Алрой

Истекающего кровью командира внесли в шатер халифа, уложили на царскую кушетку. В мгновение ока были созваны лучшие войсковые лекари. Они обступили ложе теряющего силы героя, осмотрели рану и горько покачали головами. Прекратить мучения несчастного можно было лишь ценою последних минут его жизни, извлекши из груди стрелу. Умирающий сознавал свое положение, и заявил о последнем желании – остаться наедине с монархом.

“Господин!” – начал офицер, – “Я покидаю этот мир, но предсмертный ужас не сжимает сердце. Умираю, служа тебе, и нет конца пути достойнее. Безмерны награда и утешение того, кто спас величайшего из людей. И еще: господин, у меня есть сестра”.

“О, мой друг, твоих близких буду беречь и холить как своих!”

“Благодарю. Будь у меня тысяча жизней, все их посвятил бы моему халифу. Мне известна тайна. Чтобы спокойно умереть я должен открыть ее тебе”.

“Не колеблясь, говори! Если обидел незаслуженно кого-то, и если сил и золота Алроя довольно, чтоб успокоить твою совесть – не сомневайся в рьяности и щедрости моей!”

“О, господин, мои минуты на исходе. Я буду краток. Дело касается тебя”.

“А именно?”

“В день смерти Джабастера я был в карауле”.

“Силы небесные! Я весь внимание!”

“Он руки на себя наложил, так говорят?”

“Так мне донесли”.

“Ты не виновен, не виновен. Я благодарю Бога, мой халиф не виновен!”

“Не сомневайся в этом, как в вечности народа Израиля. Рассказывай все!”

“Держа в руке печатку, в арсенал вошла принцесса, с нею был Хонайн. Хоть и на посту, не посмел я заступить дорогу особам столь высоким. Я слышал шум борьбы. Израненный и скованный цепью, Джабастер сопротивлялся, как мог, но силы были не равны. Грязная игра. Крадучись, они вышли. Ее глаза встретились с моими. Не знал, что может быть столь свирепым женщины взгляд”.

“Ты никому не рассказывал об этом?”

“Только тебе, мой господин. Они способны на преступления страшнее, если есть такие”.

“Рассказ твой испепелил мне душу и убил надежду. И все же благодарю. Любя, ответной ненависти не дивись, ибо зло в большинстве сердец. Я понял цену жизни, людей и слов. Что хуже, чем знать подобное? Не знать!”

“Вот, я все сказал. Сейчас прошу, вынь из груди стрелу и положи конец страданьям. Я спас тебя, спаси меня”.

“Верный друг, невыразимо мучителен мой долг”.

“Хочу умереть, зная, что это сделал мой халиф”.

“Конец!”

“Бог, храни Алроя!”

10.8

Потрясенный рассказом офицера, Алрой погрузился в тяжкие раздумья. Но тут раздался звук фанфар, в шатер вошел евнух и сообщил о прибытии Ширин. Принцесса покинула кров паланкина и впорхнула под кров шатра. Алрой еле успел сорвать с себя плащ и укрыть окровавленное тело мертвого героя.

“О, мой любимый!” – воскликнула принцесса, – “Я все знаю, я хочу взглянуть на твоего спасителя, я не боюсь крови, я жена солдата!”

“Это было ужасно!”

“Отчего ты так бледен? Не целуешь меня! Исполнил печальный долг и удручен. Один расстался с жизнью. Завтрашний бой унесет тысячи жизней. Пусть земные печали не посягают на небесную нашу любовь! Ты не рад мне? Где улыбка твоя? Не уступлю моего Алроя владыке царства скорби. Скорее поцелуй меня!”

Она бросилась ему на шею. На пылкое объятие Алрой ответил едва. Усадил принцессу на диван. Хлопнул в ладоши и приказал двум вошедшим солдатам вынести тело убитого.

“Теперь шатер более подходит для женского присутствия. Отдохни. Я скоро вернусь”, – сказал халиф и вышел.

