Закат христианства и торжество Христа

Борьба с еретиками в собственных рядах, выискивание инакомыслящих, болезненная сверхчувствительность к критике, защита устарелых догм, террористы-самоубийцы, взрывы 11 сентября в Нью-Йорке, «пороховой заговор»[6], израильско-палестинские войны, истребление сербов, хорватов, мусульман, повсеместные преследования евреев, североирландский конфликт, тоталитарные секты – далеко не полный перечень примеров религиозного фанатизма, ведущего к закату церквей и религий, к патологической вере и теологии.

Подобно тому, как неправильные ответы правящей элиты на вызовы истории содействуют брейкдауну (падению) государств, судьбы всех церквей определяются их способностью к радикальному реформированию. Отмирание язычества, закат орфизма, зороастризма, сабеизма, тенкуо, као даи, местных религиозных течений, карго-культов тихоокеанской Меланезии и Новой Гвинеи[7], падение влияния других церквей и религиозных конфессий связаны с их неадекватностью ситуации, нереформируемостью, привязанностью к умершим мифам.

Легенды и мифы восходящего христианства не действуют на его закате, кажутся несусветными анахронизмами. Есть такое выражение: «Несчастные, они этому верят». Но если на восходе христианства у несчастных действительно были основания верить в сказки, то нынешний клир не осознает, что в XXI веке уже невозможно мыслить категориями императора Константина, Крестовых походов, инквизиции и «ловить человеков» на мифы начала эры.

Религия, паразитирующая на страхе, наказании, аде, геенне огненной, воскрешении, втором пришествии, опасна и разрушительна. Она подрывает сознание верующих. Мстящий и карающий Бог – это религиозный абсурд, творящий Бога по образу и подобию племенного вождя, судьи или палача. У такой религии только два выхода – отречение от первобытного бесовства, царящего в душах духовников, или погибель.

Я не могу предсказать время падения тех или иных конфессий, но без радикального обновления, без нового лютеранства, без раскаяния за ошибки прошлого их брейкдаун неизбежен. Даже у тысячелетних церквей есть только один путь сохранения – адекватные ответы на вызовы времени. Христианство хранят и укрепляют положенные в его основу идеи любви и прощения, но разрушают лежащие в основании церкви фальсификации «святых отцов» – доктрин непорочного зачатия, божественной природы Христа, боговоплощения, Троицы, вознесения и возвращения, апокалипсиса, мстящего, карающего, кровожадного Бога, еще – феномены еретичества, допотопных церковных обрядов и таинств, языческого сонма бесов, ангелов и святых. Вера в непорочное зачатие, воскрешение, проделки сатаны или апостольские фокусы-чудеса кажется мне такой же примитивной и жалкой, как иудейская вера в первородный грех, «ошибку творения» или Бога-мстителя, мало совместимые со всемогуществом или благостью Творца.

В будущее нельзя войти с обремененным ошибками прошлым – еще никому и никогда не удавалось! Отцы всех христианских конфессий и даже наиболее продвинутого среди них протестантизма разрушают здание своих церквей собственной дремучестью, нежеланием обновления, в частности, реакционностью православия, в XXI веке разговаривающего с паствой на языке Аввакума. Увы, если религия или религиозная идеология приходят к власти, она неизбежно превращается в тормоз.

Подобно тому как правители разрушают страну имперскими замашками, евроазийством, «вертикалью власти», психологией «Старшего брата», отцы православия при кажущемся возрождении русской церкви, загоняют ее болезни вглубь, а это никогда и никого не вело к выздоровлению.

Я убежден в том, что для многих церквей мира, особенно христианской и исламской, проблема стоит таким образом: кардинальная реформация и отказ от «дремучести» – гарантия сохранения и даже процветания, или стремление удержать статус кво со всеми фальшивками и подделками – гарантия брейкдауна[8].

