Элитная западня. Часть первая. Чужие тайны

Ее взгляд скользнул по залу и зацепился за второй чайник – одинокий, забытый у окна. Она двинулась к нему почти бегом, внезапно обеспокоенная, что кто-то может опередить ее. Но нет – судьба наконец-то улыбнулась: вокруг ни души.

Не садясь, опершись бедром о край стола, она налила еще. Второй глоток обжег уже не так сильно – теперь это было похоже на объятия старого друга. Неловкость, злость, чувство невидимости – все это растворялось с каждой каплей.

Через пятнадцать минут эйфория обернулась жестокой насмешкой. Ноги стали чужими – вялыми, непослушными, будто принадлежащими кому-то другому. Сознание затянуло молочной пеленой, а в горле встал противный, липкий комок. Лана поднялась, пошатываясь, подкатила мучительная волна тошноты – надо было добраться до туалета, и быстро.

Но тут её настигли голоса. Тарэк, Максим, Инга. Они стояли спиной, и их слова резали чётче, чем лезвие.

– Твоя новая протеже…очень недурна собой, – произнёс Тарэк с холодной расчётливостью. – Она подойдёт для нашего дела. Ты молодец, Инга.

Лана замерла, сжав кулаки. В висках стучало, тошнота подкатывала с новой силой, но сейчас её больше тошнило от их голосов.

– Да, ты прав, – вставил Максим с противным хихиканьем. – А вот её подружка – ну истинная «ботаничка».

Он покосился на Петра, ища одобрения. Лана почувствовала, как жар стыда и злости разливается по щекам.

– Не стоит её недооценивать, – сухо отрезал Тарэк. – Такие тихони обычно так отчаянно жаждут внимания, что на всё готовы. Она нам пригодится.

Затем он похлопал Ингу по плечу, снисходительно, как дрессировщик собачонку:

– Так держать. Если и дальше будешь хорошо справляться, скоро переведём тебя в теламоны.

Лане хватило. Она больше не могла слушать – это странное слово «теламон» застряло где-то в сознании, но сейчас было не до него. Прижав ладонь ко рту, она бросилась прочь, сбивая на пути стулья, не замечая осуждающих взглядов.

Горло сжимали спазмы – то ли от выпитого, то ли от этих слов, таких обжигающе-чётких: «ботаничка».

Она бежала, спотыкаясь, и сквозь пальцы шептала:

– Жуткая «ботаничка»… Да, жуткая… Жалкая…

Мир плыл перед глазами. Белый кафель, блестящий и холодный, мелькнул впереди – но дойти не получилось.

Желудок сжался в болезненном спазме, и прежде, чем она успела сделать последнее движение, волна тошноты накрыла с головой.

На идеально белой плитке расплылось темное пятно – унизительное свидетельство ее слабости. Лана закрыла глаза, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Не от тошноты – от стыда.

В этот момент она ненавидела себя больше, чем когда-либо.

Ева так и не нашла Лану. Отправив подруге короткое сообщение, она вышла с Темой на улицу. Вечерний воздух был свеж и колюч. Косуха, наброшенная на плечи, внезапно оказалась, кстати.

Ярко-красный мотороллер стоял под фонарем, будто ждал именно их. Тема, ухмыляясь, водрузил на Еву чужой шлем – слишком большой, слишком пахнущий табаком. Но когда он повернул ее к свету, его лицо вдруг стало серьезным.

– Что? – Ева фыркнула, слегка толкая его.

– Ты красивая.

– Только сейчас заметил? – она сделала шаг к «Веспе», проводя пальцами по блестящему боку.

– Какая яркая у тебя оса. Поехали, пока я не передумала.

– Почему «оса»? – удивился он, когда она произнесла это слово.

– Так переводится «веспа». – Ева улыбнулась, вспоминая весну: римские улицы, смех, несостоявшуюся поездку. – Их выпускают с 1946 года, знаешь ли.

Тема рассмеялся:

– Ну ты даешь.

Ева перекинула ногу через сиденье, и внезапно все стало удивительно простым. Чужой шлем, исчезнувшая Лана, ночной холод – все это растворилось, оставив только три вещи: алый блеск мотороллера под фонарем, темную ленту дороги и тепло Тёминого свитера под пальцами. В такие моменты жизнь внезапно обретает кристальную ясность, не нужно больше ни о чем думать, только чувствовать.

