Сын теневой стороны

Священник ничего на это не ответил, только опустил глаза и уставился на поданный ему стакан.

Некоторое время они молча пили воду.

– А теперь пошли смотреть архив, – сказал наконец отец Петр.

Это заняло некоторое время, однако достаточное для того, чтобы Владислав примерно понял, что и как здесь устроено. На ознакомление с ресурсом документов ему потребуются месяцы.

Наконец шеф подвел его к двери в конце коридора и широко распахнул ее.

– А здесь у нас совершенно разрозненные материалы. Я даже приблизительно не знаю, что здесь может находиться.

В пыльной и затхлой комнате, на полках стеллажей и даже на полу были свалены ворохи документов, и даже на первый взгляд было видно, что это свидетельства самых разных эпох – от средневековых пергаментов до машинописных страниц XX века, как оригиналов, так и копий, напечатанных через фиолетовую копирку. Возможно, где-то здесь хранились настоящие сокровища, но в общей массе это более походило на макулатуру.

– Владек, если ты не против, то пожалуйста, наведи в этом безобразии хоть какой-нибудь, хоть минимальный порядок.

– Хорошо. Но это работа по меньшей мере на полгода! И то, столько мне потребуется, чтоб просто наскоро рассортировать эти бумажки…

– Тогда я даю тебе эти полгода, – улыбнулся начальник архива.

Проходил день за днем, давно закончилась весна, прошло лето, запахло осенью, а Владислав каждый вечер неизменно возвращался в свою квартирку на чердаке Дома Капитулы грязный и уставший. Чтобы хоть как-то привести себя в порядок после скучной и неприятной работы по разборке документов, ему каждый раз приходилось сначала дважды смывать с себя всю ту пыль, что покрывала эти кипы бумаг, а затем оседала на его теле. Пыль не только въедалась его одежду, но и проникала сквозь нее, оседала на коже, путалась в волосах, раздражала горло.

Как он и предполагал с самого начала, большая часть этих архивных материалов представляла собой мусор, годный лишь на макулатуру: старые проповеди без авторства, приходские объявления, списки Епископата из бесчисленных пленарных конференций за весь, похоже, период «народной демократии» в Польше, уже почти нечитаемые документы, слабо пропечатанные на сильно пожелтевшей низкокачественной бумаге через стертую копирку.

Но среди этого мусора, который отправлялся в угол, в одну кучу для последующего вывоза, попадались и пергаменты, записанные средневековой латынью, старинные книги – в основном какие-то служебники и требники, – и даже находились фолианты с текстами по другой тематике. Книги были не очень старыми. Как удалось выяснить при сортировке содержимого комнаты, большинство из них были изданиями XVIII века, выпущенными в основном в Сандомире, в иезуитской типографии, которая некогда располагалась на соседней улице. Попалось также немного книг XVI и XVII веков, ценность которых трудно было определить. Однако ни одного инкунабула, ни даже пост-инкунабула13 так и не нашлось, несмотря на горячие мечты об этом.

Отец Владислав окинул глазами приводимое в порядок помещение, и хотя, судя по всему, перелопачено было почти три четверти содержимого, он все же покачал головой и нахмурился, недовольный тем, сколько еще оставалось работы.

С глубоким вздохом он потянулся к одной, наполовину уже опустевшей полке стеллажа и взял с нее пачку бумаг, перевязанную истлевшей от старости и выцветшей лентой. Ему даже не пришлось ее развязывать – она просто рассыпалась в его пальцах.

Бегло просмотрев пачку старых бумаг, Бялецкий сразу понял, что это документы из бывшего Сандомирского монастыря реформатов. Он собрался было закинуть их в кучу постреформатского архива, но внезапно заметил уголок пергамента, торчащий из бумажного вороха нового времени. Владислав заинтересовался. Быстро пролистав пожелтевшие бумажные страницы, он наконец добрался до пергамента. Извлекая его из пачки не столь старых документов, он заложил место новым и чистым листом формата А4, на котором нацарапал толстым синим фломастером: «Здесь был пергамент».