Любовь занимает сил у веры. Алрой в смятении. В его глазах застыл ее молящий, любящий и полный муки взгляд, и красота, и грация, и нежность. Ужель до конца написана история восторженной любви? Разве не для Ширин трудился славный меч Алроя? Победа превратится в тень победы, коль не увидит он принцессы ликованья. Страсть одолела разум. Сердце отторгло горечь страшного открытия. Алрой вернулся в шатер, лицо сияет любовью. Принцесса рыдает. Волны сострадания и раскаяния затопили душу. Он обнял юную супругу, стал горячо целовать, перемежая поцелуи с клятвами любви.

10.9

Полночь. Алрой и Ширин, обнявшись, сидят на диване в шатре. Ее голова покоится на его плече. Она спит. Алрой встревожен промедлением Шериры. Он бодрствует. Вдруг он услышал голос. Оглянулся по сторонам. Призрак Джабастера показался в ярде от него. Алрой перестал дышать, его прошиб холодный пот. Он осторожно высвободился из объятий Ширин, встал.

“Алрой, Алрой, Алрой!”

“Я здесь”.

“Завтра Израиль будет отомщен!”

“Кто это?” – спросила принцесса, пробудившись.

Ужаснувшись при мысли, что принцесса вновь увидит ненавистный лик, Алрой повернулся, закрыл ей глаза ладонью. Видение исчезло.

“Что случилось, милый?”

“Все хорошо, любимая! Один из моих людей забыл, что ты со мной, и вошел в шатер в неподобающем обличье. Я удалил его. Я должен идти. Последний поцелуй! Прощаюсь, но ненадолго”.

10.10

“Дух изрек: “Завтра Израиль будет отомщен”. Чем и кем? Хорезмцев кровью, что мы прольем? Вопрошая – сомневаюсь. Я изменился. Маловерие, новая черта, меня не ужасает. Это худо. Неужто стал безучастен к деяниям судьбы, к судьбе деяний? Равнодушие погубит мир. Я влеком течением. Не выбираю курс и не держу в руках штурвала. Пусть так. Вернусь к насущному. Где командир охраны?”

“Вот я. Беноми. К твоим услугам, господин”.

“Пригласи наместника. Кто это там?”

“Гонец от Шериры. Сообщил, что тот миновал горы и с рассветом прибудет”.

“Хорошие новости. Поторопись, скажи Авнеру, чтоб ждал меня на этом месте. Я отлучусь, наведаюсь в лагерь к бойцам. Боевые друзья! Вы здесь, чтоб с Алроем одолеть врага. Ручаюсь, многим из вас не внове побеждать на равнине Неговенда. Добрую эту землю мы удобрим вражьими костями!”

“Бог, храни Алроя! Наши жизни принадлежат тебе, халиф!”

“Мой юный предводитель, мой мальчик, – воскликнул немолодой солдат, – я знаю тебя с младых ногтей, и этим извини мою вольность”.

“Бывалый, закаленный воин, приветствую твою свободу. Будь добр, продолжай!”

“Я всем твержу, что завтра ты и только ты поведешь нас в бой, но есть такие, которые не верят”.

“Они убедятся в этом сами”.

“Однако, мой мальчик, что скажет принцесса?”

“Она истая солдатская жена. Живет в лагере”.

“Лихо! Вот, братишки, я говорил вам, а вы смеялись! Я знал халифа, моего мальчика, младенцем в колыбели. Я жил вблизи ворот Хамадана, я сын старого Моисея”.

“Жму твою руку, сосед и верный страж! А что у вас в котле, друзья? О, замечательно! Своего повара отправлю к вам на выучку – пусть варит мне такой же плов!”

Солдаты окружили своего командующего. Обожание в глазах бойцов. Один угощает халифа свежим ароматным кофе, другой вступает в разговор, третий благословляет на победу. Всякий, как умеет, выражает любовь и обещает верность. Умиления достойная картина, но тревожит самоотречение приверженцев.

