Тайное правительство. Орден

– Мои сомнения являются грехом?

– К сожалению, да, – баритон священника звучал теперь печально и совершенно глухо. – Сомнения являются самым страшным грехом. Но ты призналась на исповеди. Раскаиваешься ли ты в своих мыслях? В своём неверии в благость божью?

– Раскаиваюсь, – ответила Мария Луиза, чувствуя, что у неё из сердца словно выпало что-то очень тяжёлое.

– Отпускаю тебе грех этот, дитя моё……

5

Из дневниковый записей Марии Луизы

« Голос из Нотр Дам де Пари вернул мне покой. Не знаю, был ли человек, написавший «Монахиню» одержим злым духом. Но исповедовавший меня священник был так добр и не осудил меня. Внезапно ко мне вернулось детское восприятие бога. Это произошло так давно. Я помню красивую книгу о святых и чудесах, строгие лица бородатых мужчин на картинках. И руки моей мамы, держащие книгу. Я вдруг вспомнила, что моя мама когда-то была другой. Нежной. Она прижимала меня к себе и тихим голосом читала. В её повествовании Ной переводил людей по дну морскому, Илия возносился на небо. А там высоко, высоко почти у самого солнца мне представлялся сияющий седовласый бог.

Я опять поверила в то, что мир может быть прекрасен. Я вдруг устыдилась того, что злилась на маму. Ведь она, бедная, после смерти отца, действительно, оказалась одинокой, заточённой в мрачные стены Санси. Моя мама не хотела той же участи для меня. И сама Жозефина де Сансильмонт надеялась когда-нибудь увидеть высший свет. Разве имею я право осуждать маму за её мечты? Да, после смерти отца в ней что-то изменилось. Она стала отстранённой, замкнутой, холодной. Но, в конце концов, мама сделала для меня всё, что могла при её скудном финансовом положении. Нашла мне вполне образованную гувернантку мадам Жозани. Смогла собрать небольшую сумму, которая позволит мне некоторое время оплачивать в Версале услуги горничной. Даже сумела завести по переписке дружбу с некой госпожой в Версале, которая, обещала помочь мне, устроиться во дворце. Наверное, мне нужно надеяться на лучшее.

Когда мы с мадам Жозани вышли из Нотр Дам де Пари уже стемнело. Нас окружали люди – силуэты, люди – тени. На меня вдруг навалилось ощущение сна и перемещения. Так бывает, когда ты летишь или падаешь во сне. Даже воздух стал каким-то другим. Будто чьё-то ледяное дыхание, пробирающее до костей, но такое волнующее. Я смотрела на утонувший в черноте город. Ничего не видно. Только площадь возле собора освещают огни факелов и костров. Я спустилась по ступеням вниз и оглянулась на собор. Казалось, каменный колос, разделённый на три части фасадом и двумя недостроенными башнями сейчас рухнет и раздавит тебя. Короли покинут аркаду, ангелы унесут деву Марию на небеса, а демоны и чудовищные птицы заберут меня в ад, потому, что я грешница. На площади перед собором пылали костры, десятки костров, люди ходили туда-сюда с зажжёнными факелами. Что здесь происходит или собирается произойти?»

***

Возле паперти Нотр Дам де Пари, между двумя высоченными палками, юноша и мрачный старик натягивали синюю ткань с нарисованными на ней жёлтыми звездами.

– Мадам Жозани, что здесь происходит? – спросила Мария Луиза

– Комедия Дель Арте, – мадам презрительно поморщилась.

– Что, что, простите?

– Комедия масок! Балаганный театр!

– Здесь будут показывать спектакль?

Никогда прежде Мария Луиза не видела театра. Мама, когда бывала в хорошем расположении духа, рассказывала о спектаклях, которые смотрела много лет назад в Версале. Мадам Жозани называла театральные постановки бесстыжим переодеванием и кривлянием.

– Наверное, – ответила мадам Жозани и потянула Марию Луизу в сторону.