– Хотя бы скажи, куда мы едем, – крикнула Ева в ухо Тёме, цепляясь за него сильнее. – Мне бы знать, что меня ждёт впереди.

– В гараж деда! – его голос сорвал ветер. – Там моя лаборатория.

Лаборатория. Гараж. Ночь. Да, это была худшая идея в её жизни. Но разве все её "правильные" решения когда-либо приводили к чему-то хорошему?

Машины проносились мимо, оставляя за собой светящиеся шлейфы. Голова кружилась, и Ева прижалась лбом к его спине. Под тонкой тканью свитера стучало его сердце – часто, неровно. Она улыбнулась: он волновался не меньше её. Рука сама потянулась успокоить его, но пальцы лишь дрогнули – и сердце под её ладонью забилось ещё быстрее.

Ева подумала, как не похож ее новый знакомый на бывших друзей, в нем не было утонченности и аристократизма Марка, не было брутальности Юры, и он не цитировал Канта, как Паша. Простой. Смешливый. С глазами, в которых читалась какая-то детская готовность удивляться миру.

И в этом было что-то такое… солнечное.

Артём чувствовал, как сердце бешено колотится под её ладонями. Он катал девушек и раньше – смеющихся, кричащих от восторга, цепляющихся за него со страхом. Но эта была другой.

Её пальцы слегка сжимали его тело при каждом повороте, заставляя дыхание сбиваться. Шёлк платья вздымался ветром, обнажая загорелую линию бедра. А этот запах – не духи, нет, что-то земляничное, тёплое, словно летнее поле в зените августа.

Он ожидал от неё холодного шика, а получил это – дурманящую нежность.

На полпути телефон в её кармане забился частой дрожью.

– Остановись, – попросила Ева, и в голосе её появилась лёгкая тревога.

Телефон выплюнул Ланин голос – взволнованный, торопливый. Натали прислала за ними Сергея Ивановича. Срочно. Машина уже ждёт у входа.

Ева выдохнула глубже, чем нужно, будто вместе с воздухом выпуская и нелепый страх этой ночной авантюры.

– Нам нужно вернуться, – сказала она Тёме.

Дорога обратно пролетела мгновенно. Они остановились в тени, подальше от светофора. Ева уже сделала шаг к толпе у входа – там мелькало Ланкино платье, – но Темины пальцы вдруг сомкнулись вокруг её запястья.

– Подожди, – его голос стал тише. – Я хотел предупредить…

– Предупредить?

– Не связывайся с ними, – произнес он отводя глаза в сторону.

– С кем? – удивилась Ева.

С Тарэком и его организацией… Все это… не то, чем кажется.

Она засмеялась – лёгким, прозрачным смехом, каким смеются, когда не хотят слушать.

– Извини, сейчас некогда. – Но сделав два шага, обернулась. Взгляд её был тёплым, чуть насмешливым, таким, от которого у мальчиков перехватывает дыхание. – Твоя красная оса… мне понравилась.

Фонарь выхватил из темноты группу фигур у дорических колонн. Ева сразу заметила Тарэка – без парика судьи, с бледным, почти прозрачным черепом, слабо прикрытым редкими волосами. В его облике было что-то хищное, но она отмахнулась от этой мысли – разве могут такие умные глаза скрывать что-то дурное?

– Ева! – его голос струился, как сладкий мёд. – Мы как раз о тебе говорили. Так вышло, что сегодня здесь собрался весь наш студсовет, и мы обсуждали день первокурсника, он состоится через неделю. У нас есть традиция, что этот праздник ведут выпускник и первокурсница, и мы решили предложить тебе роль ведущей. Уверен ты хорошо будешь смотреться на сцене.

Лесть обожгла приятным теплом. Все предостережения Тёмы растворились, как утренний туман. В голове уже мелькали образы: бархатный занавес, хрустальные подвески люстр, восхищённые взгляды…

– Да, конечно! – ответила она, слишком быстро, слишком легко.

Чёрный автомобиль ждал, терпеливый, как надёжный слуга. Садясь на мягкое сиденье, Ева ещё раз оглянулась на Тарэка. Отблески фар скользнули по его лицу, его улыбка на миг показалась почти доброй. Почти.

Но разве может быть что-то плохое в том, чтобы блистать?