“Нас завтра ждет победа!”

“Не диво, ведь мы с тобой, Алрой!”

“Пусть каждый на своем посту себя покажет с лучшей стороны. Достойный воевода без стоящих бойцов не много стоит”.

“Нельзя не согласиться. А что, Альп Арслан силен?”

“Без преувеличения скажу, что он доставит нам хлопот побольше, чем все наши прошлые противники, взятые вместе”.

“Мы с тобой, Алрой! Бог, храни нам Алроя!”

Появился Беноми и сообщил, что наместник ожидает халифа.

“Я должен идти, друзья, – сказал Алрой, – поужинаем вместе после победы!”

“Храни тебя Бог, Алрой, а мы уж одолеем твоих врагов!”

“Доброй ночи, храбрые бойцы. Рассвет сведет нас вместе на ратный труд. Горячий денек впереди”.

“Мы готовы, мы с тобой! Бог, храни Алроя!”

“Я вижу, в бой солдаты рвутся, да рвение не то, что прежде. Командиру верны, но не верой сердца, а в трофеи верой. Славные наемники, не более. О, где Иудеи молодые львы? Обнажив мечи, они псалмами воодушевлялись. Накануне битвы лагерь походил на синагогу под небесной крышей. Священники, алтари, жертвоприношения, кадильницы. Речи пророков гремят, и немы шеренги, и огонь в глазах. Клянутся отвоевать Канаан завещанный. Времена иные, и я иной”.

“Я слышал, Шерира близко?” – спросил Авнер.

“Это так. Скорей бы рассвет, и в бой!”

“Враг приближается. Мои разведчики едва увернулись от его передовых отрядов. Собравшись на равнине, войска Арслана выстроятся в боевой порядок”.

“Не успеют выстроиться. Атакуя, захватим их врасплох. Каков Шерира! Как хорошо он выбрал время, как удачно!”

“И я так думаю”.

“Бойцы настроены решительно. Направишь кавалерию в атаку, покуда враг еще не в боевом порядке. Я иду справа, слева – Азриэль. Дела империи, дела семейные. Здорова ли Мирьям?”

“Все благополучно. Она любит тебя и молится за тебя. Что принцесса?”

“Со мной. Весела, полна уверенности и надежд”.

“Не в тягость ей суровый наш уклад?”

“Она солдатская жена. Она любит тебя, Авнер”.

“Мой меч защитит трон ее детей”.

“Пора. Направлю курьера поторопить Шериру. Гвардию держи в резерве. Отдавай распоряжения. Будет бой!”

“Прощай, халиф. Враги твои станут рабами твоими. Пора”.

10.11

С первыми лучами солнца кавалерия иудеев ринулась в атаку и изрядно потрепала не успевшие сорганизоваться силы Альпа Арслана. Тот отступил и поспешил выстроить войска. К Авнеру присоединились Алрой и Азриэль. Свершилось неизбежное: генеральное сражение началось. Обеим сторонам не занимать ни храбрости, ни выучки, ни упорства. Превосходящее число сабель хорезмцев уравновесило исступленный энтузиазм иудеев. Геройство Алроя затмило былые его подвиги. Двенадцать раз он возглавлял атаку Стражей короны. Чуть было не прорвался к шатру самого Арслана.

Страстно желал Алрой вступить в единоборство с царем Хорезма, но судьба развела двух монархов, и не скрестила их мечи. Алрой ввел в бой гвардию, томившуюся в резерве, но было ясно, что не выиграть сражения без Шериры, а тот все мешкал. Арслана не страшили потери. Он освежал ряды, держал оборону, радовался непрестанным атакам противника, изматывал его.