– А что именно здесь будут показывать, – Мария Луиза уперлась, как заартачившаяся лошадь.

– Непристойные вещи! – воскликнула мадам Жозани.

– Я хочу посмотреть.

– Мадмуазель, вы только что вышли из храма божьего. Вы только что исповедались. И хотите увидеть богопротивное зрелище!

– Мадам, – Мария Луиза почувствовала, что начинает злиться. Ощущение эйфории после исповеди постепенно исчезало, – Там, в соборе, вы позволили себе рассказывать мне весьма неприличные истории. А теперь запрещаете смотреть на то, как одни люди развлекают других людей?

Наверное, после этих слов мадам Жозани покраснела. Но Мария Луиза этого не увидела. В свете факелов и костров все лица принимали огненный оттенок.

– Делайте, что хотите, – мадам Жозани развела руки в стороны. – Я доставлю вас в Версаль и уеду! Вы невозможны.

Между тем, ткань уже оказалась натянутой. Юноша и мрачный старик теперь устанавливали опоры пониже и протягивали между ними веревку. Сделав свою работу, они тихо удалились. На их месте через некоторое время оказались два весьма забавно одетых человека.

Один в широкой длинной крестьянской рубахе из мешковины, босой, похоже, весь обсыпанный мукой.

Второй, в белой с разноцветными заплатками блузе, коричневом кушаке и белых, грубо заштопанных цветными лоскутами панталонах. На боку у человека болталась деревянная шпага, на голову была надета шапочка с заячьим хвостом, лицо закрывала чёрная маска с шишкой на лбу.

Как только эти двое встали перед натянутой со звёздами тканью, вокруг них появились люди. Бесцельно слонявшийся по площади народ образовал теперь вокруг ряженых полукруг. Стало тесно.

– Пойдемте от этого балагана! – мадам Жозани больно вцепилась в руку Марии Луизе.

– Никуда я не пойду, – упёрлась маркиза.

– Вы собираетесь стоять посреди этого сброда и смотреть?!

– Да.

Человек в крестьянской из мешковины рубахе повернулся к зрителям и скорчил такую печальную, трагичную рожу, что вызвал у толпы истеричный хохот.

– Чего ты кривишься, Пьеро. Аль Коломбина не даёт?

– Мне Коломбина не даёт который год, – ответил тот, кого назвали Пьеро. – А ты, паршивый Арлекин, как не крути, а сам один!

– Мне Коломбина скоро даст. И будет свадебка у нас. А ты, Пьеро, в рванине будешь не нужен ей и этим людям. Ты стар, зануден и дурак.

– Ты сам хромаешь кое-как. Убогий скрюченный червяк!

Вместо ответа Арлекин влепил Пьеро оплеуху. Тот бросился на Арлекина с кулаками, но наткнулся на деревянную шпагу.

– Куда ты лезешь, рваный черт?! До драки не дорос еще. Не одолеешь даже кошку, уже подросшую немножко!

Из-за натянутой ткани вышел мрачный старик, вручил Арлекину кошку и удалился. Кошка мяукала, вертела хвостом и все пыталась оцарапать того, кто её держал. Арлекин бросил кошку прямо в лицо Пьеро. В свете факелов было видно, как животное оцарапало комедианта.

Пьеро с размаху грохнулся на землю и разрыдался.

– И почему мне не везёт, который год, – сказал он, и его реплика потонула в смехе.

Арлекин, победно задрав голову, стоял над Пьеро.

И тут к зрителям вышла невысокая худенькая девочка лет десяти в красной блузке и короткой жёлтой юбке. Толпа заулюлюкала. Девочка посмотрела на людей большими грустными глазами.

– Не ссорьтесь, прошу вас. Я ссор не люблю. Я лучше вам танец сейчас подарю.

Не успела Мария Луиза моргнуть, как девочка оказалась на натянутой между опорами веревке. Мрачный старик достал, словно из воздуха скрипку и заиграл.

