В горниле революций и войн: Украина в 1917-1920 гг. историко-историографические эссе

В концентрированном виде большевистская платформа, стратегическая линия была намечена в ленинской работе «Задачи пролетариата в нашей революции», хорошо известной как «Апрельские тезисы». Это была выстроенная система взаимосвязанных мер, реализация которых позволяла обществу подняться на качественно более высокую ступень, разрешить злободневные вопросы момента (такие, как окончание войны демократическим миром) и осуществить переход к социалистическому строительству как важнейшему условию решительного прорыва на пути социального и национального прогресса.

Революционная программа с одобрением воспринималась большинством членов РСДРП(б) практически всех партийных организаций, бралась ими на идеологическое вооружение и активно пропагандировалась. Так происходило в партийных организациях Харькова, Екатеринослава, Луганска, многих населенных пунктах промышленного Левобережья и Юга Украины. Однако были и исключения.

В Киеве усилиями Г. Пятакова и его сторонников – Е. Бош, Н. Лебедева, В. Быстрянского, М. Зарницына и др. – ленинскому документу была противопоставлена «Платформа Киевского комитета РСДРП» («Киевская платформа»). Ее основная идея заключалась в том, что развитие производительных сил и социальная мощь пролетариата не достигли в России того уровня, когда в порядок дня может быть поставлена социалистическая революция. Вся политическая работа большевиков должна была сводиться только к реализации Программы-минимум РСДРП, рассчитанной на этап буржуазно-демократической революции[81]. Вопреки усилиям М. Савельева (Петрова), Е. Розмирович, некоторых других большевиков, решительно выступивших в поддержку ленинского стратегического плана, против попытки затянуть его обсуждение (по существу – сорвать), Г. Пятакову удалось провести решение о посылке на VII конференцию РСДРП(б) лишь своих сторонников с императивным мандатом – руководствоваться на форуме «Киевской платформой». Так формировалась по существу самая масштабная в партии, стране оппозиция ленинским тезисам. И хотя взгляды Г. Пятакова были отвергнуты подавляющим большинством делегатов общепартийного форума, понадобилось еще некоторое время, чтобы ленинский план был полностью одобрен Киевской организацией РСДПР(б)[82].

Не без «шероховатостей» произошло сплочение киевских большевиков и на основе национальной программы партии. Но и в этом аспекте, преодолев нигилистические взгляды некоторых руководящих работников, удалось достигнуть понимания всей важности резолюции VII (Апрельской) конференции РСДРП(б) по национальному вопросу и использовать ее положения в практической деятельности. А это было чрезвычайно важно именно в Киеве – центре деятельности всех украинских партий.

Надо сказать, что большевики имели в своем распоряжении научно обоснованную, всесторонне проработанную программу решения национального вопроса. Марксистское положение о том, что не может быть свободен народ, угнетающий другие народы, что социальное освобождение пролетариата немыслимо без ликвидации национального угнетения, без свободы и равноправия всех народов, являлось краеугольным камнем тактики РСДРП(б) в национальном вопросе. «Полная свобода отделения, самая широкая местная (и национальная) автономия, детально разработанные гарантии прав национального меньшинства» – так определил В. Ленин основные положения программы революционного пролетариата в национальном вопросе в работе «Задачи пролетариата в нашей революции»[83].

Важнейшим требованием ленинской национальной программы было национальное объединение, сплочение трудящихся страны, обуславливавшиеся едиными для всех районов России экономическими и политическими факторами, общностью интересов и целей борьбы.

Руководствуясь этими идеями, большевики Украины рассматривали национально-освободительное движение как составную часть борьбы за победу социалистической революции. Именно с этих позиций они подходили и к оценкам отношения к важнейшему вопросу общественной жизни представителей других лагерей – либерально-реформистского и национально-государственного.

Естественно, правота, эффективность, как в данном вопросе, так и в остальных программных положениях и стратегических расчетах, обусловленных ими лозунгах, конкретных тактических шагах проверялась в горниле революционных сражений, в каждодневной практике.

Последняя же таила в себе немало сложностей, противоречий не только на главенствующем – социальном и общероссийском срезе противоборства, но и на региональном.

В Украине это было связано прежде всего с феноменом возникновения и деятельности Украинской Центральной рады. Латентно накатившаяся за многие годы и десятилетия освободительная энергия буквально вынесла ее на вершину общественной жизни в первые же дни после свержения самодержавия. Уже 3–4 марта на собрании представителей украинских партий и различных общественных организаций было решено образовать координационно-политический центр, формирование которого заняло несколько дней. Есть основания считать, что в основном оно завершилось 7 марта[84], а новообразование получило название Украинской Центральной рады.

