Видящая

В последующие дни Мелинда стала много времени проводить в библиотеке, а так же в лесу, прогуливаясь с Графом. Отец куда-то надолго уехал, и за ней, как всегда, присматривал Фрэнк. За приемами пищи она совсем перестала видеть Анну, будто та действительно решила держать дистанцию, либо тоже куда-то упорхнула. По утрам она завтракала на кухне, веселя работающих там людей разными рассказами о проделках из жизни по ту сторону от поместья. И даже Элен не косилась на нее, как на смерч в ее владениях, и к приходу Мел уже все было всегда готово, так что это стало их маленькой утренней традицией.

По наставлению Эдварда к Мелинде начали приходить преподаватели, чтобы подтягивать девушку по общим дисциплинам, что давалось ей, на удивление, легко и быстро, и они обещали обязательно докладывать о ее блестящих результатах отцу, в ответ на что, Мел пожимала плечами, не выказывая ни радости, ни энтузиазма. Мел ничуть не удивилась, что в списке ее домашних занятий числилась такая дисциплина, как этикет, который вела особо чопорная старуха, на голове которой постоянно красовались какие-то нелепые шляпки, при взгляде на них у Мел постоянно вырывались смешки. Как вести себя за столом, как обращаться к тому или иному рангу, как рассаживать гостей, если она хозяйка приема, а также много всякой другой ерунды, в необходимости которой Мелинда очень сомневалась.

Максимилиан неожиданно часто стал наведываться в их дом и к ней в частности, и когда он видел ее, то всегда приглашал прогуляться или пообедать вместе, что приводило Мелинду в полный восторг. Поэтому, чтобы не быть застигнутой врасплох, она пыталась каждый день выглядеть лучше, чем привыкла, и чаще смотреться в зеркало, чего она раньше почти не делала. Мел он казался бесконечно красивым, мягким и галантным, а когда он смеялся над ее безобидными шуточками, ее сердце пропускало пару ударов, а потом с удвоенной силой начинало биться. Временами, когда он ей о чем-то рассказывал, она внимала каждому его слову, не перебивая и не вставляя свои колкости и шуточки, что было ей совершенно не свойственно. Она каждый раз хотела показать ему Графа, но ее всегда что-то останавливало. Может, то, что он был родным братом Анны, а может, что-то еще, она не могла это объяснить.

Единственное, что Мелинда не понимала, почему Максимилиан никогда, насколько могла она знать, не уделял внимания Эрику. Ведь это его племянник, и в отсутствии обоих родителей ему не с кем было общаться, кроме нее. Ее сводного брата никогда, насколько она знала, не водили ни на какие дни рождения, и парков он не посещал. Только закрытая школа и конный спорт, и это при огромных средствах их семейства! Мел прекрасно видела, как он к ней тянется и как нуждается в ее обществе, и ей нравилось проводить с ним вечера. Они были наполнены радостью и маленьким семейным уютом. Эти встречи начали входить в традицию, во время которых они подолгу разговаривали, она ему читала, они ели сладкое и смеялись, делясь планами на будущее, и мечтами, а подрастающий щенок уже не умещался, лежа клубочком, на коленях Мел.

Щенок понимал свою хозяйку с полуслова и выполнял все команды с завидным энтузиазмом, что приводило Мелинду в восторг, и тогда мысли о том, что она с ним будет делать дальше, уходили на второй план. Они с удовольствием часами гуляли вместе, ведь в отсутствие отца и мачехи все это можно было проделывать беспрепятственно. Все слуги в Верхосте теперь знали о секрете, но держали рот на замке. Их с собакой любимым место для прогулок так и осталось заброшенное кладбище с устрашающими склепами и памятником ее предку, на которого она могла подолгу смотреть. Мел пришла к выводу, что будь они знакомы, он бы ей понравился, по крайней мере, он тоже любил животных. После того, как стемнеет, она решила больше здесь не появляться, ведь обычно все самое интересное и необъяснимое, но не менее зловещее, приключалось именно здесь.

Дамиан с того памятного вечера больше не появлялся, но это Мелинду совсем не огорчало. Девушка решила на время отложить все тяготившие ее мысли и решение очередных головоломок, а просто жить, ни во что не вляпываясь, и это были ее самые безмятежные несколько недель здесь, без происшествий и новых загадок.

