Альтернативы «российского прорыва»

Для понимания причины этих кризисов необходимо расширить предмет нашего обсуждения за пределы собственно макроэкономического анализа. Более детально природу этих кризисов мы рассмотрим ниже, в связи с влиянием процессов социальной трансформации. Сейчас для нас важно отметить, что замедление темпов экономического роста ведет к «кризису ожиданий».

В «тучные» годы складывается инерция социальных ожиданий, связанная с быстрым ростом экономики и, соответственно, с ростом уровня жизни и оптимистическими оценками всего комплекса социально-экономических перспектив. Падение темпов экономического роста в этих условиях воспринимается как крах этих перспектив и ведет к разнородным смятениям и смутам, к поискам виновных, если не к «охоте на ведьм». Возникают значимые предпосылки социально-политического кризиса, плохо подходящие для восстановления темпов экономического роста, преодоления «ловушки среднего уровня развития».

Следует обратить внимание на вывод исследователей, что переход от авторитарного к демократическому режиму, вопреки камланиям наших либерал-доктринеров, лишь повышает риск замедления роста экономики. Переход от авторитарного к демократическому режиму влечет за собой рост издержек, прежде всего за счет более справедливого подхода к заработной плате и правам трудящихся.

Так, например, было в Южной Корее в конце 1980-х гг.: страна сначала пошла по пути демонтажа авторитарного режима, а затем – в 1989 г. – первый раз попала в ловушку среднего дохода. Доказано, что номинальная заработная плата в Корее до 1987 г. росла вместе с номинальной производительностью труда, а после начала демократических реформ стала расти гораздо быстрее.

Из приведенных выше признаков очевидно, что наша страна уже находится в «ловушке» и императивом является скорейший выход из нее. Соответственно, необходим поиск путей выхода из этой «ловушки».

Эйченгрин и его коллеги проанализировали множество факторов, которые могут при прочих равных снизить или повысить риск попадания в ловушку:

– чем выше рост до замедления, тем выше вероятность попадания в ловушку среднего дохода;

– недооцененная национальная валюта – верная дорога в ловушку;

– значительная доля граждан пенсионного возраста также повышает риск попадания в ловушку;

– замедление в целом менее вероятно в открытых экономиках с высоким качеством человеческого капитала;

– чем больше в стране граждан с высшим образованием, тем меньше вероятность спада.

Заметим, что все эти факторы выведены на основе факторного анализа, требующего, в свою очередь, серьезной содержательной интерпретации, выявления дополнительных сопутствующих условий. Это относится, например, к оценке влияния «человеческого капитала» и высшего образования. Чтобы эти факторы действительно стали драйверами экономического роста, необходимо, чтобы диплом действительно подтверждал наличие высокой квалификации. Соответственно, данный показатель существенно снижает свою релевантность в условиях, когда достаточно долго немало наших вузов торговали дипломами в качестве средства освобождения от призыва в армию.

Эйченгрин также показал, что качество экспорта положительно влияет на снижение риска замедления экономики: страны с относительно большой долей высокотехнологичного экспорта менее восприимчивы к замедлению.

В качестве рекомендаций по выходу из «ловушки» он также указал на рост инвестиций в среднее и высшее образование; наращивание вложений в исследования и разработки (R&D), что позволяет увеличить высокотехнологический экспорт. Страны, которые использовали эту стратегию, смогли избежать торможения. Здесь можно вспомнить прежде всего Южную Корею и Чили.

В свете этих соображений легко увидеть существо задач, поставленных в Послании: повышение темпов роста выше мировых; рост доли несырьевого, прежде всего высокотехнологичного экспорта; внимание к инновациям, повышение качества образования[21].

Однако здесь требуется более детальный анализ проблем, решение которых необходимо для выхода из «ловушки».