Здесь важна и принципиальна трагедия Исаака Ньютона, глубоко знавшего церковную историю и понимавшего разрушительность для церкви безнадежно устаревших доктринальных догм. Душевная жизнь Ньютона была исковеркана его глубинным «еретичеством» – пониманием порочности религиозных фальсификаций в период формирования институализированной церкви в III–IV вв. Не случайно «отец науки» коллекционировал сведения о зверствах христиан – видимо, получал удовлетворение от констатации того, к чему ведет дьявольство отказа от заветов Христа. Слава Богу, те времена прошли, но не прошло непонимание «отцами» нынешних церквей движения жизни к новым идеям и формам. Если «отцы церкви» рано или поздно не отвергнут фальшивки и «деяния» своих предшественников, разрушение христианских и исламских церквей станет исключительно делом времени, причем не столь отдаленного. Не спасут ни конформизм, ни вечный сон, ни невежество человеческих масс.

Религия несоизмерима с наукой, но они взаимодополнительны. Конфликт между ними непродуктивен и опасен. Обострение отношений между ними является проявлением дремучести и невежества: «опровержения» ученых в этом отношении ничем не отличаются от «доказательств бытия Божьего» теологов.

В этом месте уместно процитировать финальную мысль главного труда Исаака Ньютона «Математические начала натуральной философии»: «Такое изящнейшее соединение Солнца, планет и комет не могло произойти иначе, как по намерению и по власти могущественнейшего и премудрого существа. Если и неподвижные звезды представляют центры подобных же систем, то все они, будучи построены по одинаковому намерению, подчинены власти Единого».

Примером новейшего «научного» обоснования тринитаризма является эссе П. Я. Сергиенко «Символ Святой Троицы и применение его принципов в познании природы общества и мышления», ярко демонстрирующее только одно: если есть вера, то любые ее обоснования всегда найдутся, будь то гегелевская диалектика, синтетическая геометрия триалектики, системная триада, тринитарный архетип единства, геометрическая модель логического триединства, обрядоверие и т. д. Короче, вечный, великий и «незаменимый» принцип словоблудия…

В повседневной жизни на каждом шагу вы сталкиваетесь с ошибочными мнениями, базирующимися на превратной вере – от мелочей жизни до мировоззрения как такового. Я сам иногда ловлю себя на том, что восполняю дефицит информации и знаний верой, делая ошибочные заключения или впадая в состояние фанатизма, трактующего мир в свете безосновательных убеждений. Почти все идеологии – разновидности опасных вер, принимаемых за истины. Увы, слишком часто вера замещает дефицит и глубину понимания, подменяя реальность химерами, мифами и утопиями. Всё это, так сказать, негативы верований утопистов, экстремистов и фанатиков.

Как писал Карл Барт, религия переживается во времени, а откровение происходит в точке. Поэтому богоявление не может быть «историческим» – оно всегда носит профетический, пророческий характер. Когда вместо самостоятельного строительства индивидуальности (А. Я. Гуревич) – стадо, а вместо благодати – «две бездны рядом» (Ф. М. Достоевский), трудно говорить о богоявлении, пророчестве, движении к Богу. В сущности религии лежит огромный разрыв между Богом и человечеством, ибо познают Его не массы, а просветленные. Во втором послании Павла к Коринфянам по этому поводу сказано: «Потому отныне мы никого не знаем по плоти; если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем». Свидетельствует Рудольф Бультман:

Я избегаю всякой встречи с историческими явлениями, в том числе и встречи с Христом во плоти, и обращаюсь к единственной встрече с возвещаемым Христом, а Он встречает меня в керигме, которая застает меня в моей исторической ситуации.

Хотя номинально Запад считается христианским, на практике им управляет нечестивый триумвират – бог богатства Плутон, бог науки Аполлон и бог воров Меркурий. Дело осложняется раздорами и завистью: Меркурий и Плутон поносят друг друга, Аполлон потрясает атомной бомбой, словно молнией громовержца; с тех пор как философы XVIII века провозгласили Век Разума, он воссел на трон Зевса (временно недееспособного) в качестве регента этого триумвирата[9].

