Где же Лизонька?

Получив дом в наследство, Андрей заколотил окна и двери и уехал домой, в город; долгое время его в Мёдушах не видели. Появился он, когда на озере была построена рыбная ферма и Андрей, как оказалось, был назначен заведовать рыбным хозяйством. Тогда-то его и узнали поближе в деревне. К этому времени он уже был женат и растил сына Арсения. Жена, побывав в старом домике, категорически отказалась переезжать из города, мотивируя это невозможностью оторвать сына от учебы, а себя от работы и, конечно же, отсутствием удобств. Но Андрей – биолог по образованию, любивший Мёдуши, озеро, лес еще со времени своих посещений отца и увлеченный своей работой, – не смог отказаться от предложения. Так и пришлось ему жить на два дома, периодически наезжая в город, но основное свое время посвящая ферме, озеру и ремонту старого дома.

Работал он увлеченно, и ферма по советским меркам была вполне благополучным предприятием: планы по поставке рыбы выполнялись и перевыполнялись, знамена победителей соцтруда завоевывались, и руководитель района горделиво отчитывался на всевозможных совещаниях, что его инициатива дает положительные результаты. Он нечаянно умалчивал, что ферма успешна только благодаря знаниям и упорству Андрея Ильича, его жесткому контролю над озером, недопущению пьянства и воровства, тому, что жители Мёдушей уважали его и очень держались за работу.

Почти все взрослое население Мёдушей работало на ферме. Муж бабы Ани также служил на ферме плотником. Он строил садки для мальков, загоны для взрослой рыбы, пристани.

Ферма работала даже после того, как все остальные хозяйства района уже закрылись. Андрей Ильич изо всех сил пытался сохранить ферму, бегал по начальству, выбивая финансирование, на свои деньги покупал корм для мальков; но в глухие девяностые такие маленькие, Богом забытые деревенские предприятия мало кого интересовали. После того, как зарплаты перестали выплачиваться, рабочие фермы – как бы хорошо они ни относились к своему директору – вынуждены были податься на заработки в город: семьи надо было кормить, ничего не поделаешь.

После закрытия фермы Андрей Ильич вернулся в город к семье, преподавал в Аграрном университете, но жить в городе уже не смог и через некоторое время вернулся в Мёдуши. Он устроился преподавать на биофаке в университете, благо ездить в университетский комплекс из Мёдушей было достаточно удобно. Писал статьи, пытался проводить исследования в еще не разрушенных садках брошенной фермы. И уже его сын, Арсений, приезжал навещать его, так же как и он когда-то приезжал к своему отцу. История повторялась новым витком. Летом отца и сына видели иногда на пристанях старой фермы, где они подолгу беседовали, свесив ноги с мостков, купались, а иногда по вечерам сидели у костра тут же на берегу озера на территории фермы.

Арсений к этому времени давно окончил химический факультет университета, был женат, занялся бизнесом, как и многие в эти годы. Он пытался организовать производство «каких-то пластмассок, которые придумал сам», как выразилась баба Аня. Видимо, он занимался производством полимеров, по собственным технологиям. По крайней мере, так я истолковала эту часть рассказа бабы Ани.

Иногда Арсений приезжал к отцу с женой и с маленькой дочерью, тогда они жили у Андрея Ильича по нескольку дней, но никогда подолгу.

Андрей Ильич умер, не дожив нескольких дней до своего семидесятилетия, от инфаркта, случившегося в редкие дни его нахождения в городе. И хотя ему была оказана вся необходимая помощь, сердце, как оказалось, было исключительно изношенным – спасти его не удалось.

По завещанию он был похоронен на кладбище в Мёдушах, рядом с отцом. Вся деревня была на похоронах. Немалое количество пришедших людей, их искренние слова об умершем, теплота прощания, похоже, удивили его высокомерную, с точки зрения деревенских, жену. Впрочем, горе ее было искренним, и жители выражали ей теплое сочувствие, приглашали приезжать, предлагали помощь в ремонте старого дома. Она и правда приезжала с сыном и внучкой на могилку, ухаживала за ней, заходила в гости в некоторые дома – но помощи не просила, и дом стоял заколоченным.

Арсений не бросил бизнес после первых неудач: упорством он пошел в отца и настойчиво пытался наладить производство «пластмассок». На какое-то время жители Мёдушей потеряли его из виду. Жизнь в деревне потихоньку налаживалась, пустующие дома стали выкупаться, восстанавливаться. Появилось много городских, живущих в деревне только летом. Жители стали заводить коров, коз. Молоко, масло, сметана – все шло на продажу; также выручали лес, озеро, огороды.