Уже была середина октября, и Верхост накрыл сезон ветров и дождей. Но в те редкие моменты, когда солнце пробивалось сквозь тяжелые тучи, а грозы прекращали буйствовать, Мел выходила одна на прогулки, не забыв прихватить плащ со своего нового, до конца еще не рассмотренного гардероба, и какую-нибудь книгу из библиотеки, и, присев на скамейку Катарины в парке, читала. В этом уединении она находила непередаваемую прелесть. Все же Верхост очаровывал своей мрачностью и уже давно забытой печалью, среди вечных призраков этого старого, богом забытого места. Мел представляла, как на этой самой лавочке предавалась своим мечтам Катарина, мечтам, которым не суждено было сбыться. Сестра уже давно не приходила в ее сны, и Мелинду это угнетало, было ощущение, что теперь она безвозвратно ушла, как и Кайла. За это время Мел побывала два раза в комнате сестры, долго сидела, и смотрела неотрывно в зеркало так, что ее глаза начинали слезиться, но чертовы видения все не приходили.

За это время Кайла ни разу не дала знать о себе, и Мелинде это не нравилось. А когда она решалась заговорить об этом с Фрэнком или кем-то из обслуги, на нее всегда смотрели как на ненормальную, но вслух ничего не произносили, и все это тоже выглядело не менее странным. Впрочем, к этому она привыкла.

Было раннее утро, и Мелинда по обыкновению шла на завтрак на кухню, все еще сонно натыкаясь на косяки и порожки и думая о том, что неплохо было бы, если бы кухня находилась не за километр от ее уединенных покоев. Проходя обеденную и целенаправленно топая к заветной двери, она услышала окликнувший ее, уже до боли знакомый властный голос отца:

– Доброе утро, Мелинда!

Девушка не сразу прикинула, что к чему, и откуда он мог здесь взяться. Увидев его, она поняла, что он трапезничал в полном одиночестве во главе длинного стола и выглядел очень уставшим и хмурым. «Хотя, – поправила она себя, – это его обычное состояние».

– Доброе… – растерянно ответила Мел.

– Не составишь мне компанию? – его вопрос на самом деле не был вопросом, скорее это был завуалированный под вежливую просьбу приказ. – Я скажу, чтобы подали сюда.

Затем послышался звон колокольчика, и сию же секунду из двери, в которую так жаждала зайти Мел, выскочил Адам, один из поваров, и, выслушав наставления, так же скоро исчез. Мел села по левую руку от Эдварда и, откинувшись назад, уставилась на сводчатый потолок, чтобы избавить себя от созерцания сурового лица родича.

– Мне сказали, что ты делаешь успехи по многим дисциплинам, и мне было приятно это слышать. Я догадывался, что ты очень способная, и рад, что это оказалось именно так. Правда, до меня дошли и слухи о том, как ты усомнилась в профпригодности одного из преподавателей. Не поведаешь ли?

В это время перед Мелиндой уже поставили дымящийся омлет с беконом, овсяное печенье и свежевыжатый апельсиновый сок. Услышав неожиданную хвалебную речь отца, она чуть не поперхнулась, а уж что ответить, она и в помине не знала, поэтому просто продолжала тщательно пережевывать пищу, смотря в свою тарелку.

– Спишем это на твою адаптацию, – он почти бесшумно вздохнул, затем отпил содержимое чашки и беззвучно поставил ее на стол. – У меня были сложные переговоры, и они затянулись на более продолжительное время, чем я планировал. Надеюсь, в мое отсутствие все было спокойно и без происшествий?

Мел поняла, что игнорировать его больше нельзя, и нужно что-то ответить.

– Если вы имеете в виду мое поведение, то оно было безупречным, ну а если намекаете на столовое серебро, то думаю, оно на месте, все, до последней ложечки, но не мешало бы его пересчитать, на всякий случай, – пытаясь отшутиться, сказала Мел, все еще не глядя на отца. – Мы, девочки из приюта, такие.

Мелинда и сама не понимала, почему так отчаянно лезет на рожон. Наверное, это обида, которая не имела срока давности, и о которой она никогда не забудет.

Эдвард внимательно посмотрел ей в глаза, будто пытаясь считать какую-то информацию, потом тихо произнес:

– Ты не похожа ни на мать, ни на сестру.

