Хозяин башни. Часть 1

Роберт Егоров

Хозяин башни. Часть 1

1

Говорят, что всем на этом свете правит случай. И я склонен доверять этим словам, произнесённым очень и очень давно неизвестным ныне автором. Ведь именно случай занёс однажды к нам это странное существо, перевернувшие привычный мир вверх дном. Локи.

Кем был этот безумец, в раз объявившийся среди богов, чтобы в день спасительной катастрофы снова исчезнуть? Никто так толком и не разгадал сущность великого смутьяна. Но до сих пор память о нём, хорошая или плохая, живёт среди всех, без исключения, народов Миитланда – мира ныне свободного, а тысячу лет назад рвущегося по швам при бездействии тех, кто обязался хранить его.

Старые времена порядком забыты и почти не осталось тех, кто воочию видел ту эпоху, кажущуюся жуткой с огромного расстояния в тысячу лет.

Но, чтобы не повторять прежних ошибок, важно знать прошлое. Да только развеять пелену, что укрывает собой минувшие столетия, не так-то просто.

О событиях минувшей эпохи я слышал от моего мудрого наставника. Теперь уж он находится в благословенной стране Вечной Девы и ему нет дела до наших проблем. Он совершил многое и заслужил отдых. А его портрет висит на самом видном месте моего скромного жилища.

Наставник многое не успел рассказать мне. Но я храню его дневники, которые он, как и подобает истинному миннату, вёл с безупречной основательностью и оставил мне, своему ученику. Я тщательно оберегаю эти тетради. Не допускаю попадания на них света и храню в сухом, с идеально выверенной температурой и влажностью, помещении. Но даже такие меры предосторожности не могут остановить естественное обветшание бумаги.

Я взялся за большое дело: написать книгу о тех временах. И надо успеть сделать это, пока дневники не обратились в труху. Я постараюсь дополнить старые записи своими скромными знаниями.

С чего же начать? Первое слово всегда самое важное. Оно должно быть ёмким, насыщенным и при этом важно сохранять интригу. В то же время не стоит слишком изощряться, чтоб не отпугнуть читателя излишним пафосом.

Начну просто: дело было летом. Или всё-таки весной? Да, пожалуй, весной. Эта история зародилась в высокой башне, по ступеням которой поднимался мой великий предшественник. Тяжело дыша разреженным воздухом, он преодолевал ступень за ступенью, не ведая, по какой причине его так неожиданно вызвал к себе загадочный хозяин башни.

Часть 1

Пролог

Он опёрся рукой о шершавый холодный камень, которым была выложена стена, пытаясь восстановить сбитое дыхание. Сколько ещё впереди этих треклятых ступеней? Он оглянулся назад и тоскливо посмотрел на витую лестницу башни, уходившую, словно змеиное тело, вниз и скрывавшуюся за поворотом. Нет! Последний раз он соглашается подниматься на такую верхотуру. И почему до сих пор здесь не соорудили лифт? Издевательство! Чем он заслужил такое обращение с собой?

Он обречённо посмотрел вперёд и, тяжело вздохнув, продолжил карабкаться дальше.

Ступени были слишком высокими и не предназначенными для его коротких ног. Каждый раз ему приходилось прилагать усилия, чтоб поставить одну ногу на следующую ступень, потом, оттолкнувшись второй, перенести свой не малый вес наверх. И так уже восемьсот семьдесят тра раза. Он считал.

Поднявшись на цыпочки, он посмотрел в маленькое окошко на очередном пролёте. «Храни меня, Вечная Дева, как же высоко!» Огромный город казался игровой доской, на которой кто-то расставил фигуры; а замковый двор с величественным дворцом в сотню комнат, возвышающийся над городом, был словно игрушечным. Округа пестрела бесчисленными квадратами возделываемых земельных участков, по которым сновали рабочие. На восходе серой полосой пролегла лента стены, замыкающая в себе мрачное гетто. Своим острым зрением коротышка видел, как по городским улицам движутся тысячи людей и сотни экипажей, спеша по утренним делам. Но отсюда они все казались лишь маленькими тёмными точками. Настоящий муравейник с миллионом копошащихся в нём букашек.

Он поёжился от холода. Внизу снег уже журчал по оттаивающей земле весёлыми ручейками. Солнце с каждым новым днём становилось всё теплее, а ветер доносил ароматы весны.

Но здесь было по-зимнему холодно. И не хватало воздуха, от чего начинала кружиться голова. Он сделал несколько глубоких вдохов, но лёгкие по прежнему требовали кислорода.

