1917 год. Судьбы русской государственности в эпоху смут, реформ и революций

Как видим, в своих многочисленных вариантах хрестоматийная версия отречения Николая II настолько противоречива, оставляет столько не прояснённых вопросов, что в наши дни у некоторых исследователей возникли обоснованные сомнения в её достоверности. Сегодня уже сложно возразить, что центральным эпизодом верхушечного заговора становится фактический арест Николая II. Совсем не кажется невозможным, что многие ключевые документы, отражающие «отречение» Императора – фальсификация. Их цель – скрыть истинную ситуацию вокруг царя и его семьи. Сегодня ставится вопрос не только о том, было ли «отречение» добровольным или Николаю II пришлось пойти на роковой шаг под угрозой немедленного уничтожения семьи и детей. Некоторые авторы вообще сомневаются в том, что текст «отречения» когда-либо подписывался Николаем II. Так, исследователь П. В. Мультатули полагает, что после изоляции Императора текст «его» «отречения» был скомпонован и обнародован заговорщиками, а находящийся под их контролем Николай II не мог публично опровергнуть обрушившиеся на общество новости[223]. Эта версия, к слову сказать, объясняет, почему Николай и его семья не смогли покинуть Россию – никто не был заинтересован в появлении в Лондоне или другой европейской столице опасного, хорошо информированного свидетеля.

Не добавил законных оснований в основание нового режима и отказ взойти на трон Великого князя Михаила, волею судеб ставшего последним русским царём, но уже не самодержцем. Согласно положению § 37 гл. 2 СОГЗРИ, члену императорской фамилии, имеющему право на наследование престола, предоставлялась «свобода отрещись от сего права в таких обстоятельствах, когда за сим не предстоит никакого затруднения в дальнейшем наследовании престола». В другом месте к этому положению делалось дополнение, согласно которому подобное отречение, если оно уже обнародовано, признаётся невозвратным[224]. Первое положение закона делало право Михаила на отречение в условиях революции весьма двусмысленным, второе – по сути, превращало в бессмысленность ключевое положение его отречения, передававшее власть Временному правительству, но якобы оставлявшее Михаилу какие-то права на трон, если на то будет воля Учредительного собрания. Подобные механизмы передачи власти законами Российской империи прописаны не были. Следовательно, Михаил, «передав» власть Временному правительству, в силу заложенных в СОГЗРИ жёстких норм любые права на престол утрачивал.

Вместе с тем (что следует подчеркнуть особо), поскольку Михаил не отказался от трона категорически и безапелляционно, он перечёркивал не только свои надежды на корону, но и вообще любую возможность реставрации монархии в будущем. Теперь, если бы следующий за ним престолонаследник обратился к верным монархии силам восстановить «законную власть», он неизбежно вступал бы в конфликт с Михаилом, который вроде бы ещё выражал какие-то претензии на престол. Тем самым смельчак сам превращался бы в мятежника. Не случайно Николай II, комментируя в своём дневнике решение брата «отречься в пользу Учредительного собрания», запишет: «Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!»[225]. Николай, похоже, никак не мог предполагать, что Михаил, который лишь трое суток назад отважно предлагал взять на себя управление государством и ликвидировать кризис, проявит полную беспомощность[226].

Справедливости ради надо признать, что текст отречения Михаила был составлен не им самим. Его авторы, Н. В. Некрасов, а также опытные юристы Б. Э. Нольде и В. Д. Набоков, видимо, сознательно закладывали мину замедленного действия под фундамент монархии. Хорошо знавший Б. Э. Нольде его коллега по МИДу Г. Н. Михайловский свидетельствовал, что он всегда относился к манифесту Михаила иронично, подчёркивая фактический переход России к республике[227].

Вступив на скользкое поле правовой казуистики, лидеры переворота не останавливались и в дальнейшем перед правовым беспределом и подтасовками. И если во внутренней политике создавалась видимость «непредрешения» форм государственного устройства до Учредительного собрания, то на международном уровне этот принцип был похоронен первыми же шагами Временного правительства. Прежде всего, из названий посольств исчезло определение их как «императорских». Если бы Учредительное собрание вдруг решило бы сохранить в стране монархию, то, как справедливо замечает Михайловский, её пришлось бы восстанавливать.