Владислав принялся рассматривать находку, но, кроме того, что она была очень старой и – судя по форме готических букв, складывавшихся в латинские слова, – относилась к XIII—XIV веку, более ничего не мог о ней сказать. Кинув взгляд на нижнюю часть листа, он вдруг увидел четкий оттиск печати на некогда красном, теперь потемневшем от старости и пыли сургуче… От изумления он даже протер глаза, не обманывает ли его случайно зрение… но нет, на рисунке отчетливо просматривались два рыцаря со щитами и копьями, сидевшие на одном боевом коне, и надпись по ободку, к сожалению, частично стертая, но все равно вполне различимая: SIGI… MILITVM …RIS… I

От удивления Бялецкий опустился на стул, мысленно повторяя: «‎SIGILLUM MILITUM CHRISTI… ПЕЧАТЬ РЫЦАРЕЙ ХРИСТА…»‎

Тамплиеры! Документ тамплиеров! Несомненно, оригинал.

Дрожащими руками Владислав поднес пергамент ближе к глазам. Интересно, что в нем написано? Какая-то незначительная мелочь или же нечто важное? Мелочь? Отчего же тогда грамота скреплена большой печатью ордена?..

Но если это так, почему этот документ оказался среди бесполезных постреформатских записок?

Руки Бялецкого не переставали дрожать, когда он вновь и вновь перебирал кипу пожелтевших бумаг. В том же месте, откуда он извлек пергамент, нашелся лист толстой черпанной бумаги плохого качества, в формате ин-фолио, сложенный вчетверо. Владислав осторожно расправил его.

С первого взгляда было видно, что документ был выведен умелой рукой, хотя и плохо заостренным или сильно затупившимся гусиным пером. Текст был на польском языке, и в нем упоминалась некая часовня или церковь (раз было написано так, а раз – так) Девы Марии на Чвартоке в Сендомирже. Точнее, это было нечто вроде перечня предметов, имевшихся в ней и изъятых перед тем, как храм в XVII веке был разобран для возведения на его месте реформатской церкви и монастыря святого Иосифа. Бялецкий принялся искать хоть какое-либо упоминание, имеющее отношение к таинственному письму тамплиеров, но такового не обнаружил, разве что последний пункт наводил на мысль, что его догадки могли оказаться правильными: «И в изрядном числе древние документы». Можно было предполагать, с известной долей вероятности, что между обеими рукописями, лежащими в пачке рядом, могла существовать некая связь, а пергамент мог происходить из ныне не существующей церкви Девы Марии.

Владислав имел некоторое представление об истории Сандомира, но какие-либо упоминания об этой часовне в его памяти не всплывали… Может, в работах Булинского найдется что-то? Бялецкий решил проверить, когда вернется домой.

Владислав посмотрел в окно и снова вздохнул: уже наступили сумерки, и он пропустил обед… Для священника, профессора духовной семинарии, куриалиста или иного епархиального сановника обед – важнейшее событие дня. Когда наступает обеденное время, все остальное уже не имеет значения. Любое занятие, любая работа будут отложены в сторону ради похода в трапезную или столовую. Пожалуй, если б Архангел возвестил о Страшном Суде, но случилось бы это во время обеда, любой священник решительно отмахнулся бы от трубного звука и первым делом отправился вкушать то, что ему приготовили повара.

Однако обеденное время уже давно прошло. Надо было бежать домой. Съесть какую-нибудь черствую булочку с маслом и рыбными консервами и ждать ужина…

С минуту поколебавшись, отец Владислав спрятал средневековый манускрипт между страницами старого номера «Воскресного Гостя», закинул газету в пластиковый пакет и, плотно прикрыв дверь архива, двинулся в сторону Дома Капитулы, именуемого местным клиром Викариатом…

Владислав лежал, поджав ноги, на диване и при свете ночника пытался вникнуть в содержание таинственного манускрипта, однако выходило плохо. Он вроде бы хорошо понимал смысл рукописи, только она ни с чем не вязалась. Документ должен был иметь какое-то отношение к Сандомиру, потому что название города в нем упоминалось, но почему и зачем?