Что понадобилось от него этому безумцу? Нет бы самому спуститься на землю. Зачем заставлять бедного минната тащиться на такую высоту?

Он поднимался всё выше.

Кажется, он читал в одной из книг, что количество ступеней в этой башне равняется одной тысяче семьсот двадцати двум. Значит, осталось шестьсот сорок семь шагов. «Держись, Логат, осталась меньшая часть. Ты уже преодолел одну тысячу семьдесят пять шагов.»

646, 645, 644.

Обратный отсчёт давал надежду, что он всё же доберётся наверх прежде, чем его призовёт в свои прекрасные сады Вечная Дева. О, как хорошо было бы там оказаться! Благоухающие цветы, прекрасные песни птиц и мягкое солнце, ласкающее своими лучами изнеможённое тело. Вечное блаженство. Но чтобы достичь этого рая, прежде, хотя бы, надо добраться до верха.

623, 622.

«Это испытание, которое ты приготовила для меня, мать всех миннатов. Я справлюсь. Никто не посмеет сказать, что Логат сдался!» – пыхтел коротышка.

613, 612.

Наконец, он оказался перед деревянной дверью с массивной ручкой-кольцом. Его широкая грудь вздымалась от тяжёлого дыхания. Он дотянулся до холодного железа и трижды, как того требуют правила, глухо постучал им о дверь, которая сразу же распахнулась, приглашая пройти внутрь. Его ждали.

Логат осторожно переступил через порог. В его привыкшие к башенной полутьме глаза резко ударил яркий свет, лившийся со всех сторон. Зажмурившись, и прикрыв ладонью заслезившиеся глаза, он осмотрел просторную залу со множеством больших окон по периметру, высотой от пола до потолка. Миннат с наслаждением вдохнул чистый воздух, полный сладкого кислорода, который наполнил его лёгкие и почувствовал как по телу разбегается тепло.

– Наконец-то!

Логат вздрогнул от неожиданно громкого мужского голоса. Щурясь от света, он заозирался, ища говорившего.

– Я уж думал ты никогда не придёшь ко мне.

К нему подскочил сухопарый мужчина очень высокого роста. Он был на две головы выше обычного человека. Миннату пришлось смотреть на него снизу вверх, задрав бороду, цветом напоминавшую палую листву.

– Я прибыл так быстро, как позволяла ситуация, – тактично ответил гость и склонил лысую голову в почтительном приветствии.

– Извини, что заставил тебя подниматься, но у меня просто не было другого варианта, мой дорогой миннат! – всплеснул руками мужчина. У него были ясные пронзительной голубизны глаза и длинный с небольшой горбинкой нос на бледном лице. Короткие тёмно-русые волосы топорщились во все стороны, словно секунду назад человек получил мощный разряд тока. Хозяин башни выглядел взбудораженным и светился от предвкушения чего-то, по всей видимости, жутко интересного. – Посмотри, скорее, иди сюда! – он подбежал к одному из окон, рядом с которым на длинных ажурных ножках стоял фарфоровый цветочный горшок, переливающийся лазурью, и помахал рукой миннату, подзывая его. В горшке одиноко торчал распустившийся цветок с тонкими заостряющимися на концах лепестками. Они были насыщенного алого цвета. К ним хотелось прикоснуться, вдохнуть их приторный аромат, тонкой, невидимой струйкой распространяющийся по зале.

– Это Бальдрсбра, цветок всех цветков. Ты слышал о нём?

– Конечно, – оживился коротышка, – этот цветок – символ Фёстэнкилов. Очень редкое растение. Я не встречал его нигде, кроме как на рисунках в книгах, – сказал миннат, заворожённо глядя на цветок.

– И это не удивительно! Их нигде больше не осталось. Вымерли, как древние яшеры. Я храню последний экземпляр. Но дело не в этом, – загадочно произнёс мужчина. – Мой Бальдрсбра не цвёл уже много столетий. А некоторое время назад я заметил, как его бутон стал оживать и раскрываться. Я очень удивился и решил, понаблюдать, что же будет дальше. С каждым новым днём он раскрывал свои кровавые лепестки всё больше, а вчера распустился окончательно. Это показалось мне очень любопытным, мой дорогой Логат.

Коротышка недоумевающе посмотрел на хозяина башни.

– Ты не понимаешь! – разочарованно всплеснул тот руками, ожидая от гостя куда большей проницательности. – Подумай, что произошло с этим цветком? Что ты видишь?