Глава 3. Принцесса Греза

 Для чего нам дается память? Почему каждый день нельзя прожить с чистого листа? Если память нужна, чтобы не совершать ошибок прошлого, то отчего мы совершаем их снова и снова? Если для того, чтобы нести знания, которыми мы овладели, то почему мало кто сможет вспомнить, как вычислить уравнение окружности? Почему мы не помним свой третий день рождения, который, по словам родителей, был очень радостным, но просыпаемся в холодном поту от мучительных воспоминаний утрат, обид, предательства? Так, может, память не дар, а испытание? И тот лишь способен достичь счастья, кто может отринуть прошлое и ступить в новый день, в новую любовь с чистым разумом и чистой душой, как дитя!

Ева приехала в университет раньше обычного. Водитель, который привез ее к старинному парадному входу, сразу помчался в аэропорт встречать Натали, прилетевшую из Москвы, где она, как обычно, была на заседании благотворительного фонда вместе с Замковским Михаилом Леонидовичем. Михаил Леонидович с гордостью рассказал Натали о своем сыне, который якобы по собственной воле отправился в Уганду, помогать людям, тем самым показывая избалованным сверстникам, что личные потребности не всегда нужно ставить на первый план. Но Натали не знала, стоит ли все это рассказывать дочери, ей страшно не хотелось ворошить прошлое, отголоски которого с большим трудом она по сей день пыталась извлечь из ее нежного сердца. А Ева тем временем сидела в самом последнем ряду просторного светлого зала и, открыв учебник по философии, рисовала в своем блокноте несуществующие фантастические цветы, красиво выводила заглавные буквы английского алфавита, а потом все это черкала тонкими волнистыми линиями. Как только открывалась дверь и в аудиторию заходил кто-нибудь из ее одногруппников, она слегка приподнимала ресницы и изучающе поглядывала на вошедшего, но по тому, как грустно опускала взор на свои незатейливые рисунки, было понятно, что тот, кого она ждала, еще не пришел. Можно было подумать, что ждет она Тему, с которым весело провела вечер у Инги, но это было не так. Ева ждала Алекса – так они теперь с Ланой называли Сашу, единственного молодого человека из их группы, не удосуживавшегося еще познакомиться с Евой. Да что там познакомиться, он даже здоровался, еле заметно кивая головой, и тут же отворачивался, как будто не считал ее достойной своего внимания. Ева с первого дня была убеждена, что они найдут общий язык, а теперь обратить на себя внимание Алекса уже было делом чести и уязвлённого самолюбия. Спустя пару минут, запыхавшись, примчалась Лана и взгромоздила на свободный стул сумку, чехол от планшета и еще какие-то вещи, чтобы к ним с Евой за стол не подсела Инга. Лана страшно ревновала ее к своей подруге, а после того, как на дне рождения эта несносная девица даже не смогла вспомнить Ланиного имени, она всеми силами пыталась ограничить свое и Евино общение с этой выскочкой старостой.

– Привет, дорогая, – поцеловав Еву в щеку, произнесла Лана и, усаживаясь рядом, добавила: – Я в гардеробе столкнулась с Алексом, он был такой грустный и с огромной сумкой. Как думаешь, что он там таскает?

– С такими сумками ходят профессиональные игроки в большой теннис, – ответила Ева, изящно положив свое кукольное личико на красиво поставленную руку, и по ее игривому взгляду Лана сразу поняла, что в аудиторию вошел человек, на которого подруга хотела произвести впечатление.

– А вот и он собственной персоной, – переходя на шепот, произнесла Лана, и, глядя на вспыхнувшие щеки Евы, сощурила свои и без того маленькие глазки.

Алекс небрежно кивнул, приветствуя Еву, а она начала что-то быстро записывать в блокнот и не удостоила его ответным приветствием. А вот девушка с уже немного смывшимися сиреневыми волосами, наоборот, очень радостно встала юноше навстречу и, чмокнув как-то излишне демонстративно в щеку, громко сказала:

– Привет, я заняла для нас лучшие места, у окна сейчас солнце начнет припекать, а здесь будет приятная прохлада.

На что юноша лишь скептически пожал плечами и, эффектно откинув назад свой модный чуб, поставил сумку под стол.

Лана начала выпытывать у подруги, когда этот высокомерный красавчик уже будет сидеть с ними за столом, так как ей уже очень хотелось веселиться, желательно в дружной компании.

– Всему свое время, потерпи немного, – ответила отрешенно Ева, пристально глядя Алексу в спину.

– А какие кандидатуры ты еще рассматриваешь на роль наших друзей? – не унималась Лана.