Эта фраза показалась Мел какой-то странной, потому как он никогда не хотел заговаривать о них первым, и к тому же она не могла взять в толк то ли это констатация факта, то ли укор. Девушка прекрасно понимала, что он не имел в виду их визуальное сходство. Она посмотрела на него, но это ей ничего не дало: он внимательно смотрел на нее из-под густых, начинающих седеть, бровей.

– Скорее, на меня, я помню себя таким же задиристым бунтарем, но со временем это прошло, – неожиданно продолжил он.

«Неужели он когда-то был ребенком?» – подумала девушка. Ей казалось, что он уже родился в костюме и галстуке, и с желанием учить уму – разуму всех, кто его окружал. Мел еще не знала, как реагировать на это заявление, но сказать что-то нужно было, и она ответила первое, что пришло ей в голову.

– Хорошо, что не внешне. Девушке с такой внешностью пришлось бы туго.

И, о чудо! На его лице появился какой-то намек на еле заметную улыбку, а выражение лица смягчилось, и как бы она ни уверяла себя в обратном, но для Мелинды это был важный момент какого-то подобия мира.

– На следующей неделе твой дебют в университете, и я думаю, к этому моменту ты будешь готова и настроена на учебу, это очень важно, Мелинда.

– Я помню об этом и даже подумываю сменить цвет волос, – девушка улыбнулась. – Что вы думаете о синем цвете? Или, например, о зеленом, по-моему, смотрелось бы премиленько.

Кажется, старик начал распознавать ее шутки, потому как хмыкнул и ответил:

– Я бы предпочел что-нибудь натуральнее. Например, твой природный цвет.

– Но это же так скучно! – она шумно дунула на прядь волос, попавшую ей на глаз, и продолжила: – Но я рассмотрю ваше предложение.

Отец был на удивление спокоен, несмотря на все тот же грозный вид.

– У твоего брата завтра день рождения, по этому поводу у нас будет скромный праздничный ужин.

– Будет много его одноклассников, шарики и развлечения? – предположила девушка.

– Нет. Этого не будет.

– Но ему бы понравилась моя идея! – воскликнула в сердцах Мел.

– Откуда тебе знать?

– Просто все дети его возраста мечтают о таком, – вовремя спохватилась Мел, она не хотела, чтобы он знал, как его сын стал за это время ей дорог.

– Мой сын – не все. Ему всего этого не нужно.

– Но…

– Мелинда, это не обсуждается, – прервал он ее. – Это все будет лишним, он воспитан по-другому, нежели ты. И я знаю, что нравится моему сыну, когда я захочу услышать твое мнение, я спрошу тебя.

– Да уж, конечно, вы же здесь практически не бываете, чтобы хоть что-то о нем знать, – огрызнулась Мел, привстав и подавшись вперед. Потом продолжила: – Ему здесь одиноко, а кроме долбанной учебы он ничего не видит, что же это за детство такое?

Эдвард, слушая ее, откинулся на спинку стула, и спокойно, повторил:

– Для него это роскошь, у Эрика другие приоритеты в жизни! – И увидев, как она хотела ему возразить, добавил: – Это не обсуждается.

Мел шумно выдохнула, потом еще раз, что помогло ей взять себя в руки, и с выражением растягивая слова, произнесла:

– Ииии, номинация за худшего отца достается…Достается Эдварду Бродерику Фланнагану! Аплодисменты!

Затем резко встала, кинула салфетку на стол, отодвинула ногой стул и, сделав небрежный и расхлебанный реверанс, вылетела из комнаты.

«Это просто немыслимо!» – думала Мел, проносясь по залам, поднимая потоком воздуха невесомые шторы. Она мысленно ругала себя за то, что не смогла сдержать свои эмоции. Хрупкий мир, который установился между ними пару минут назад, безнадежно рухнул, оставив после себя руины непонимания.

Затем она вернулась мыслями к Эрику. «Что же ему подарить?» – задавалась она вопросом. Но что она могла ему подарить, если у нее даже денег не было, на которые она могла бы купить ему хоть что-нибудь? Последние деньги, которые ей достались от той грязной сделки с копом, она отдала Люс, когда уезжала из приюта, так что она была на мели, хотя, судя по тому месту, где сейчас она проживала, была непомерно богата.

– Думай, думай, – она и не заметила, как дошла до скамейки, на которой любила сидеть часами и читать.

Кайла. Такое ощущение, что это был плод ее воображения. Может, с ней все же что-то случилось? На днях девушка решила потребовать отвезти ее к бабке, и отказа от этой просьбы она не примет.