Председателем Рады заочно был избран М. Грушевский – безусловно, самый авторитетный и влиятельный к тому моменту общественный украинский деятель, выдающийся ученый-историк. Особую популярность он приобрел своей многолетней последовательной борьбой за возрождение украинской государственнической традиции, научное воссоздание истории украинского этноса, украинского народа. Приступив к исполнению своих обязанностей с возвращением из Москвы, где ему довелось завершать ссылку, в марте 1917 г., М. Грушевский не оставлял их вплоть до последнего дня существования этого органа.

Заместителями председателя были избраны Ф. Кржижановский – кооператор, затем лидер Украинской трудовой партии Д. Дорошенко – историк, один из лидеров Товарищества украинских постепеновцев. Товарищем председателя (практически также заместитель) стал Д. Антонович (член УСДРП), писарем С. Веселовский (член УСДРП), казначеем В. Коваль (кооператор, позже – украинский трудовик). Практически сразу Дорошенко отказался от своей должности и вообще от участия в Центральной раде. Его сменил В. Науменко – общественный и педагогический деятель, впоследствии один из создателей Украинской федеративно-демократической партии.

В первые дни фактическое руководство Центральной радой осуществлял Кржижановский, сдав свои полномочия Грушевскому 13 марта 1917 г. Организационную работу вел Антонович [85].

Грушевский сразу же принялся за выработку платформы (программы) дальнейшего поступательного движения украинства. В ряде научно-публицистических работ, оперативно выпущенных в виде небольших брошюрок («Великий момент», «Откуда пошло украинство и куда оно идет?», «Кто такие украинцы и чего они хотят?», «Какой автономии и федерации хочет Украина» и др.) историк достаточно основательно и в то же время популярно изложил стратегические требования и тактику достижения целей национального движения. Это, собственно, было общее мнение лидеров украинских партий, Центральной рады.

Издавна считавшие самодержавие оплотом социального и национального гнета М. Грушевский, В. Винниченко, С. Ефремов, В. Прокопович, А. Никовский и другие политические лидеры украинского движения расценили Февральскую революцию как начало принципиально нового этапа в развитии, преобразовании бывшей «тюрьмы народов». Они считали, что наступил момент превращения абсолютистского централизованного государства в демократическую, децентрализованную, федеративную республику (союз национально-территориальных самоопределяющихся образований).

Потому исходной позицией лидеры Центральной рады определили заботу о необратимости начавшихся в Феврале процессов, обеспечении вклада всей нации в общее дело торжества демократии в России. Это прямо корреспондировалось с одним из краеугольных камней тогдашних представлений о сущности государственного устройства – «народоправство», то есть, народная власть, демократия, или, иными словами, – социализм (каждая украинская партия имела это определение в качестве обязательного в своем названии).

В самых общих чертах стратегию Украинской национально-демократической революции и государственного созидания М. Грушевский очень четко сформулировал в одной из первых статей 1917 г. – «Свободная Украина» («Вільна Україна»). «Требование народоправия и подлинно демократического строя на Украине в отделенной, несмешанной автономной Украине, связанной только федеративными узами то ли с иными племенами славянскими, то ли с другими народами и областями Российского государства, – это старый наш лозунг, – отмечал Глава Центральной Рады.

…Несомненно, он останется той сердцевинной политической платформой, на которой будет идти объединение жителей Украины без различия слоев и народностей. Средней между программой простого культурно-национального самоопределения народностей и требованием полной политической независимости»[86].

Глава Центральной рады пытался убедить всех тех, кто был способен логично мыслить и действовать (и украинцев, и русских), в целесообразности, взаимовыгодности, выигрышности отстаиваемого варианта достижения гармоничных отношений двух соседних народов.

Предоставление автономии Украине, по мнению М. Грушевского, не только не привело бы к ослаблению общероссийского государства, к его распаду, чего панически боялась и чем всех так грозно пугала русская элита, а, наоборот, – усилило бы тягу автономных национально-государственных образований к сплочению вокруг исторически сложившегося центра, к осознанному объединению (а в результате, понятно, – умножению) усилий для совместного решения назревших проблем, продвижения по пути прогресса.

Идеологи Украинской революции полагали, что при демократических порядках в автономном образовании можно будет эффективно реализовать интересы этнического большинства каждой территории, воплотить в конкретную политику его волю, не входя в серьезные противоречия с национальными меньшинствами. В результате полная стратегическая национально-государственная формула приобретала следующий вид: широкая национально-территориальная автономия Украины в федеративной демократической республике Россия[87].