– Лана, теннис – это же здорово, – как будто не слыша, что говорила подруга, вдруг произнесла Ева. – Я же тоже какое-то время занималась большим теннисом, у меня ракетка до сих пор имеется и наконец появился план, – переводя воодушевленный взгляд на подругу, прошептала Ева.

Но не успела Ева раскрыть всех деталей своего умопомрачительного, на ее взгляд, плана, как в аудитории появился профессор и все затихли. Не представляясь и ничего не объясняя о планах на семестр, как это обычно делали другие преподаватели, он лишь обвел студентов снисходительным взглядом, хищно улыбнулся в седые усы и, скрестив руки на груди, спросил:

– Принципы какого философа вы разделяете?

В аудитории повисла гробовая тишина, студенты заволновались, заерзали на своих стульях, начали опускать глаза, и не потому, что им нечего было сказать, а потому, что все вокруг были еще малознакомы, в воздухе витало стеснение и скованность. Это потом, через пару месяцев, в стенах этой аудитории начнут разгораться неистовые споры, молодые люди будут отстаивать свою точку зрения без тени смущения, а этот профессор станет любимым преподавателем 112-й группы, пропустить лекции которого будет дурным тоном для всех без исключения. А сейчас Виталий Михайлович неспешно прошелся по ряду и, остановившись рядом с Евой, посмотрел в ее широко распахнутые глаза и с еле заметной иронией в голосе произнес:

– Вот вы, девушка, что скажете? У вас есть любимый философ, вы пользуетесь его учением в своей жизни, может быть, есть слова, которые бы вы цитировали?

– Сейчас мне очень близка фраза Джона Локка: «Разум есть чистая доска, на которой опыт чертит свои письмена», – ответила спокойно Ева.

Как только профессор начал свое движение по ряду, девушка была уверенна, что он обратится именно к ней. Так было всегда, в школе и на лекциях в Эрмитаже, экскурсоводы в музеях, просто люди почему-то начинали рассказывать все именно ей, это было для Евы сущим наказанием. Если лектор встречался с ней взглядом, то так до конца своего повествования неотрывно читал свою лекцию, глядя ей прямо в глаза, не давая девушке отвлечься даже на секунду.

– Но почему же мы так часто заблуждаемся, если все знание можно получить из опыта? – обратился к остальной аудитории профессор.

– Позвольте мне тоже высказаться, – послышался вдруг уверенный голос с передних рядов, по легкой холодце в тембре Ева сразу догадалась, что это Александр.

Она почему-то боялась, что он начнет с ней спорить, но, похоже, Алекс просто хотел красоваться собой и своими знаниями. Он вальяжно откинулся на спинку стула, демонстрируя эффектный черный костюм, один рукав и часть лацкана которого были зелеными, и произнес:

– В «Критике чистого разума» Кант сформулировал свой знаменитый вопрос: «Что я могу знать?». То есть, по его мнению, разум способен доказать совершенно противоположные утверждения. К примеру, существование Бога и его отсутствие. Это ставит разум в тупик и говорит о его несовершенстве и ограниченности. И я с Кантом полностью согласен, ведь так можно оправдать любое свое незнание на любом экзамене, – слегка засмеявшись, закончил Алекс, – учитесь, пока я жив!

«Смотри-ка, нам с тобой везет на любителей Канта», – сдавленно хихикнув, написала Лана на листке и подвинула его подруге.

«Это знак, – написала Ева в ответ. – Быть ему нашим другом – и точка!»

Следующей парой в 112-й группе была физкультура, и, чтобы начать реализовывать свой план относительно Алекса, Ева с Ланой должны были ее прогулять. Спортивный зал находился на первом этаже прямо рядом с проходной, у которой постоянно дежурили охранники, и, следуя мимо двух новеньких турникетов, Ева, наклонившись к уху Ланы, вполголоса произнесла:

– В мужскую раздевалку идти придётся тебе, а я постараюсь отвлечь охранника, сегодня дежурит Адам, так что я что-нибудь придумаю.

– Хорошо, только, по правде говоря, я не поняла, что мне нужно выведать из содержимого сумки Алекса.

– Посмотри на его форму, если он занимается теннисом серьезно, то будет какая-нибудь нашивка клуба, может, заметишь пропуск или бейдж, – начала объяснять Ева и, увлекая Лану к окну, сверкнув на нее своими горящими от предвкушения предстоящих приключений глазами, добавила: – Нам нужно узнать, где он тренируется, я тоже запишусь в этот клуб, и тогда он не сможет меня просто так игнорировать, ну, в общем, что потом делать, я знаю.