– Он…расцвёл? – чувствуя себя глупцом констатировал Логат.

– Ещё, назови это иначе! Перефразируй! Ну, давай же! – раздражался мужчина.

– Ммм, он изменился?

– Именно! И м е н н о! Ты зришь прямо в корень, мой милый друг. Перемены! Вот что это означает, – мужчина возбуждённо заходил по зале, сверкая глазами и бормоча себе что-то под нос. Логат опасливо косился на возбуждённого мужчину, который резко остановился и уставился леденящим взглядом на гостя.

– А скажи мне, Логат, что ты знаешь про этот цветок? Не спеши отвечать, – остановил он Логата, который уже открыл было рот. – Подумай, вспомни летописи, что ты так бережно хранишь в своей библиотеке. Ты наверняка читал про это. Ну же, вспоминай!

Логат задумался. Он поспешно закрыл глаза и мысленно перенёсся в Библиотеку миннатов, представляя как достаёт с полок книги и переворачивает шуршащие листы. Он мог воспроизвести в памяти каждую страницу летописи. Надо было только сосредоточиться и вспомнить. Он перебирал книги и старые пожелтевшие свитки, отставляя их один за одним. От напряжения на лбу его вздулась вена. Он уже читал однажды про Бальдрсбра. Только где?

Это не то, это тоже. «Трактат о винодельнях южных земель», «Пособие по уходу за папирусом», «Рассуждения Кариуса Почтенного об исходе каменного народа». Всё не то. Сколько же пыли! Надо напомнить магистру о важности влажной уборки в библиотеке.

Да! Вот оно! Второй том «Забытой эпохи», часть четвёртая, песнь о короле. Пятый стих. Логат набрал в грудь воздуха и неожиданно для самого себя запел низким хрипловатым голосом, который вознёсся к куполообразной крыше, отражаясь от неё и распространяясь по всей зале:

Цветок цвета крови

С чёрным нутром

Поставь у оконца,

Все двери открой.

Бутона коснутся

Неба лучи.

И птицы проснутся,

Уж Ворон кричит.

В двери стучится

Забытый изгой.

Всё может случиться —

Лишь разум открой.

Логат замолк, допев последнюю строчку и смущённо посмотрел на мужчину. Тот расхохотался и захлопал в ладоши.

– Браво, мой дорогой миннат! Браво!

– Это всего лишь старая песня. Разве нет?

– Конечно. Очень старая, я бы даже сказал древняя. Первобытная.

– Но ты в неё веришь? – с сарказмом произнёс Логат.

– Неужели ты за свою жизнь ещё не понял, что нет ничего невозможного? О, это прекрасная новость! – мужчина подскочил к цветку с нежностью коснувшись лепестков длинными пальцами. – Я уже думал, что сгину в этой кромешной скуке. Но наконец-то близится что-то действительно стоящее!

Он пустился танцевать, кружа по полу, раскинув руки в стороны. Логат в недоумении уставился на чудное представление. Внезапно хозяин башни остановился и посмотрел на минната, сведя лохматые брови. Логат знал о внезапных сменах настроения хозяина башни, но наблюдать это было очень непривычно. И даже неприятно.

– Догадываешься, зачем я позвал тебя?

Миннат покачал головой, не ожидая ничего хорошего от этого вопроса. Голос мужчины, в раз ставшего серьёзным, понизился, словно на концерте дирижёр остановил весёлую партию скрипок и махнул палочкой в сторону мрачных контрабасистов.

– Ты разыщешь Короля и поможешь ему вернуться в Миитланд. Каким бы великим он не был в былые времена, сейчас это всего лишь слабый человечек, который даже не имеет представления о своём происхождении. Найди его. Воспользуйся Тропами.

– Но… – Логат растерялся. Тропы. Он слышал о них, изучал этот феномен, но ими так давно не пользовались! С того самого дня, когда по ним ушёл Король и дороги между мирами закрылись.

Мужчина злобно уставился на минната. Его глаза потемнели, меняя яркий голубой цвет на близкий к индиго. Логат понял, что перегнул палку, забыв, кто перед ним.

– Ты решил, что я могу ошибаться? – грозно навис над миннатом мужчина. От него повеяло холодом.

– Прошу простить меня, я, верно, забылся, – испуганно склонил голову Логат.