«Эрик», – напомнила Мел себе. А ведь он даже не сказал ей, что будет завтра именинником, уже взрослым девятилетним парнем. Ей хотелось подарить что-то от себя, чтобы, взглянув на этот подарок, он помнил, что у него есть любящая старшая сестра. Тут Мел вспомнила про клык на черной веревочке, который она когда-то давно нашла на опушке леса, недалеко от ее приюта. Она вспомнила, как радовалась находке, и говорила, что это клык огромного оборотня, и теперь она вожак волчьей стаи, и все они ей должны подчиняться. Он до сих пор был белым и смотрелся внушительно даже на ее груди. Она думала, что мальчику мог понравиться такой дар, ведь он символизировал приключения и дух свободы, чего так не хватало Эрику. Мел резко поднялась с места и помчалась в комнату искать в своем старом потрепанном рюкзаке эту вещицу.

Прибежав в комнату, она чуть не лопнула от досады, вспомнив, что все вещи, с которыми она сюда прибыла, были, скорее всего, выкинуты на помойку. Решив не отчаиваться, она побежала на поиски Фрэнка. Служащий, который первым оказался на ее пути, сообщил, что дворецкий в летнем саду. Кивнув, Мел побежала вниз по лестнице, и уже в проеме, ведущем в этот проклятый сад, она и наткнулась на Фрэнка.

– Привет, Фрэнк! – девушка нагнулась вперед и оперлась о коленки руками, чтобы отдышаться. – Скажи, что стало с моим старым рюкзаком и вещами в нем?

Мел молилась, чтобы все это оказалось в целости и сохранности, не важно, где. Фрэнка было трудно застать врасплох, вот и сейчас он стоял и, не выказывая никаких эмоций, смотрел на нее.

– Какая именно вещь вас интересует, мисс? – Тут девушка замялась, не решаясь описать, что именно ей нужно. – У меня не так много свободного времени, мисс.

Старый зануда решил ее поторопить.

– Там был кулон такой, в виде клыка, на черной старой веревочке.

– Я вам принесу ваш рюкзак, он остался не тронут. К концу дня он будет у вас, а сейчас, если нет ничего срочного, я пойду.

Обрадованная Мел закивала в знак согласия и поспешила к себе: было время прогулки с питомцем.

В отсутствие отца она могла гулять с Графом беспрепятственно, но ситуация изменилась, так что придется закоулками добираться до обзорной площадки, а дальше по лестнице и вниз, навстречу ветрам и призракам из старых склепов.

Зверек так сильно вытянулся, что уже не был похож на того покинутого маленького щенка. Он стал более уверенным в себе и очень энергичным. Когда Мелинда появлялась в поле его зрения, он сразу направлялся к ней, виляя хвостом и задней частью тела. В его движениях было столько грации и уверенности в себе, что Мел могла долго за ним наблюдать с огромным удовольствием, особенно тогда, когда он играл с Эриком. Щенок то слабо прикусывал мальчика за руки, то становился в боковую стойку, готовый для нападения, иногда скалил зубы, за что ни один раз его одергивала хозяйка. Даже с Фрэнком он вел себя вызывающе нагло, и его строгий вид и бесконечные ворчания в этом случае совсем не помогали. Только перед Мел он мог опрокинуться на спину и подставить ей свою грудь или живот, либо прижимал хвост и припадал на расслабленные лапы, чем выказывал ей свое уважение и стремление подчиняться только ей. Когда он был застигнут на месте преступления хозяйкой, его голова сразу становилась визуально меньше, уши были прижаты и отведены назад, а глаза избегали смотреть на нее.

Вот и сейчас он летел к ней с направленными вперед ушами, перепрыгивая разбросанную ею с утра одежду, чтобы поприветствовать девушку после утренней разлуки.

– Привет, дружок, соскучился? – Мелинда улыбнулась и потрепала собаку.

После прогулки в своих покоях она обнаружила свой старый рюкзак со всем его содержимым, среди которого она нашла то, что искала. Обрадованная этим фактом, она решила передохнуть перед утомительным ужином, который ее непременно ждал.