Она кружила над землёй, как ночная бабочка. В свете факелов веревку было плохо видно и казалось, что девочка танцует в воздухе.

Каждый раз, когда девочка подпрыгивала, выполняя сложные пируэты, Мария Луиза замирала от страха. Ей казалось, что артистка вот-вот упадет. Но девочка не падала. Она продолжала летать, завораживая зрителей своим танцем.

«Жертва или возлюбленная? Кем тебе суждено стать?»

Кто это сказал? Мария Луиза четко услышала, что кто-то произнес эту фразу ей прямо в ухо. Маркиза посмотрела вокруг себя, но увидела лишь разгоряченные зрелищем лица. Глаза этих лиц горели вожделением и восхищением.

«Жертва или возлюбленная?»

Внимание Марии Луизы привлек мужчина с тяжёлым, словно приговор взглядом и резкими чертами лица в сером плаще. Но если фразу сказал он, то маркиза не смогла бы её услышать, потому что мужчина стоял достаточно далеко.

Аласт Данкур, не отрываясь, смотрел на танцующую девочку.

«Жертва или возлюбленная? Кем тебе суждено стать?» – думал он.

В его чёрных, ночью кажущихся огромными глазах, плясало факельное пламя. Аласт Данкур остался стоять возле паперти, даже когда бродячий театр закончил арлекинаду.

– Жанни, ты была сегодня великолепна! – сказал снявший маску Арлекин.

– Спасибо, Жак, я старалась.

– Значит, тебя зовут Жанни, – прошептал Аласт. – Я ещё вернусь за тобой, когда решу кто ты: жертва или возлюбленная».

6

«Версальский дворец открыт для публичных увеселений»

Надпись на фронтоне главного дворцового корпуса

«Голос из свиты:

Но это ж Рубенс!

Мачеха:

Отговорки бросьте!

Скажите мне, в какой ещё стране

Людей, что к королю приходят в гости,

Встречают голой жопой на стене?»

Леонид Филатов «Золушка до и после»

***

– Тебе нравится эта картина? – спросил герцог Ленуар Дамор Пропре своего слугу Готье.

В ответ слуга яростно закивал кучерявой головой, в знак согласия, и стал переводить восхищенный взгляд с картины на хозяина.

– Это «Спасение Дианой Ифигении» Шарля де Лафоса. Какие у Ифигении покатые молочные плечи. А это платье скорее приоткрывает, чем скрывает грудь. Я могу только представить нежные бутончики её сосков, – герцог грустно поправил съехавший на бок парик «бинет», погладил его длинные, завитые крупными кольцами локоны. – Готье, знаешь, как мне надоела эта гадость?

Ленуар Дамор Пропре имел ввиду свой парик, который напоминал ему ежедневно, что молодость в прошлом.

Готье опять закивал, натужно замычал и, стал показывать руками, как он восхищается этой гадостью – картиной. Поскольку по губам хозяина смог прочитать только обрывки сказанной им фразы.

– Хватит кривляться, – герцог с досадой махнул на слугу рукой.

Готье – глухонемой с рождения, отлично выучил основные приказы по жестам: принеси, подай, отнеси, подними, опусти. И немного разбирал фразы по губам. Но не всегда точно, отчего порой реагировал на весёлые речи грустно, а услышав печальные, мог дико расхохотаться. Недалекий малый этот Готье, но герцога Ленуара Дамор Пропре он забавлял.

Герцог давно не бывал на исповеди. И хотя знал, что душа его давно погрязла в грехах, считал, что мысли и чувства свои доверит только богу и слуге Готье.

– Эхе – хе. Время уходит. Я старею. А в Версале столько красоток!

Готье посмотрел на печальное мощное с сильно выдающимся вперед подбородком лицо хозяина и скорчил гримасу оскорблённой обезьянки.

– Знаешь, недавно мадам Бете сообщила, что во дворец приехала новенькая. По её словам очень хорошенькая, юная девушка.