И вдруг лет шесть-семь назад через деревню по направлению к озеру пошли вереницы машин, гружённых строительными материалами. Появились и бригады строителей, которые жили во времянках около старой фермы и скупали все, что можно было купить в местном магазинчике и на прилавках у торговок. Пошли слухи, что ферму кто-то восстанавливает. Секрет раскрылся быстро. Дела Арсения Андреевича пошли в гору, он выкупил полуразрушенную ферму и намеревался возобновить дело отца. А потом появились и объявления о наборе работников. Дальше – больше. Машины с материалами пошли к старому домику. Он вскоре был снесен, а на его месте началось строительство нового большого дома. Был огорожен красивой решеткой и начал обустраиваться участок. Ландшафтные дизайнеры за пару месяцев превратили заросший кусок поля в красивый и уютный сад. Было посажено множество деревьев-крупномеров, проложены дорожки, разбиты рабатки, заложен розарий. Плодовые деревья заняли отдельный участок сада; на том же участке нашлось место для аккуратной теплицы и грядок, вокруг которых были вымощены дорожки.

Не осталось в стороне и обустройство деревни. Старый асфальт – там, где он был, – заменили на новый. Были заасфальтированы все проезды между домами, отремонтировано здание магазина, посажены кусты вокруг деревенской площади.

Но особенно увлеченно баба Аня рассказывала о новом саде. Они с Катенькой как-то даже умудрились дойти до усадьбы – после всех изменений на участке Резниковых к нему в Мёдушах прочно прикрепилось название «усадьба», – благо дорога была новая и ровная. Их пустили внутрь, и по уже вымощенным дорожкам они обошли весь участок. Дом еще строился, но впечатление от преобразованного куска поля было огромным и осталось надолго.

При этом сам Арсений Резников редко появлялся на ферме и в усадьбе. По крайней мере, любопытствующим жителям деревни отвечали о большой занятости хозяина на своих заводах, расположенных в разных частях страны.

Еще через год строительство дома и его отделка были закончены, и хозяин переехал и обустроился в усадьбе.

– Арсений Андреевич очень заботится о наших Мёдушах, – продолжала рассказывать баба Аня. – И то сказать, и отец, и дед его почитай всю жизнь здесь прожили, душой приросли… Вот кровь и говорит. А деловы-ы-ые были оба! – протянула она. – Арсений в них пошел – только время ему другое вышло, силушку было где применить. Он как поселился здесь, так походил здесь по домам с этим своим… как его, запамятовала…

– Секретарем, – подсказала Катенька.

– Да-да, секретарем. Знакомился, значит. И еще предлагал всем заборы починить. Все, конечно, соглашались – задаром-то! Народ у нас небогатый… А нас с Катенькой даже и не спрашивал ни о чем… Пришел, посидел, с Катенькой поговорил… Ваню, мужа моего, вспомнил… По ферме еще отцовской запомнил… Про горе наше, похоже, рассказали уж соседи. Он ни о чем не спрашивал… А на следующий день приехали рабочие, стали крыльцо строить, да так с уважением к нам – всё спрашивали, не мешают ли… Да куда там мешают! Сердце радовалось. У Катеньки-то коляска тогда старенькая была, тяжелая… Трудно было мне ее с крыльца спускать… Но не дома же девоньку безвылазно держать! То сама справлюсь, то соседи помогут – но вывозили Катеньку… А тут такую дорожку сделали – она и сама стала выходить, особенно летом.

– А скоро и коляску мне новую Лизонька привезла, которую Арсений Андреевич выписал, – восторженно дополнила Катенька. – Она легкая, удобная, мне совсем легко с ней! А еще Лизонька возила меня на обследование: говорят, можно операцию сделать. Я еще, может, ходить снова буду!

Катенька разрумянилась от своей надежды и радости.

– А Лизонька – это… – начала я.

– Дочка Арсения Андреевича, – договорила Катенька. – Она часто ко мне заходит, только командировки у нее бывают по работе, вот уже несколько дней не видно и не звонит. Наверное, опять уехала.

– Вот видишь, доченька, – ласково продолжила баба Аня. – Хорошо всё у нас, справляемся…

– Ох, а сколько я вам за огурцы-то должна? – спохватилась я.