Как только все студенты разошлись по своим аудиториям и в коридоре стало совсем пусто, девушки вышли из-за колонны, где детально разработали свой план. Ева направилась прямо к охраннику, начиная на расстоянии мило улыбаться, глядя ему в глаза, так как позади нее находилась дверь в мужскую раздевалку, в которую сейчас никем не замеченной должна была проникнуть Лана.

– Здравствуйте, Адам, – произнесла Ева, подходя на расстояние вытянутой руки к молодому мужчине, который не мигая смотрел на нее, готовый в любой момент парировать шуточки по поводу своего имени.

А девушка, не догадываясь о причине его суровости, убрала спавший на лицо локон и протянула свой пропуск:

– У меня карточка почему-то не срабатывает, вы могли бы разобраться, в чем причина.

Мужчина взял пластиковую карточку в руки и внимательно посмотрел на небольшое фото, которое не передавало всего обаяния стоящей перед ним девушки, а потом пробежался взглядом по ее имени и фамилии.

– Так, значит, вы на самом деле Ева? – сморщив свой лоб, поднимая от удивления брови, произнес охранник и засмеялся в голос.

– Да, а вы думали, что я пошутила?

Ева кокетничала так откровенно, что даже самой было за себя стыдно, но ей нужно было во что бы то ни стало заставить Адама повернуться спиной к двери мужской раздевалки, за которой несколько минут назад скрылась ее подруга.

– Ну давайте проверим, что случилось с вашим пропуском, – приятным голосом вкрадчиво произнес молодой человек, прикладывая пластиковую карточку к считывающему устройству турникета. Послышался привычный звук, загорелась зеленая стрелка, и створки турникета открылись. – Все в порядке, работает.

Ева уже не на шутку разволновалась, что говорить еще этому меланхоличному охраннику, она не знала, а Лана между тем оставалась в мужской раздевалке, тогда как Адам стоял лицом к светло-серой двери, на которой висела потешная табличка в виде силуэта тяжелоатлета с гирей в одной руке, поднятой над головой. Если он сейчас заметит Лану, то может подумать, что подруги решили что-нибудь украсть у парней. Такого позора она не переживет, сердце так сильно стучало в груди, что мешало думать. Казалось, еще мгновение, и этот симпатичный детина схватит выходящую Лану за руку и закричит: «А ну-ка, выворачивай карманы, что ты там стащила?». К счастью, в эту секунду Ева, стоявшая напротив Адама, с облегчением вздохнула, она наконец придумала, как его выманить на свою сторону, тем самым заставить встать спиной к двери, что даст Лане возможность незаметно выйти.

– Понимаете, когда я захожу в институт, она срабатывает, а вот выйти не всегда получается, – улыбаясь, склонив голову набок, произнесла девушка, приглашая движением руки мужчину перейти на другую сторону турникета. Как только он поравнялся с Евой и проверил ее пропуск, девушка услышала позади себя еле слышные шаги подруги и, забрав пластиковую карточку из рук охранника, весело сказала:

– Ой, да вы просто маг и волшебник, все в миг исправили, – и тут же хотела бежать к Лане, но Адам остановил ее, осторожно взяв за руку, чуть выше тоненького запястья.

– Если уж я такой волшебник, так, может, заслужил твой номер телефона? – неожиданно переходя на «ты», произнес молодой человек, но в этот момент в нагрудном кармане его куртки послышался тональный сигнал рации, и он, отпустив Евину руку, достал устройство, из которого доносилось шипение и непонятные слова, похожие на бульканье и гудение.

– Принял, – ответил охранник и быстро направился к выходу.

Ева, радостно обнимая выбравшуюся на свободу Лану, в нетерпении спросила:

– Ну, удалось что-нибудь узнать?

– Знаешь, я, может, не очень разбираюсь в теннисе, но вещи, которые лежат в сумке Алекса, мало похожи на спортивные.

– Теннисную форму разрабатывают разные дизайнеры, иногда такого могут наворотить, что сложно поверить, что она предназначена для спорта. Ты лучше скажи, эмблемы или логотипы клуба на этой форме были? – внимательно глядя на раскрасневшуюся от несвойственных для нее действий подругу, спросила Ева.

