Фаетон. Книга 5. Троянский конь

V. Speys

Фаетон. Книга 5. Троянский конь

Глава первая

Над зелеными верхушками парка, выросшего и возмужавшего с того самого времени, когда еще первые космонавты вместе с Юрием Гагариным посадили здесь свои первые деревца, с неизменным звенящим писком, пролетела стая ласточек, и скрылась в выси, очерчивая там замысловатые фигуры полета. Их веселый писк, отсюда, с ухоженных дорожек парка, едва доносился с высоты, а трепетания крыльев было так трогательно, что хотелось взлететь следом и окунуться в их веселый хоровод, туда, под самые облака.

Но двум друзьям, Леониду Кразимову и Петру Собинову, не скоро еще в необъятные просторы неба. После возвращения из цепких объятий "Двуликого Мира" и вынужденной посадки на астероид Патрокл, Леониду, вместе со своим спасителем, Петром Собиновым долгие месяцы реабилитации в Центральном реабилитационном центре космонавтов.

Леонида и Петра поместили в палату №12 "Радиологической реабилитации". Бесконечные процедуры и бездеятельность побуждали двоих энергичных и непоседливых исследователей космического пространства к длительным беседам обо всем на свете, что могло прийти в голову в этом ничем не занятые вынужденного пребывания в Центре дни. Все разговоры заканчивались одним и тем же, рассуждением о странном явлении, существования бытия одновременно с прошлым и будущим.

– И вот, что я думаю? – сказал вдруг Леонид, выдерживая длительную паузу. Собинов вопросительно уставился со своей койки на друга. Но тот молчал. Пауза явно затягивалась. Он, не спеша, отложил свою книжку, которую читал уже больше месяца, мешали разговоры. Но, друг, не шевелясь, смотрел куда– то в пространство.

– Эй! Дружище? Ты где?! – с иронией в голосе позвал Собинов. Леонид вздрогнул, перевел взгляд на друга, – А! Что?!

– Ты начал говорить, что–то , о чем ты думаешь? – напомнил ему друг.

– А! Да! Так вот, мне кажется, что все, что со мной произошло в той экспедиции. – Леонид сделал паузу, весело и с иронией, взглянул на друга, – Ну, помнишь, когда ты за призрак меня принял?

Петр схватил вафельное полотенце, скомкав, запустил его в друга.

– Я тебя предупреждал, не напоминать мне об этом позорном трусе, коим я был в то время.

Друзья весело засмеялись. И вновь Леонид продолжил свою мысль.

– Помнишь Филадельфийский эксперимент во время Второй мировой войны. Тогда целый эсминец американского флота исчез на глазах у экспериментаторов с целым экипажем на борту и с полным вооружением. А потом, когда корабль появился вдруг просто не откуда за четыреста миль от места исчезновения. Что произошло с экипажем?

– Об этом писали тогда все газеты, хоть эксперимент производился в строжайшей секретности, – с участием сказал Петр.

– Матросы, которые ″вросли″ в палубу и в стенки кают.

– Да, я помню, и то же долго размышлял над этим.

– Не зря Эйнштейн тогда сжег все расчеты, уничтожив технологию производства эксперимента.

– Конечно не зря. Так вот, я думаю, что в основе мироздания лежит эффект всего сущего, всего живого на матушке Земле, заложенный Природой, это эффект времени.

– Типа, ″…все течет, все изменяется…″. Как сказал наш Учитель и вождь всех народов В.И.Ленин.

– Да, Петрик, ты хорошо учил историю в школе происхождения Коммунизма на Земле.

– Да и не совсем так. – Уточняющее продолжал свою лекцию Леонид, серьезно вглядываясь в смеющиеся глаза друга. Собинов перестал смеяться и стал внимательнее слушать.

– Понимаешь, дружище, тут такая штука, что сразу и не поймешь.

– Ну, ты же все-таки, что–то надумал, так выкладывай поскорее! – с нотками нетерпения в голосе торопил друг.

– Понимаешь, Петр, я долго думал над природой времени и вот, что меня поразило, так это то, что в природе времени заложено ускорение скорости вращения частичек– кирпичиков (завихрения энергии) из которых состоит Вселенная, все живое, все сущее и ускорение – это для всех элементов из таблицы Менделеева constanta, то есть по– русски, постоянно.