Текст повествовал о еврейском племени Дана и содержал весьма смутные намеки на то, как искать кости самого известного из Данитов – Самсона. Якобы для того, чтобы добраться до них, нужно было сначала прибыть в Сандомир и здесь что-то отыскать… Отыскать могилу Самсона? Здесь? В Сандомире? Невозможно и неправдоподобно. Тем не менее именно это явствовало из рукописи.

Странным было даже то, почему тамплиеры так интересовались Самсоном и его останками? И еще более удивительным казалось то, что Самсон и его соплеменники имели нечто общее с Сандомиром.

В конце же документа содержалась и вовсе невероятная информация, будто бы эти чрезвычайно важные, крайне существенные для всего человечества указания можно найти в другом манускрипте, который следует искать «в корне Перечной горы, меж Самсоновых костей». По крайней мере именно так воспринял эту фразу Бялецкий, хотя при этом вовсе не был уверен, что правильно ее понял.

«Бессмыслица какая-то…» – подумал тогда Владислав и, покачав головой, отложил пергамент в сторону.

Было известно, что тамплиеры искали какие-то древнееврейские артефакты: не то утраченные сокровища Иерусалимского храма, не то Ковчег Завета, не то таблички Декалога… А может, все сразу? Было известно, что они разрыли Храмовый Холм и проникли в его подземелье. Но Бялецкий впервые встретил сообщение о том, что их интересовали Даниты… Почему? В голове Владислава промелькнула мысль, что это может быть как-то связано с ролью, отведенной им в конце времен, но это было, скорее, маловероятно. Тамплиеры были людьми прагматичными и слишком практичными, чтобы заниматься какими-то вымыслами и легендами…

Вымыслами?.. Бялецкий поймал себя на том, как сам глубоко проникся еретическими модернистскими и материалистическими постсоборными взглядами14. Сегодня духовенство уже практически открыто оспаривает Откровение, но зато охотно склоняется к эволюционизму, этическому и религиозному релятивизму и антропоцентризму… Нет, нет… Чтобы хотя бы частично осознать написанное, придется отбросить все то, что ему вложили в голову в семинарии, затем в академии в Польше и, наконец, в Риме. Ведь нынче учат подобные вещи относить к разряду мифов, легенд, случайностей… «Но ведь это не наш метод…», – подумал Бялецкий.

Нужно было отыскать другую отправную точку, чтобы постичь этот загадочный текст, поэтому Владислав начал ab ovo15, то есть сначала. Первым делом он решил прочесть какое-нибудь популярное сочинение о тамплиерах. Хотя история Ордена была ему в основном известна, особенно его драматический финал, ему никак не удавалось связать ее с Сандомиром. Он быстро пробежал глазами строчки книги и вскоре наткнулся на информацию о том, что монахи-рыцари вполне могли добраться до Сандомира. Ведь если уже было доказано, что они достигли двух городов – Опатова и Лукова, стоявших на Сандомирской земле, то странно было бы им не заглянуть в столицу. И даже если они не были в самом городе, то хотя бы рядом с ним они вполне могли обосноваться. Это было более чем вероятно. Можно даже рискнуть утверждать, что наверняка…

Бялецкий почувствовал сильную усталость. «Пора спать», – сказал он себе и рухнул в постель, твердо решив для себя на следующий вечер вернуться к распутыванию столь интригующей загадки…

Корень Перечной горы

Владислав сидел за письменным столом, освещенным небольшой светодиодной лампочкой. Остальную часть комнаты окутывал полумрак. Перед Владиславом лежал в развернутом виде манускрипт тамплиеров. Содержащуюся в нем информацию он пытался кое-как вплести в вереницу мыслей, приходивших ему в голову в течение всего дня. Манускрипте указывал и место, и конкретную материальную вещь. Только какую?..

Бялецкий глубоко вздохнул и почесал концом карандаша у виска… «Что за „корень Перечной горы“? – подумал он. – О чем идет речь?» Наконец его осенило: корень горы – это то, что находится под ней, внизу; ведь раньше люди верили, что у гор, как и у деревьев, есть свои корни! Только почему автор рукописи использовал не множественное число, а единственное? Почему у него гора, а не горы? Это сбивало с толку. Нужно было искать…

Владислав пролистал несколько книг, посвященных истории города, и нашел! Еще на рубеже XIX—XX веков в ходу было название Перечная гора, а не Перечные горы!