Готье смотрел на хозяина мокрыми от слез глазами.

– Не плачь, мой верный Готье, не плачь. У меня есть шанс соблазнить её. Ей всего пятнадцать. Приехала из какого-то забытого богом замка. Без охраны, с парой платьев и жалкой горсткой ливров. Она из обедневшей аристократии, Готье. Мне повезло.

Ленуар Дамор Пропре заулыбался. На его морщинистой крупной физиономии эта улыбка смотрелась весьма странно. Наверное, так выглядит улыбающийся крокодил.

Дамор Пропре прикрыл глаза и стал воображать. Перед его мысленным зрением торопливо пробегали стройные полуобнажённые девушки.

– Её зовут Мария Луиза де Сансильмонт. Красивое имя, не правда ли?

Хлюпнув носом, Готье радостно захлопал в ладоши.

– Мадам Беде, думаю, оправдает мои ожидания, – герцог с наслаждением гладил мясистой рукой тёмно-зеленое сукно бильярдного стола. – Моя дорогая Анжела, чтобы я без тебя делал? Мне пришлось бы искать девушек в сомнительных домах у сомнительных дам. И всё равно им не хватало бы свежести. Они напоминали бы протухшие яйца.

Анжела Бете – давняя любовница и с недавнего времени графиня, была величайшей сводницей Версаля. С герцогом Ленуаром Дамор Пропре она познакомилась ещё двадцатилетней уличной торговкой сладостями.

Он, высокий молодой человек, тогда носил парик только при дворе, а на улицах Парижа предпочитал свои чёрные, вьющиеся от природы кудри. И этими кудрями, а возможно импозантностью и озорным взглядом зелено-карих глаз, Ленуар сразил сердце юной простолюдинке. Герцог был шутником. Он воспринимал жизнь как бесконечные развлечения, из которых самое изысканное – женщины. Неважно какие: знатные или бедные, главное чтобы у них имелась мягкая аккуратная грудь и округлая попка. В самом деле, зачем женщине что-то ещё? И, восторженно смотрящая безоблачным летним днем на Ленуара торговка, тут же добилась расположение высокой особы приятным личиком и не менее приятными округлостями.

Естественным продолжением событий стал роман, который, к слову сказать, очень быстро бы закончился, если.…… Если бы у Анжелы Бете не оказалось мозгов. Но эта проворная девушка знавшая цену деньгам, мгновенно сообразила, чем может быть полезна герцогу. Ленуар Дамор Пропре воспринял идею торговки с удивлением и радостью. Теперь ему не придется искать новые развлечения в публичных домах, и на улицах. Анжела Бете предоставит ему отобранных, проверенных, лучших девушек Парижа.

Со временем, учитывая заслуги своей верной Анжелы, герцог Дамор Пропре добился для своей столь ценной пассии титула графини. С того момента Бете стала титуловаться мадам де Бете, и выбирала новых фавориток герцогу уже не из простолюдинок, а из прибывающих ко двору королевы юных аристократок. Конечно, герцог обладал достаточным шармом и мог сам заинтересовать за пару часов любую красавицу. Однако, с возрастом его чары, влияние при дворе и деньги стали терять прежнюю силу, так что услуги мадам де Бете оказались кстати.

***

Мария Луиза то устало прикрывала глаза, то открывала их вновь. Парикмахер уже полтора часа возился с её причёской. И девушку начинало тошнить от своего отражения в зеркале. Не в том смысле, что это отражение было ужасным или страшным. Просто с большим удовольствием Мария Луиза походила бы по дворцу, полюбовалась картинами. Мадам Жозани пыталась учить её живописи. Да мадам Жозани вообще не имела никакого представления о живописи! Разве те жалкие наброски можно сравнить с….. Лицами на полотнах Версаля.

Когда Мария Луиза вступила под своды первого зала дворца, она просто онемела. Разве здесь могут находиться люди? Разве всё это великолепие и роскошь созданы не для богов? Как здесь можно жить? Как здесь можно есть, спать? Если даже страшно прикоснуться к дверной ручке. Нарушить покой храма искусств.