– Как это понять?

– Да так, что если, например, атом, а как нам известно, атом – это не твердая материя, а частичка, состоящая из вихрей энергетических сгустков известных науке, как нейтроны, протоны, электроны и т. д.

– Короче ты считаешь, что атом любого элемента в таблице Менделеева это те– же энергетические завихрения?!

– Я уже говорил об этом. Не только считаю, но и уверен в этом на сто процентов. Но только эти завихрения постоянно ускоряются.

– Леня, я с тобой в корне не согласен.

– Докажи!

– Где им брать энергию на ускорение?!

– Да, это точно, где им брать энергию на ускорение? Значит, скорее всего, не ускоряются, а замедляют свое вихревое вращение.

– Вот, пожалуй, это, Леня, будет правильнее всего и таким образом происходит это все одновременно со всеми частицами мироздания.

– А, замедляясь, – продолжал Леонид, – они и отображают, таким образом, явление течения времени.

– Иными словами, – подхватил Собинов, – если частичка, атом, вращалась быстрее – это в прошлом. Настоящая скорость вращения вихрей – это настоящее время. Меньшая скорость вращения частички атома – это будущее.

– Верно! И, нет возможности, дотронутся до предметов в прошлом или в будущем, потому, что прошлое уже исчезло относительно настоящего, а будущее еще не наступило.

– Весьма интересно! Ну, а как же насчет того, что прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно?

– Да очень все просто! – задумчиво ответил Леонид.

– У тебя, Леня, блин,– с нотками крайнего нетерпения высказался Собинов, – все так очень просто!

– Да! Собинов, все очень и очень просто. Монолит прошлого, настоящего и будущего и в этом монолите свобода движения за счет разности в скоростях вращения частичек мироздания в прошлом настоящем и в будущем. – Леонид задумался, затем, затем завершил мысль, – Итак, замедление вращения частичек – это время.

– Ну, ты брат, Гений! Ну, как же одновременность существования? Получается, что ты до сих пор, там, в прошлом, борешься с аномалией Двуликого Мира?

– Да, получается, что так! Но это уже для меня настоящего не существует, а для меня в прошлом существует, иначе не было бы прошлого. Вот так и связано все, прошлое, настоящее и будущее.

– Извини, друг, но почему же мы не знаем, что будет в будущем?

– Потому, что мы выходцы из прошлого. И этому есть объяснение. Так, как мы живем в мире частичек замедляющих вращений.

– Получается, если бы мы жили в мире ускоряющих частичек, мы бы знали, что с нами должно произойти.

– Ну, этого быть не может, потому, что энергия расходуется, и это ведет к замедляющим процессам.

– Тут, Леня, я с тобой не согласен. А как же Закон Сохранения энергий, открытый еще Ломоносовым?!

– Вот и получается, что энергия, которая поддерживает скорости вращения, тоесть время, перетекает из будущего в прошлое, где скорости вращения частичек больше и таким образом поддерживает большие скорости вращения частичек. Будущее, как бы питает энергией прошлое и Закон Сохранения энергий не нарушается.

– Ух! Мне даже не по себе, как– то! Да, дружище, это надо переварить.

– Я вот о чем подумываю, а не создать ли нам этакую машину времени и заглядывать в то самое прошлое или в будущее.

Не замечая, откровенной иронии в словах Петра Собинова, Леонид задумчиво всерьез произнес: – Для этого надо научиться искусственно, менять скорость вращения частичек. Замедляя, попадаем в будущее, ускоряя в прошлое.

– Допустим мы, – сменив иронию на участие, начал Петр, – пребываем в некоем аппарате, находясь в своем настоящем времени. А наружное наблюдение с замедленными скоростями вращения частичек, в будущем, и транслирует нам, что там происходит.

– Нет, так не бывает! Во- первых, у нас не будет никакой связи с аппаратом.

– Почему?

– Потому, что скорости частичек разные. Наблюдающий аппарат попросту исчезнет в будущем.

– Значит, Леня, наблюдателю надо установить таймер для отсчета времени пребывания.

– Будем думать над этим.

От увлекательной беседы друзей отвлек стук в дверь палаты.

– Да, войдите! – ответил Леонид.

В дверях появилась миловидная медсестра в белом халате и белом колпачке.

