Случайная заложница

После ужина я мою посуду и пытаюсь сдерживаться, чтобы не разрыдаться. Уверена, это взбесит Финна еще сильнее. А я не хочу, чтобы он нервничал. Вдруг у него дрогнет рука и он сам станет целью? Что будет, если… Трясу головой, чтобы отогнать непрошенные мысли со страшными картинками, которые назойливо пробираются в мою голову. Нельзя. Мал когда-то говорил, что нельзя настраиваться на негатив перед дорогой, иначе она не будет удачной. Возможно, сейчас тоже такой случай, и мне просто нужно верить в то, что через пару часов ― или сколько там нужно времени на убийство ― Финн вернется ко мне здоровый и невредимый.

Я вытираю руки полотенцем, когда Финн входит в кухню. Я поворачиваюсь и с ужасом наблюдаю за тем, как он кладет на стол пистолет. Я умею стрелять, мы с Малом не раз приезжали на стрельбище на фабрике Финна. Он смотрит на меня.

– Это на случай,― начинает Финн, а я тяжело сглатываю, ― если тебе понадобится защитить себя.

Внезапно в моей голове проскальзывает шальная мысль. Я спокойно подхожу к столу, поднимаю пистолет, а потом резко снимаю с предохранителя и наставляю его на Финна. Его брови взлетают вверх, и он поднимает руки.

– Мишель, ― говорит Финн, глядя на меня вопросительно.

– Я не хочу… ― из меня вырывается всхлип, а руки слегка дрожат, сжимая пистолет. ― Не хочу, чтобы ты туда шел.

– Детка…

– Нет, Финн! ― выкрикиваю я. ― Ты останешься. Я тебя… привяжу… прикую. Ты никуда не пойдешь.

Глаза наполняются слезами, и изображение размывается. Я не успеваю уловить момент, когда Финн подныривает вниз, исчезая из прицела, в секунду оказывается у меня за спиной и, крепко сжав мои руки, вытаскивает из них пистолет. Я разворачиваюсь к нему лицом и начинаю рыдать. Слышу, как щелкает предохранитель и пистолет с грохотом снова оказывается на столе. Финн гладит меня по волосам и шепчет слова успокоения, ожидая, пока закончится моя истерика.

Через некоторое время Финн стоит у выхода. У его ног стоит черная сумка, и я знаю, что там оружие. На руках Финна черные перчатки, а маска скручена на голове в виде шапочки.

– Примерно через час надо покормить собак, ― говорит он. В голосе только металл и решительность. Ни одной мягкой нотки. Взгляд тоже режет жесткостью, он смотрит на меня сейчас не так, как обычно. В голове проскакивает странная мысль, что так убийцы настраиваются на то, что собираются совершить. ― Не забудь запереть дверь, как вернешься в дом, и закрой ставни.

Я не выдерживаю и за пару мгновений преодолеваю расстояние между нами, бросаясь в открытые объятия Финна. Он крепко прижимает меня к себе и зарывается носом в мои волосы. Потом нервно сдергивает резинку с волос и запускает в них пальцы. Снова недовольно дернувшись, Финн сбрасывает с рук перчатки, и теперь уже я чувствую его горячие руки вместо прохлады перчаток. Я вжимаюсь в его тело настолько сильно, насколько могу. Жадно втягиваю его запах и крепко зажмуриваюсь, чтобы запомнить соприкосновение наших тел. Я как будто провожаю его на войну, что недалеко от правды.

Я из последних сил держусь, чтобы не расплакаться или даже не всхлипнуть. Только прижимаюсь к Финну всем телом и до побеления костяшек сминаю его толстовку. Она пахнет им, через плотную трикотажную ткань я чувствую жар его тела. Прижимаюсь ухом к его груди и слушаю торопливое биение сердца.

– Покормишь собак сам, когда вернешься, ― скрипучим голосом отвечаю на его просьбу.

Слышу, как Финн усмехается.

– Ты же с ними уже подружилась. Боишься теперь?