Мел шла в комнату Катарины, беззвучно ступая по паркету. За окнами была ночь, подсвечиваемая падающим снегом. В доме было тихо, путь ей освещала свеча в руке, а трепыхающаяся тень от подрагивающего пламени следовала за ней по пятам. Внезапно послышался треск. Девушка резко отскочила в сторону. Помещение заполнил морозный воздух, от внезапно открывшегося рядом с ней окна свеча потухла, а длинные занавески пустились в ритуальный танец, медленно поднимаясь и опускаясь на пол. Девушка продолжила путь по коридору, освещаемому бледным сиянием луны за окнами и светом от снега, устилающего землю. Остановившись у двери, ведущей в покои сестры, она застыла, прислушиваясь, но все было тихо. Мел медленно положила руку на ручку и нажала на нее, та легко поддалась. Решив больше не медлить, Мелинда толкнула дверь и зашла в комнату. Нащупав выключатель, она щелкнула им, потом еще, но свет так и не зажегся. Глаза, привыкшие к темноте, различали все предметы, находившиеся в близости от девушки. Подойдя к тому самому старинному зеркалу, она быстро отстранилась, увидев свое отражение. На ней было белое платье в пол, с рукавами, в местах разрезов которые доходили почти до колена. Губы были кроваво-красного цвета, на голове был венок из ярко-красных роз, а волосы волнами лежали, обрамляя бледное испуганное лицо. Мел подняла руку и начала медленно тереть губы, растирая красный цвет по лицу. Она и не заметила, как позади нее, где стояла кровать, возникло свечение, источником которого служила догорающая свеча. Мел испуганно обернулась, зацепив зеркало; оно пошатнулось, но чудом осталось на месте.

На кровати застыли две женские фигуры в белом. Одна из них возлежала на кровати, а вторая склонилась над ней, обхватив голову первой, будто укачивая ее. Мел от этого зрелища хотела убежать, но не могла, ее ноги будто приросли к полу.

– Мелинда? – она услышала свое имя, произнесенное слабым, немного охрипшим голосом.

Глава 16 Ненавистный день рождения

Это был голос Катарины. Она его слышала в своих видениях, и это она сейчас возлежала на кровати, задыхаясь и жадно хватая воздух ртом. Блондинка, склонившаяся над ней, резко повернулась к Мелинде, но глазницы ее были пусты, и было ощущение, что она ее не видит. Теперь девушка могла рассмотреть ее лицо. От увиденного Мел затаила дыхание: на нее смотрела женщина, похожая на Анну, и Мел хотела кинуться, чтобы убрать ее грязные руки от сестры, но что-то в выражении лица заставило ее передумать. Сделав шаг в сторону кровати, она остановилась, всматриваясь в лицо незнакомой женщины, и поняла, что это была не мачеха. Затем женщина обернулась к ее сестре и начала раскачиваться с ней, что-то тихо напевая, что-то очень похожее на колыбельную.

– Мелинда, подойди, пожалуйста, – очень тихо, с придыханием произнесла Катарина, и ее рука поднялась, а потом обессиленно упала. Мел подбежала к ней, оказавшись по другую сторону от сестры. Лицо Катарины было очень бледным, а губы синими. Мел взяла руку сестры, которая оказалась тонкой, бледной и ледяной, и поднесла ее к своим губам, чтобы отогреть своим теплым дыханием, изо рта ее вырвался пар.

– Почему здесь так холодно? – прошептала Мел, и голос ее повторило эхо.

– Здесь всегда холодно. – Катарина будто была в агонии и уже не видела никого, а одинокая слеза оставила мокрую дорожку на ее щеке. – Мама, я ошиблась, понимаешь, ошиблась!

«Мама?» – переспросила про себя Мел и еще раз взглянула на женщину. Но та смотрела только на Катарину, не выпуская ее из рук, гладя девушку по голове, она что-то напевала дрожащим голосом. Мел начала вслушиваться и через тихие рыдания различила слова песни:

«Сквозь времена и дебри мрака,

Где память предков не забыта,

Среди лесов и тишины,

Среди могил обитель скрыта.

Рожденным там да будет свет

Сквозь тьму нести прозренье,

А павшие греховных дел

Здесь примут пораженье.

Хранители влачат житье

Среди старинных склепов.

Коль избран видеть ты все зло,

Тебя оберегают слепо»      .

Она закончила и, опустив голову ближе к Катарине, начала что-то тихо шептать ей на ухо. Катарина хотела что-то сказать, но вместо слов вырвался хрип. Откашлявшись, она сказала:

– Мелинда, я так ждала! Прости за то, что так и не встретились. Я так ждала тебя, – сглотнув и набрав в грудь воздуха, она продолжила: – Все кажущееся очевидным не является истиной. Посмотри, что со мной сделали!