– А ну, на процедуры! – строго приказала она, голосом, не терпящим возражений. Сразу было видно, что ей влетело за опоздание подопечных от профессора, лечащего друзей.

– Лаборант и доктор заждались. Вы здесь не одни у меня! – нервно захлопнув дверь, она удалилась, стуча каблуками по гулкому полу коридора.

– Нарушает порядок, принципиально не ходит в установленной обуви. – Проворчал Леонид, подбирая полотенца для процедур.

– Зато, какую линию ножки выделяет каблучок, специально для тебя, Леня не женатого, старается девушка, а ты ноль на фазу!

– Не хочу, чтобы меня тоже, как тебя, забрасывали апельсинами преждевременно. – Намекая на жену Петра, ответил Леонид…

Глава вторая

Метод профессора Коуэна ″Восстановления организмов живых существ, в том числе, человека, от воздействий смертоносных доз радиации″, разработанный в секретных лабораториях Пентагона, и, конечно же, об этом методе узнали в России. Метод заключался в том, что человека помещали в барокамеру с содержанием в воздушной смеси антирадиационных ионов. Дыша этим коктейлем, из смеси кислорода и антирадиационных ионов, происходила нейтрализация радионуклидов в организме человека и превращение их в нейтральные шлаки, которые в последствии выводились из организма. Для этого были разработаны разные методики и разнообразные диеты. Гарантия была стопроцентная. Человек излечивался полностью, а перенесенный стресс от сильного радиоактивного воздействия, подхлестывал организм к использованию скрытых ресурсов. Восстановленные пациенты превращались в моложавых людей без дальнейших признаков старения. Природа как бы застывала на неизменном возрасте и долгие годы такие восстановленные удивляли окружающих и близких им людей своей цветущей, продолжительной молодостью. Таким образом, метод Коуэна, спас ни одну человеческую жизнь… Процедуры в барокамере всегда заканчивались в парилке, где пациенты должны были хорошо пропотеть. Для этого устраивалось обильное чаепитие с чаем с особыми добавками выводившие из организма шлаки. Сидя в сауне, укутанные во влажные простыни, друзья продолжали разговоры о природе мироздания. Между рассуждениями о строении атома и временных аномалиях, Собинов вдруг спросил: – А, почему Алексей Алексеевич, ну, помнишь, там, на Патрокле, тебя назвал Димой?

– Это, когда была наша связь с Землей? Да, помню!

– Ведь он не страдает еще старческой забывчивостью и не похоже, что склеротик?

– Ну, ты такое скажешь! Его и ближе б не подпустили к руководству ответственными космическими полетами.

– Да, это верно. Ну, все-таки?

– Мне, честно говоря, не очень нравиться это. А тем более, вспоминать об этом.

– Послушай, я кто тебе, друг или просто знакомый? – не задавался Петр.

Собинов не отличался особой учтивостью. Петр, привыкший к длительным космическим полетам, в качестве командира корабля, и к абсолютной власти над экипажем, под час, от него зависели жизни многих людей, от того, как он поступит в сложнейших ситуациях, возникающих в космосе, наложило, свой особый, отпечаток в характере. Он умел настоять на своем вопросе и всегда вытаскивал любопытную для него информацию с любого, не зависимо от ранга, человека, словно клещами ржавый гвоздь из дубовой доски. А любопытство его никогда не знало границ и пословица ″Любопытство не порок, а большое свинство″ придумал народ не про него. Такой уж был этот человек.

– Ну, так все-таки?! – настаивал друг.

– Я никогда и никому не говорил об этом. Стараюсь забыть и не вспоминать никогда. Но, Гаринова назначили руководителем полетов. И его присутствие в моей работе – это лишнее напоминание об этом неприятном инциденте, который произошел еще тогда, когда я начинал карьеру космонавта.