Я поднимаю голову и смотрю в его серьезные глаза.

– Нет, просто хочу, чтобы это сделал ты. Я помогу, если надо. Только ты вернись, хорошо?

Мой взгляд блуждает по его лицу, впитывая все без остатка: глубину глаз, хмурые брови, крупный ровный нос, крепко сжатые острые челюсти и мягкие, чувственные губы. Я знаю, что они такие. И даже знаю, какие они на вкус. И внезапно мне хочется снова почувствовать их. Не думая дважды, я подаюсь вперед и касаюсь своими губами мягкой плоти. Финн тут же приоткрывает рот, хватает меня за затылок и вгрызается в мои губы. Кусает их так остервенело, что, кажется, я даже чувствую металлический привкус крови. Животное.

Наш поцелуй прерывается так же быстро и внезапно, как и начался. У меня так сбилось дыхание, что кружится голова от недостатка кислорода. Финн кладет ладони на мои щеки и заглядывает в мои глаза, заставляя щеки полыхать еще сильнее.

– Слушай меня внимательно, Мишель. ― Он отнимает руку и вкладывает в мою мобильный. ― Это телефон на случай экстренной связи. Там только номер Адриана. Если я не вернусь к полуночи, позвони ему. Адриан заберет тебя и надежно спрячет. Он тебя защитит.

Вот они ― те слова, которые делают происходящее реальностью. Я в сердцах отбрасываю телефон и, замахнувшись, отвешиваю Финну звонкую пощечину. На мгновение замираю и зажмуриваюсь, ожидая отдачи. Пару секунд мы молчим, а потом я чувствую, как Финн нежно отводит от моего лица прядь волос, заправляя ее за ухо. От неожиданности я дергаюсь, а потом расслабляюсь, когда он снова притягивает меня к себе. Зарывшись в волосы обеими руками, Финн прижимает мою голову к своей груди.

Финн уже пытается отодвинуться от меня, и я понимаю, что надо его отпустить. Но не могу. Хочу остервенело вцепиться в него, влезть, как на дерево, срастись с ним и никуда не отпускать.

– Что значит, ты не вернешься к полуночи? ― до меня внезапно в полной мере доходит то, что он сказал. ― А когда ты вернешься?

– Я не знаю.

– Не знаешь, вернешься ли? Или не знаешь, в котором часу? ― в моем голосе проскальзывали истерические нотки, и Финн слегка кривится.

– Мне пора.

Я снова набрасываюсь на него и теперь обнимаю за талию, вцепившись в него, словно клещами. Еще одно мгновение ― и я отпущу его. Правда-правда отпущу. Финн на несколько мгновений прижимается губами к моим волосам, а потом легонько отстраняется. Я не смотрю на него. Отворачиваюсь и обнимаю себя руками, впившись пальцами в свои плечи. Меня снова знобит, как после смерти Мала. Я только начала отогреваться рядом с Финном, и вдруг опять этот холод. Финн накрывает мои руки своими теплыми ладонями и шепчет:

– Я люблю тебя, ― в мои волосы.

А потом он исчезает. Впервые выходит из домика тихо, и я едва слышу звук отъезжающей машины. Бросаюсь к двери, распахиваю ее и провожаю взглядом только красные огни задних фонарей машины. Собаки скулят, вторя мне.

Глава 22

Я сжимаю и разжимаю пальцы, выглядывая между полосами жалюзи. Полностью поднять их нельзя, потому что свет прожекторов частично освещает окна, и я не уверен, что мое находится в тени. Адриан обещал позаботиться об этом, но никогда нельзя быть уверенным до конца. Мне плохо видно с моего места, но, как только пришел сюда, я просмотрел окружающие здания. Два снайпера на крыше напротив, один маячит в окне шестого этажа. С левой стороны тоже высотка, и наверняка в ней тоже полный набор парней со снайперскими винтовками.