Завтра воскресенье… Почему бы не отправиться в Перечные горы и не попытаться найти это место? Уйти в горы на авось, на удачу, ведь ни карты, ни топографических указаний старинный документ не содержал.

Поскольку хребет Перечных гор растянулся всего на три километров, его можно было пройти достаточно быстро, подмечая при этом все те места, что могли бы именоваться «корнем горы». По логике вещей, таких мест не должно быть много. Одно или два, не больше. Подобная возвышенность наверняка как-то выделялась среди остальных холмов. При условии, что со времен Средневековья топография не изменилась…

В итоге Бялецкий твердо решил, что пойдет. Даже если он ничего не отыщет и потеряет полдня, то будет считать свой поход просто слегка затянувшейся прогулкой, полезной для здоровья. Только бы не было дождя…

Некоторое время он раздумывал, не пригласить ли кого-нибудь из священников составить ему компанию, но вовремя отказался от этой идеи. Он не хотел никому рассказывать, ради чего в действительности затеял поход в горы, и его с виду бессмысленное рыскание по кустам в лучшем случае было бы воспринято как чудачество.

Усталость наконец одолела его. Глаза начали слипаться. Владислав несколько раз зевнул, быстро разложил диван, скинул одежду, в одних трусах скользнул под одеяло и буквально через несколько секунд погрузился в глубокий сон. В эту ночь его не мучил ни один кошмар.

Утро выдалось солнечным и бодрящим, что редко случалось в это время года. Отец Владислав не стал медлить с подъемом. Даже если бы у него не было планов относительно Перечных гор, ему все равно нельзя было бездельничать, ведь в 7:30 предстояло отслужить мессу в церкви Святого Духа.

Он встал, принял быстрый душ, наспех оделся, выпил воды и вышел из дома. Воздух был прохладным, но приятным.

«Отлично! Только бы такая погода продержалась как можно дольше», – подумал он.

Владислав побрел по тропинке, извивающейся между сползающими склонами и руслом Виселки16 у подножия Перечных гор. Ему не пришлось далеко идти, уже в первом ущелье, по пути от Сандомира в сторону железнодорожного моста в Метане, он обнаружил место, отвечавшее всем тем критериям, что были определены накануне вечером. Конечно, теоретически подобных мест могло быть в окрестностях намного больше… Но были ли они?..

Владислав стал внимательно осматриваться, стараясь найти нечто, что позволило бы ему подтвердить или опровергнуть выдвинутую на основе таинственной рукописи гипотезу… И хотя в глубине души Бялецкий понимал, что это очень глупо, но все же он испытывал ни с чем не сравнимый трепет. Его сердце стучало, словно кузнечный молот, а сам он себя ощущал маленьким мальчиком, ищущим в старом дедовском саду на предместье золото пиратов, о котором прочел у Роберта Луи Стивенсона в «‎Острове сокровищ»‎.

Напрасно. Заросли терновых ветвей, опутанные длинными, местами скрученными чуть ли не в косы побегами дикого хмеля, не оставляли надежды, что корень Перечной горы находится где-то здесь. Это, скорее, должно было быть открытое место, какая-то скала, лишенная растительности. По крайней мере так Владислав себе это представлял.

Он не сдавался и продирался сквозь кустарник, высматривая что-нибудь подходящее под стать его желанию совершить необыкновенное открытие. Слишком хороши были его фантазии, чтобы он так быстро от них отказался…

Поиски продолжались долго. Шли часы и минуты.

Вдруг ветер, дующий со стороны Сандомира, принес издалека едва слышный бой курантов на башне Ратуши. Часы пробили половину третьего дня.

Владислав помрачнел. Он понял, что еще немного и начнут сгущаться сумерки. Осенние дни быстро отступают перед ночным мраком…

Бялецкий остановился, ладонью вытер вспотевший от напряжения лоб и, присев на ровную, не поросшую травой поверхность бурого сланцевого камня, достал из кармана полулитровую пластиковую бутылку минеральной воды, открыл ее и сделал два больших глотка.