Прежде всего нужно оценивать структурные предпосылки попадания в «ловушку». В период, предшествующий попаданию в «ловушку», для поддержания высоких темпов экономического роста и конкурентоспособности чаще всего использовались «стандартные» рекомендации: относительно низкий уровень оплаты труда, заимствование иностранного капитала, технологий и менеджмента. В результате конкурентоспособность поддерживается в секторе low cost: низкие издержки, абсолютно низкая цена (а не соотношение цена – качество).

Следует отметить, что этот «стандартный» рецепт обусловил длительный экономический рост Китая, преодоление чудовищной бедности в ряде стран Юго-Восточной Азии и Африки.

В экономиках, развивающихся по этой «стандартной» модели, быстро растут сборочные производства, которые являются «дочками» иностранных концернов, владеющих интеллектуальной собственностью на продукцию и технологию и зачастую производящие ключевые компоненты. Главное, им достается основная часть маржи от производимой продукции.

Далеко не все эти страны обладают политико-экономической мощью Китая, который долго (чрезмерно долго, по мнению Д. Трампа) противостоял иностранным компаниям в их стремлении к репатриации прибыли и извлечению технологической ренты.

В результате страны, избравшие «стандартную» модель развития, практически обречены на низкую маржинальность основных секторов своих экономик. В результате невозможен рост оплаты труда в ключевых отраслях: сразу теряется конкурентоспособность, и в этих секторах начинается спад. Соответственно, не растет налоговая база и ограничены возможности бюджета для повышения уровня оплаты бюджетников, расходов на науку, образование и здравоохранение – необходимые источники роста на новом витке экономического роста.

Такая модель экономики не создает спрос на высококвалифицированных работников и, соответственно, на «продукцию» системы качественного образования. В ней достаточно низка мотивация к росту квалификации. Создается замкнутый круг, собственно и составляющий социальное измерение «ловушки»: структура экономики не создает спрос на качественное образование, науку и здравоохранение. Экономика, загнанная в «ловушку» из-за нехватки бюджетных средств, не может стимулировать эти социальные отрасли для создания опережающего спроса.

«Ловушка» создает предпосылки для сужающейся «воронки», в которую затягиваются и экономика и общество. На «дне воронки» видна национальная катастрофа.

Каковы же реальные пути для выхода нашей экономики из «ловушки»? Добывающий сектор – уже не ресурс. Его рост и доходы жестко «зажаты» мировым спросом. «Доить» его больше невозможно. Сегодня почти вся его немалая прибыль изымается в бюджет. Сельское хозяйство вряд ли может стать драйвером роста. Здесь нет уникальных конкурентных преимуществ, и, соответственно, оно у нас низко маржинально[22], да и оно по вкладу в ВВП не входит даже в первую пятерку секторов[23]. Хотя это вовсе не значит, что можно пренебрегать его возможностями.

Если рассматривать перспективы экономического роста с рентоориентированных позиций, то приходится признать, что возможности роста на основе извлечения природной ренты практически исчерпаны. Вряд ли мы можем рассчитывать на такой вид ренты, как «сеньораж»[24]. Для этого у нас нет сколько-нибудь серьезных предпосылок в виде масштаба экономики или силового глобального доминирования.

Единственной, как представляется, относительно реалистичной перспективой роста маржинальности экономики является рост ее глобальной конкурентоспособности. Соответственно, для выхода из «ловушки» нужна структурная перестройка экономики, направленная на повышение доли секторов, в которых конкуренция ведется уже на уровне middle cost и high cost. Необходимо создание продуктов и технологий, обеспечивающих их большую маржинальность. Это возможно лишь при создании «монопольной ренты» за счет коммерческого использования прав интеллектуальной собственности, т. е. высоко- и среднетехнологических производств. Яркий пример – экономика Германии, которая прочно удерживает мировое лидерство в инфраструктурном машиностроении.

