Эра Креативности

Таким образом, умение находить решение творческих задач оказывается связанным со сложным комплексом психологических действий, куда относятся не только мыслительные навыки в их логических и ассоциативных проявлениях, но и серьезный блок личностных характеристик и отношений (представления о себе, творчестве и др.), а также особая рефлексивная работа по изменениям и тех (мыслительных), и других (личностных) действий. Говоря другими словами, нахождению творческих решений со-масштабен не ум человека, а его сложная психологически многогранная активность (рефлексивно-творческое усилие), состоящая из разных этапов и протекающая на разных (осознанных и неосознанных) уровнях.

Создание значимых для развития цивилизации продуктов. Уметь находить творческие решения, действовать в ситуации неопределенности – можно ли считать это полноценным проявлением креативности? На взгляд немалой части авторов – нет. С их точки зрения, проявления креативности – это только те открытия (произведения), которые меняют или ускоряют ход развития цивилизации (стран, сообществ) [23]. В конце концов, мы учимся решать нестандартные задачи даже в школе, на предметных олимпиадах. В результате творческого процесса должен быть создан не просто новый продукт, а продукт культурно (социально, общественно) значимый. Более того, оставить след в жизни больший, чем просто воспоминания, в какой-то момент времени может стать принципиальной жизненной задачей человека, что также поставит вопрос о значимости сделанного им. Этот след может носить характер «персонализации» (личностных вкладов в других людей) или «культурализации» (объектов материальной или духовной культуры) [10], а также отличаться по уровням проявления и масштабу – от рожденных детей (физический уровень) и их воспитания (социальный уровень) до результатов профессиональной деятельности (теорий; изобретений; произведений искусства и т. д.) и вклада в общечеловеческие ценности [3].

Тогда абсолютно естественной кажется линия исследований, посвященных выявлению закономерностей уже состоявшихся открытий или созданных и принятых обществом произведений. Одно из последних крупных исследований, посвященных анализу процессов создания заметных творческих продуктов конца ХХ века, было проведено М. Чиксентимахайи [23]. Он подчеркивал, что настоящая креативность связана с изменением какого-то аспекта культуры и официальным признанием этого заинтересованными сообществами. Это означает, что особое значение имеют последние (после инсайта) этапы творческого процесса (автор опирался на модифицированную пятиэтапную схему Г. Уоллеса) – «оценки» и «оттачивания». Оценка – это взвешивание перспектив открывшейся идеи, а ее оттачивание – это нахождение формы ее представления заинтересованным сообществам людей; оба эти процесса могут быть весьма продолжительными (если не самыми!) и затратными по усилиям. Именно от них зависит, удастся ли идее стать значимой для других, поэтому в выводах данного исследования особенно подчеркиваются такие факторы, как «удача» (оказаться вовремя в нужном месте) и «экспертные сообщества» (признанные специалисты-профессионалы).

Периоды после создания творческого продукта могут быть не только продолжительными, но и весьма опасными, поскольку оценки представителей различных сообществ могут иметь разрушительные последствия для идеи и карьеры авторов. Дж. Кэмерон, автор еще одного бестселлера про творчество – «Путь художника», рекомендует тщательно подбирать круг «допущенных» к своим творческим идеям людей (близкий вывод об ориентации на единомышленников есть и в работе М. Чиксентимихайи) и весьма внимательно следить за сохранением собственных психологических границ [8]. Собственно, о важности очень тонких и аккуратных отношений человека с господствующими представлениями, по сути, много говорится и в знаменитом исследовании «самоактуализирующихся людей» А. Маслоу. Среди 15 описанных им признаков немалая часть посвящена именно «границе» человека с социальным окружающим миром – таких, как принятие себя и других, автономия и независимость от окружения, осознанное отношение к социальным и культурным нормам, философское чувство юмора11…

Получается, что если понимать креативность как создание «культурно-значимых» (в широком смысле этого слова) продуктов, то мы наблюдаем серьезные требования не только к уровню творческой активности человека в процессе разработки этого продукта, но шире – к его социальной и культурной компетентности, без которой оказывается очень трудно «прописать» в жизнь свои результаты.