Изменения были внесены и в текст обращений к главам зарубежных держав. По принятому в мире дипломатическому этикету монархи и регенты государства начинали послания друг к другу со слов «mon frère»[228], а президенты республик – со слов «mon ami»[229]. Как должен был начинать свои письма князь Львов? Выбор обращения «mon ami» приравнивал его к Президенту республики, а не к регенту в монархическом государстве[230]. В те же дни МИДом союзникам был разослан акт о «перемене формы правления». Замечание Михайловского о том, что манифест Михаила даёт основания сообщать иностранным державам лишь о перемене правительства, принято не было. Нольде настаивал на том, что суть сообщения как раз и должна состоять в том, что перемена формы правления уже произошла[231].

Уверенные в своей правоте либералы не попытались даже воспользоваться появившейся у них возможностью создать хотя бы видимость легитимности своей власти. В угоду политической конъюнктуре они сочли целесообразным не разглашать факт назначения Львова на пост министра-председателя бывшим императором. Вожди Февраля не сразу осознали, что неясность в вопросе о преемственности власти бьёт не только по надеждам на реставрацию, но и по ним самим… Лишь только 7 марта 1917 года Временное правительство было приведено к присяге на заседании Сената с очевидной целью придать видимость законности смене правительства. Но этот шаг был уже явно запоздалым и не мог повлиять на общественное мнение.

Заслуживает внимания точка зрения тех зарубежных историков, которые полагают, что февральская революция как бы довершала отделение «царизма» от «государственности», что само по себе означало готовность России к новым формам организации власти[232]. Нельзя не вспомнить и многочисленные сцены ненависти к монархии и превращения даже вчерашних жандармов и Великих князей в революционеров республиканцев, разыгрывавшиеся в столице и некоторых других центрах в те часы, когда решался вопрос о судьбе революции[233]. В этом смысле попытка деятелей правительства отмежеваться от свергнутого режима понятна и оправдана.

Но не стоит забывать и об оборотной стороне медали. Размежевание в народном сознании образа «монархии» и «государственности» ударяла не только по монархии. Монархия являлась привычной, устоявшейся понятной формой правления. Она зиждилась не только на определённых властных институтах, которые при желании могли быть уничтожены. В основании самодержавия лежали и глубокие цивилизационные, культурные, наконец, – психосоциальные основания[234]. В этом смысле следует согласиться с методологически важным мнением безымянного автора одного из многочисленных писем, шедших в адрес новых властей на протяжении всего года революции. Он предупреждал новых правителей России о грозившей им опасности. По его убеждению, прежняя власть держалась не только на штыках, она поддерживалась вековыми традициями всей русской истории, у революционного государства такого запаса прочности не было. И это могло окончиться для него гибелью[235]. И нужно согласиться с безымянным свидетелем эпохи. Для России падение исторической формы власти, которой веками являлась монархия, вылилось не в торжество демократии, а в войну всех против всех. Предотвратить это могла власть, пользующаяся безоговорочным авторитетом.

Но лидеры февральской революции, отказавшись от опоры на прежде существовавшие в государстве правовые нормы, не захотели «освятить» свою власть даже авторитетом революционной толпы. Факт создания Временного правительства с полного согласия Петросовета так же замалчивался, как и назначение Николаем II на руководство правительством князя Львова. Попытка выйти из положения, заявив о временности новой власти, о её полномочии лишь до Учредительного собрания, только усугубляла ситуацию[236]. Провозгласив свою власть «временной», буржуазия фактически расписывалась в её неполноценности[237]. Для России с её специфическим отношением народа к власти такое положение было чревато многими бедами уже само по себе. Вот на такой зыбкой основе и шло дальнейшее строительство здания российской государственности на протяжении всей эпохи февральско-мартовской революции.

Очерк 5. Становление в России либеральной государственности

Вступление России в эпоху революционных потрясений[238]

Вступая в новый, 1917 год, Российское государство переживало острый системный кризис, охвативший все сферы жизни общества. Ситуацию и в стране, и в мире в целом в 1917 году определяла прежде всего мировая война. Преимущества Германии, связанные с лучшей подготовленностью к войне, исчерпались. Еще в 1916 году страны Антанты перехватывают стратегическую инициативу, а в 1917 году в войну вступают Соединенные Штаты, что делает положение Германии безнадежным. Тем не менее Германия и ее союзники все еще успешно обороняются и даже переходят в отдельные контрнаступления. Мировая война вызвала во всех воюющих странах падение уровня жизни и перенапряжение экономики. В Германии, Франции, Англии и США происходят милитаризация труда, усиление государственного регулирования, вводятся продовольственные карточки. В результате предпринимаемых мер в западных странах складывается система военной экономики, получившая название «военного социализма». Следствием войны во всех воюющих странах становятся дороговизна, падение благосостояние населения, рост эксплуатации. На фоне экономических трудностей нарастает политическая нестабильность.