– Ступай! – указал рукой на дверь мужчина. Его глаза постепенно снова обретали небесно-голубой оттенок. – Разыщи его и приведи прямо сюда. Ближайшая открытая тропа находится на западе. Лесное озеро. И не забудь посмотреть в зеркало перед уходом! – ехидно крикнул Локки вслед спешно уходящему миннату и расхохотался.

Логат выскочил за дверь и спешно захлопнул её, оставив хозяина башни, который явно растерял рассудок в своём затворничестве, одного.

2.

Да, было так. Кажется, я ничего не упустил. Мой великий предшественник отправился на запад в поисках Тропы. Кто бы мог подумать тогда, что скоро история сделает крутой виток в своём спиралевидном движении! А толчок ей будет дан где-то на задворках мира.

Но перед этим Логат навестил своего давнего друга, который уже не одну сотню лет невидимой тенью существовал на севере Енкильмаала. То был один из Первых людей, кто выжил в Древней Битве и теперь скитался по неожиданно ставшим ему чужим миру.

Он нашёл его на восточных склонах Туманных гор и в тайне поведал о своём разговоре с хозяином башни и предупредил, что в скором времени Миитланд ждут перемены.

– Ты должен быть готов, – сказал мой великий предшественник, – отправляйся в Нювалребен. Будь там к началу зимы. Я найду тебя.

Так, а что же было дальше? Если я не ошибаюсь, в его мемуарах было упоминание об этом. Ну-ка, посмотрим. Ага, вот оно.

Игорь

Сизые облака затянули холодное небо и сыпали на набережную мелкую морось дрожащего воздуха. Ветер задувал сразу со всех сторон, швыряя в лицо худощавому парню, на вид которому было лет двадцать пять, дождевую пыль. Но тот, казалось, вовсе не замечал начинающуюся непогоду. Скорее всего он, как и ещё пять миллионов аборигенов, просто свыкся с местным климатом, впитал его нездоровую сырость; и если бы, вдруг, в небе засияло солнце, он недовольно поморщился бы и поспешил скрыться в затхлой роскоши метрополитена или в цокольной затхлости ресторанчиков.

Парень поставил полупустую бутылку вина на холодный гранит набережной и потянулся в карман куртки за сигаретой. Щёлкнув зажигалкой, он глубоко затянулся и выпустил струю дыма в сторону стылой реки, воды которой мелко дрожали под нарастающими порывами ветра.

– Почему писатели всегда описывают сигаретный дым как голубой? – вслух спросил он, обращаясь то ли к самому себе, то ли к реке, всё ближе подбирающейся к кроссовкам юноши. Примериваясь, она накатывала волнами на ступени, спускающиеся к самой воде и утопающие в ней. – Вот он, дым, – парень снова затянулся сигаретным дымом и скосил глаза к носу, внимательно рассматривая выдыхаемые никотиновые облачка, – вовсе не голубой. Ну может быть серый. Скорее даже прозрачный. Нет, всё-таки серый.

Он не боялся, что его кто-то услышит и посчитает за сумасшедшего. В такую погоду люди старались сидеть дома или укрыться в уютных кофейнях, ну или на худой конец пережидать дождь под крышей среди громадных колонн соборов. А даже если кто и увидел одиноко сидящего парня на набережной с бутылкой вина, то и слова бы не сказал. Тем более случайному прохожему не пришло бы в голову усомниться в его рассудке. Как-то самой собой культурная столица превратилась в столицу вина и меланхолии, и одинокий человек, устремивший рассеянный взгляд за горизонт, давно уже не вызывал удивлений.

Этот город был пристанищем всех романтически настроенных отшельников, стремящихся обрести себя и отыскать здесь смысл бытия. Они толпами вываливались из душных вагонов поездов дальнего следования, приезжая из провинции покорять северную Пальмиру. И всю эту разномастную публику, возбуждённую ложной романтикой города-призрака влекло именно к реке, что из века в век несла свои мутные воды через болота. Почему именно сюда, к реке? Ведь тут непрекращающийся холодный ветер, который залезает под самую кожу и вечная морось, которую не иссушит уже никогда даже самое жаркое солнце. Привлекательного, согласитесь, мало. Может, дело в разрекламированных, упакованных в тёплый гранит набережных? Может. Но скорее всего в том, что река была единственным, что двигалось в этом вековом застое. И шли они сюда по наитию, которое вело их предков, а теперь затягивало и их.