Мотивация выбора творческой задачи (мотивация интереса). Очевидно, что представленные выше понимания креативности предъявляют высокие требования: как к нахождению человеком нестандартного решения, так и к его дальнейшему оформлению и продвижению… Очевидно, что пока мы практически не приближаемся к видению возможностей появления «массовой креативности», оставляя творчество в качестве весьма особой элитарной возможности. Кроме того, представленные выше модели кажутся недостаточными и по другой причине: как ни странно, используемые ситуации исследования не очень переносимы в массовую жизненную практику! Действительно, в экспериментах с решением «малых творческих задач» испытуемых в проблемную ситуацию погружал экспериментатор, он же оценивал их гипотезы с точки зрения соответствия нормативному решению, настаивал на продолжении работы до ее успешного завершения. Или мы уже заранее знаем, что именно открыл ученый (создал писатель, художник), чем он горел, – и смотрим, как он преодолевал многочисленные препятствия на пути к своей истине, сделавшей его знаменитым… Однако мы прекрасно понимаем, что в нашей практической жизни почти всегда все не так. Никто не информирует о встрече с важной для нас творческой задачей, не дает четкую оценку «правильно – неправильно» (скорее, наоборот, в нас интенсивно поддерживают стереотипные решения), никто не заставляет нас двигаться «до конца», да и задачи нашей текущей жизни вроде бы вряд ли претендуют на знаменитость и культурную значимость… А это значит, что необходимо искать и другой аспект креативности – откуда появляется (зарождается) стремление к творчеству, что помогает людям встать на этот путь и идти по нему, опираясь только на свои весьма туманные образы и почти не представляя, что ждет его в конце поиска… Это вопрос о внутреннем «двигатели креативности», о творческой мотивации, о внутренних факторах превращения человеком кажущихся обычными жизненных задач в творческие.

В серии экспериментов известного российского психолога В. Петровского, проведенных в 80-х годах ХХ века, исследовались тенденции выбирать рискованные цели при отсутствии к этому каких-либо побуждений извне [12]. Испытуемым необходимо было следить за двигающимся с постоянной скоростью объектом, переходящим из «видимой» в «невидимую зону», и останавливать его в выбранном ими диапазоне последней. В «невидимой зоне» также был отмечен диапазон, останавливать точку в котором было нельзя. Исследовалось, насколько близко испытуемые располагали «зону остановки» точки к «запретному диапазону», что показывало их готовность рисковать. Риск носил «бескорыстный» характер – то есть он никак не поощрялся, поскольку «официально» эксперимент посвящался совсем другому. Тем не менее в среднем около 20% испытуемых выбирали именно рискованную стратегию. В. Петровский увидел за этим не просто некие личные черты «склонности к риску» ряда испытуемых, а принципиальный психологический механизм проявления субъектности человека. Он назвал это «неадаптивной (надситуативной) активностью» – действиями, проявляющими внутренние мотивы человека проверить себя, узнать себя в новых, рискованных обстоятельствах (позже В. Петровский обозначил такие ситуации как решение «задач на я возможное»). Близкая по духу серия экспериментов несколько ранее был проведена другим известным российским психологом Д. Богоявленской12. Предлагавшиеся испытуемым математические задачи имели два решения, но о наличии второго – более глубокого и обобщенного – не сообщалось. Тем не менее находилась группа решавших, которая интуитивно открывала такую возможность и не могла остановиться, не найдя второго решения, хотя опять же внешне это в эксперименте никак не стимулировалось [2].

Подтверждение, что обнаруженные феномены носят универсальный характер, можно найти и в исследованиях зарубежных психологов. В исследованиях «уровня притязаний» знаменитого американского психолога К. Левина показано, что большинству людей свойственно выбирать более трудную задачу после успешного решения предыдущей, но с которой он надеется справиться (не резкий рост сложности). А в знаменитом законе Йеркса – Додсона, выведенном двумя английскими учеными еще в начале ХХ века, сформулирована концепция «оптимума мотивации». Согласно ей, самый частый случай успешных решений связан с сочетанием «средняя по трудности задача – средний уровень мотивации» (чтобы успешно многократно решать «слабые задачи», нужен, наоборот, высокий уровень мотивации, иначе эффективность быстро падает «от скуки»).