Леонид умолк, глубоко задумался. Затем взял чашку с чаем, медленно поднес ее к губам, отпил глоток, и так же медленно поставил на столик. Аромат, исходивший от чая, наполнял сауну, и от этого аромата, и от неторопливого Лениного рассказа, любопытство разгоралось в глазах Петра, как древесный уголь в сауне. Тем временем Кразимов продолжал:

– У меня был друг, Дима, Дмитрий Гаринов, сын Алексея Алексеевича. Мы познакомились с ним еще на вступительных экзаменах в Университет на факультет Космической навигации. Гордый был человек. Помню, на вступительном экзамене по математике, преподаватель написал задачку на доске мелом, сказав при этом, ″Кто не хочет сдавать устный ну и сейчас письменный вступительный по билетам, решите эту задачу и ″отлично″ вам обеспечено. Причем за оба экзамена сразу″

Помню, Димка поднял руку, сказав, ″Да я знаю, как решить эту задачу! ″ – преподаватель вызвал его к доске. И Гаринов стал расписывать уравнение за уравнением, доказывая теорему. Преподаватель его остановил, ″Достаточно! Неправильно! ″ – Гаринов невозмутимо ответил, ″Простите, но у Вас не хватает знаний! У этой задачки бесчисленное множество решений, вы, наверное, знаете только одно? ″ – преподаватель не ожидал такого ответа от ″молокососа″. Побелев, как мел, затем, покрывшись пунцовым румянцем, стараясь держать себя в руках, промямлил, ″Если докажете, то я соглашусь, что Вы правы! ″ – цедил сквозь зубы преподаватель. И Димка доказал теорему, там прямо на доске, с мелком в руке, расписал доказательство теоремы. Преподаватель сохранил свое лицо, обратив поражение в победу, объявив Гаринова, отличником и завершил словами, ″Буду лично ходатайствовать, чтобы Вас зачислили вне конкурса и сделали старостой группы, в которой Вы будете приняты″, – так и произошло. Димка был старостой, учился великолепно, складывалось такое впечатление, что он все уже знал на перед. Да и другом он был отличным. Очень общительный и веселый. В его компанию стремились попасть как девушки, так и парни и набивались в друзья, особенно, когда узнавали, кто его отец. Но фальшь в отношениях он улавливал мгновенно и держал дистанцию, со всеми, оставаясь своим парнем. Мы с ним сошлись на почве фанатичного отношения к будущей профессии. По всем предметам у нас были круглые пятерки.

– Да, знаю я! У тебя же красный диплом, – не сдержался Петр.

– Да! – вздохнул Леонид, – Эти успехи в учебе не остались не замеченными. Но я подозреваю, что не без участия Алексея Алексеевича. Нас вскоре, с третьего курса перевели в секретный отряд подготовки пилотов для освоения новейшей техники. Наши ученные, конструктора, разработали учебно- тренировочный челнок многоразового использования специально для подготовки пилотов– космонавтов. Это был челнок спарка. Нам предстояло его испытать перед запуском в серию. Машина была оснащена двумя изолированными друг от друга кабинами. Машина могла в считанные секунды достичь первой космической скорости полета, войти в космическое пространство, становясь спутником Земли. Ну и естественно вернутся на Землю без особых проблем. Мы с Димой сделали двадцать вылетов. По нашим замечаниям были устранены недоделки. И машина совершенствовалась с каждым новым полетом. Была сформирована приемная комиссия для запуска челнока– тренажера в производство. Американцы особенно проявляли интерес к машине и вели интенсивные переговоры в рамках обмена опытом на закупку партии этой уникальной техники. Ведь всем известно, что их шаттлы не используются для тренировочных полетов с учебными целями. Итак, завершающий полет мы совершали, как обычно в плановом режиме. Вышли в космическое пространство, сделали облет вокруг Земли и приготовились к возвращению. Наши функции во время полета были строго определены инструкциями по эксплуатации и выполнялись нами безукоризненно. При входе в слои атмосферы ученик со своей кабины должен был включить закрытие защитных лючков иллюминаторов внешнего обзора, чтобы предостеречь иллюминатор от разрушения при трении о атмосферу. Но я этого не сделал вовремя. Меня отвлек некий объект, следовавший за нами по пятам. В момент нажатия кнопки ″закрыто″ этот диск нырнул под крыло шаттла, отвлек и украл у меня пару секунд, а температура за бортом уже достигла критической, щитки заклинило. Дима кричал мне, ″Немедленно катапультируйся! ″ – я упирался, думал, пронесет. А он мне в наушники на полную громкость, ″Приказываю! Твоя капсула сделает шаттл легче! Инерция сразу уменьшится! Есть шанс спасти машину! ″ – с этими словами он, как инструктор и командир экипажа управлял всем, кроме щитков, надеялся на меня, катапультировал меня. Я очнулся на Земле. Меня, как мешок с костями, достали с обгоревшей капсулы. Первым делом, что я спросил, были слова: ″Что с Дмитрием?!″ – все, молчали, как будто набрали в рот воды. Алексей Алексеевич своим авторитетом спас мою репутацию. Меня не только не судили за оплошность, но дали возможность доучиться до конца закончить образование. Но с тех самых пор, в минуты угрожающей мне смертельной опасностью, я для него стал Димой. Все знают об этом и не поправляют отца, так как ценят его отличные профессиональные качества и опыт руководителя Центра управления космическими полетами. И каждый раз, когда я встречаюсь с Алексеем Алексеевичем Гариновым, он, иногда, называет меня именем его погибшего сына…