Волны сражения то вздымались, то замирали. Алрой ждал подмоги с минуты на минуту, и, наконец-то, явилось чаемое. Вдали показались знамена, и вот уж фигуры всадников различимы. Сердце халифа возликовало. Наконец-то! Это – победа! Он мчится к бойцам со счастливой вестью. Стремителен восторга порыв. Мигом облетела быстрокрылая радость войско иудеев от края его и до края. Вновь вскипела кровь утомленных бойцов. “Почет тебе, бесподобный Шерира! Как славно ты выбрал время! Вместе ударим, вместе преследовать станем бегущего Арслана!” – то ли думал, то ли кричал Алрой.

И тут, погубляя апофеоз сладостного предвкушения триумфа, раздался дикий вопль примчавшегося Бенаи: “Алрой! Алрой! Соединенные силы Шериры и Абидана атаковали твои тылы!” Где грань хитроумия, где предел коварства? Как такое снести разбитому сердцу и изнуренному телу? Настала очередь Альпа Арслана ринуться в атаку. Армия иудеев окружена и обречена. Крах предрешен и близок. Мысль всякого – спасти себя. Бегство с поля боя. Авнер устремился в Хамадан. Азриэль убит. Алрой ринулся к шатру, схватил насмерть перепуганную принцессу, усадил на коня, сам вскочил в седло, и в сопровождении трехсот верных Стражей короны помчался в пустыню.

Двое суток бешеной скачки. На треть сократилось число беглецов. Краткий отдых, и снова вперед. Лишь половине бойцов достало сил оседлать коней. На пятый день Алрой и восемьдесят самых преданных и выносливых его соратников сделали привал в тени пальмовой рощи. С замечательною стойкостью держалась солдатская жена Ширин. Алрой насобирал ей сладких фиников, поднес свежей воды.

“Потерпи, дорогая, – сказал Алрой, – вот-вот конец испытаниям. Я лишился всего, ничего не утратив, ибо ты со мной!”

Продолжили путь, не торопясь. Показался знакомый заброшенный старинный город. Амфитеатр. Всадники спешились. Из плаща Алрой соорудил для Ширин грубое походное ложе. Бойцы раздобыли топливо, изловили газелей, разожгли костры, и пир был готов. Избалованные трофеями и славой, потрепанные гвардейцы непобедимого монарха грелись у огня, жадно вкушали грубую пищу и молодецки вживались в новую свою ипостась. Люди не птицы и не рыбы, чьи жизни предопределены, люди существа авантюрные.

“А что, друзья, здесь лучше, чем в пустыне, не так ли?” – воскликнул Алрой, потирая руки над огнем.

10.12

Удары судьбы, если слишком тяжелы, замечательно способствуют крепкому сну. Алрой протер глаза в полдень, разбудил безмятежно спящую супругу. Та с нежностью воззрилась на него, улыбнулась.

“Теперь мы шайка разбойников”, – сказал он, – “довольна ли ты переменой?”

“Вполне, милый! Лишь бы с тобой!”

“Оставайся здесь, дорогая. Я должен поднять людей. Принюхаюсь, не потянуло ли ветром удачи?” Алрой переступал через тела спящих, будил бойцов, наконец добрался до Бенаи.

“Довольно спать, командир, вставай!”

Беная вскочил на ноги, физиономия сияет. “Всегда готов, господин!”

“Знаю. А ты знай, что царь твой стал твоим соратником. Давай-ка уединимся для размышлений, и вникнем в наше положение, и упорядочим дела”.

Они покинули амфитеатр и принялись обследовать близлежащие здания. Нашлось место и для жилья и для конюшен. С дней былых остались тюфяки, палатки, запасы топлива, посуда и прочие атрибуты сносной жизни. Вот место, где когда-то Предводитель изгнания столкнулся нос к носу с Хасаном и зарубил надменного губернатора Хамадана. Алрой созвал сюда братву и выложил свои соображения. Выслушав, люди разделились на отряды – по родам занятий и вкусам к ним. Одни будут нести охрану, другие станут охотиться, третьи отправятся в оазис собирать дары природы, четвертые выведут на пастбище коней. Амфитеатр был образцово вычищен. Для принцессы соорудили подходящий шатер. Нежданно предупредительные рубаки состязались в рвении угодить ей. Благодарными улыбками и кроткими речами она поощряла их смекалку и энтузиазм.