– Да, эмблема была на куртке, я ее сфотографировала, – ответила Лана, и они вдвоем уставились на экран телефона, где их взору предстала ярко-красная эмблема, на которой был изображен желтый диск в горизонтальной плоскости и стоящие на нем две буквы того же цвета – «Д» и «П». Внизу, по краю эмблемы, эта аббревиатура была расшифрована, но надпись была такой мелкой, что, как ни старались девушки раздвинуть экран, чтобы увеличить ее, прочитать им так и не удалось. Еве показалось, что она уже видела где-то эти символы, она еще какое-то время силилась вспомнить, повторяя в уме: «ДП», «ДП», но водоворот дальнейших событий быстро отвлек ее от этих мыслей.

По дороге в аудиторию девушек догнала Инга, она сообщила, что неизвестный воришка вернул аккумулятор на место, но Валентина Ивановна все равно в плохом настроении и просила не опаздывать на ее пару. Тут Ева вспомнила про Тему, который должен был провести свой важный эксперимент. Несколько дней его в университете не было, но Ева чувствовала, что он побаивается своей матери, и поэтому надеялась увидеть его сейчас на лекции по политической географии и не ошиблась. Когда девушки переступили порог аудитории, Валентина Ивановна недовольно глянула в их сторону и сухо произнесла:

– Поторопитесь, мы уже начинаем.

Ева встретилась взглядом с Темой. Он сидел у окна, как-то сильно развалившись, подпирая голову рукой, локоть которой доходил до середины стола. Юноша ничего не выражающим взглядом скользнул по Евиному лицу и опустил глаза в тетрадь, лежащую перед ним, а она по его потухшему взору сразу поняла, что эксперимент, на который возлагал большие надежды этот излишне веселый юноша, явно не удался. Подавленный, он выглядел так неестественно, что Еве, привыкшей сопереживать своим друзьям, захотелось его поддержать, хотя бы написав ему утешительное смс. Однако юноша не поворачивал даже головы в ее сторону, а Ева, вечно купающаяся во всеобщем обожании, никогда не проявляла инициативу первой. В конце лекции Валентина Ивановна сообщила, что завтра на первой паре состоится тест, который она традиционно проводит, чтобы проверить уровень знаний ее новых студентов, и отсутствие кого-либо на этом занятии будет означать согласие на неудовлетворительную оценку.

Как только Соловьева (так стали называть Валентину Ивановну первокурсники) вышла из аудитории, поднялась староста и негромко, заговорщическим тоном произнесла:

– Мне друзья со второго курса дали вопросы этого теста, кто хочет их получить, напишите свой e-mail, я все пришлю вам на почту.

Вокруг началась суета, и Ева вышла из аудитории. Она подумала, что если ей сильно понадобятся эти вопросы, то она попросит Лану раздобыть их у старосты, а может, вообще попытается написать тест своими силами. И когда уже, минуя гардероб, девушка направилась к выходу, ее кто-то окликнул. Ева обернулась и увидела позади себя Тему, его грустные глаза казались еще печальнее на фоне широкой белозубой улыбки. Юноша достал из ушей беспроводные наушники и, небрежно сунув их в карман брюк, спросил:

– Ева, ты не будешь против, если я провожу тебя домой?

– Проводи, я живу на Крестовском, – ответила девушка так спокойно, без малейшей тени жеманства, что Теме показалось, будто они с Евой старые друзья. Она смотрела на него очень прямо и говорила уверенно, и Тема нашел в этом спокойствии благосклонность, не зная, что так девушки обычно демонстрируют отсутствие любовного интереса.

– У нас с тобой много общего, – радостно заявил Тема.

– Это что, например?

– Мы не стали пользоваться услугами старосты относительно предстоящего теста, и оба живем на островах, ты на Крестовском, а я на Васильевском.

– Ну прямо тьма-тьмущая общего, – засмеялась Ева, отдавая юноше свою сумку с планшетом.

Какое-то время они шли молча, Тема несколько раз тяжело вздохнул, и Ева не выдержала и задала вопрос, мучавший ее уже несколько часов:

– Судя по твоему настроению, новомодный робот не оправдал твоих ожиданий?

– Да, шесть месяцев работы оказались бесполезной тратой времени, да еще и маман узнала, что я аккумулятор стащил.

– И что она сказала?

– Сказала, что теперь у нее нет сына, потому что сын-вор ей не нужен.