Когда Мария Луиза с воспитательницей вошли во дворец, мадам Жозани сразу куда-то исчезла, а затем появилась в сопровождении полноватой низкорослой дамы в бежевом ещё более полнившем её платье.

– Мадам де Бете, – это Мария Луиза, моя подопечная, – мадам Жозани ткнула в девушку пальцем. – Дочь мадам Жозефины.

– О, какая прелесть! – воскликнула мадам де Бете. – Мадам Жозефина де Сансильмонт писала мне, что её дочь красавица. Но в действительности она превзошла все мои фантазирования.

«Это что, та самая дама из Версаля, с которой переписывалась моя мама? – Мария Луиза с неприязнью рассматривала круглое полное, с маленькими поросячьими глазками лицо мадам де Бете. – Какая отвратительная особа!»

– Действительно, она прелестная девочка, – мадам Жозани кисло улыбнулась.

– Поверьте, моя милая, герцог будет просто в восторге!

Мария Луиза почувствовала себя оскорбленной. Что происходит? Она приехала в Версаль ко двору королевы Марии Антуанетты, а вместо этого её встречает какая-то старая госпожа, более всего похожая на жабу. С прескверными манерами и речью. И эта «жаба» спокойно разговаривает с мадам Жозани о ней, так будто её рядом нет!

– Простите, – вмешалась Мария Луиза, пристально смотря в выцветшие голубые глаза вульгарной мадам. – А вы кто будете?

– Графиня Анжела де Бете, – нараспев произнесла дама.

– Бетю? – Мария Луиза сделала вид, что плохо слышит. – Я не ослышалась – Бетю? Очень странное имя для графини. Бетю….. Вы не находите, мадам Жозани?

Мадам Жозани скривилась так, как будто только что съела нечто кислое.

– Мадам де Бете – графиня, – отчеканила она.

– А-а, мадам Бете. Графиня. Очень приятно познакомиться, – Мария Луиза говорила медленно, усмехаясь. – А я маркиза.

– О, как пожелаете, моя прелесть, – проворковала мадам де Бете.

– Мое имя, Мария Луиза де Сансильмонт. И я бы попросила вас называть меня именно так.

– Хорошо, хорошо, – покорно закивала мадам де Бете.

– Хочу заметить, – сказала Мария Луиза, – Я в Версале впервые. И потому в некоторой растерянности. Моя матушка перед поездкой говорила мне, что мадам, с которой она переписывается, а это как я понимаю вы, – маркиза внимательно посмотрела в глаза графини де Бете, – должна представить меня королеве.

– Моя милая девочка, – мадам де Бете заулыбалась снисходительно. – Я не могу вас познакомить с королевой. Думаю, вы и сами это соображаете. Но я могу вас свести с герцогом.

– С каким герцогом? – чем больше мадам де Бете говорила, тем более странной казалась её речь Марии Луизе.

– Герцогом Ленуаром Дамор Пропре, – фальшиво улыбаясь, ответила мадам де Бете. – Дело в том, что именно он решает, представлять ли вновь прибывшую королеве. Сможете ли вы поехать в Трианон.

– Герцог это решает? – возмутилась Мария Луиза. – А причем здесь герцог! У меня с собой есть письма, которые королева писала моей матушке. Вы ведь знаете, что они переписывались? Наша фамилия достаточно известна при дворе. Моя матушка объяснила мне, что вы поможете мне попасть на королевский прием. А там я постараюсь сама привлечь внимания её величества. Я покажу письма….

– Забудьте о письмах, моя девочка. Королева пишет такие письма тысячами. И тут же забывает о том, что написала. Она доверяет вкусу герцога Дамор Пропре.

– Вкусу герцога? – переспросила Мария Луиза. – Неужели человек со столь высоким титулом служит при дворе поваром.

– Я не понимаю вас? – мадам де Бете посмотрела на юную маркизу со злостью.