Увы, сплошь и рядом многие люди выстраивают жизнь на превратной вере. Да и любая жизнь во многом есть деяние веры. Поэтому качество жизни во многом определяется качеством и действенностью веры, которую мы выбираем. Как тут не вспомнить слов Христа, говорящего: «Не всякий говорящий Мне: „Господи! Господи!“ войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего небесного»? (Мф. 7:21; Лк. 6:46).

Позитивная вера в возможность единения с Бесконечным согревает жизнь. Утрата божественного светоча веры равноценна утрате человеком самого себя – ни философия, ни наука, ни утопия, ни «светлые идеалы» не компенсируют защитную функцию позитивной веры.

Увы, церковь до сих пор не осознает того, что пришли новые времена, радикально меняющее сознание людей, что на прихожан их церквей буквально обрушивается огромный поток информации, связанной с открытием новых документов, с важными и многочисленными текстологическими открытиями и ростом интереса неофилов не к каноническому, а к «историческому Христу». Историки, занимающиеся ранним христианством, такие как Элейн Пейджелс, Раймонд Е. Браун, Сюзан Хаскинс, Рамон К. Джусино, Клаудиа Сетзер, рисуют совсем иную картину новозаветных событий.

Лишь самые продвинутые христианские общины адекватно относятся к изменившейся ситуации – создают специальные исследовательские группы для изучения новых документов, тогда как официальная церковь с привычной двухтысячелетней твердолобостью объявляет ересью то, что могло бы лечь в основу ее реформации и обновления.

Я потому принимаю протестантизм в целом и кальвинизм в частности, что Реформация стала своеобразным возрождением, возвращением к первоосновам христианства. Мартин Лютер пытался воссоздать учение Иисуса Христа в его простом изначальном облике, не замутненном последующими историческими наслоениями и деформациями. В протестантизме христианин по набожности или по наследству превращался в христианина по убеждению. Противопоставление веры и обряда, учения Христа и практики церкви явилось реакцией на деградацию церкви. Ученые говорят, чтобы сдвинуть с места мир, нужно искать точку опоры вне его. По отношению к религии дело может обстоять иначе. Нужно пребывать в ней и притом в самой глубокой вере, чтобы пересмотреть негативы церкви и изменить основы веры. Это преобразование и обновление религиозного сознания есть реформация в церковном смысле. Неслучайно революция веры некогда началась в сознании монаха.

Осуждению со стороны реформатора подвергалась средневековая культура и особенно схоластика, именно потому, что была живым воплощением, уже едва ли не синонимом ее. Можно сказать, что она стала объектом критики не в меньшей степени, чем практика и догматика католической церкви. Жан Кальвин стремился доказать, что католическая церковь исказила заветы Христа. Он обвинял ее в кощунстве, поскольку она заменила единого посредника между Богом и людьми целым сонмом святых. Наконец, он обвинял ее в идолопоклонстве, так как она вместо поклонения Богу стала поклоняться реликвиям святых.

Принципиальный вопрос: как совместима констатация заката величайшей духовной культуры, созданной человечеством, с совокупной человеческой мудростью о необходимости позитивного мироощущения? Человеческая история является развернутым свидетельством того, что упадок – необходимый этап в перманентной тенденции роста. Эволюция – процесс перманентного восхождения посредством прощания с отжившим. В своих книгах я концентрируюсь на настоящем и будущем, а не на прошлом, потому что верю в духовный рост, в эволюцию души, в новое сознание. И если порой приходится анализировать негативные тенденции культуры, то исключительно ради их изживания. В этой книге я просто предупреждаю о сегодняшних проблемах и утратах христианства, чтобы хоть как-то приостановить дальнейший упадок.

У культуры и религии нет альтернатив, кроме духовного восхождения, а духовное восхождение невозможно путем затягивания прошлого в будущее. Я не сомневаюсь в том, что Бог – в нас, а это автоматически означает, как минимум, творческую эволюцию человека.

Говоря о христианстве, важно разделять идеи и поступки самого Иисуса Христа от интерпретаций и действий тех, кто именует себя его последователями. Слишком часто второе исключает или перечеркивает первое. Увы, мало что в мире искажалось в такой степени, как реалии Христа.