Здесь также ясно видна связь с задачами Послания. Сегодня же ситуация далека от уровня, необходимого для выхода из «ловушки». Доля высокотехнологичных и наукоемких отраслей в экономике России составила по итогам прошлого года 21,3 %. В денежном выражении это почти 20 трлн руб. В 2011 г. этот показатель составил 19,7 %. Потом вклад высоких технологий и науки в ВВП последовательно рос, но заметно просел до 21,3 % в 2015 г. В 2016 и 2017 гг. показатель остановился на отметке 21,6 %[25].

Дело даже не в том, что доля высокотехнологичных и наукоемких отраслей невелика, а в том, что за 7 лет она выросла всего лишь на два процентных пункта. И это при том, что на эти годы приходится значимый спад, когда при «нормальной» конкуренции и высокой девальвации национальной валюты высокотехнологичные отрасли должны были получить дополнительные возможности конкурентоспособности и существенно увеличить свою долю.

Подводя итоги этого этапа нашего обсуждения, следует отметить, что выход из «ловушки среднего развития», в которую попала наша страна, является настоятельным вызовом, по существу, императивом. Альтернатива, «застревание» связано с системными социально-политическими рисками.

В Послании даны приоритеты, направленные на «выход из ловушки»: повышение темпов роста, структурные изменения, направленные на «облагораживание» структуры нашего экспорта, переход к инновационной, в т. ч. к «цифровой» экономике.

Анализ показывает, что ключевым приоритетом, создающим предпосылки для выхода из «ловушки», является инновационная экономика.

Приоритетность этого направления обусловлена также тем, что ко всем неприятностям, которые нам сулит «ловушка», добавляются новые грозные вызовы, связанные с громадными технологическими сдвигами, меняющими не только фундамент экономического функционирования, но и основы сложившегося жизненного уклада.

Технологические сдвиги. Сегодня уже общепризнано, что «скорость технологических изменений нарастает стремительно. Тот, кто использует эту технологическую волну, вырвется далеко вперед. Тех, кто не сможет этого сделать, она, эта волна, просто захлестнет, утопит»[26]. Уже видны технологические тренды, которые наряду с уже упоминавшейся «цифровой» экономикой будут кардинально менять практически все стороны экономической, социальной и даже личной жизни.

Прежде всего здесь следует выделить роботизацию. Уже сегодня несть числа прогнозам, в которых предрекается исчезновение многих профессий. Уже сегодня широко обсуждается сокращение огромного числа юристов и бухгалтеров в структурах Сбербанка[27].

Банальностью стали прогнозы относительно перехода к роботизированному промышленному и персональному автотранспорту. На подходе системы охраны, которые используют существующие системы идентификации личности и не требуют многомиллионной армии охранников магазинов, торговых центров и т. п.

Но это только первые «буревестники» грядущей технологической бури.

Обсуждения, которые автор провел за последнее время с ведущими специалистами, да и собственный более чем сорокалетний опыт работы в области искусственного интеллекта приводят к следующему выводу[28]. Сегодня уровень роботизации в том или ином секторе экономики определяется не столько сложностью соответствующих технологических процессов, сколько масштабами этого сектора и, соответственно, готовностью инвесторов вложиться в разработку необходимых роботизированных комплексов.

Так, например, предварительные оценки показывают, что достаточно повысить уровень обязательных страховых выплат за гибель шахтеров до 30 млн руб., и в довольно короткие сроки практически исчезнет занятость людей на опасных подземных работах.

Самые предварительные оценки перспектив роботизации показывают, что в ближайшие десятилетия, т. е. в период трудовой деятельности ныне работающего населения, будут происходить масштабные сдвиги на рынке труда. Они затронут прежде всего людей, связанных с монотонным или же опасным трудом, где роботизация будет либо очень эффективна, либо выгодна по условиям, созданным в соответствии с политическими требованиями.

Но не хочется уподобляться Томасу Мору, который крайне негативно оценивал идущие в Англии структурные сдвиги: «овцы едят людей». Ведь именно эти сдвиги затем сделали из Англии «мастерскую мира». Роботизация в целом ряде секторов сулит нашей стране замечательные перспективы.