Пресса расположилась перед крыльцом нового здания больницы, все ожидают только приезда Райана. На крыльце уже стоит целая делегация, готовая его встречать. Я несколько раз уже перебрал в голове лучший момент для выстрела, и остановился на том, что буду стрелять, когда Ангус будет толкать речь. Это будет момент, когда его голова будет реже всего двигаться. Я не могу рисковать и стрелять, когда он в движении, иначе могу кого-то задеть. Будет еще хуже, если я прострелю любую другую голову, кроме своей цели.

Внутри меня нет обычного спокойствия и холодного расчета. Сегодня все идет не по плану. Я приехал с опозданием. Сначала задержался с Мишель. Мне хотелось, чтобы она хоть немного успокоилась. Видеть в ее глазах боль и ужас ― это то еще испытание для моих нервов. Потом я менял машину, застрял в пробке. Я должен был пройти по пустой больнице к своему месту, а в итоге пробирался за спинами охранников Райана, которые прочесывали здание. Теперь вот эта дрожь в руках. Ни разу еще у меня не тряслись руки, а сегодня просто ходят ходуном. И сердце странно заходится.

Я стараюсь отбросить все это на задний план, как и мысль о том, чтобы свалить и перенести операцию на другой раз. Сомнения кружат в моей голове, а потом выскакивают голосом Мишель, уговаривая бросить все и свалить. Так было бы проще, несомненно. И у меня есть все возможности для того, чтобы инициировать свою и ее смерть, и по-тихому покинуть страну. Поселиться где-то на островах и завести с Мишель собственную семью, далекую от всей этой грязи. Но я не смогу спокойно жить, зная, что эти ублюдки топчут землю.

Наступает важный момент. К больнице подъезжают несколько тонированных автомобилей, и охрана встает на изготовку, как и снайперы, которые явно оживляются на своих местах. Я тоже делаю последние приготовления. Хрущу костяшками, медленно выдыхаю, щелкаю затвором и привычно пристраиваю палец на курок. От нетерпения хочется переминаться с ноги на ногу. Слишком много нервов все это отнимает, и хочется поскорее покончить с этой операцией. Задерживаю дыхание, когда Ангус, похлопав по спине какого-то мужика, берет из его рук огромные ножницы и поворачивает к ленте. Я должен был стрелять гораздо позже, но то, что сейчас со мной происходит, не дает мне трезво рассуждать. Поэтому я прицеливаюсь, не обращая внимание на подрагивающий палец, и делаю выстрел как раз в тот момент, когда между лезвий ножниц проскальзывает алая лента. За долю секунды убеждаюсь, что попал, а потом бросаю винтовку и начинаю бежать.

Я несусь по коридорам больницы, рассматривая перед глазами карту здания, которая врезалась мне в память. Все выглядит таким знакомым, как будто я уже сотни раз бывал здесь. Слышу топот и крики на первом и втором этажах. Резко сворачиваю на запасную лестницу, а оттуда перепрыгиваю на вторую ― одну из основных. Добираюсь до первого этажа, и на секунду застываю, потому что здесь два громилы Райана несутся мне навстречу.

– Он здесь! ― кричит один из них в рацию.

Я вынимаю пистолет и стреляю. Первый падает, а второму удается сбить меня с ног, но я изворачиваюсь и убиваю и его тоже. Адреналин срывает меня, а паника движет моими ногами. Выбираюсь из-под огромной туши и продолжаю свой путь. Вылетаю на улицу со стороны подворотни, и уже вижу свою машину, как плечо внезапно прошивает болью, а потом я чувствую, как горячее пятно растекается, пропитывая ткань. Меня подстрелили. Ирландские суки добрались и до меня.

Я не останавливаюсь. Лучше я сдохну за рулем в аварии, чем дам им убить себя. Добегаю до угла, прячусь за ним, а потом выныриваю и стреляю в ублюдка, который меня догнал. Он падает и хватается за колено. Черт возьми, слишком сильно дрожат руки.