Лапидарно программу украинского национального движения В. Винниченко формулировал ясно и определенно: «Народоправие, широкое местное самоуправление, управление хозяйственной и политической жизнью местными силами, точное определение прав и обязанностей целого государства и автономной единицы…» [88]

Вера в обязательное, неизбежное торжество демократии лежала в основе расчетов на то, что желаемого результата можно будет достичь почти автоматически, избежав конфликтов, даже исключая напряжение. Лидеры Украинской революции были убеждены, что общероссийская демократия, верная провозглашенным принципам, не должна была противиться волеизъявлению украинской нации и просто обязана была по достоинству оценить стремление украинцев не сепарироваться от русской, других наций бывшей империи, а искать общую базу для единых действий, упрочения федеративного государства. Получая возможность таким образом распоряжаться своей собственной судьбой, точнее – решать большинство важнейших вопросов самостоятельно, через автономные демократические органы власти, украинцы одновременно через принадлежность к федерации могли иметь и вполне ощутимые выгоды. Они бы пользовались преимуществами, которое имеет крупное государство на международной арене, эффектом от концентрации в единой государственной системе людских и материальных ресурсов. Поэтому федеративному центру логично было делегировать полномочия на проведение учитывающей интересы автономных образований внешней политики, строительство общих вооруженных сил, обеспечение функционирования единой финансовой системы, системы связи и путей сообщения, возможно, на решение и некоторых других важных для жизнедеятельности совместного государственного организма вопросов. Чрезвычайно важным представлялось и то, что при такой модели развития событий не разрывались бы живые экономические, политические, духовные связи, налаживавшиеся веками, – иное дело, что предстояло устранить имевшиеся тут перекосы и деформации[89].

Именно торжество демократии (ее высшим идеалом представлялось Учредительное собрание) должно было обеспечить такой прогресс в децентрализации бывшей империи, при котором определенные территории, на которых сложилось преобладание этнического элемента, получат право в собственных пределах вести дело сообразно с местными, национальными условиями и интересами (национально-территориальная автономия – ограниченное местное самоуправление, венчаемое представительным органом – Украинский сейм – аналог Учредительного собрания). Означенное представлялось хорошей и достаточной основой для решения проблемы, которая именовалась украинским вопросом. Ставя его в прямую зависимость от развития прогрессивных по содержанию событий в стране в целом, лидеры украинского движения не только не стремились противопоставить перспективную автономную Украину центрам России, а наоборот, с их деятельной помощью (демократической гарантией), не разрывая наработанных веками экономических, политических, идеологических, духовных и иных связей и традиций, достичь издавна вынашиваемой цели – найти возможности, пути к как можно более полновесной национальной самореализации в семье славянских народов (если «не заглядывать» в более далекую перспективу). Сущность стратегической цели, на которую ориентировалось украинство, излагалась М. Грушевским предельно четко и откровенно: «Украинцы не имеют желания от кого-либо отделяться, отгораживаться – они хотят только, чтобы им и всем гражданам Украины была возможность управлять краевыми делами, определять судьбу края без всяких вмешательств со стороны и без возможности таких вмешательств. Они сознают свои силы и способности и уверены в том, что когда край будет иметь свободу и будет гарантирован от всяких сдерживаний и вмешательств извне, он будет развиваться настолько сильно и успешно, что ему не нужно будет каких-либо искусственных ограждений от чужих влияний или конкуренций»[90]. А принадлежность к великой и могучей державе позволяла бы эффективно воспользоваться ее очевидными преимуществами на международной арене, особенно важными в условиях продолжения мировой войны.

Весьма примечательно и то, что обозначенная перспектива была для лидеров Украинской революции не скороспелой, сиюминутной реакцией на сложившуюся ситуацию, видением только «близлежащих возможностей». Их воззрения – свидетельство того, что они, как наследники славных освободительных традиций кирилло-мефодиевцев, сохранили верность выношенным идеям славянской федерации. Торжество Российской революции, федеративное переустройство государства они считали важнейшей стратегической целью, открывающей путь к реализации давних замыслов европейского масштаба. «Я твердо верю, да и не один я, – убеждал М. Грушевский, – что великая революция российская, только бы ее защитить от упадка и анархии, – очень повлияет на политическое переустройство всей Европы, на ее превращение в Европейскую федерацию. О такой федерации думали издавна политики и специалисты государственного права: они считали ее логическим выводом со всего дальнейшего развития европейской жизни. Она только казалась очень далекой до последних событий – так как теперь кажется близкой и осуществимой. И вот почему я и другие нисколько не озабочены полной политической независимостью Украины, не придаем ей никакого веса. Для ближайшего времени вполне достаточно широкой украинской автономии в федеративной Российской республике. А в будущем, надеемся, эта республика войдет в состав федерации европейской, и в ней Украина станет одной из наиболее сильных, мощных и надежных составляющих частей – одной из опор этой Европейской федерации» [91].