Глава третья

Над парком реабилитационного центра, в голубом небе, без единого облачка, сияло солнце. Высоко в голубой выси носились ласточки.

В этот жаркий июльский день из корпуса физиотерапии друзья возвращались неторопливой, размеренной, походкой, за одно прогуливаясь бесконечными аллеями парка. Леонид, с махровым мягким полотенцем на шее, был одет в легкую безрукавку и шорты. Петр, в легкий спортивный костюм светло- оранжевого цвета, который ему привезла жена, свое полотенце висело у него на правом плече. Друзья внешне походили, скорее, на беззаботных отдыхающих, чем на пациентов.

– Знаешь, Петр, мои мысли постоянно вращаются вокруг этого всего, что мы с тобой насочиняли по поводу ускорения вращения частичек и, как следствие, времени.

– Да, я тоже думаю об этом. – Ответил Петр.

– Вот, например, время, вернее его течение, формирует наше пространство.

– Ты знаешь, я тоже так считаю. Время определяет пространство.

– Получается, что пространство, некая субстанция. Или же монолит, жесткий, несжимаемый, где во времени существует все одновременно прошлое, настоящее, будущее.

– Значит, Леня, время придает этому несжимаемому и жесткому монолиту некие свойства. Иными словами, превращает этот монолит в некий простор с неограниченными свойствами присущими пространству, что и есть наше пространство.

– Скорее свойства, сочетающие в себе свойства, ну, например, физику жидкости. Только жидкость, это физическое тело, ощущаемое нами, а пространство некая эфемерная субстанция, не ощущаемая нами.

– Получается, если мы абстрагируем пространство со свойствами присущими жидкости, то, значит, пространство может обладать выталкивающей силой, например, как вода.

– То есть предметы, видимые в своем времени, так?

– Да, конечно. – поддержал Петр.

– Эврика! – неожиданно вскричал Кразимов, – сила тяжести или сила гравитации, получается, тождественна силе выталкивания пространства, со всеми вытекающими отсюда физическими свойствами.

– Так и выходит, что сила гравитации, что сила выталкивания пространства одно и то же.

– Получается, что так. Только для жидкости сила выталкивания тела зависит от массы тела и его объема, а для пространственной силы выталкивания только масса тела имеет значение. – Подняв многозначительно палец в верх, сказал Леонид.

– Да, да, конечно! Не сравнить массу Солнца, например, с той же массой, какого-нибудь, белого карлика, который в сотни раз меньше по объему за солнце, а сила гравитации одинакова.

– По- моему, Петр, мы залезли с тобой в такие дебри, что аж не по себе становиться от этих то дебрей. Потому, что теория гравитации, трактуется совсем иначе.

– Теория теорией, а практика всегда ставит все на свои места и получается все, наоборот, за исключением редких случаев, когда практика действительно совпадает с теорией.

– Да, Петр, как в нашем случае с этой силой выталкивания пространства. Кстати, я планирую сходить в библиотеку после обеда. Пороюсь там, в базе данных. В мировой практике всегда найдется, что–то по интересующему нас вопросу выталкивания пространства. Ну и может, что-нибудь полезное найду.

Дальше они шли молча, разглядывая цветы на обочине ухоженной аллеи. В кронах стройных тополей перекликались горлицы, а над кронами деревьев все так же носились ласточки.