Я быстро осматриваюсь по сторонам и срываюсь к машине. Запрыгиваю на сиденье и несусь из этого района, как будто за мной гонится сам Дьявол. Хотя, думаю, это недалеко от правды. Срываю с головы маску и крепко сжимаю челюсти, когда очередной болевой спазм прошивает плечо. Я не переживаю, что меня догонят. Пока эти придурки заведут свои танки, я буду уже в десяти кварталах от этого места.

В гараж к Буйволу я практически влетаю, не снижая скорости. За мной сразу опускаются ворота, и машину окружают несколько человек.

– Ого, чувак, тебя подстрелили, ― бормочет нервный тип с бегающими глазками.

Я игнорирую шавку и обращаюсь сразу к Буйволу.

– Готова?

Он лениво кивает, внимательно рассматривая мое плечо.

– Засветился?

– Слегка.

Достаю из багажника куртку, вынимаю из кармана деньги и передаю Буйволу.

– Я же сказал, что будет со скидкой, ― бормочет он, пересчитывая купюры.

– Это за неудобства. В салоне кожа с кровавыми пятнами. Химчистка стоит недешево.

Буйвол кивает.

– Твоя в соседнем ангаре. Эй, ты бледный. Все нормально?

Я снова непроизвольно сжимаю челюсти, когда рана в плече начинает пульсировать. Меня начинает потряхивать, и я напрягаю мышцы, чтобы избавиться от этого ощущения. Буйвол провожает меня в соседний ангар сразу после того, как я вынимаю из бардачка машины свои вещи. Эту я тоже арендовал у него. Буйвол передает мне ключи от неприметного седана, желает удачи и провожает взглядом, когда я покидаю его гараж.

Я выезжаю на дорогу уже туго соображая, где нахожусь. Еду, едва держа себя в сознании. Слышу, как жужжит телефон в кармане, но не могу его достать. Потому что правая рука почти не двигается, она онемела от боли, а левая держит руль. Я знаю, что звонит Адриан, но не могу ответить. Дома ему перезвоню. Жужжание стихает, а потом повторяется по новой, и так несколько раз. Я перестаю обращать на него внимание, пытаясь полностью сосредоточиться на дороге.

– Блядь, ― шиплю сквозь зубы, сжимая челюсти до хруста.

Со временем я практически перестаю чувствовать руку. На ее месте теперь бесполезная холодная оглобля, которую я даже не могу поднять. Ее словно засунули в ванну со льдом. Зрение начинает расплываться, я не могу нормально сфокусироваться. Машины, которые окружают меня на дороге, сливаются в одно разноцветное пятно. И я уплываю. Из последних сил заставляю себя прокусить губу, чтобы дать себе фактор, который позволит не уснуть. Я знаю, что если усну, то больше не проснусь никогда. Особенно учитывая то, что я двигаюсь в недостаточно плотном вечернем трафике. Если я отключусь, то меня понесет в сторону, и наверняка найдется какой-нибудь грузовик, который укатает меня в асфальт вместе с жестяной банкой, которую я веду.

Пульсирующая боль в губе немного отрезвляет. Теперь машины не одно пятно, а несколько, и у каждого свой цвет. Это, наверное, хорошо. Мне бы открыть окно, чтобы впустить свежий воздух, но и этого я сделать не могу по понятным причинам. Я перебираю в голове сотни мыслей, чтобы отвлечься от своего состояния, но все они сбиваются, превращаясь в навязчивую идею отпустить руль и отдаться на милость судьбе. Но в конце пути меня ждет Мишель, а я обещал ей вернуться и покормить собак.

До домика я доезжаю в состоянии, которое иначе, как прострацией, не назовешь. Я двигаюсь инстинктивно, буквально наощупь. Как будто моя рука сама знает, в какую сторону мне нужно свернуть. Я уже не разбираю дорогу, окружающий мир слился в некое подобие брызг красок, и я не знаю, куда еду. Просто двигаюсь на машине, ведомый притяжением Мишель. Потому что обещал ей вернуться. Если бы не она, то я бы уже сдался.