– Да сколько не жалко, – улыбнулась баба Аня. – А то бери так, доченька. Спасибо тебе, я и посейчас бы еще на базарчике торговала. И хотя за рыбкой много людей приезжает и к нам по дороге заглядывает, но все меньше, чем летом.

– Баба Аня – вы простите, что я вас так называю: я не знаю, как вас по имени-отчеству, – пора мне уже. И вас задержала, и сама засиделась. Хорошо у вас. Но пора… А сейчас – могу я чем-то помочь? Я могла бы в магазин сходить, мусор вывезти; может, дрова принести?

– Да что ты, доченька; ты заезжай к нам, мы всегда рады будем. А если что нам нужно, то Семен Коробов – он работает у Арсения Андреевича в усадьбе – почти каждый день забегает. А «бабой Аней» я уже по гроб жизни буду, – рассмеялась она.

Коробов! Владелец темно-синего опеля! Работает в усадьбе! От неожиданности я не нашлась, что спросить у бабы Ани о нем. Тепло и уют их дома убаюкали меня. Мне казалось, счастье прошумело крыльями совсем близко. Не мое и не чужое, – вообще счастье, которое доступно всем, протяни только руку! Но то ли руки коротки, то ли ухватить его духу не хватает… Увлекшись рассказом о Мёдушах, завороженная судьбой этих двух женщин, их покоем и жизненной силой, я совсем забыла о цели моего посещения Мёдушей. Надо признать, что и цель-то не была понятна даже мне самой; но вот он, Коробов! Единственная ниточка, связывающая мое приключение с каким-то реальным человеком. И что теперь делать, я не имела ни малейшего представления.

Распрощавшись с бабой Аней и Катенькой, оставив на табуретке в сенях «сколько не жалко» денег за огурцы, я подошла к машине, все еще находясь в некотором замешательстве. Пробыв в Мёдушах уже больше двух часов, я рисковала быть застигнутой теменью наступавшего зимнего вечера. И не в центре города, а на трассе, где освещены только деревушки, – в двадцати километрах от дома, с невыгулянной собакой и с тремя банками кислых огурцов. Свет дня уже загустел, еще час – и наступит темнота.

На маленькой деревенской площади, с уже покинувшими ее торговками, еще не зажглись фонари, но в магазинчике освещение уже включили. Я стояла у своей машины, единственной на площади, и смотрела на отходящую от площади под прямым углом к трассе неширокую, асфальтированную и хорошо очищенную дорогу к ферме с установленным в ее начале указателем «Свежая рыба».

Пора было ехать домой. Я села в машину и направилась по дороге к усадьбе.

Усадьба

Как баба Аня и говорила, километра через полтора от последнего дома в Мёдушах, прямо в поле, отделяющем деревню от озера и фермы, располагалась вотчина Резниковых. Я подъехала к участку, огороженному чугунной оградой, которая была слишком лаконична и изящна, чтобы быть дешевой. Этот участок среди поля, засаженный по периметру деревьями в тщательно продуманном небрежном беспорядке, выделялся как оазис в пустыне. Несмотря на отсутствие листвы, деревья мешали рассмотреть общий вид и планировку участка, но со стороны центрального въезда хорошо просматривался сам дом.

Я сама владелица дома, заложенного и спроектированного в глухие девяностые, когда ничего, кроме убогих кирпичных коробок, не получалось. Либо подводили архитекторы, либо не могли нормально реализовать проекты сами строители. Получались либо помпезность, либо убогость. В моем случае было последнее. Назывались эти шедевры тогда непременно «коттеджами», что невероятно раздражало. Мне хотелось иметь хорошенький домик, а получился обыкновенный коттедж. Конечно, сейчас, когда культура строительства значительно выросла, многое можно исправить; и может быть, мне и хватит денег и жизни на это. Но вряд ли.

Этот дом, который стоял сейчас перед моими глазами, казался мне архитектурным шедевром, если говорить об архитектуре небольших частных домов. Простота, сдержанность, гармония линий радовали глаз. Он представлял собой сочетание современности и классики. Темный кирпич и белая отделка напоминали бы о коттеджах Англии, но просторная терраса с безрамным остеклением, плоская крыша флигеля, широкие окна и очень лаконичное использование той самой белой отделки придавали дому очень современный вид.