Сделаем, однако, серьезный скачок во времени, к работам 80-х годов ХХ века уже неоднократно упоминавшегося выше М. Чиксентмихайи. Его особый вклад в науку заключается в том, что он экспериментально показал ассоциирующиеся у людей с моментами счастья особые «потоковые переживания», для которых характерны захваченность управляемым движением к привлекательному результату, исчезновение «чувства я» и потеря чувства времени. Принципиально, на чем М. Чиксентимихайи настаивает в разных работах, что возникать такие состояния могут только при выборе человеком сложных и одновременно посильных задач («оптимум мотивации» (!)), хотя это и не является единственным условием. Более того, он обобщает, что «радость зависит от возрастающей сложности деятельности…», а «рост сложности является ценностью человеческого развития…» [24]. То есть можно предположить, что подобные выходы человека в такие «зоны самопроверки», где возрастает сложность его деятельности и «мерность» внутреннего мира, являются ключевым способом развития… Безусловно, ради научной точности необходимо сказать, что о важнейшей роли захватывающей человека творческой деятельности раньше работ М. Чиксентимихайи писал знаменитый советский психолог С. Л. Рубинштейн13 и его ученики [1].

М. Чиксентимихайи подчеркивает и еще один принципиально важный разворот темы мотивации творчества (перекличку с которой мы находим и у ряда других авторов) – ориентацию человека не только на результат, но и на процесс «потоковых переживаний», который обретает самостоятельную ценность. Получается, нам важно не только решить привлекательную и трудную задачу, но и прожить в процессе решения моменты счастья предельного напряжения своих творческих сил! По сути, к близкому выводу пришел и Т. Голви, один из известных консультантов в сфере менеджмента и создателей коучинга: в своих работах он пишет о том, что в событиях нас больше всего удовлетворяют три вещи – новый продукт (результат), приобретение нового знания (умения) и удовольствие от самого процесса [4].

Когда мы попадаем в события, захватывающие нас и позволяющие выйти за собственные пределы, с удовольствием открыть в себе новые возможности и стать больше, чем мы были раньше, одновременно достигнув результатов или создав продукты «повышенной сложности» (которых мы раньше не достигали и которые не создавали), – мы можем считать такие события творческими. Соответственно, мы можем предположить, что существует определенный внутренний настрой на такие события – когда мы хотим оказываться там, где у нас получится создать новое и мы получим радость от процесса. Такую «мотивационную единицу» творчества можно назвать очень популярным в обыденной жизни, но почему-то практически неиспользуемым в психологической науке словом «интерес» (анализируя подобные феномены ранее, один из авторов этой книги раскрывал в кандидатской диссертации подобные мотивационные состояния через термин «потенциальные смыслы» (потенциальная творческая значимость событий, которую человек хочет проверить); наши коллеги обозначают внутреннюю готовность и настроенность человека войти в творческий процесс как «творческий потенциал» [17]). Интерес – это не просто потребность получить что-то важное, чего у нас нет и в чем мы испытываем нужду (так данный термин используется в социологии и политологии). Интересно оказаться там, где еще не был, и встретиться с тем, с чем еще не встречался; интересно пробовать себя в новой роли, узнавать свои возможности, выходить за границы известного – про себя и про мир. Интерес – это предвосхищаемая радость возможности творчества!

Наличие интереса к определенным ситуациям, действиям, событиям – отличный внутренний компас, указывающий на возможность творчества и на определенную готовность к нему. В то же время интерес – это далеко не только (и не столько) стихийное явление, которое может с нами случиться, а может – нет. Интерес вполне может стать предметом целенаправленной работы человека по поддержанию своей мотивации в «заинтересованном» состоянии.