Мел приблизилась практически вплотную к сестре, не отпуская ее руки:

– Кто? Кто это сделал? Зачем?

– Посмотри, что они со мной сделали! – еще громче повторила Катарина.

– Да кто они? Ну, ответь же, это важно! – пыталась достучаться до нее Мелинда, и голос ее все больше наполнялся отчаянием.

– Я не знаю. Я не успела…Я ничего не успела, прости. – Катарина стихла, тяжело вздохнула и продолжила: – Ты – истинная хозяйка этого места, верь себе и не позволяй, чтобы в твоем сердце поселилась хоть капля сомнения.

Мел провела рукой по своей щеке и поняла, что по ней катятся слезы. Женщина, которую Катарина назвала матерью, по-прежнему держала на руках Катарину, убаюкивая ее.

– Тебе пора, – тихо произнесла девушка, потом облизала пересохшие губы.

Мел подскочила, сердцебиение было такое, будто она пробежала милю, все вокруг было неясным из-за пелены слез в ее глазах.

– Мелинда? Прости, я не хотел тебя пугать, просто ты плакала во сне, – Эрик недоуменно смотрел на нее.

Отдышавшись и полностью вернувшись в реальность, она опять откинулась на подушки.

– Сколько сейчас времени? – хрипло спросила она.

– Уже давно за полночь, – ответил мальчик и сел рядом с ней.

Воцарилась тишина. Мелинда приходила в себя, а Эрик лежал рядом и гладил Графа, который удобно расположился возле мальчика.

– Получается сегодня это уже завтра? – спросила Мел, на что мальчик тихо рассмеялся и ответил:

– Получается, что так.

– То есть у кого-то сегодня день рождения? – еле улыбнувшись, продолжила девушка, постепенно приходя в себя и вытирая влагу со своего лица.

– Да, – Эрик удивленно посмотрел на нее.

– Мне Эдвард сказал.

– Почему ты его не называешь отцом?

– Не все сразу. – Мел потрепала его по голове, а потом медленно встала, опираясь на кровать, ноги были ватными и отказывались слушаться. – У меня есть кое-что для тебя.

– Правда? – Эрик заинтересованно приподнялся. – И что же это?

– Сейчас увидишь. – Мел подошла к комоду, достала рюкзак, потом вернулась обратно и села на самый край кровати, рядом с мальчиком. – Это скорее маленький сувенир, чем подарок.

Затем она извлекла из рюкзака тот самый волчий клык на нитке и вложила мальчику в ладонь.

– Эта вещь была со мной на протяжении долгого времени, теперь она твоя.

Эрик внимательно рассматривал подарок и, казалось, был весьма им заинтересован.

– Это чей-то зуб?

– Это клык, скорее всего, какого-то огромного волка, – устрашающе объяснила Мелинда, размахивая руками, чтобы нагляднее продемонстрировать размер животного. – Он был моим талисманом, а теперь он твой.

Мелинда пустилась в рассказ о том, как нашла его в лесу, и что значила для нее эта находка, как после этого все мальчишки хотели дружить с ней и просили дать поносить его, или обменять на что-нибудь. Эрик смотрел на нее во все глаза, все крепче сжимая подарок.

– Спасибо! – ответил Эрик, с благодарностью смотря на сестру и надевая нитку на шею. – Я буду его носить всегда с собой.

– Может, не стоит? – предупредительно ответила Мел. – Маме твоей это не понравится, если она увидит.

– Она не увидит! – хитро подмигнул мальчик.

Утро выдалось на удивление солнечным и теплым. Мел прогуливалась у подножия длинной лестницы и думала о своем сновидении, о том, что оно могло значить. Здесь никогда ничего не происходило просто так, и все увиденное ею должно было натолкнуть на какую-то мысль, но сколько она ни старалась разгадать весь смысл, заложенный в увиденном, у нее ничего не выходило. Катарина повторяла со страхом в голосе, что ее довели, но кто мог это сделать? Чем же она все-таки была больна, и почему ей не смогли помочь? Когда она лежала на кровати, складывалось впечатление, что так протекали последние часы ее жизни. Но как с ней рядом тогда могла оказаться эта женщина, которую Катарина назвала своей матерью? И эта странная устрашающая колыбельная? Разве такое должны петь умирающему человеку? Полная неразбериха.