Присев на корточки, он тупым, усталым взглядом уставился на этот почти гладкий сланец. И вдруг… вдруг… он заметил то, чего здесь совершенно точно не должно было быть, – слегка выступающие из целика мягкой и расслаивающейся материнской глинистой породы очертания красноватого гранитного камня. То, что он вообще заметил этот осколок, было почти чудом. Камень почти сливался с землей и едва выделялся цветом на фоне других скал. Его нелегко было разглядеть и догадаться, что с геологической точки зрения тут что-то не так. Найти камень мог только человек, либо знавший, что в этом районе находится нечто подобное, либо случайно наткнувшийся на него…

Случайно? Владислав уже совсем перестал верить в случайности.

Он поднялся и сделал три шага, приближаясь к загадочному камню. Гранит посреди кембрийского сланца. Магматическая порода между осадочными… Нет, это было неестественно, хотя и экстраординарного здесь также ничего быть не могло. Все могло объясняться вполне прозаично. Так или иначе, камень сам по себе не мог здесь очутиться. Он был принесен в это место человеком. Только зачем? С какой целью? А если эта цель была, то какая?..

Священник опустился на колени и стал внимательно рассматривать выступающий над землей инородный осколок. Гранит был гладким, ржаво-красным, без каких-либо царапин. Владислав вынул перочинный ножик и принялся им аккуратно разгребать находку.

Что он искал? Он и сам того не знал. В голове промелькнула мысль, что, возможно, под камнем находится тайник… Но тайника не оказалось. Полностью очистив находку, Владислав обнаружил снизу никем не поврежденный слой целика материнской породы…

Владислав уже собирался сдвинуть этот кусок гранита куда-нибудь в сторону, но тут в его нижней части заметил едва проступающий контур креста. Дрожащей рукой он очистил рисунок от влажной грязи, полил остатками минералки, тщательно протер бумажным платком и пригляделся. Все верно, там был высечен крест. И это был крест… тамплиеров. Значит, камень служил ориентиром. Знаком. Указателем. Иначе и быть не могло.

Теперь Владислав уже был окончательно уверен, что где-то поблизости находится то, о чем сообщала средневековая рукопись.

Гранит торчал из земли почти у края крутого обрыва, преграждая собой небольшую канавку. В этом, как оказалось, был свой смысл. Таинственный камень являлся чем-то вроде мушки, а канавка – вроде ствола винтовки. Ее линия в своем продолжении упиралась в определенное место по другую сторону оврага.

Владислав решил проверить, что находится в этой точке. Место он запомнил, выбрав в качестве ориентира крупный, но уже почти высохший куст можжевельника, и помчался вниз, в лощину. Нужно было спешить, времени действительно оставалось очень мало. С наступлением сумерек придется как можно скорее выбираться отсюда. Темнота не только не позволит ничего разглядеть, но и принесет опасность – в ней запросто можно оступиться и выбить себе зубы, споткнувшись о какой-нибудь из бесчисленных уступов.

Усталость давала о себе знать. Взобравшись по противоположному склону оврага, Владислав остановился перевести дух и успокоить сердце. Достигнув развесистого и наполовину иссохшего можжевельника, он присел на корточки и стал внимательно рассматривать каменистый грунт в поисках какой-нибудь расщелины или углубления. И он нашел. Эта щель выглядела совершенно естественно. Можно было даже подумать, что она образовалась после сильного дождя. Совсем небольшая, человек не смог бы в нее протиснуться, в лучшем случае крыса, да и то с трудом.

Бялецкий огляделся по сторонам. На глаза ему попалась длинная палка, которой удобно было ковырять в дыре. Едва просунув свое импровизированное орудие в щель, он тут же наткнулся на что-то, издававшее при ударе палкой глухой гулкий звук. Владислав попытался расширить отверстие, но не смог – не было чем. В самом деле, не думал же он что действительно найдет такое место, да еще наткнется на нечто любопытное. Его сюда привели лишь смутные предчувствия, а поведение было абсолютно иррациональным. Однако же он забрел в эту долину, и теперь у него возникла проблема.