– Как впрочем, и я вас. Вы сказали, что её величество доверяет вкусу некого герцога. Рассуждая логично, я делаю вывод, что этот герцог – повар.

– Ленуар Дамор Пропре очень уважаемый человек!

– Я не сомневаюсь в этом, но причем здесь его вкус?

– Дело в том, что без соизволения герцога, – мадам де Бете сделала паузу, – И моего разрешения вы не сможете провести в Версале даже остаток этой ночи.

– Вот как. Тогда может мне лучше уехать сейчас? – Марии Луизе уже начинало казаться, что ей снится сон, причем самый скверный из всех снов, которые она когда-либо видела. – Как вы считаете, мадам Жозани?

Гувернантка смотрела на маркизу большими от ужаса глазами.

– Вы с ума сошли, мадмуазель?

– Нет.

– Давайте не будем томошиться! – мадам де Бете внезапно кинулась к Марии Луизе и обняла её за талию. – Вам нужно с дороги отдохнуть. Я понимаю, моя милая, вы очень устали. А тут я и какой-то герцог. Мэл! – громко крикнула мадам де Бете. – Мэл, подойди.

Из-за ближайшей портьеры вышла приятная пожилая женщина. Похоже, она стояла и ждала, когда её позовут.

– Ваша горничная, маркиза, – мадам де Бете заискивающе улыбалась. – Она провидит вас в вашу спальню. Во второй половине дня я зайду за вами.

***

Этой ночью Мария Луиза плохо спала. Перед закрытыми глазами то вспыхивали многочисленные костры, и факелы возле Норт Дам де Пари, то танцевала в воздухе уличная комедиантка, то с огромной скоростью проносились залы Версаля. А то внезапно появлялось лицо безумного музыканта в светло-коричневой куртке на голом теле. Да, и сама ночь, по сути, была уже на исходе. Почему они не могли заночевать в Париже? Какая нужда галопом нестись в Версаль, тратить на это два часа ночью? Все-таки мадам Жозани безумная женщина! Хотя в душе Мария Луиза знала почему. Мадам Жозани не терпелось оставить её и уехать к родственникам в Париж. Чтобы свободно за кружкой пива рассказывать о годах, проведенных в Санси. Хвастать заработанным и вздыхать о том, как же вымотала её эта несносная маркиза.

***

Парикмахер, наконец, закончил возиться с прической. Пышные, всегда растрепанные волосы Марии Луизы, оказались уложенными волнами вокруг головы. По бокам почти у самых висков в каштановые пряди вплелись искусственные цветы. Жёлтое платье подчеркнуло бледность кожи. Впрочем, ещё никогда девушка не видела себя такой красивой.

– Мы сейчас пойдем на бал? – спросила она вошедшую мадам де Бете.

– Нет, – заулыбалась та. – Мы всего лишь пойдем в салон Изобилия. Туда уже пришли всё. Короля сегодня не будет, но герцог Дамор Пропре придет. Думаю, получится замечательный вечер.

«Как странно течёт время в этом дворце. Я приехала сюда глубокой ночью, день наступил незаметно, причем не с самого утра, потом так же незаметно куда-то исчез. И вот снова вечер».

Мария Луиза всем своим существом испытывала неприязнь к этому незнакомому герцогу Дамор Пропре. Она хотела увидеть королеву. Быть представленной Марии Антуанетте. А вместо этого…. Нелепица какая-то. Правда мама её предупреждала, что в Версале не все так просто. Что это не Санси, одинокий всеми забытый замок, а резиденция королей, где всё подчинено другим законам. Этикету. Странный, однако, у них этикет.

– Отчего так? – Мария Луиза не заметила, как задала этот вопрос вслух.

– Что, простите? – переспросил парикмахер, напоследок поправлявший прическу.

Он хотел убедиться, что всё сделал великолепно.