К тому же мало в какой стране имеются такие серьезные научные заделы для развития роботизации. Существующие в мире решения в области искусственного интеллекта в большой мере основаны на теоретических работах советских ученых. Так, еще в 1960-х и 1970-х гг. коллектив ученых ИПУ АН СССР под руководством М.А. Айзермана, куда входили также Э.М. Браверман и Л.И. Розоноэр, сделали огромный, признаваемый во всем мире вклад в теорию распознавания образов[29].

Было бы полезно «поскрести по сусекам», проанализировать созданные ранее, но заброшенные теоретические заделы, мобилизовать имеющийся на сегодня потенциал и использовать все это для создания эффективных роботизированных систем. Собственно именно по этому рецепту и была создана отечественная очень перспективная роботизированная технология управления дорожным транспортом. Ее создатели, выходцы из Всесоюзного института системных исследований АН СССР (теперь Институт системного анализа РАН) – «отростка» ИПУ, стояли «на плечах гигантов».

Так, уже сегодня существующие в нашей стране технологии, интегрированные в целостную автоматизированную систему, позволяют создать роботизированную систему производства массовой сельскохозяйственной продукции, прежде всего кормов. Это путь к возрождению производства во многих регионах нашей страны, где миллионы гектаров заброшены, зарастают кочкарником из-за того, что их просто некому обрабатывать. Близлежащие деревни обезлюдели. Дороги почти исчезли.

Можно, конечно, и дальше тешить себя мифами о традиционных путях возрождения этих земель. Но вопрос, кто заплатит за переселение нескольких сотен тысяч человек, создание в заброшенных деревнях полноценной социальной инфраструктуры (хотя бы фельдшерских пунктов, школ, клубов и многого другого, что необходимо сегодня для полноценной жизни). И это при том, что сегодня в экономике огромный дефицит инвестиций.

Но не менее важно, что при использовании такой «ретроградной» стратегии суммарная эффективность произведенной сельхозпродукции будет отрицательной. Безусловно, необходимо оказать поддержку проектам сохранения сельских поселений, за которыми стоит реальная местная инициатива, идея сохранения нашей истории, экологический и иной туризм. Но эти проекты не могут стать альтернативой реновации миллионов гектар заброшенных земель с учетом наличия перспектив развития нашего сельского хозяйства, связанных с растущим глобальным дефицитом продовольствия.

Если использовать этот шанс и реализовать в рамках соответствующего национального инновационного проекта роботизированный комплекс, обеспечивающий сельхозпроизводство сначала массовой, а затем и все более технологически сложной продукции, то это путь к сокращению издержек производства, не требующий гигантских вложений в социальную и транспортную инфраструктуру. Привезти горючее для роботизированной сельхозтехники и вывезти произведенную продукцию – не слишком большая проблема. Для этого у нас уже есть почти вездеходные трактора и не нужны триллионы рублей, вложенные в дороги, по которым почти никто ни сегодня, ни завтра не поедет.

Это просто известный автору пример того, как может быть реализован отечественный инновационный потенциал. При его реализации предметом экспорта станет не столько природная рента, сколько рента технологическая, создающая приемлемую маржинальность экспорта, спрос на интеллектуальные ресурсы и, соответственно, на качественные образование и науку.

Кстати, аналогичным образом следует рассматривать и наш «сырьевой» экспорт. Мы не Кувейт и не Саудовская Аравия. В издержках нашего нефтегазового сектора преобладают поставки отечественного оборудования и технологий.

В этом смысле мы реализуем не только природную ренту, но и продукцию инвестиционного машиностроения. Оно может и не дотягивает, по крайней мере пока, до глобальной конкурентоспособности, но позволяет получать дополнительную маржинальность уже не полностью «сырьевого» экспорта.

