Она плакала.

Но плакала сердечная женщина, а не собака. У собаки тоже было сердце, но не человеческое. Про такое обычно говорят – «собачье сердце». Посыпая голову пеплом.

Мы и ехали в «Ромашку», но никто не нарвал ромашек. У нас вообще не было цветов, запасённых стихов тоже не было. А я так хотел.

Встать на тумбу читая стихи о прекрасном далёко которое в детстве казалось чем-то большим а оказалось чем-то меньшим. Такой сволочью и пропойцей делающей больно.

Мне не разрешили. Вожатая (мы не пионеры) сказала мне – «от любви всегда больно». На ум сразу пришла цитата из Иоанна. Я не буду её озвучивать, её все уже знают. Она отскакивает от зубов, ещё она подходит для игры в пинг-понг.

Вожатая наша (но не пионерская) очень уж любила детей. Иногда она могла впасть в экстаз. Её экзальтация трогала всех, даже нас. И начинало Любу нести, ох, несло её по краям и по долам. Казалось, что душа её вбирает все страдания Княжества Русского. Но так она была глубока, как кроличья нора, что считалось, будто она касается Княжества Киевского.

– Любит Сила детей – говорила Люба.

А с нами ехал умственно отсталый. Мама любила его, папа тоже.

Родители у него любили друг друга, болезнь сына не стала причиной для разлуки. В родильной палате они крепко сжали свои руки, сказав, что «будем жить, любить, смеяться».

Бог создал нас, а значит нужно драться.

– С-сила, что? Л-лю-любит? – спрашивал Володя (ум у него отставал).

– Детей Сила любит! Сильно любит этих малюток беспомощных! Большая часть сразу дохнет, отправляясь обратно.

И шёпотом – (в Рай).

Водитель молчит, ему нравится молчать и играть ушами. Ещё он любит сам елозить тряпкой по стеклу. А один раз ему дали затрещину. Если честно, то я хочу быть честным. Отметелили его.

На лобовое он тряпку положил, а потом сел на неё задницей. И елозил голым задом по стеклу, смущая прихожан храма одного. Они всё видели! Вышел настоятель, потом дьякон, они подтянули чёрные рясы, сняли кресты, да и всыпали этому искусителю.

Я в их Бога не верил, но детей любил.

Не в плане, что у меня какая-то странная любовь к детям. Мне просто хотелось навестить их, сделать им приятное. У нас сладости были, всякие подарки. Помогал вот это всё (сладости и подарки) собирать. Надел рубашку хорошую, ремень красивый. И задумался, упал в мысли.

– Люба, а почему так происходит? – спросил я.

– Слышала-слышала, слухай. Так дела обстоят, ты тоже слушай (это Володе), а водителю – фигу в зеркало (фигу показала, правда).

– Вот взять Индию, которую Володя любит (правда). Там речка есть волошебная (Люба любит лыбить слова). Ганга! Или Гага? Или Гаага?! Не суть. Через эту речку забирают мёртвых и живых. Мёртвым уже всё равно пора, а живые сами лезут в речку. Там их микробы хвать за пинчик (она ущипнула Вовку за ляжку, но речь не про ляжку).

– И-и-и? – Володя раскраснелся.

– И ничего! Дохнут детки в основном. В Африке тоже дохнут детки. У них там до сих пор бешенство лютует. Володя?

– М-м-м.

– Бешенство – от слова бес! Бесы (имя им Легион) деток хватают, а потом их шеи нежные ломают. Хрустят ими. Дальше пришлось ехать молча, подобная беседа утомила всех. Володя спал, водитель играл ушами, елозил по кожаному сиденью. Люба молилась на чётках. Понятное дело, что Иисусову творит. Она в один день 6000 таких сделала.

Да и машина у нас обычная. Улицы старые и кирпичные. О чём бы ещё вам рассказать? «Ромашка» на отшибе каком-то стоит. Этот район в Астрахани зовётся Бабайка. Вова сначала боялся ехать, думал, что тут привидения бродят. Но бродят только бомжи и алкаши. Все вонючие и пропитые.

Улицы накрашенные но подбитые деревья стелются на пыльных дорогах уныло плетутся собаки хрустят их ноги не осталось ни одной недотроги все потеряли невинность обменяв свою плеву на выполненные уроки.

Не просто так я всё это затеял. Мне хотелось вам рассказать важную историю. В этой истории была бы Любовь, Вера, Надежда. Но мы неудачно проехали между. Между группками собак. Но никого, вроде, не раздавили. Лишь чиркнули по их тазу. И не было огня в моих фразах. Потому что угас огонь в глазах окружающих.