Как культуролог, я считаю своим долгом и обязанностью поддержать христианскую культуру на трудном этапе ее развития предупреждением о грозящих ей опасностях. Ведь всегда есть альтернатива: негативная – последовать по пути заката и уйти в небытие, и позитивная – прислушаться к критике и возродиться. Я уверен в торжестве Иисуса Христа, потому что ему удалось на несколько тысячелетий опередить духовное развитие человечества – и тем горше сознавать упадок и ошибки христианской церкви.

О религии

Должен существовать потусторонний мир, для того, чтобы был выносим мир посюсторонний.

М. Хайдеггер

Времена простого неверия так же мертвы, как времена простой веры.

Л. К. Стейплз

Как наиболее плюралистическая из человеческих институций, религия имеет наибольшее количество определений: от рациональных – «религия учреждается мудрыми законодателями в интересах общественного блага» или «религия суть коллективное бессознательное» – до мистических, эзотерических или эстетических. Такое многоообразие естественно, ибо религия пронизывает все сферы жизни.

Религия – множественна: каждый – сознательно или бессознательно – творит Бога сам. Скажи мне, кто твой Бог, и я скажу, кто ты. Как только не обретают Бога: рвением, нирваной, самоистязанием, трудом, покорностью, насилием, преследованием еретиков, благостью, молчанием, распятием, наукой, искусством, атеизмом… Способов добыть Бога бесконечное множество, пределов выбору – нет!

«Религия есть такое мышление о мире и такое мирочувствование, которое психологически разрешает контраст (лучше сказать – конфликт) между законами жизни и законами природы».

Сёрен Киркегор: «Лишь религиозное может при помощи вечного довести до конца человеческое равенство: человечность; богоугодное, существенное, немирское, подлинное, единственно возможное равенство – да будет в том его величие – религиозно, оно и есть истинная человечность».

Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): «В отличие от животных, человек свои высшие ценности удостоверяет не чувствами тела, а жизнью духа – верой».

Религия – это порыв человеческого духа к вечности и бесконечности, к непреходящим ценностям. Здесь поток идет свыше, с неба. По словам отца Александра Меня, религия является формой культивации божественного дара нашей духовности. Древний завет между Богом и человеком построен на вере-доверии Авраама: «Да, я принимаю и внимаю». Религия, вера – это доверие к бытию, целостное его принятие, осознание правильности мироустройства, причем основанием религиозной веры человека может быть исключительно персональный духовный опыт, но никак не церковь, соборность или наследство.

Религия – поток вдохновения, плодотворная и животворящая сила. Достаточно одного того, сколько произведений искусства создано религиозным подъемом, чтобы оправдать религиозность. Религия – основа и стержень культуры: нет религии, нет культуры. Сам мировой процесс религиозен, с религиозным чувством должно его принимать и наблюдать, участвовать в нем своим трудом. Для огромного количества людей Бог – последняя надежда и мощный оплот в жизни. Трудно чем-либо заменить такие функции религии, как утешение, бессмертие души, религиозное вдохновение, спасение, духовная защита.

Без Бога Мир так же пуст, как человек без души. Божественное, священное необходимо человеку для того, чтобы не возвратиться в пещеры. Доказательства бытия Божьего изжили себя, потому что вера зиждется на интуиции, а не на расчете. Для меня духовное начало мира доминирует над материальным, а Бог существует, потому что размышления и интуиции о Нем лежат в основе духовной культуры человечества и неизменно сопряжены с высоким духовным напряжением. Вот почему мне по душе мысль Джона Темплтона: «Я верю в действующую силу Бога, которая удерживает на своем месте каждый атом Вселенной, – в Любовь!»

Для меня Бог – не просто источник духовности или любви, но то великое, во что превращается наше сознание, выходя за пределы нашего понимания. Для меня Бог – это главный ответ на вопрос Мартина Риза «Почему всё вообще существует?»