Теперь нам надо попробовать сыграть на всех научных пониманиях креативности сразу… Является ли творчеством решение нестандартной, нетипичной задачи? Конечно, но при честном понимании, что далеко не все такие задачи нам удается решать! В статистике спорта высших достижений есть данные, что даже лучшие спортсмены достигают ставящихся целей только в среднем в одном старте из восьми (15%). А сколько книг «гуру бизнеса» доводят до читателей, собственно, только одну мысль: «Не получилось? Упал? Вставай и пробуй дальше!». С этой точки зрения честно говорить не о решении, а о целенаправленном «решании» нестандартных задач, перед лицом которых человек оказывается…

Хорошо, а можем ли мы спорить, что креативность – это признанный новый результат (продукт) в какой-либо сфере культуры и цивилизации? Конечно, да, но… Снова по-честному, этот масштаб – почти вне нашей воли, мы имеем дело со сложнейшими потоками истории, конкуренцией больших групп людей, искусственными модами, хаосом «роли личности в истории» и прочими иногда совсем случайными процессами, превращающими развитие цивилизации в сложнейшую игру с непредсказуемыми сюжетами… Мы хотим отказать в праве считаться креативными множеству людей, результаты чьих искренних поисков оказались на обочине общественного признания? А с другой стороны, неужели творчеством двигает желание «оставить свой след в истории»? Не является ли это «приятным бонусом», а вовсе не универсальным внутренним мотивом? Хотел ли Генри Форд стать автором принципиально нового способа организации производства, а Исаак Ньютон – открывателем закона всемирного тяготения? Писал ли Александр Пушкин «энциклопедию русской жизни»? Думается, что двигавшие ими мотивы, так же как и факторы социального принятия их творчества, находятся в другой плоскости…

Мы предлагаем сдвинуть акценты в понимании креативности на этапы зарождения и укрепления в человеке (группах, сообществах людей) готовности оказываться в неопределенности, сулящей привлекательное и более сложное новое… Мы предлагаем понимать креативность как устойчивую опору людей на внутренний интерес, приводящий к заметной роли в жизни захватывающих нестандартных задач (творческих событий), процесс решения (прохождения) которых может оказаться успешным и может привести к созданию общественно значимых и признанных продуктов. В таком случае креативность вполне может рассматриваться как потенциально массовое явление, к поддержке которого постепенно разворачиваются и политическая, и финансовая, и управленческая, и научная сферы.

Итак, флаги креативности подняты, но так ли все просто?!

Глава 2.

Ямы креативности

Наверное, эта книга была бы совсем другой – и по названию, и по структуре – если бы нас интересовали преимущественно индивидуальные аспекты творчества человека. Однако название «Эра креативности» требует анализа факторов, способствующих и препятствующих «массовой креативности». И здесь пора ввести предварительное определение «эры креативности» как заметного распространения или даже доминирования представлений, принципов и процессов, способствующих проявлениям креативности широкого круга людей. Распространения, захватывающего ключевые сферы нашей жизни – политическую и общественную, профессиональную и семейную жизнь, системы образования…

Поскольку в понимании самой креативности мы делаем акцент на мотивационные аспекты (на внутренние причины оказаться перед лицом творческих вызовов), то узнать, как же обстоят дела с «эрой креативности», нам помогут современные социологические данные, посвященные состоянию дел в сфере мотивации. Проводившееся знаменитой социологической компанией Gallup в течение 20 лет масштабное исследование «вовлеченности» (результаты опубликованы в 2012 г.)14 показывает, что в мире в среднем лишь 13% (!) сотрудников корпораций в полной мере увлечены своим делом и стремятся приносить пользу. В России таких людей чуть больше: 19% (максимум в США – 29%). Ровно столько же (13%) тех, кто ненавидит свою работу, не хотят ничего делать сами и мешают другим. Но подавляющему большинству все безразлично: 63% работающих (и в мире, и в России) лишены мотивации и не станут прилагать лишние усилия, каким бы ни был результат. Глубину проблематики с внутренней мотивацией подтверждают и другие исследования – например, по данным другого глобального опроса, проведенного компанией Tower Watson в 2012 году, только 35% сотрудников корпораций чувствуют себя активно включенными в рабочий процесс [9].