Особенно пагубным оказалось влияние войны на Россию. В основе назревавшего в стране революционного кризиса лежало два противоречия. Первое из них заключалось в разрыве между высокими темпами развития экономики и архаичностью политических институтов самодержавия. Вторая коллизия назревала между быстрым внутренним развитием России и хроническим отставанием ее от передовых империалистических государств мира. Складывавшаяся на рубеже XIX–XX вв. ситуация не являлась чем-то аномальным, а вполне отвечала закономерностям развития человеческой цивилизации эпохи капитализма, когда усиливается неравномерность развития различных государств. Многие отечественные и западные исследователи выделяют три «ступени», «модели» или «эшелона» капиталистического развития. Для США и Западной Европы характерен первый, естественный, тип, когда капитализм длительное время развивается на собственной почве. Вырабатывается особая либеральная культура: регулируемый рынок, парламентаризм, тред-юнионы, «социальное партнерство». Третья модель капиталистического развития предполагает колониальную зависимость отстающих стран. Второй, промежуточный, тип характерен для тех стран, где капитализм развивается на собственной почве, но его возникновение происходит со значительным отставанием. Россия относилась ко второму эшелону капиталистических государств.

Россия, вступив в эпоху империализма, вынуждена была резко ускорить мобилизацию народного хозяйства в целях выживания в быстро меняющемся мире. Американский исследователь А. Гершенкрон назвал этот вариант экономического роста «догоняющей индустриализацией». Догоняющая индустриализация предполагает действие совершенно иных сравнительно с ведущими западными державами стимулов развития – государственного вмешательства и зарубежных инвестиций. Отсюда характерные особенности российской экономики: бюрократизм и засилье западного капитала. Другой важнейшей чертой российской действительности являлось то, что в силу вторичного и догоняющего типа развития капитализма в ней как бы накладывались друг на друга разные исторические эпохи, спрессованные во времени и пространстве. Экономическая отсталость не подразумевала для России необходимость повторять исторический путь передовых стран Запада. В ней складывалась особая, «комбинированная» формация, в которой новейшие экономические, социальные и политические формы как бы «вживлялись» в отношения феодальные и дофеодальные, преобразуя и подчиняя их. Неслучайно В. И. Ленин называл Россию слабейшим звеном в системе империалистических государств – многочисленные противоречия тормозили развитие страны, создавали условия для революционных потрясений.

Война обострила все существовавшие в стране проблемы и породила множество новых. Неумение царского правительства довести страну до победы, распутинщина, слухи о возможном тайном сепаратном мире с Германией вызвали недовольство либеральной буржуазии, части государственных служащих и помещичьего блока, в недрах которых зреет идея дворцового переворота. Нарастает мощный протест низов, недовольных тяготами военного времени. В России складывается революционная ситуация. По меткой характеристике, которую дал происходившим в стране процессам американский историк А. Рабинович, с определенного времени дни самодержавия оказались сочтены, неясно было только одно – что победит раньше: народная революция или верхушечный переворот. Таким образом, война становится основным механизмом, приведшим российское общество к мощному революционному катаклизму. Надвигавшаяся революция должна была решить стоявшие перед русским обществом глубинные противоречия и устранить социальное напряжение, вызванное войной, предотвратить истребление населения, распад государства, крушение производства, устранить угрозу голода, решить еще более обострившиеся аграрный и национальный вопросы.

Свержение самодержавия

Февраль 1917 года начинался в России неспокойно. На 14 февраля либералами и правыми социалистами были намечены массовые акции, приуроченные к открытию очередной сессии Государственной Думы. Правда, в этот день митинги и шествия протеста пока еще не выходили за рамки обычных оппозиционных выступлений, хотя в них приняли участие самые широкие слои населения: от студентов до рабочих включительно. Следующие свои мероприятия оппозиция наметила на День международной солидарности женщин, отмечаемый в России 23 февраля по старому стилю. Раскачивая лодку российской государственности в условиях войны с внешним врагом, думская оппозиция рассчитывала добиться от Николая II давно ожидаемого ответственного министерства. Массовые уличные протесты должны были побудить царя быть более сговорчивым с думцами.