Владислав опустился на колени и начал методично обивать палкой края щели, стремясь максимально ее расширить. Наконец ему удалось увеличить проем настолько, что можно было заглянуть внутрь. В темноте мало что было видно, но, к счастью, помог мобильный телефон с фонариком. Тонкий лучик осветил бок какого-то глиняного сосуда. Дыра, однако, по-прежнему была еще слишком мала, чтобы извлечь горшок целиком.

Не будучи уверенным в ценности находки – а внешний вид сосуда никак не впечатлял: просто глиняный горшок, и все – Владислав ударил по нему несколько раз, пока тот не разбился. Затем он вытащил один большой черепок и внимательно осмотрел его. Нет, это не был обычный сосуд, который можно было купить в сувенирной лавке, как в первый момент показалось. Судя по виду глины, рисунку и орнаменту, горшок относился к XIII веку – типичная средневековая керамика местного производства. Владислав разбирался в этом, потому что, будучи подростком, помогал археологам в работе на территории города. Горшок был спрятан в дыре явно с какой-то целью. Никто не прячет средневековые глиняные сосуды в тайных местах, если в них не заключено нечто ценное или почему-то важное. Какая-то тайна? Или сокровище? Это интригует!

У Владислава сильнее забилось сердце. Он нашел себе длинную, раздвоенную на конце палку-рогатку и стал вытаскивать ею оставшиеся черепки. Напоследок он еще раз посветил фонариком внутрь и увидел какой-то цилиндрический предмет, который, должно быть, прежде находился внутри расколотого сосуда.

Цилиндр был тяжелым, и священнику стоило немалых усилий извлечь его из дыры. Это была свинцовая трубка, запаянная с обеих сторон и отмеченная какой-то гравировкой. Владислав уже ничуть не удивился, вновь увидев знак ордена тамплиеров… скорее, он бы удивился, не найдя там его.

Отец Владислав вновь направил свет фонарика внутрь тайника, но там больше ничего не было. Он скинул обратно черепки, а щель замаскировал сухими ветками и листьями, присыпав сверху несколькими горстями мелкого сланца. Свинцовую трубку он положил в карман, но она оказалась слишком тяжелой и затрудняла ходьбу. Под ее весом чуть не порвался карман и брюки сползали с бедер. В итоге находку пришлось нести в руках, рискуя, что какой-нибудь встреченный знакомый заинтересуется странным предметом.

Вернувшись домой, Владислав умылся и переоделся, а затем стал размышлять, что ему делать дальше с необычной и загадочной находкой. Его учили, что ни при каких обстоятельствах не следует самому разбираться с такими древними артефактами, их необходимо передавать специалистам, в музей. Однако искушение узнать, что внутри, оказалось слишком велико, и любопытство взяло верх.

– К черту инструкции и музеи с их запасниками, где экспонаты гниют годами, и никто на них даже не взглянет ни под «научным», ни под «антинаучным» углом зрения, – пробормотал он себе под нос и полез в захламленный шкаф, где вскоре нашел нужный инструмент – сильно затупленную и немного ржавую ножовку для резки металла.

Священник скептически взглянул на это наследство, оставшееся от прошлого жильца, но решил, что для пропиливания мягкого свинца подойдет и такой инструмент.

Он разложил на столе старый экземпляр «Воскресного гостя» и принялся над газетой отпиливать заглушку трубки со стороны, противоположной знаку тамплиеров. Делать это надо было как можно осторожнее, чтобы случайно не повредить содержимое.

Из пропиленной щели тут же посыпался мелкий белесый кварцитовый песок, вроде того, что используют для выплавки стекла. Владислав стал интенсивно пилить, пока, наконец, донышко не отвалилось. Тогда он перевернул свинцовый цилиндр и высыпал из него, очень деликатно и осторожно потряхивая, все содержимое. Вместе с песком на газету выпали: свиток прекрасно сохранившегося пергамента, массивная и мощная человеческая нижняя челюсть с полным набором зубов, правда, распиленная на две части, вероятно, чтобы она могла поместиться в свинцовой трубке, шестнадцать зубов россыпью, без сомнения, из верхней челюсти, золотой перстень с сердоликом и выгравированным на нем извивающимся змеем, а также бронзовая табличка размером около 2,5 на 5 сантиметров с нанесенной на нее надписью на неизвестном древнем языке, скорее всего, финикийским алфавитом.