Этот город – приманка. К нему остервенело бегут навстречу, бросают всё нажитое, стремясь утолить здесь свои самые великие мечты, которые после неизменно утопают в сладких парах джаzового Каберне. Мечты-утопленницы, трупы которых уплывают на запад, в Финский залив. Вот оно ключевое слово – запад. Разве можно начинать что-то там, где всё априори заканчивается? Почему об этом никто никогда не писал? Хотя бы спел. А то всё им «в Питере пить». От хорошей жизни что ли? Разочарование – вот что ждёт всех вас, наивных мечтателей. А после смерть. Духовная ли, физическая – не всё ли равно? А надрывный свист ветра в дворах-колодцах станет панихидой по нам, сочинённой ещё триста лет назад лицемерным городом, который остервенело строил двухметровый безумец. Остерегайтесь сумасшествия царей. А хоть бы даже императоров.

Парень со злостью бросил окурок в реку и потянулся за бутылкой. Терпкое красное вино с повышенным содержанием танинов и фруктовым букетом приятно туманило разум, заставляя видеть в безжизненных клочьях сизых туманов проблески фантомной надежды. Сплошной обман. Хоть кто-то был однажды счастлив в этом городе? Так, чтобы по-настоящему, без лишних слов, не крича об этом на каждом перекрёстке? Счастье – оно молчаливо. Впрочем, отчаяние тоже. Две сестрёнки-близняшки – поди разбери кто перед тобой.

Ветер всё усиливался, разгоняя волны, разбивая их о гранит и осыпая водными осколками лицо парня. Он натянул посильнее капюшон куртки, пряча под ним свой белобрысый вихор и снова отпил из горлышка.

Чокнутые чайки молчаливо барахтались в воздухе, пытаясь поймать под крыло потоки воздуха. Они бросались с отчаянием самоубийц в волнующуюся воду и мгновенно выныривали с трепыхающимися рыбёшками в зажатых жёлтых клювах. Впереди высился тонкий шпиль собора, укрытого за мощными бастионами крепости, ни разу не видевшей сражений. Император сразу задумал её как место пыток и могил, фальшиво обозвав это фортификационным сооружением, чтобы не отпугивать раньше времени своих приближённых. Скопище разбитых судеб. Город родился среди смертей. Мог ли он теперь жить иначе? Если бы в России жили слоны, они бы выбрали Питер местом своего братского кладбища. Есть ли ещё более подходящие варианты?

Нет, это не счастливый город, что так помпезно вырос посреди туманных болот. Фарс в угоду безумцу.

А вино было вкусным, чёрт побери. Вот! Ещё один символ – усатая шляпа с хриплым тембром голоса, чуть ли не ежедневно поминающая чертей. Вот и дозвались. Город, хранимый бесами. Надо было слушать классиков и гнать их подальше. Зря что ли оккультные практики выдумали?

Зарядил мерзкий апрельский ливень, подгоняемый сбивающим с ног ветром.

– И хляби небесные разверзнуться! – парень встал, широко расставив ноги, чтобы не поскользнуться на мокрых камнях, снял ставшие под дождём бесполезными очки и, зажмурив глаза, подставил лицо навстречу протекающему небу. Опущенной рукой он крепко сжимал за горлышко бутылку вина. В этот торжественный момент в кармане зажужжал телефон, руша всё величие будничным гулом вибрации.

– Ну как всегда, – выругался парень, нацепил обратно очки, тут же размывшие мир вокруг и полез свободной рукой в карман джинс. Телефон не хотел вылезать, цепляясь за ткань. —Давай ты уже! – раздражённо бормотал он, наконец, выдёргивая аппарат вместе с вывернутой подкладкой кармана.

На экране светилась надпись: Ира менеджер.

– Да.

– Гарик, привет, – вкрадчиво произнесла девушка на другом конце линии.

– Привет.

– Как дела?

– Нормально, – стараясь говорить бодрее, тщательно контролируя слегка заплетающийся язык, ответил он. – Вот, наслаждаюсь видами Петербурга.

– Один?

Он посмотрел на бутылку вина и ухмыльнулся.

– С лучшим другом.

– Понятно. Много не пей, – он явственно представил как на лицо Иры наползала ехидная ухмылка. – Игорь, я чего звоню-то. Я понимаю, что сейчас совсем не подходящее время, но у нас завтра некому выйти на смену. Сашка заболела как обычно, Юля занята чем-то супер важным, у Паши пары. В общем, ты не мог бы выручить?

Игорь закатил глаза. Ничего нового.

– Вера ничего не скажет?