Добавим и других цифр. Средняя доля разводов в мире приближается к 55%, а доля людей, предпочитающих жить одиноко, выросла, например, в США до 50% (в Европе тенденции те же) – это принято считать серьезнейшим кризисом института брака. Или школьная жизнь: более 50% школьников многих ведущих стран мира (США, Германия, Япония и др.) находятся в постоянном стрессе («рекордсмены» – Россия с 79% и Китай с 64% школьников)15; по данным опроса «Общероссийского национального фронта» (2019 г.), нравится учиться 28% российских школьников16… Конечно, если сравнивать эти цифры (со всем пониманием определенной разности предметов сравнения) с оценкой А. Маслоу середины ХХ века, когда он смог найти не более 1% «самоактуализирующихся людей», прогресс налицо. Однако внутренняя мотивация, даже если мы оценим долю людей с ее выраженным проявлением оптимистично в 25% (хотя интуитивно более точной кажется оценка в 15 – 20%), явно оказывается «в меньшинстве» – на уровне 60 – 65% людей с преобладающей мотивацией безразличия (по крайней мере, в своей «рабочей» жизни).

Еще один оценочный взгляд на ситуацию с развитием креативности предлагают психогенетические исследования. По оценке известного эксперта в этой области В. Эфроимсона, частота рождения гениев (к гениям принято относить людей, которые демонстрируют высочайшую одаренность во множестве различных сфер) или ярких талантов составляет около 1:1000 (0,1%)17. Различные типы таланта и способностей, по данным исследования Рензули и Рис (1997)18, можно обнаружить и развить у 10 – 15% человеческой популяции (то есть сегодня это до 1 млрд людей)! По данным других исследователей, мы можем найти одного гения примерно на 6 млн чел.19, то есть сейчас живет около 1000 чел., имеющих генетические предпосылки для проявлений в качестве гениальных. В то же время к реализовавшимся за всю историю мировой цивилизации гениям сегодня принято относить только 400 – 500 человек, хотя потенциально такими, получается, рождаются минимум в десятки раз больше! В любом случае путь превращения потенциальных гениев в гениев признанных оказывается путем огромных потерь. Снова обратимся к работе В. Эфроимсона: «Частота потенциальных гениев, развившихся настолько, чтобы так или иначе обратить на себя внимание в качестве потенциальных талантов, вероятно, исчисляется цифрами порядка 1:100 000. Частота же гениев, реализовавшихся до уровня признания их творений и деяний гениальными, вероятно, даже в век почти поголовного среднего и очень часто высшего образования исчисляется цифрой 1:10 000 000, что предполагает наличие в середине XX века приблизительно сотни гениев на миллиард жителей цивилизованных и не страдающих от всеподавляющей нужды стран… Мы не можем доказать с цифрами в руках, сколько конкретно родившихся в наше время гениев успешно преодолевает обе пропасти, лежащие у них на пути. Вероятно, хотя мы и не настаиваем, из тысячи потенциальных гениев 999 гасится именно из-за недоразвития, а из 1000 развившихся 999 гасится на этапе реализации. Для нас существенны приблизительные порядки потерь»20. То есть с точки зрения психогенетики система воспитания и образования, а также система профессиональной самореализации и общественного признания оказываются огромными препятствиями, лежащими на пути потенциальных гениев и талантов. И хотя мы можем ослабить математическую силу выводов В. Эфроимсона и других генетиков тем, что их анализ относился к ХХ веку, но можем ли мы честно утверждать, что сейчас ситуация поменялась кардинально?!

Пришло время взглянуть глубже и постараться увидеть причины этих невдохновляющих показателей воплощения потенциала креативности.

Креативность: по остаточному принципу

Сегодня существует множество психологических теорий мотивации [22]. Люди, не занимающиеся профессионально психологией, чаще всего сталкиваются с представлениями о пирамиде потребностей А. Маслоу, о «мотивации достижения успеха» или «мотивации избегания неудач» (их названия говорят сами за себя), а также о двух мотивационных факторах – о «внешнем» или «внутреннем локусе контроля» (приписывание человеком причин его результатов либо самому себе, либо внешней среде). Но особенно принято различать мотивацию «внешнюю» (действия ради любых форм приспособления к социальным реальностям, от физического выживания до похвалы, финансового вознаграждения и т. п.) и «внутреннюю» (действия, исходящие из значимых для него самого устремлений человека). Для лучшего распознания последней можно использовать вопрос: «Буду ли я это делать, даже если никто это не будет никак поощрять?» Положительные ответы как раз и покажут сферы «внутренней мотивации» человека; к ней, безусловно, относится и творческая мотивация, начинающаяся с интереса.