Маневры думской оппозиции происходили на фоне резко обострившего в Петрограде продовольственного кризиса. Его возникновение также было вызвано множеством неблагоприятных обстоятельств. Хотя доставка в город хлеба и его выпечка были примерно на обычном уровне, слухи, возникшие после резкой критики думскими деятелями мероприятий правительства в продовольственном вопросе, привели к панике среди населения. Перепуганные, уставшие от военных тягот жители кинулись скупать хлеб, что вызвало перерасход хлеба и истощение в Петрограде его запасов. Власти же города оказались неспособны быстро исправить ситуацию из-за неповоротливости своего бюрократического аппарата, а также перенапряженности железных дорог в результате военных перевозок. Свою лепту внесла и капризная русская зима, засыпавшая снегами железнодорожные пути, по которым в Петроград шла доставка продовольствия. Думская оппозиция стремилась в полном объеме использовать сложившееся бедственное положение в своих политических целях. Однако ситуация вскоре начала развиваться так стремительно, что, по определению Н. И. Бухарина, застала врасплох не только самодержавие, то и тех, кто пытался разрушить его.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

См. об этом подробнее напр.: Бордюгов Г. А., Козлов В. А. История и конъюнктура. М., 1992; Булдаков В. П. XX век российской истории и посткоммунистическая советология // Российская империя, СССР, Российская Федерация: история одной страны? М., 1993; Исторические исследования в России. Тенденции последних лет / под ред. Г. А. Бордюгова. М., 1996.

2

В этой связи интересно привести мнение венгерского историка Т. Крауса. Он пишет об устойчивой историографической традиции однофакторного объяснения истории «сверху». Последними представителями прежней тоталитаристской школы в СССР он называет академика И. И. Минца, в США – Р. Пайпса. При всём различии между советскими и советологическими историческими концепциями, общим между ними было изображение истории России XX в. как результат, условно говоря, целенаправленной деятельности большевиков.

3

См.: Краус Т. Историография революции и новейший историографический переворот в России // Альтернативы. 1997. № 2. С. 51.

4

Холмс Л. Социальная история России: 1917–1941. Ростов н/Д, 1994. С. 22

5

Цакунов С. В. В лабиринтах доктрины. М., 1994. С. 3–23.

6

См.: Власть и общественные организации в России в первой трети XX столетия. М., 1993; Власть и общественные организации России в первой трети XX столетия. М., 1994; Власть и общество в России в первой трети XX в. М., 1994.

7

См. напр.: Реформы в России. М., 1993; Судьбы реформ и реформаторов в России. М., 1995; Государственное управление и самоуправление в России. Очерки истории. М., 1995; и др.

8

См. Революция и человек. М., 1996; Революция и человек. М., 1997.

9

См. напр.: Авинов Н. Местное самоуправление. М., 1913; Безобразов В. П. Государство и общество. Управление, самоуправление и судебная власть. СПб., 1882; Васильчиков А. О самоуправлении. Сравнительный обзор русских и иностранных земских и общественных учреждений. Т. 1–3. СПб., 1869–1871; Градовский А. Д. История местного самоуправления в России. СПБ., 1899; Чичерин Б. Н. О народном представительстве. М., 1899; и др.

10

См. напр.: Белоконский И. Земское движение. СПб., 1914; Веселовский Б. Б. История земства за 40 лет. Т. 1–4. СПб., 1909–1911; Маслов С. Земство и его экономическая деятельность за 50 лет существования, 1864–1914. М., 1914; и др.

11

См. напр.: Велихов Л. А. Основы городского хозяйства. Общее учение о городе, его управлении, финансах и методах хозяйства. М – Л., 1928; Туган-Барановский М. И. Социальные основы кооперации. М., 1989; Балабанов М. История рабочей кооперации в России. М., 1925; Хейсин М. Л. Исторический очерк кооперации в России. Пг., 1919; Меркулов А. В. Исторический очерк потребительской кооперации. М., 1917; Калачёв Н. В. Артель в древней и нынешней России. СПб., 1864; Сборник материалов, касающихся артели в России. СПб., 1873–1875; Розенберг В. Из истории русской печати. Организация общественного мнения в России и независимая беспартийная газета «Русские ведомости» (1963–1918). Прага, 1924; и др.

12

Традиция видеть в общине основу русской самобытности восходит ещё, как известно, к философским и социологическим работам А. С. Хомякова и других славянофилов, а также А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского. После них проблематика, связанная с общиной, становится традиционной для народничества и некоторых других традиционалистских направлений мысли. См., напр.: Воронцов В. П. Крестьянская община. М., 1897; Каблуков Н. А. Об условиях развития крестьянского хозяйства в России. М., 1908; Качоровский К. Р. Русская община. Возможно ли, желательно ли её сохранение и развитие (опыт цифрового и фактического исследования). СПб., 1890; Посников А. Общинное землевладение. Ярославль. 1875. Вып. 1; Шарапов С. Ф. Деревенские мысли о нашем государственном хозяйстве. М., 1886; и др.