Вера, религия должна быть продуктивной, то есть, по словам И. А. Ильина, – «одухотворять, очищать, укреплять, растить, углублять и образовывать духовный опыт». Ильин считал, что вера принадлежит к самым глубоким, таинственным и духовно-драгоценным состояниям человека: «Это есть благодатное переживание великой душевно-художественной ценности и жизненной силы, которым надо дорожить, которое надо беречь и к которому не следует подходить, умничая и произволяя».

Вера дает разуму меру глубины, любви и окончательности; а разум дает вере энергию чистоты, очевидности и предметности. Разум, разрушающий веру, – не разум, а плоский рассудок; вера, восстающая против разума, – не вера, а пугливое и блудливое суеверие.

«Религиозный опыт» – это ориентация сознания на духовный рост, продуктивность, ответственность, вдохновение, очищение, благодарение, творчество, духовно-значительные акты. Религиозность не есть сочинение себе Бога, но обретение Его в себе.

Настоящий религиозный опыт требует от человека душевного очищения и углубления, духовной гибкости, сердечной полноты, смирения, непрерывного совершенствования. Узреть Бога значит воспринять реальное Совершенство сущее «в небесах», начав с совершенных реальностей земли и восходя от ее индивидуальных фрагментов, от единичных «лучей Божиих» к их сущему первоисточнику (И. А. Ильин).

Религия – водительница душ, учительница жизни, соборность народа. Религия – «с вязь с тем, что тебя основало, с тем, что тебя хранит и спасает, исходя из чего ты живешь».

Религия рождается из потребности ориентации в жизни, из необходимости ее понимания. Без религии, то есть без такой ориентации, люди живут в душевном разброде, живут убого и несчастливо. Хотя вера неизмерима и неконъюнктурна, религия призвана отвечать на вызовы современности, поэтому религиозная мотивация – это дела, а не догмы и слова. Вот почему так опасна унификация и догматизация веры. Разные взгляды не являются препятствием на широкой дороге к Богу – они только еще больше расширяют ее.

Свидетельствует Николай Бердяев: «Христианство освободило человека от власти космической бесконечности, в которую он был погружен в Древнем мире, от власти духов и демонов природы, оно поставило его на ноги, укрепило его, поставило его в зависимость от Бога, а не от природы. Но на вершинах науки, которые только и стали достижимы при независимости человека от природы, на вершинах цивилизации и техники человек сам открывает тайны космической жизни, раньше от него скрытые, и обнаруживает действие космических энергий, раньше как бы дремавших в глубинах природной жизни».

Религия необходима, потому что все величайшие и важнейшие проблемы жизни неразрешимы в своей основе, потому что само познание берет начало в той немыслимой глубине, где сознание соединяется с божественной первоосновой, потому что, как бы глубоко мы ни проникли в эти мистические глубины, человек все равно останется в заблуждении перед Господом. Я не отрицаю психологической предрасположенности людей к религии, но вижу ее причину не в легковерии, а, наоборот, в «сложноверии» – глубинном, бессознательном понимании бесконечной сложности мира по сравнению с рисуемой современной наукой. Для меня отрицание религии – это утверждение рациональной примитивности мироустройства. Скажем, такой, какой является объяснение феномена любви химическими реакциями внутри организма. Самообман – не религия, самообман – примитивная рассудочность, выдающая себя за всю полноту бытия.

Карл Саган считал, что религия монополизирует присущие человеку чувства удивления и восхищения природой, которые должна удовлетворять наука. Я полагаю, что наука и религия в этом отношении вполне совместимы, ибо в основе обеих лежит вера, а Бог – это ключ к природе и человеку. Естественное и сверхъестественное не противостоят одно другому, но находятся в единстве – естественное рождается из сверхъестественного по мере углубления нашего понимания природы. Бог – непостижимая абсолютная истина, дорога к которой – эволюция веры и познания. Кстати, именно это сказано в заключительной фразе книги Стивена Хокинга «Краткая история времени»: «И тогда мы прочтем мысли Бога».