Поднявшись по ступенькам жилого корпуса центра реабилитации, вошли в фойе. Там стоял кошмарный невообразимый гам из громких голосов. Сильные и громкие возгласы латиноамериканского говора наполнял ураганным гулом высокие потолки просторного фойе. Темпераментные кубинские военные, жестикулировали, и громко смеялись, рассказывая смешные истории друг другу в ожидании расселения по палатам. Из новостей было известно, что на атомной станции близ столицы Кубы, Гаваны, произошла крупная авария, что на ликвидацию аварии брошены военные. Вот и прибыли в центр, часть из облученных военных к нам на восстановление. По их здоровым и темпераментным жестам, смеху громким разговорам незаметно было о схваченных смертельных дозах радиации. Это пока еще не ощутимы симптомы лучевой болезни и этих людей еще можно было спасти.

Друзья проследовали мимо шумной компании, нисколько не обратившей на них никакого внимания. Длинным и гулким коридором направились к своей палате №12, что располагалась на первом этажа трехэтажного здания. Петр последовал к видневшемуся столику дежурной медсестры. Девушка, увидела друзей, приветливо улыбнулась, повернулась к стенду с ключами. Не обнаружив их, там хотела, что–то сказать, но Петр опередил ее, – Здравствуйте!

– Здравствуйте! – опустив глаза, ответила она. Петр, увидел смущение девушки, пошел в атаку, – Вы, новенькая? – спросил смутившуюся, медсестру. – А, как Вас зовут?

Девушка стала пунцовой, не отвечала.

– Что привязался к дежурной, не видишь, что девушка на ответственном посту! – спас смущение дежурной Леонид.

– Меня Настей, вообще- то зовут! – осмелев, ответила дежурная.

– Очень приятно, Настя. А меня Петр.

– А, к Вам, Петр, вообще– то жена приехала, я ей отдала ключи от Вашей палаты. – внимательно глядя на Собинова, ответила строго дежурная.

– Спасибо, Настя! – поблагодарил Петр, пустившись вдогонку Леониду. Тот уже подходил к двери палаты №12.

– Ко мне жена приехала. – Поспешил сообщить новость Петр.

– Отличный повод мне уйти в библиотеку. Я только переоденусь. – Ответил Леонид, входя следом за другом во внутрь комнаты.

– Не обращая никакого внимания на целующихся супругов, Леонид бросил свое полотенце на кровать, стал копаться в одежном шкафу, который стоял у двери напротив ванной комнаты. Достал необходимую одежду, ушел в ванную переодеваться. Выйдя оттуда переодетым, в белые хлопчатобумажные брюки и светло- зеленую безрукавку, направился к выходу.

– Я в столовую, затем в библиотеку. Буду поздно. – Сказал, не оборачиваясь к супругам.

– Скажи, ко мне Аня приехала! – бросил вдогонку счастливый супруг.

– Хорошо, передам! – дверь за Кразимовым закрылась.

– Я тут тебе апельсины привезла, груши. – Отрываясь от цепких объятий мужа, поспешила сказать она. Собинов обвел взглядом комнату. На обеденном столе у широкого окна стояла фруктовая ваза полная апельсин и груш. Огромный букет из розового и белого пиона стоял в цветочной вазе, наполняя палату дурманящим ароматом, окуная Собинова в домашнюю атмосферу, где нет служебных забот и только покой и любовь близкого человека окружает все его естество ореолом счастья…

Глава четвертая

Леонид вышел в фойе, окунувшись в привычную, после шумной латиноамериканской компании, тишину. На аллее, ведшей в столовую, он столкнулся с группой бенгальцев, расхаживающих в исподнем белье, которое было им выдано в санчасти центра. Обычаи этого народа были воплощены в подштанниках с болтающимися завязками и полотняных белых рубашках на выпуск, полагающихся к исподнему комплекту. Очевидно, они прибыли совсем недавно на реабилитацию и руководство центра в лице главврача не успело проинформировать о порядках лечебницы. Иностранцы, о чем– то оживленно беседовали, неторопливо направляясь в столовую. Леонид с любопытством стал наблюдать за группой бенгальцев. У входа их встретил сам главврач и отвел в ближайшую беседку, что были разбросаны в укромных местах парка. Леонид же проследовал внутрь. С бенгальцами он столкнулся, на выходе из столовой. Они были уже одеты по европейской моде в пестрых безрукавках, тщательно заправленных в мятые хлопчатобумажные брюки, затянутые кожаными ремнями.