Приученные к железному порядку ратники быстро и успешно приноровлялись к сумбурной новизне, находя в ней прелесть бытия. Борьба за выживание не оставляла времени для раздумий и печалей. Покуда с ними Алрой – и надежда с ними. Воистину сей гегемон очаровал бойцов, и те полагали искренно, что лучше поражение с ним, чем победа с другим. По вечерам в амфитеатре, собираясь у костров за ужином, невольные авантюристы казались друг другу и самим себе вполне счастливыми. Приключения дают ощущение жизни во всей ее широте и силе.

Алрой засылал разведчиков во все стороны, дабы разузнать, что творится на большой земле и, сообразуясь с этим, действовать дальше. Велико желание его вступить в связь с Итамаром и Медадом, если те уцелели.

Две недели никто из чужих не появлялся в заброшенном городе. Наконец возникли четыре новые фигуры. Люди эти вернулись в свое логовище и не слишком обрадовались пришельцам и их предводителю, но досаду скрыли. То были курд Кислох, индиец Калидас и их дружки – гебр и негр.

10.13

“Благородный монарх! – воскликнул Кислох, – уверены, ты с радостью включишь нас в ряды своей дружины. Ей-ей, старый друг лучше новых двух. Испытанное вместе – общее достояние. Мы полагали, если ты не погиб, то, значит, скрываешься здесь. И не ошиблись. Наше почтение тебе, госпожа”, – добавил Кислох, кланяясь Ширин.

“Я рад вам, друзья, – сказал Алрой, – я весьма ценю вас. Согласен, мы вместе всякое испытали, и дурное, и хорошее. Но лучшее, надеюсь, впереди”.

“Принято надеяться на лучшее”, – заметил Калидас.

“Каковы новости?”

“Не слишком хороши”.

“А именно?”

“Хамадан захвачен”.

“Я к этому готов. Продолжай”.

“Старый Бостинай и госпожа Мирьям взяты в плен и доставлены в Багдад”.

“Взяты в плен?”

“Я думаю, все обойдется. Господин Хонайн в большой фаворе у новой власти и, без сомнения, выручит их”.

“Хонайн в фаворе?”

“Разумеется. За ним числится немало добрых дел в пользу города”.

“Всегда был ловкачом! Только б вызволил сестру! Спасителю простительна измена”.

“Без сомнения – вызволит, и без сомнения – простительна!”

“Что с Авнером?”

“Убит”.

“Как?”

“В бою”.

“Уверен?”

“Я дрался рядом с ним. Видел: он упал”.

“Рад, что он не в плену. Где Медад и Итамар?”

“Упорхнули в Египет”.

“Выходит, нет больше воинства у нас?”

“Кроме тех бойцов, что здесь с тобой”.

“Этих сил достанет ограбить караван, не более. Значит, Хонайн в фаворе?”

“Точно так. Он и нам сослужит службу”.

“Новостями не порадовал”.

“Все – правда!”

“Итак, я рад вам. Отведайте нашу пищу. Груба, но не скудна. Упорхнули в Египет, говоришь?”

“Да, господин”.

“Ширин, хотелось бы тебе взглянуть на Нил?”

“Я слышала, там крокодилы!”