13

См., напр.: Москва. Октябрь. Революция. Документы и воспоминания. М.: Московский рабочий. 1987; Октябрь в Замоскворечье. М., 1957; Октябрь в Москве. М., 1967; Октябрь в Твери: сборник документов. М., 1977; Октябрь в Туле: сборник документов и материалов. Тула. 1957; Подготовка и победа Октябрьской революции в Москве. М., 1957; Упрочение Советской власти в Москве и Московской губернии: документы и материалы. М., 1958; Упрочение Советской власти в Тульской губернии: сборник документов и материалов. Год 1918. Тула, 1961; Установление Советской власти в Калужской губернии: документы и материалы. Март 1917 – июль 1918 гг. Калуга, 1957; Установление Советской власти в Костромской губернии: сборник документов. Март 1917 – сентябрь 1918 гг. Кострома, 1957; Установление Советской власти в Ярославской губернии: сборник документов и материалов. Ярославль, 1957; Трукан Г. А. Октябрь в Центральной России. М., 1967; Николаев П. А. Рабочие-металлисты Центрально-промышленного района в борьбе за победу Октябрьской революции (март – ноябрь 1917 г.). М., 1960; и др.

14

Примером может служить коллективное исследование, подготовленное кафедрой Новейшей отечественной истории МПГУ о московском заводе «Красный пролетарий» им. А. И. Ефремова (Флагман станкостроения. Страницы истории завода «Красный пролетарий» им. А. И. Ефремова. М., 1986). См. также: Симонян М. «Динамо» на пути к Октябрю. М., 1961; Завод на Лесной. Очерки истории Московского тормозного завода. М.: Советская Россия. 1971; Курахтанов В. Первая ситценабивная. М., 1960; Завод на Усачевке. История Московского Ордена Трудового Красного знамени завода «Каучук». М.: Московский рабочий, 1970; Истории Московского автозавода им. И. А. Лихачева. М.: Мысль, 1966; и др.

15

См. подробнее: Краус Т. Своеобразие русского исторического процесса: о дискуссии Л. Д. Троцкого и М. Н. Покровского // Историческая наука России в XX веке. М., 1997. С. 200–216. Соколов В. Ю. История и политика. (К вопросу о содержании и характере дискуссий советских историков 1920-х – начала 1930-х гг.). Томск, 1990.

16

Булдаков В. П. Имперство и российская революционность. Критические заметки // Отечественная история. 1997. № 1. С. 48.

17

См. Государственное управление и самоуправление в России. Очерки истории. М., 1995. С. 97–122.

18

См., например, наиболее подробные исследования этих сюжетов: Литвак Б. Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива. М., 1991; Ляшенко Л. М. Царь-освободитель. Жизнь и деятельность Александра II. М., 1994.

19

См.: Булдаков В. П. Историографические метаморфозы «Красного Октября» // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет / под ред. Г. А. Бордюгова. М., 1996. С. 183.

20

См., напр.: Непролетарские партии в России. Урок истории. М., 1984; Басманов М. И., Гусев К. В., Полушкина В. А. Сотрудничества и борьба. М., 1988; и др.

21

См., напр.: Шелохаев В. В. Феномен многопартийности в России // Крайности истории и крайности историков. М., 1997.

22

По существу, именно она легла в основу большинства важнейших публикаций по истории партий в России конца XIX – начала XX вв., будь то энциклопедические или документальные издания. См.: Политические партии России. Конец XIX – первая треть XX века: энциклопедия. М., 1996; Программы политических партий России. Конец XIX – начало XX вв. М., 1995 и др.

23

Думова Н. Г. Кадетская партия в период первой мировой войны и февральской революции. М., 1988; Тютюкин С. В., Степанов С. А. Чёрная сотня в России (1905–1914 г.). М., 1992; Алексеева Г. Д. Критика эсеровской концепции Октябрьской революции. М., 1989; Вишневски Э. Либеральная оппозиция в России накануне первой мировой войны. М., 1994 и др.

24

См., напр.: Аврех А. Я. Масоны и революция. М., 1990; Платонов О. А. Терновый венец России. М.,1995 и др.