Широкая мощеная подъездная полоса была проложена от общей дороги к просторной площадке перед домом и к навесу для автомобилей справа от дома. Под навесом стояли несколько автомобилей: очень серьезный мерседес, милый купер и старый синий опель, владельцем которого, судя по номеру, был Семен Коробов.

*

Я глазела на опель из машины – и глазела бы, наверное, еще некоторое время, соображая, что делать дальше, – пока Мартин не захныкал, напоминая о себе.

– Прости, милый! – я вышла из машины, выпустила пса побегать. Все равно устраивать прогулку дома уже не успею. С радостным повизгиванием он помчался осваивать незнакомые места.

Я подошла ближе к решетке. Свет в доме не горел – хотя сумерки сгущались с каждой минутой, и было совсем не похоже, что его обитатели находятся внутри.

«Воскресенье, вечер, – нормальные люди ходят в театры, в кино, к друзьям, а не шастают по окрестным деревням», – подумала я.

Не успела я забыть эту мысль, как внезапно, даже испугав меня немного, вспыхнул свет, осветив дорожку к дому и террасу. Какая-то девушка выскочила из дома и быстрым шагом пошла по направлению ко мне, то есть к калитке ограды. Строгий деловой костюм, белая блуза, наброшенное на плечи пальто – она явно выскочила наспех. Я так откровенно рассматривала дом и машину, что приняла ее спешку на счет своего беспардонного любопытства: видимо, она увидела меня или в окна, или в камере видеонаблюдения и решила поинтересоваться, кто это ошивается возле дома.

Я смутилась, развернулась и пошла было к машине, стараясь не спешить, чтобы мои маневры не напоминали бегство, – но вдруг девушка окликнула:

– Женщина, женщина!

Бедный, бедный гордый русский язык! Пламенные октябрьские революционеры среди множества бед, которые они натворили и последствия которых мы разгребаем до сих пор, а большинство не разгребем никогда, учинили еще страшное ограбление русского языка, где навсегда исчезли все виды нейтральных обращений. Все сударыни, барышни, госпожи исчезли, утонув в революционной борьбе с буржуазными манерами: «А, етить твою мать, профессор! Иди сюда, выпей с нами!»

Эта потеря – отрыжка пролетарской культуры – навсегда заставит нас обращаться друг к другу по гендерному признаку или выискивать другие способы обращения к незнакомым. Дорогие мои донны, фрау, панны, синьоры и синьорины… никогда, никогда не приблизиться нам к вашему очарованию – и останемся мы неведомыми женщинами и мужчинами, во всяком случае – до момента знакомства.

Я обернулась на оклик, уже готовясь извиняться и оправдываться тем, что любовалась домом, как вдруг девушка опять обратилась ко мне:

– Вы по объявлению? По устройству на работу? – девушка запыхалась, ей было холодно, она говорила быстро и нетерпеливо.

– Д-да… – оторопело кивнула я.

– Так что же вы не звоните? Заходите, заходите, холодно…

– Я… я… Я с собакой!

– В этом доме живности больше, чем людей, – махнула она рукой. – Давайте и собаку!

Она нажала кнопку на пульте, и ворота отъехали в сторону.

– Заезжайте, ставьте машину под навес и проходите в дом – а я побегу: холодно.

Я окликнула пса, села в машину и припарковалась рядом с опелем. Мартин пробежал во двор своим ходом. Девушка исчезла в доме, и я немного рассмотрела опель. Машина как машина: старенькая, но чистая, и совершенно не подозрительная. Никаких трупов или пятен крови не просматривалось.

Я прицепила поводок, и мы подошли к террасе, в глубине которой широкая, немного приоткрытая для нас дверь приглашала войти. Что мы и сделали.

Девушки нигде не было видно, и я остановилась, осматриваясь. Внутри дом был так же безупречен в своей выверенной гармонии; и, главное, все было совершенно в моем вкусе. Просторная прихожая, пол покрыт светлой крупной плиткой; вверх уходила стильная современная дубовая лестница со стеклянным ограждением. Очень современно, ничего лишнего. Справа от входной двери стена была обшита дубовыми панелями, которые впоследствии оказались встроенным шкафом; слева три двери; из одной вышла давешняя девушка и пригласила войти.

Мы вошли. Комната оказалась просторным кабинетом с двумя большими столами, на которых возвышались мониторы известной фирмы. Системные блоки были, видимо, спрятаны в тумбах стола. Я присела на предложенный стул перед одним из столов, Мартин примостился у меня в ногах. Он был совершенно безмятежен. Он спокойно уселся рядом и весело смотрел на меня, ожидая распоряжений.