10.14

Подозрение, если не слишком смутно, вострит уши бдительности, родной сестры безопасности. Алрой тяготился присутствием Кислоха и его компании, но сподвижники бывшего монарха с великой приязнью отнеслись к ветеранам пустыни. Их изобретательное шутовство и неутомимое веселье добавили живых красок к серому фону однообразных дней. Зато Алрой не нуждался во внешней силе для поднятии духа, он строил планы бегства в Египет. “Раздобыть верблюдов, переодеться купцами, взять с собой Бенаю и нескольких верных людей и двинуться караваном в Африку через Сирию”, – думал. И чем глубже он входил в детали замысленного предприятия, тем привлекательнее ему казалось будущее. У него припрятано изрядно драгоценностей, которые он надеялся продать в Каире и выручку употребить для насажденья сада новой жизни. Огонь честолюбивых вожделений юности испепелил собственные его мечты, оставив взамен тлеющие уголья новых надежд.

Алрой и Ширин возвращались из оазиса с прогулки. Он шел пешком, вел под уздцы верблюда, на котором восседала Ширин. Он то и дело поднимал глаза, заглядывал в мечтательное ее лицо, читал в нем радость предвкушения скорых перемен.

“Вот так, верхом, осилим дорогу в пустыне”, – сказала Ширин.

“Это веление судьбы”, – добавил Алрой.

“Мы созданы для неги и любви, империя для нас лишь бремя”, – заметила Ширин.

“Мудрецы нас учат, что прошлое есть сон. В текучке будней наука эта нам легковесной кажется. Остановив дней круговерть и в собственную душу заглянув, увидим, как правы седобородые. Разве вполне познали мы жизнь в пустыне, разве насладились вдосталь вкусом фиников с ключевой водой? А если человека естество жаждет возвращения в природу? Тогда зачем искать убежище в далеких странах? Впервые увидав Шериру, думал, он дикарь, теперь хотел бы стать его преемником. Ум человека слаб, вопрос изобретет, но не ответ. Одни говорят, вопросы труднее ответов, другие добавляют, задавать вопросы – наслаждение, а ответов не надобно – всегда пусты. А всего вернее – поменьше думать!”

“И при этом всегда надеяться, любимый!” – добавила Ширин. Они миновали городские ворота.

Сказочно прекрасна ночь, воздух чист и сладок. Ширин вперила томный взор в сияющий чернотой шелк неба. “В Багдаде это чудо было не для нас”, – промолвила, – “Тускнеет блеск дворцов в ночных лучах, спадающих с небес роскошных! Есть все у нас, что алчет любящее сердце – молодость, свобода, красота. Прошлое увидим жалким и смешным. Скорей в Египет, вот чего желаю!”

“Вскорости исполнится желанье. Еще немного, и милая Ширин верхом на верблюде отправится в путь-дрогу, и предприятие это будет потруднее вылазки за финиками в оазис. Узнает Ширин, почем фунт лиха!”

“Ха! Я не боюсь! Увидишь, я выносливей мужчин!”

Они вошли в амфитеатр, присоединились к бойцам, сидевшим у костра. Ширин затянула арабскую песню, мужские голоса подхватили. Песня сплачивает, а сплоченным хочется петь. Огонь освещал умиротворенные лица. Далеко за полночь разошлись, чтобы предаться счастливым снам. Впервые, с самого дня краха, так светло и радостно было на душе Алроя.

На рассвете, когда так сладок сон, Алрой проснулся – какая-то неодолимая сила прижала его к земле. Над ним склонился чужой солдат. Свирепое лицо. Колени в латах сдавили Алрою грудь. Он рванулся, чтоб негодяя отшвырнуть – да руки скованы, хотел вскочить – да ноги в кандалах. Закричал: “Ширин!” Нет ответа. Глянул по сторонам – амфитеатр полон хорезмских воинов. Сподвижники бледны, ужас в глазах, путы на руках и ногах. Лишь Кислох и гебр, часовые минувшей ночи, свободны и уверены в себе. Алроя подняли с земли, усадили на верблюда. Кавалеристы на конях окружили его тугим кольцом. И рысью вперед. В душе отчаяние и бессильная ярость.