– Её завтра не будет. Да и выхода нет. Она поймёт. Ответственность беру на себя.

– Ладно. Но я опоздаю. Минут на двадцать, – попытался поставить себя хозяином положения парень. Прийти позже – барские замашки. Вот это важная персона, конечно!

– Хоть на двадцать две. Спасибо тебе огромное. Тогда до завтра!

– До завтра, – он услышал короткие гудки, убрал телефон в карман и многозначительно посмотрел на вино. – Так, пора нам домой. Планы неожиданно изменились, – объяснил он бутылке.

Домой добирался на метро. Люди, спасаясь от непогоды, спускались в подземку и пачками загружались в вагоны, в которых стояла невыносимая духота. Игорь недолюбливал скопления людей. В общем-то людей он не любил даже больше, чем их скопления. И поездки в общественном транспорте становились для него пыткой. Он порой задумывался, что за такие испытания давно уже заслужил себе статус мученика.

Вывалившись из вестибюля метрополитена на улицу, Игорь сделал глубокий вдох свежего воздуха, в котором не было обычной пыли, прибитой сейчас дождём и пошагал в сторону дома мимо бабулек сидевших на поребриках со всякой всячиной на продажу. Мимо девчонки в яркой рекламной манишке, сующей в руки зазевавшимся прохожим пёстрые листовки, мимо хмурых мужчин со среднеазиатским разрезом глаз за самодельными прилавками с «сочными» и «сладкими» фруктами и овощами.

В наушниках у Игоря играла музыка – чтобы никого не слышать, не пускать к себе внешний мир. Недопитая бутылка вина лежала в рюкзаке за спиной, бултыхая содержимым. Тучи на небе великодушно разошлись, пропуская на короткое мгновение солнце, бликами которого поблескивали серые лужи на асфальте.

Игорь по пути заскочил в магазин купить ещё бутылку вина. Какая разница, одна или две, размышлял он. В качестве закуски – не пить же как алкоголик – он взял сыр, а в пекарне белый, ещё тёплый итальянский хлеб. Сейчас он сходит в душ, смоет с себя похмельный налёт, который уже неприятным осадком ощущался во рту, включит на компьютере музыку, махнув вверх полоску уровня громкости и забудет про всё на свете, оставшись наедине с собой.

Небольшая квартира-студия встретила его угрюмым молчанием, разбросанными носками на полу и горой грязной посуды в раковине. Игорь скинул обувь и куртку прямо на пол, оставив на линолеуме дождевые капли, выложил из рюкзака вино и хрустящий бумажным пакетом хлеб на стол, положил на среднюю полку абсолютного пустого холодильника упаковку сыра, включил ноутбук и отправился в душ.

***

Зудящая мелодия будильника доносилась словно издалека. Постепенно нарастая, звук становился всё громче, а головная боль всё сильнее. Игорь кое-как разлепил веки и вытряхнул себя из постели, на автомате подобрав брошенные вчера на пол очки. Он добрёл до стола, по пути запутался ногами в раскиданных джинсах и наконец отключил мерзкий трезвон.

Парень застонал, хватаясь рукой за раскалывающуюся голову и, прищурив один глаз, огляделся. На тарелке лежали подсохшие куски сыра. Стол был усыпан хлебными крошками, среди которых валялись пробки от вина – за последнее время их скопилось не мало.

– Господи, как же плохо, – прокряхтел он, облокачиваясь о столешницу. Он посмотрел время на телефоне. Если он не хотел опоздать на работу сильнее оговорённого, через двадцать минут надо было выходить. Игорь открыл скрипнувшую дверцу кухонного шкафа, нашёл упаковку «Цитрамона» и закинул в себя сразу две таблетки. Он разжевал кисло-горькое лекарство и, не запивая, проглотил. Что ж, ему определённо бывало и хуже. Надо приводить себя в порядок. Игорь, обогнув диван, стоящий посреди квартиры, прошаркал к тумбе, где хранилось чистое бельё и достал из выдвижного ящика свежие носки и трусы. Задвигая обратно ящик, парень задержал взгляд на документах в прозрачном файле с тонким налётом пыли. Сердце на секунду сжалось. Он быстро отвернулся и поковылял, цепляясь за воздух ватными руками, в душ.

***

На улице снова лил дождь. Хорошо хоть не холодный. Игорь накинул капюшон куртки и поспешил к метро, плывя сквозь туманное похмелье и стыдливо пряча похмельный взгляд в асфальтовых лужах.