Слышу вдалеке лай даже с закрытыми окнами. Я узнаю голоса Висты и Бакса, и все напряжение в секунду уходит из моего тела. Я как будто признаю свое поражение и победу одновременно. Паркуюсь, даже не глядя, где собаки, полагаюсь на их инстинкт самосохранения. Глушу мотор и тяжело, прерывисто выдыхаю. Все. Я на месте. Затуманенным взглядом смотрю на дом, и мне хочется выругаться на Мишель, но нет сил пошевелить губами. Я же просил ее закрыть ставни, но нет, они открыты, и в окнах горит свет. Обязательно наругаю ее, вот только доберусь до дома.

Из последних сил открываю дверцу, все еще глядя на дом. А потом словно кто-то дергает рубильник вниз и выключает во мне жизнь. Наступает темнота.

Глава 23

Мишель

Все те часы, пока его нет дома, я не нахожу себе места. Постоянно молюсь Богу, а потом истерично смеюсь. Я молюсь, чтобы Господь не дал умереть убийце. Может ли ситуация стать еще абсурднее? Около восьми вечера я выхожу кормить собак. Они крутятся у моих ног и поскуливают. Я присаживаюсь на пень возле дома и вглядываюсь в темноту леса, сжимая в руке телефон, который мне дал Финн. Сколько времени занимает убийство? Финна нет уже три часа, и я волнуюсь. Ладно, схожу с ума от тревоги, меня накрывает паника. Так выразиться будет правильно. Волнуются родители, когда ребенок впервые идет в школу. Волнуется муж, когда жена рожает. Оказывается, когда твой мужчина совершает убийство, ты медленно умираешь без него.

Твой мужчина. Я грустно улыбаюсь, думая так о Финне. Когда он успел стать моим мужчиной? Когда чуть не изнасиловал в лесу или когда у нас дважды чуть не случился секс? Я запускаю пальцы в волосы и крепко сжимаю их у корней, пытаясь почувствовать боль, которая хоть ненадолго отвлечет мое внимание от ужаса, который то и дело скручивает внутренности. Виста подходит и кладет морду мне на колено, преданно заглядывает в глаза. Я впервые кладу ладонь ей на голову и медленно глажу, а она шумно вздыхает, не сводя с меня взгляда.

– Он вернется, девочка, ― шепчу я. ― Обязательно вернется, он обещал.

В голове набатом стучит: «Я люблю тебя. Я люблю тебя» голосом Финна. Только когда он уехал, я до конца осознала то, что услышала. Как он может любить меня? Как мог полюбить так быстро? Внутри меня сердце обдает жаром от воспоминания об этих словах. Жаром в хорошем смысле. Внизу живота как будто что-то щекочет. То ли это тревога так чувствуется, то ли эхо признания Финна никак не оставит меня.

Спустя примерно час я слышу, что собаки ведут себя тревожно. Они поскуливают и негромко лают. Я бросаю взгляд на окна, вспоминая указание Финна закрыть ставни, чего я так и не сделала. Я была слишком занята раскладыванием свои мыслей по полочкам.

Хватаю пистолет и снимаю с предохранителя. Пальцами второй руки разблокирую телефон и большой зависает над номером Адриана. А потом я слышу звук подъезжающей машины. Спрятавшись сбоку от окна, я аккуратно выглядываю, чтобы меня не было видно с улицы. Сердце грохочет где-то в горле, а дыхание частое и поверхностное. Кажется, я сейчас отключусь от страха. К домику подъезжает незнакомая машина, но собаки не бросаются на нее, как на незваного гостя в прошлом доме Финна. Наоборот, они счастливо скачут, пока машина паркуется. Так они встречают только своего хозяина.

Все еще боясь расслабиться, я напряженно смотрю сквозь стекло на водительскую дверь. Двигатель перестает работать, и теперь я не слышу никаких звуков, кроме шума собственной крови и приглушенного поскуливания Висты и Бакса. Пару минут из машины никто не выходит, и это напрягает. Я должна видеть, кто там, чтобы понимать, что делать дальше. А потом мое сердце практически останавливается, когда я вижу, как открывается водительская дверь и из машины с грохотом выпадает тело. Не контролируя реакцию, я коротко вскрикиваю, и прикусываю тыльную сторону ладони. Вдруг в машине еще кто-то есть?