– Ложись и лежи тихо! – приказала я.

Девушка села за стол с другой стороны и представилась:

– Здравствуйте, меня зовут Светлана.

Светлана оставляла впечатление очень милой девушки: светлые волосы подстрижены в каре до плеч, серые глаза, приветливая улыбка. Тоненькая, высокая, стильно одетая; безупречный, почти незаметный макияж. Смотреть на нее было приятно.

– Алиса Аркадьевна. Здравствуйте, – ответила я.

– Где вы прочитали наше объявление?

Я замялась по понятным причинам. Однако Светлана не стала дожидаться моего ответа:

– Но, в сущности, это неважно; давайте по существу поговорим. Как указано в объявлении, экономку в дом мы ищем срочно, потому что наша экономка, Ольга Олеговна, вынуждена была на время уехать к матери. Сестре Ольги Олеговны, которая ухаживает за матерью, сделали операцию: сестру надо подменить, и затянется вся эта неприятность не менее чем на месяц. Поэтому в объявлении мы пока указали месяц как срок найма, но этот период может затянуться. Раз вы пришли, значит, вас это устраивает? – она скорее констатировала, чем спрашивала. Однако сделала паузу и затем продолжила: – Дом большой, а хозяева слишком занятые люди, чтобы заниматься домашним хозяйством.

Хозяин дома – Арсений Андреевич Резников, предприниматель. Елизавета, его дочь, – экономист, работает в крупном холдинге, много занимается благотворительностью. Оба часто бывают в командировках, но, когда Арсений Андреевич в городе, он часто работает здесь, в том числе и проводит совещания. Поэтому безупречное содержание дома крайне важно и с деловой точки зрения. Его кабинет рядом с этой комнатой, которую мы называем офисом.

Я секретарь Арсения Андреевича; в мои обязанности, кроме всего прочего, входят кадровые вопросы. У него есть еще один секретарь, Константин; он обычно сопровождает Арсения Андреевича в деловых поездках, и сейчас они оба в очередной командировке. В доме на постоянной основе работают два человека: Семен Коробов и его жена Зоя Коробова. Раз в два дня приходит еще одна женщина, Мария Ивановна, готовить. Она живет в Мёдушах; а Семен и Зоя живут здесь, в домике слева от ворот, – Светлана махнула рукой по направлению к окну. – Константин бывает в усадьбе редко, он работает в городском офисе. Впрочем, в его обязанности входит отчетность по рыбной ферме, поэтому на ферме он появляется примерно раз в месяц и часто засиживается там допоздна, чтобы управиться за один приезд. Иногда, очень редко, это не получается, тогда он остается здесь ночевать – предпочитает прямо в офисе; вот тут, на диване. Но я помню только единственный такой случай. Обычно во время приезда он торчит на ферме и в усадьбе не появляется.

Зоя – на ней основная уборка в доме, – продолжала Светлана, – стирка и другие обычные домашние дела. Семен – это и сторож, и работа на участке, разъезды по делам, за покупками, мелкий ремонт в доме, и любая мужская работа. Все эти люди как бы ваши подчиненные, вы должны будете координировать и контролировать их работу. Все закупки как продуктов, так и расходных хозяйственных средств должны быть под вашим контролем и отчетностью. Арсений Андреевич периодически будет просить вас рассказать ему о том, как идет управление хозяйством, что делается, как работают люди; вам также придется отчитываться ему в расходах. Иногда он просит меня проинспектировать работу, если очень занят, но это случается редко: он любит сам быть в курсе всех своих дел.

Ну вот, кратко я вам все рассказала; а подробней об обязанностях экономки мы поговорим, если придем к соглашению. А теперь, если вы не против, я бы хотела что-нибудь узнать о вас. Почему вы откликнулись на объявление, где вы работаете или работали, где живете и так далее. Знаете ли вы, что такое резюме, или, может, у вас есть рекомендации. Пожалуйста, расскажите…

Пока она рассказывала об обязанностях экономки, я успела успокоиться и сложить в голове легенду, которая была довольно недалека от истины, поскольку я подумывала иногда и о таком варианте моей дальнейшей жизни. Конечно, я не собиралась принимать никаких предложений о работе – но, чтобы хоть как-то прилично выглядеть в сложившейся ситуации, я, увы, должна буду поморочить голову этой милой девушке.