Думается, есть немало оснований утверждать, что такой четкой, конкретной программы к тому моменту не смогла выработать ни одна политическая сила в России.

Достаточно вспомнить, что Временное правительство, поспешившее провозгласить страну демократической республикой, не удосужилось ни принять сколько-нибудь целостной, внятной концепции своей деятельности, ни хотя бы принципиально определиться относительно животрепещущих вопросов момента – об окончании войны и заключении мира, об отношении к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, о созыве Учредительного собрания и конфигурации органов исполнительной власти. Полная неопределенность оставалась в аграрном, национальном вопросах, всячески тормозилось принятие рабочего законодательства[92].

Даже сравнительно более мобильные образования – порождения революционного творчества – Советы оставались долгое время в состоянии поиска приемлемой платформы. Ни мартовское совещание Советов в Петрограде, ни Первый Всероссийский съезд Советов в июне 1917 г. не смогли преодолеть разнобоя в подходах участников к назревшим проблемам жизни страны [93].

Хотя по объяснимым причинам, но все же только к концу апреля (Седьмая (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП(б), Петроград) смогли в общем и главном прийти к единству мнений большевики, совсем непросто воспринявшие курс на переход от буржуазно-демократической революции к социалистической[94]. Впрочем, и в последующем тут не обошлось без определенных трений.

Естественно, никакой речи не могло быть о полном согласии во взаимоотношениях и координации позиций на ближайшую и отдаленную перспективу между общероссийскими партиями (Партия народной свободы (кадеты), меньшевики, эсеры, бундовцы и др.)[95].

Глава Центральной рады М. Грушевский, его тогдашний ближайший сподвижник В. Винниченко, их соратники выполнили в тот момент очень важную, можно сказать – исключительную, историческую миссию (на такую роль, кроме них, вряд ли вообще кто был способен в украинском политикуме) – они в кратчайшие сроки смогли убедить самые широкие слои нации в том, что предложенный ими вариант научно обоснован, логичен, реально вполне осуществим, продуктивен. Грушевский адаптировал для сознания украинца с двухклассным церковно-приходским образованием теоретические выкладки сложнейших вопросов о возможных государственных системах (их преимуществах и недостатках), о различных вариантах политических конструкций государств и, как абсолютно обоснованный вывод – требования широкой национально-территориальной автономии в федеративной демократической республике России. Именно этой цели он и подчинил все свое творчество и всю организационно-политическую деятельность.

* * *

Революционные времена, с их скоротечностью, спрессованностью событий, не позволяют силам, берущим на себя авангардную роль, долго доказывать правоту своих теоретических воззрений и построений. Платформы, концепции, программы проходят быструю апробацию жизнью. Приобретающие все больший опыт массы зачастую буквально в считанные дни выносят свои неумолимые вердикты партиям, их поведению, их лозунгам. Сравнительно быстро слетает с сущности предлагаемых курсов пропагандистская шелуха, обнаруживается политическая мимикрия тех, кто рядится в модные, популярные словесные наряды с целью прикрытия своих целей, на деле расходящихся с красивыми обещаниями.

Короткий по историческим меркам период между Февралем и Октябрем продемонстрировал динамику развития революционного сознания масс, необходимости оперативной выработки способности объективно оценивать позиции и действия политических сил, лагерей, примыкать к движениям, в наибольшей степени ориентированным на решение самых насущных, самых животрепещущих проблем, концентрирующихся на главных направлениях – обеспечении социального и национального прогресса, или хотя бы приближении к обеспечению условий, позволяющих преодолеть системный кризис, переломить негативные тенденции, вывести на открытую дорогу позитивных преобразований.

Временное правительство, от которого ожидали решительных, по-настоящему революционных мер, направленных на разрыв со вчерашними, самодержавными порядками, принципиальное дистанцирование от них, оказалось в положении несоответствия вызовам эпохи, народным чаяниям, более того – в противоречии даже с объявленными смутными обещаниями.