Инновационные решения в секторах, поддерживающих экспорт сырья и продукции первого передела, – значимый ресурс искомого роста маржинальности.

Следующим источником технологических сдвигов часто называют аддитивные технологии. Это не только широко обсуждаемые 3D-принтеры. Речь идет об ином принципе производства изделий. Вместо обработки заготовок (прессование, фрезерование, токарные работы, сверление и т. п.) и придания им в ходе такой обработки необходимой формы аддитивные технологии используют принцип наращивания изделия и придания ему необходимых, недоступных прежде формы и качества[30]. В рамках этих технологий появляются возможности создания очень сложных форм и структур, включая сочетания материалов, соединить которые ранее даже и не мыслилось.

Очевидно, что эти технологии сулят огромные возможности. Так, на изготовление лопасти для винтов огромных судов, на которое ранее уходили месяцы, теперь требуются считанные дни. И при этом такие лопасти будут иметь очень сложную внутреннюю структуру и гибкость, существенно повышающую эффективность всего движителя.

Оценивая риски и перспективы развития аддитивных технологий в нашей стране, следует обратить внимание на ее научно-технические истоки. Прежде всего речь идет о создании производств «порошков» для этих технологий, из спекания или плавки частиц которых создаются искомые изделия. Но ведь в области материаловедения мы, как говорится, очень долго были «впереди планеты всей».

Да и сегодня явно не позади. Наши успехи в области гиперзвука, безусловно, требовали почти запредельных достижений в области сплавов, способных выдержать немыслимые температуры и воздействие плазмы с ее электрохимическими эффектами. Известные мне успехи в развитии аддитивных технологий, прежде всего в оборонных отраслях, базируются на относительно недавних достижениях.

Иной источник для прорыва в аддитивных технологиях связан с созданием мощных лазерных систем. Но и здесь у нас немалые, если не самые передовые, заделы.

Внедрение этих технологий также радикально меняет технологическую базу отраслей, которые все меньше будут иметь оснований называться обрабатывающими. А ведь речь идет о втором по вкладу в создание ВВП секторе (14 % добавленной стоимости). В них также будет радикально меняться структура занятости. На места рабочих будут приходить дизайнеры, технологи и программисты.

При этом следует обратить внимание на то, что Д. Трамп, провозгласивший «возврат домой» производств, ранее эмигрировавших за рубеж, исходит из того, что новые технологии, прежде всего роботизация и аддитивные технологии, обеспечат требуемый уровень низких издержек, которые ранее обеспечивались за счет низкого уровня оплаты труда, характерного для развивающихся стран. Да и стратегия минимизации миграции имеет те же технологические корни.

В целом же можно сделать вывод, что в обозримой перспективе будет кардинально меняться сам фундамент глобальной экономики. Прежде всего будет снижаться значение уровня трудовых издержек. Низкие трудовые издержки перестанут играть важную роль при формировании уровня конкурентоспособности.

Здесь можно провести аналогию с предшествующим этапом глобализации. Внедрение контейнеров, создание гигантских транспортных судов, в первую очередь контейнеровозов, кардинально изменили всю структуру логистики. Транспортные затраты перестали лимитировать структуру размещения производства, перекроили всю глобальную систему разделения труда.

Теперь же роботизация, аддитивные и информационные технологии создали предпосылки для нивелирования трудовых издержек. Структура размещения производства, способная мгновенно реагировать на изменение спроса, может быть кардинально приближена к рынкам. Это плохая новость для развивающихся стран.

Но это может стать «благой вестью» для нас, обладающих серьезным научно-техническим потенциалом в обсуждаемых технологических секторах, если мы не сможем использовать открывающееся «окно возможностей».

Можно увидеть также тенденцию к жесткому сегментированию глобальной экономики, ее деление на два слабо связанных между собой сегмента, различающихся уровнем используемых технологий. Здесь источник серьезных геополитических рисков «ответа» стран, выпадающих из технологического тренда. Здесь не только риски роста миграции образованных людей в «развитые» страны. Гораздо серьезнее риски мобилизации радикальной части населения этих стран в борьбе с несправедливостью модели развития, обрекающей эти страны на нищету и страдания.