Я всматриваюсь в темноту, пытаясь различить черты того, кто выпал из машины. Просто потому что до последнего отказываюсь верить в увиденное. Головой я понимаю, что не могут так собаки облизывать чужака и громко скулить, кружась вокруг него. Это Финн. И мне страшно. Он приехал сюда сам, значит, наверное, жив. Но все еще остается шанс, что в машине сидит кто-то, кто застрелил его сразу же, как Финн открыл дверь. И тут я внезапно понимаю, что, если Финн мертв, то я хочу последовать за ним. Он был последним, кто оставался у меня на этом свете. И, если мне суждено лечь и умереть рядом с ним, я приму эту долю. Но если я еще могу спасти его, то сделаю это ценой собственной жизни.

Отбросив на столик пистолет и телефон, я несусь на улицу.

– Финн! ― кричу во всю силу своих легких. ― Финн!

Подбегаю к машине. Это он. Поднимаю взгляд и быстро обшариваю им окружающее пространство. Он один, слава Богу. И он дышит. Хрипло, прерывисто, тяжело, но дышит. Я в растерянности треплю его, пытаясь привести в чувство.

– Ну же, Финн, очнись. Давай! Ты должен выжить, слышал?! Очнись, черт тебя дери!

Я хлещу его по щекам, пытаясь справиться с собственной истерикой, но все бесполезно. Голова Финна болтается из стороны в сторону, но он так и не приходит в себя. Собаки все еще скулят, раздражая меня еще сильнее. Я не знаю, что делать, потому что не знаю, что с Финном.

В этот момент телефон, лежащий в кармане Финна, начинает жужжать. Я не без труда достаю его и вижу на экране только одну букву «А». Скорее всего, это Адриан, который так мне нужен. Если не он, я просто брошу трубку.

– Алло? ― отвечаю хриплым голосом.

– Кто это?

– Это Мишель, ― решаюсь признаться.

Я слышу на другой стороне протяжный выдох.

– Мишель, это Адриан. Финн наверняка про меня вам рассказывал. ― Я киваю, как будто он может видеть меня, а сама держу пальцы второй руки на пульсе Финна, убеждаясь, что он все еще жив. ― Где он? Мне нужно поговорить с ним.

– Он… он, кажется, ранен, ― хриплю, едва сдерживая истерику. Меня всю трясет так сильно, что я едва удерживаю телефон у уха. ― Что мне делать? Он без сознания.

– Где он, Мишель?

Я коротко рассказываю Адриану про возвращение Финна.

– Ты должна затащить его в дом и уложить. А потом перезвони мне и скажи, что с ним.

– Но я не дотащу его, ― всхлипываю и на автомате приглаживаю непослушные волосы Финна. ― Он слишком тяжелый.

– Ты должна постараться. Если ты этого не сделаешь, он может умереть. Мы не знаем, насколько все серьезно с ним. Но если Финн в отключке, дела плохи. Давай, девочка, сделай для него то, что должна. И перезвони мне, как узнаешь, что с ним.

Он отключается так внезапно, что я не сразу это понимаю, и еще несколько секунд держу телефон у уха.

– Алло? ― спрашиваю тихо. ― Адриан?

И только тишина подсказывает мне, что звонок окончен. Засовываю телефон назад в карман Финна.

Я вновь смотрю на него и понимаю, что из нас двоих сейчас пришло мое время быть сильной. Черт! Мне нельзя терять время, а я и так слишком много его посвятила своей истерике. Я подскакиваю на ноги и начинаю оттаскивать Финна от машины. Он слишком тяжелый, и мне едва ли удается протянуть его жалких двадцать сантиметров. Неровная поверхность присыпанной еловыми иголками земли тоже не облегчает задачу.