Пленник не вел счет времени. Дни и ночи смешались. Горе сковало чувства и мысли. Но краса природы всегда найдет лазейку к сердцу. Синева небес и зелень земли, воздуха аромат и сверканье реки. Это Евфрат. Так же чарующе прекрасна была река, когда Алрой впервые увидел ее. Невольная слеза скатилась по щеке, обожгла солью иссохшие губы. Он попросил воды. Охранник протянул ему влажную тряпицу. Скованными руками пленник кое-как ухватил ее, смочил губы. Лоскут упал на землю. Охранник ударил Алроя.

Пленного стащили с верблюда, поместили в крытую лодку. Отплыли. Причалив и поднявшись на берег, спиной вперед усадили Алроя на осла, повезли по деревне. Дети швыряли комья грязи в бывшего халифа. Какая-то женщина, хохоча и выкрикивая проклятия, водрузила ему на голову бумажную корону. Глупое, неблагодарное, завистливое животное – такова толпа. Ведомая вождем, она его же и ненавидит. Споткнется он, и она поднимется с колен. Лишь расторопность охранников спасла пленника от самосуда злорадной черни. Так Алрой вновь въехал в Багдад.

10.15

Весть о пленении Алроя взволновала столицу. Муллы ликовали, уразумев в этом событии воплощение воли Пророка. Дервиши вдохновенно клянчили подаяние. Мужчины солидно обменивались мнениями в кофейнях. Женщины, как это водится на востоке, собирались у источников и фонтанов, чтобы обсудить новость.

“Пусть говорят, что хотят, а я ему зла не желаю”, – сказала одна из них, поправляя чадру, – “по мне, хоть он трижды самозванец, зато, как красив!” Товарки подхватили интересный разговор, и наперебой зазвучали голоса.

“Все женщины за него, да только помочь ему не можем”.

“Глаза им выцарапать, мучителям!”

“Что скажете про Альпа Арслана?”

“Ему бы вразнос торговать!”

“А принцессе-то сейчас тяжко!”

“Она понежилась немало!”

“Сколько было, лишним ей не показалось!”

“У них настоящая любовь”.

“Я думаю, он пленителям своим не по зубам”.

“Он бессилен, он утратил скипетр”.

“Не может быть!”

“Увы”.

“А вдруг он колдун?”

“Клянусь, какой-то прохвост прячется там за деревом и подглядывает за нами!”

“Каков наглец! Жаль, что это не Алрой! Давайте, закричим погромче!”

Изгнав чересчур любопытного, женщины ушли.

10.16

Два солдата, сидя в кофейне, играют в кости.

“Клянусь родной матерью, я не могу причинить ему зла. Я воевал под его началом у Неговенда. И хоть новая власть и не ставит мне это в вину, с радостью бы обнажил меч и зарубил бы первого встречного турка!” – сказал один из игроков.

“Не дождемся справедливого суда!” – подхватил второй, – “Родным отцом клянусь, предназначение его – царствовать! Альп Арслан в сравнении с ним лишь бездарная серость”.

“У меня осталась последняя драхма, лишусь ее – и конец игре. Матерью родной клянусь, он не позволил бы им пленить себя. Тут что-то кроется”.

“Батюшкой клянусь, он спал”.

“Это другое дело. Его предали”.

“Нашлись лиходеи. Говорят, Кислох и его псы взяли крупную сумму за труды”.

“Последняя драхма покинула меня!”

“Аминь. Ты помнишь Авнера?”

“Клянусь матушкой, помню его. Что сталось с госпожой Мирьям?”

“Она здесь”.

“Это убьет Алроя”.

“Он всегда обожал ее. Сама кротость и справедливость. Ни в чем не уступит принцессе”.

“А я говорю, достоинствами души она превосходит принцессу! Да и он без принцессы может обойтись, а без госпожи Мирьям не мил ему свет”.

“Все оттого, что она скромна и ничего не просит для себя”.

“Я думаю, после смерти Джабастера жизнь наша не вернется к прежней полноте”.