К этой тенденции добавляется еще один тренд технологического развития – новые медицинские технологии. Развитие этих технологий все больше включает в себя таргетированные лекарства и технологии, сфокусированные на болезни и проблеме конкретного пациента. Эксперты говорят уже о возможности продления жизни до 130 лет.

Но проблема в том, что эти лекарства и технологии довольно дороги и позволить их себе могут либо очень богатые люди, либо очень благополучные общества с высокоразвитой экономикой. И здесь перспектива та же: глобальная сегментация на общества «долгоживущих», пользующихся перспективными огромными достижениями медицины, с одной стороны, и «короткоживущих», не имеющих такой возможности – с другой. Старшее поколение помнит соответствующее пророчество в романе Ивана Ефремова «Час быка»[31].

Для нашего обсуждения принципиально важен вопрос: в каком из этих миров будем мы? Сможем ли найти адекватный ответ на вызовы глобального технологического развития?

Но все предшествующие наши рассуждения приводили нас к проблеме кардинального повышения роли инновационного развития. Здесь и ответы на технологические вызовы, здесь же и пути выхода из «ловушки среднего уровня развития». Они основаны на переходе к росту секторов с более высоким уровнем маржинальности, создающих спрос на более квалифицированный и, соответственно, более высоко оплачиваемый труд. Здесь предпосылки и для иного, более оптимистичного взгляда на перспективы общества, экономики и государства. А эта оптимистическая оценка предполагает инновации – необходимый ресурс экономического роста.

Следовательно, необходимо рассмотреть следующий императив «российского прорыва» – инновационное развитие.

Инновационное развитие. Прежде всего необходимо разобраться, что имеется в виду, когда мы употребляем понятие инновация[32], которое восходит к Й. Шумпетеру, разработавшему понятие экономической инновации[33]. При этом хочется обратить внимание на использование в этом определении такого признака инновации, как «востребованное рынком».

Позиция автора в большой степени совпадает с известной концепцией Петра Щедровицкого, где принципиально разделяются роли технологического разработчика и предпринимателя. Разработчик специализируется на создании технических решений. Предприниматель в своей зоне поиска практически применяет новый набор инструментов и технологий, отбирая решения, связывая их в единый процесс, находя экономически оправданные конфигурации.

Этот акцент на «экономически оправданные конфигурации» оказывается важным в связи с тем, что в нашем отечественном дискурсе этот признак часто игнорируется. Чаще обращается внимание на то, что «это результат творческого процесса, это процесс внедрения новшеств».

В проекте федерального закона «О научной, научно-технической и инновационной деятельности в Российской Федерации» дается следующее определение: «Инновационная деятельность – совокупность мероприятий (в том числе организационных, финансовых), реализуемых в целях использования результатов интеллектуальной деятельности в научно-технической сфере для создания новой или усовершенствованной продукции, для выполнения (оказания) новых либо улучшенных работ (услуг) или внедрения новых (улучшенных) способов их производства (выполнения, оказания) либо для освоения или усовершенствования технологии»[34].

Здесь легко видеть, что в этом определении даже не упоминаются признаки – «востребованное рынком» или «экономически оправданные конфигурации».

И это совсем не случайно. Во время слушаний в ГД по проекту этого федерального закона автор обратил внимание на то, что в ходе обсуждения много говорится о «свободе научного творчества», «развитии прикладной науки», но не упоминается про ориентацию инноваций на конечный результат – на влияние инноваций на экономический рост. Было довольно жестко сказано: «Инновации, это не про науку, а про деньги, зарабатываемые в результате». Это замечание не возымело какого-либо воздействия ни на ход обсуждения, ни на поправки к проекту закона.