– Давай же, здоровяк, помоги мне. Очнись на несколько минут, чтобы протянуть до дома. Там я тебе помогу. Ну же!

Но Финн ожидаемо не приходит в себя. Я тяну его, выбиваясь из сил. Падаю, поскальзываясь на иголках, поднимаюсь и снова пытаюсь тащить его. Он действительно неподъемный, и я не представляю, как дотащу его до дома. И если он действительно ранен, то, пока мы доберемся хотя бы до порога, он истечет кровью и умрет. И я рядом с ним. Нужно что-то более действенное. Мозг лихорадочно мечется в поисках решения. Я пытаюсь тянуть за ноги, и это, кажется, немного легче, мы даже продвигаемся примерно на пол метра. Но до дома еще примерно десять, а я уже едва стою на ногах. За плечи тянуть совсем не получается, за руки тоже. Собаки хватают Финна за штанины и как будто пытаются помочь мне, но толку от их помощи никакого. Я пытаюсь перекатывать его, но, когда он валится лицом в иголки, понимаю, что затея так себе. А потом меня осеняет.

Я несусь в дом, хватаю плед с дивана и снова выбегаю на улицу. Финн так и лежит лицом в иголки, и сейчас мне это на руку. Расстилаю слева от него плед и перекатываю огромное тело на кусок ткани. Подхватываю углы пледа так, чтобы они перекрещивались у него на груди и проходили под подмышками. Медленно и с сильным желанием сделать это наконец, я дотаскиваю его до порога дома, еще трижды поскользнувшись и упав. Я задыхаюсь, меня всю трясет, но я понимаю, что мне остался последний рывок. Пускай я не дотащу его до кровати и не уложу на нее, но хотя бы он будет лежать в доме. Там больше света и возможности оказать ему помощь.

Я пытаюсь втащить его в двери, но это тяжело.

– Спасибо, что хоть нет высокого порога и ступеней, ― бубню я, перетягивая его через низкий порожек. Финн негромко стонет, а я облегченно выдыхаю. Значит, еще жив. ― Потерпи, громила. Скоро будем… твою мать… на месте.

Я делаю последние усилия, и мы наконец преодолеваем порог и оказываемся на входе в дом. Я падаю спиной на пол, не выпуская из рук концов пледа. Пальцы словно скрючились вокруг шерстяной ткани и не желают отпускать свою ношу. Мне нужно напрячься и разжать их, но они так саднят и пульсируют, что, боюсь, боль будет адская. А еще сегодня я открыла для себя, что можно стереть кожу ладоней в кровь о грубую шерстяную ткань.

Дав себе пару мгновений на то, чтобы перевести дух, я подскакиваю к Финну и лихорадочно осматриваю его с ног до головы. Его плечо лоснится от влаги. Я касаюсь занемевшими пальцами этого места, а потом смотрю на них. На пальцах кровь, и это кровь Финна. Дергаюсь и быстро отползаю назад. Я с ужасом смотрю сначала на Финна, а потом перевожу испуганный взгляд на свои пальцы. Остервенело тру ими о ткань джинсов, и теперь она тоже в его крови. Мне хочется содрать с себя одежду. У меня начинается истерика. Я зажимаю рот второй рукой, пытаясь сдержать крик.

Вдруг я понимаю, что мне страшно даже подходить к Финну, пока он в крови. Но если я не подойду, будет еще страшнее, он же может умереть. Я подскакиваю на ноги и бегу в кухню, где лихорадочно мечусь в поисках ножниц. Потому возвращаюсь к Финну и разрезаю толстую ткань кофты вместе с футболкой. Собаки топчутся в дверном проеме и тихонько поскуливают, создавая мне драматический фон для происходящего. Так и есть, Финн ранен. Я выхватываю из его кармана телефон и понимаю, что не знаю пароля. Еще некоторое время у меня занимает поиск того аппарата, что мне оставил Финн, потому что у меня напрочь вылетело из головы, куда я его подевала.