На соотношении в жизни человека двух принципиально разных типов мотивации – внешней и внутренней – мы и сосредоточимся. Читателя вряд ли удивит мысль, что они могут носить противоречивый, конфликтный характер. В середине XX века знаменитый психолог-гуманист Виктор Франкл создал особое направление в психотерапии, названное им «логотерапия» [21]. Оно было призвано помогать преодолевать «логоневроз» – нехватку внутренних смыслов, которую он считал весьма и весьма распространенным диагнозом. В. Франкл иллюстрировал его в том числе приходящимся на выходные дни (!) максимумом самоубийств среди жителей США, оказывающихся вне давления работы предоставленными самим себе и не справляющихся с открывающейся внутренней пустотой. Не менее яркие страницы о массовых потерях людьми самих себя и, как следствие, об огромной «компенсационной» гонке за обладанием внешними, материальными признаками социального успеха содержатся и в работах знаменитого немецкого психолога второй половины ХХ века Эрика Фромма (в первую очередь в книге с говорящим названием «Иметь или быть»).

Идти за своим внутренним интересом становится особенно трудно, когда внешнюю мотивацию, мотивацию выживания и адаптации, подразумевают (или объявляют) первичной, а внутреннюю мотивацию – вторичной. Именно такое представление сегодня легко встретить и в науке, и в государственной идеологии, и в житейском массовом сознании. Например, в психологии весьма популярна интерпретация знаменитой пирамиды потребностей А. Маслоу как последовательности, когда время высших потребностей, самоактуализации приходит только после удовлетворения нижележащих уровней (биологических, социального принятия и др.)21. Необходимо отметить, что сам автор вовсе не придерживался жестко таких взглядов, считая возможным разные сценарии их активизации. Близкая судьба оказалась и у достаточно популярной двухфакторной теории мотивации Ф. Герцберга, в которой он выделил «гигиенические факторы», отсутствие которых вызывает неудовольствие работой, и «факторы-мотиваторы», благодаря которым работа приносит удовольствие22. Автор считал действие данных факторов одновременным, но в практике менеджмента опять же появилась интерпретация этой теории через первичность «гигиенических факторов».

Представления о первичности мотивации выживания перед мотивацией самореализации можно особенно часто встретить и в представлениях органов государственной власти о своей роли по отношению к гражданам. Проанализируем эти представления на примере понимания уровня и качества жизни населения, повышение которых часто прописывается в качестве ключевой цели государственных национальных или региональных стратегий развития. Как критерии уровня и качества жизни чаще всего берутся: доходы, расходы, сбережения, условия проживания населения (домашних хозяйств); социальное обеспечение и социальная помощь; распределение доходов населения; прожиточный уровень и уровень бедности; потребительские ожидания23. Естественно, на основе таких критериев можно выстроить только патерналистский подход к государственному управлению, когда власть помогает «слабым», улучшая и выравнивая финансово-материальные условия. Более широкие возможности предполагают «критерии оценки эффективности региональных органов власти России» (данный список утвержден в феврале 2021 года)24, всего их 20: уровень доверия к власти; естественный прирост населения; ожидаемая продолжительность жизни при рождении; уровень бедности; доля занимающихся спортом; уровень образования; поддержка талантливых детей и молодежи; количество волонтеров; условия для воспитания «гармонично развитой и социально ответственной личности»; количество посещений культурных мероприятий; количество семей, улучшивших жилищные условия; объем жилищного строительства; численность субъектов малого предпринимательства и индивидуальных предпринимателей; темпы роста среднемесячной зарплаты и среднедушевого дохода; объем инвестиций; качество городской среды; качество окружающей среды; состояние автомобильных дорог; «цифровая зрелость» региональных органов власти. Здесь возможности власти расширяются – можно говорить уже о «патерналистско-сервисном подходе», когда органы власти создают некоторые важные условия для саморазвития людей. Принципиально иные подходы, когда целью деятельности власти объявляется, например, «счастье населения», понимаемое как сопричастность людей позитивным изменениям вокруг них25, у нас пока только обсуждаются. Впрочем, несмотря на растущую в мире популярность измерений «уровня счастья», единой концепции его понимания пока не построено26.