Для атеиста за пределами естественного мира ничего не существует, для человека религиозного – не существует самих границ, для него Бог – безграничность мира. Некогда Фултон Дж. Шин патетически воскликнул, что никто в мире не отдаст жизнь за Млечный Путь. Здесь явная подмена понятий: Бог – не Вселенная, а ее глубина, запредельность, многоплановость, эволюционность, смысл, красота, ценность, духовность.

Религия – свободная зависимость, добровольная сопричастность Христу, ощущение себя органом Бога, выражаемое словами: «Что-то живет через меня». Религиозные чувствования, религиозные потребности человека укоренены в самых глубоких пластах бессознательного: пытаться доказать их истинность или ложность средствами разума – проявление человеческого неразумия. Это как если бы измерять глубину человеческой психики метрами или часами.

В отсутствие Бога человек замыкается в рационализме собственного эго, теряет душу, впадает в нигилизм и отчаяние, приходит к идее абсурда собственного существования. Утрата трансцендентных и мистических оснований человеческой жизни чревата утратой самой человечности, божественных основ бытия, единства божественного и человеческого начал.

Бог и логика несовместимы, аргументы теологии и атеизма – профанация веры. Но даже Паскаль, как никто понимавший тщету логики в теософии, не избег прагматизма. Верить или не верить? Есть Бог или нет Бога? Раз, основываясь на разуме, вы не можете держать пари ни за, ни против, взвесьте проигрыш и выигрыш, рассуждает Паскаль. Вот так называемый «аргумент пари» Паскаля – его знаменитые «весы»: «Потерять вы можете две вещи – истину и благо; поставить в заклад можете тоже две вещи – свой разум и свою волю, свое сознание и свое блаженство. Взвесим выигрыш и проигрыш, принимая положительное пари, что Бог есть. У вас два исхода: если вы выиграете, вы выигрываете всё; если же вы проиграете, то не теряете ничего. Поэтому без всяких колебаний держите пари, что Бог есть».

Рене Декарту неоднократно приходилось отвечать на следующий вопрос: может ли атеист быть математиком, уверенным в точности и правильности своих доказательств? Ответ Декарта однозначен: не может!

Религия – глубинная компонента человеческого духа, тот великий и таинственный источник, из которого рождаются верования, мифы, сакральные тексты, величайшие интуиции, прозрения, откровения, инсайты, вообще – динамические импульсы и биоритмы нашей высшей жизни. Поэтому отказ от религии и веры – это добровольная самокастрация, оскопление собственного духа.

Религия неслучайно сохранила роль консолидатора общества – она укоренена в социуме в силу своей способности откликаться на глубинные потребности человека. Можно сказать, что религия всегда задевала божественные струны в душах людей.

Религия, Библия, Евангелия объединяли раздробленные народы, а религиозная музыка и хоральные мелодии всегда были живой силой, обращающей жителей в граждан и аморфную массу – в личности, остро переживающие свое персональное «Я».

Религия – способ видения жизни, интерпретации бытия, указания смысла, цели и ценности существования человека. Не имея непосредственного доступа к «последним основаниям», человек в дополнение к «опыту жизни», хаосу и непредсказуемости существования, вынужден обращаться к «высшим порядкам», трансцендении, холизму, целостному видению бытия.

По словам Т. П. Бёрка, функция религии и состоит в том, чтобы принести порядок и единство в упомянутый хаос, предложив общую интерпретацию, которая к тому же выглядит цельной и убедительной. Переход от частных и конкретных видений жизни, даваемых знанием, к общим и единым является «логически оправданным» и «человечески необходимым».

Мне представляется, что здесь более важно единство трансцендентности и имманентности, приписываемое Богу, но и свойственное человеку. Трансцендентность – не главный атрибут Бога, но присутствие сверхчувственного и магического в недрах человека, «последняя глубина» всего человеческого опыта. Я убежден в том, что трансцендентность – не надмирность или запредельность, но последние глубины человеческого.

Религия для меня – институт, имеющий дело с божественными глубинами опыта, которые еще не нашли своего объяснения. Кстати, атеистически настроенный Зигмунд Фрейд понимал, что религиозные фантазии о духовных силах трансцендентного мира связаны с глубинами человеческого подсознательного.