– Я хочу понять, – Мария Луиза увидела в зеркале, что мадам де Бете удалилась, видимо решив, подождать за дверью, – Почему она так вольно ведет себя со мной? Ужасно вульгарно!

– Дама, которая только что отсюда вышла?

– Да.

– А вы никому не расскажите?

– Не расскажу что?

– Понимаете, – парикмахер наклонился к самому уху Марии Луизы. От него пахло мылом и духами. – Дело в том, что на самом деле мадам Бете никакая не графиня.

– Что? – у Марии Луизы от удивления мурашки поползли по телу.

– Тише. Да, да, она такая же графиня, как я король. Мы росли с ней. И её звали Анжелка – торговка.

– Торговка?

– И эту даму, с которой вы вчера приехали, я тоже знаю, вместе по одним улицам бегали. Тоже важной особой стала. Как это у них получается. Думаю всё дело в одном очень пикантном месте.

– В чём? – Мария Луиза не удивилась, если бы услышала такое в деревне, но во дворце, в Версале!

– Просите, госпожа. Я сказал лишнее.

– Вы с мадам Жозани и мадам Бете выросли вместе?

– Ну, скажем так, знал их.

–Но мадам Жозани не графиня, она просто занималась моим воспитанием.

– Ну да. А вот мадам Бете – графиня.

– Ничего не понимаю.

– Думаю, тут дело не обошлось без герцога Дамор Пропре.

– А вы знаете этого человека? Что он из себя представляет?

– Редкостный засранец! – сказал парикмахер с воодушевлением и тут же осекся. – Ой, простите, мадмуазель. Сорвалось. Редкостный шалун этот герцог, скажу я вам. Через его постель прошли все местные дамы без исключения. Тут в Версале, люди сами понимаете, добродетелью не отличаются, но этот превзошёл всех. Последняя его пассия графиня Иветта де Монпасье сейчас в трауре.

– А что случилось?

– Кажется, она надоела герцогу. Вот интересно, кого на этот раз мадам Бете найдет этому вертлявому Дамор Пропре? Вы поосторожнее с этими господами, мадмуазель.

Парикмахер внезапно замолчал, сообразив, что, вероятно, слишком много сказал. Но юная маркиза, потрясенная услышанным, уже не обращала на него никакого внимания.

Все ясно. Мария Луиза раздраженно встала. Превосходно, первой в Версале её встретила обыкновенная сводница. Фальшивая графиня. Вот с кем, оказывается, переписывалась её мама! Вот кому доверила судьбу дочери! И, ведь ничего с этим на данный момент поделать нельзя. Королева всего в получасе езды отсюда, но она так недосягаема. Мария Луиза попала в объятия чудовищного спрута, имя которому – этикет, по правилам которого, она не могла подойти к королеве и заговорить с ней. Не могла приехать в Трианон, любимый дворец Марии Антуанетты и слиться с толпой молодых дворян без чьей-то рекомендации. Её должен кто-то представить. Кто-то, достаточно влиятельный.

7

Неужели в этих платьях они ходят каждый день? Но как?

Мария Луиза стояла в жёлтом с золотым отливом платье для торжеств, в одном из тех самых, которые её матушка Жозефина де Сансильмонт все же настояла взять с собой в дорогу. Сколько, интересно, оно весит? Фунтов 60 не меньше, а то и больше. Бесконечные юбки, кружева, воланы, корсет, фижмы. Дома в Санси она надела это платье всего один раз, когда примеряла. И вообще, в замке юная маркиза предпочитала носить «домашние» платья, достаточно просто сшитые и без корсета. А еще туфли нещадно жмут ноги. И это не бал, а обычный вечер за игрой в карты, распитием вина и поеданием фруктов. Сначала, когда мадам Бете предложила Марии Луизе трость, та отказалась. Она же не старушка. Но теперь жалела о своем поспешном решении. И чувствовала себя закованным в латы рыцарем. Только вместо металла кружева. Ну, да, и ещё корсет – настоящая пытка. Врезается в ребра так, что невозможно дышать.