Заявив о том, что первейшей задачей является созыв Учредительного собрания, правительство очень медленно «раскачивалось», вступив на путь откровенных проволочек, параллельно пытаясь закрепить позиции цензовых элементов страны, противодействовать активизации масс, подъемам революционной волны. Признать такую линию прагматичной вряд ли можно, поскольку искусственное затягивание с реальными шагами по внедрению в жизнь идеала, с которым многие и многие связывали будущее страны, ее народа, оборачивалось нарастанием массового недовольства. Ведь перманентно отодвигалась и перспектива решения социально-экономических проблем, прежде всего аграрной, а также национальной, которые Временное правительство, поддерживающие его круги отказывались решать до созыва Учредительного собрания.

Жизненно важными, неотложными были вопросы войны и мира. Все правительственные партии и организации (прежде всего – либералы, меньшевики, эсеры), соглашательское руководство большинства Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов выступали за продолжение войны до победного конца. Такая линия привела за короткое время (апрель-июль 1917 г.) к трем кризисам Временного правительства, перетасовкам (вариантам коалиций) в его составе, которые не только не завершались поворотами в стадию поиска эффективных, рациональных решений, а лишь каждый раз приводили к обострению общественных противоречий, усугубляли политическую ситуацию, оборачивались новыми репрессивными мерами против революционных сил, нарастающих массовых выступлений. Особенно активизировались антиреволюционные силы в после-июльский период. Восстановление смертной казни на фронте, запрет и преследования левых партий, разгул цензуры – самые наглядные примеры политического пейзажа тех дней.

Надо сказать, что лидерам Украинской революции практически не довелось затрачивать больших усилий для убеждения широких слоев украинства в правоте избранного курса, хотя в пропагандистской работе сыграл свою роль талант В. Винниченко, С. Ефремова, В. Прокоповича и др. Оказалось, что это именно те чаяния, которые веками внутренне вынашивались и к которым инстинктивно стремилась почти вся нация. В этом свете в значительной мере становится понятной та последовательность, с которой Центральная рада, получив от народа своеобразный мандат доверия, стремилась претворить в жизнь автономистско-федералистскую программу в своих трех первых Универсалах, принципиально ее отстаивала во взаимоотношениях с Временным правительством.

Типичной для 1917 г. стала картина: любого уровня собрания (вплоть до сельских сходов) обязательно избирали своим почетным председателем главу Украинской Центральной рады (так велик был авторитет М. Грушевского, даже портрета которого большинство украинцев никогда не видели, но о взглядах были уже наслышаны), а резолюции принимались в полном соответствии с пропагандируемой им платформой. В этих условиях даже бывшая Украинская народная партия, изменившая весной название на Украинскую партию самостийников-социалистов, во главе с Н. Михновским официально объявила о своей приверженности автономистско-федералистскому курсу[96]. Самостийнические лозунги раздавались очень редко, а соответствующие надписи на транспарантах и флагах демонстрантов «тонули» в море призывов, сформулированных М. Грушевским [97].

Доминирующие настроения той поры очень образно передает Винниченко, доказывающий, что в один миг исчезли все иные политические ориентации, кроме одной: «Всероссийская революция, Справедливость… За 250 лет пребывания в союзе с Россией, – с неподдельным пафосом, вдохновением пишет он, – украинство впервые в эти дни почувствовало себя в России дома, впервые интересы этой бывшей тюрьмы стали близкими, своими.

Мы стали частью – органической, активной, живой, желаемой частью – единого целого. Всякий сепаратизм, всякое отделение от революционной России считалось абсурдным, бессмысленным. Для чего? Где мы найдем больше того, что теперь мы имеем в России? Где во всем мире есть такой широкий, демократический, всеохватывающий строй? Где есть такая неограниченная свобода слова, собраний, организаций, как в новой великой революционной державе? Где есть обеспечение права всех угнетенных, униженных и эксплуатируемых, как не в новой России»[98].

Абсолютным торжеством таких настроений стали итоги работы Всеукраинского национального конгресса (съезда), состоявшегося в Киеве 6–8 апреля 1917 г. Обсудив наиболее животрепещущие проблемы переживаемого момента, делегаты пришли к единодушному заключению:

«1. Согласно историческим традициям и современным реальным потребностям украинского народа съезд считает, что только широкая национально-территориальная автономия Украины обеспечит потребности нашего народа и всех других народностей, живущих на украинской земле.

Что такое автономное устройство Украины, а также и других автономных краев России, будет иметь полные гарантии в автономном строе.