– Видите ли, – начала я, – я работаю очень небольшим менеджером в очень крупной компании. – Я назвала компанию.

У Светланы округлились глаза:

– Да-а, – протянула она. – Вы, конечно, знаете, что такое резюме… Но зачем же, скажите на милость, вам это нужно?!

Я задумалась. Как объяснить этой молодой девушке, почему, больше всего боясь потерять работу, я должна готовиться к моменту, когда я ее потеряю… Как объяснить, что такое возрастной ценз, усталость, заботы и уже неподъемные нагрузки… И главное, как сделать, чтобы правда ужилась с той выдумкой-лапшой, которую я сейчас повешу ей на уши?

– Понимаете, мне уже несколько за пятьдесят, и я уже сильно устаю на работе. Кроме того, я живу в пригороде, а работаю на Васильевском. Три часа дороги ежедневно. Это тоже, поверьте, непросто. Мне уже пора задуматься о чем-то полегче. У меня и у самой большой дом – я знаю, как им управлять, как быстрее и экономнее его убрать, как ухаживать за садом и так далее и так далее. В радиусе двадцати километров от моего дома много таких вот загородных усадеб, хозяевам которых может понадобиться моя помощь. Вам нужна экономка на месяц – я могу взять отпуск и попробовать себя в этой должности.

– Вы, наверное, и языки знаете? – неожиданно спросила Светлана.

– Английский, – я удивилась вопросу.

– Не могли бы вы прислать мне резюме? – Светлана протянула мне визитку со своими телефонами и почтой. – Понимаете, решение все равно будет принимать Арсений Андреевич, я только должна подготовить кандидатов. Он наверняка захочет побеседовать с вами, прежде чем что-то решит.

– Я понимаю. У меня пока только один вопрос: вы ничего не сказали о жене Резникова. Она не живет в доме?

– Арсений Андреевич вдовец, – просто ответила Светлана.

– Ох, простите, – я смутилась.

– Нет, что вы, законный вопрос от человека, которому предлагают присматривать за домом и прислугой. Кроме того, это было очень давно.

Мне все-таки почему-то было неловко.

– Мне пора идти, Светлана, если у вас нет больше вопросов ко мне. Буду ждать звонка, спасибо.

Светлана проводила меня до машины, открыла ворота, мы попрощались, и я уехала из Мёдушей с твердым желанием никогда сюда не возвращаться!

*

Дома я залезла в ванную – отмокать. Очень хотелось смыть с себя нелепое приключение, которое заставило меня потерять выходные. Нелепое… Действительно, нелепее не придумаешь… Мотаюсь по деревням, что-то пытаюсь разнюхать, наврала с три короба… Нет, Голубева права: я свое дело сделала – полиции сообщила, меня не должно ничего мучать. Но ведь мучает, мучает! Каждую ночь я вижу свисающую руку женщины или, может быть, совсем молодой девушки, болтающуюся за спиной странной личности в темном. Вижу стройную женскую ногу, на которую падает снег и не тает… Нет, я себя знаю: сколько бы я ни клялась себе никуда не лезть, как бы нелепо себя ни чувствовала, пока я не упрусь в полный тупик – непокой мне обеспечен…

Но разве я сейчас не в тупике? Что, собственно, я могу еще сделать?! Пожалуй, есть только одна ниточка – Семен Коробов. Он меня не видел, опасности для меня нет никакой. Есть еще небольшой шанс в разговоре с ним что-то узнать, почувствовать и нащупать какую-то тропу, найти какие-нибудь факты, которых окажется достаточно для Пряхи, чтобы открыть дело.

Но для этого мне надо и в самом деле устроиться работать в усадьбе. А что меня, собственно, пугает? Недавно законченный проект снял напряжение на работе, мои подчиненные заняты подчисткой хвостов – обычная практика. Это недели на две… Я вполне могу сходить в небольшой отпуск – не на месяц, конечно, но пары-тройки недель мне должно хватить, чтобы прийти к какому-то решению. Либо я найду факты для Пряхи, либо пойму, что придется смириться и сделать ничего нельзя. Действительно, почему бы мне не превратить вранье в чистую правду и не примерить шкурку фрекен Бок? Или она была няней?.. Работа, как я поняла, не обязательно ежедневная, ехать недалеко и по пустой дороге… Да еще и денег заплатят – красота! К Голубевой, наконец, съезжу – сходим куда-нибудь…