Иллюзия

– Я люблю проводить кастинги красивых девушек, – животно вздыхал пятикурсник. – Правда, потом сильно устаешь, но зато сколько удовольствия!

На кровати у стола присели две кнопочки-подружки из Чернушки: блондинка с тонким носиком, – начинающая лисичка, и татарочка с губками-ягодками. Забаровский стремился встать на путь Казановы, тянуло на экзотику. Кунгурец с удовольствием обхаживал белокурую. На своей кровати сидел почитатель Адемара Монтейского, перечитывая «Астрологию», исподлобья поглядывая на собравшихся.

Вино для девушек разлилось по стаканам, водка для пацанов – по рюмкам. Руслан в пятый раз рассказывал один анекдот, уже не награждаясь даже улыбками, пьяно ржал за всех.

– Тост! – Дукаревич поднял рюмку.

Краткое предложение в третий раз приняли с восторгом. Девушки пригубили, но старшекурсник настоял на опорожнении, хотя бы до дна. Подруги со смешком выполнили, срочно заели шоколадкой – деликатесом, купленным парнями для аристократизма завлечения. Кунгурец замахнул водку, скатал мякиш из скибки хлеба, закинул в рот.

– Один момент! – Забаровский встал, направился к «кухне», намереваясь нарезать хлеба на закуску. Сделал пару шагов, пошатнулся, повалился на земляка.

– По-моему, тебе уже хватит. – Малышев придержал.

– Ни в одном глазу! – Руслан пытался подняться.

– Зря стараешься. Вновь повезет Олегу.

– По гороскопу?

– Да.

– Не обламывай. – Приятель оттолкнулся, занял равновесие. Нарезал задуманное.

– А Глеб у нас – лучший астролог всех времен и народов, предсказатель будущего! – провозгласил Дукаревич. Необходимо срочно развлекать, пока жертвы, загрустив, не разбежались.

– Как интересно! – Девчонки заморгали глазками. – Может, вы нам погадаете?

– Астрология – не гадалово, – назидательно выразился астролог-самоучка, чувствуя превосходство над глупенькими девчушками.

– Да ладно тебе, Малыш, – подмазывался Олег. – Составь там свои карты или чо там еще? Девчонки просят.

– Давайте я вам лучше стихи почитаю! – предложил Забаровский.

– Нет, нет, – запричитали подружки, – хотим гороскоп!

– Вы весь стол заняли, а кухонный грязный, – отмазывался Малышев.

– Сейчас уберем. – Руслан неловко схватился за винную бутылку.

Сосуд лег ребром, вытолкнув красную жидкость на собутыльниц. Те отпрянули. Старшекурсник быстро смотался за тряпкой, вытер черную кожу стола. В душе радовался, чем быстрее кончится вино, тем скорее дамы перейдут на водку. Невзирая на недавнее скольжение по столу, тряпка долго ездила по изгибам «лисички», якобы вытирая брызги. Молодые люди улыбались, встречаясь взглядами. Девушка позволяла, дозревая до употребления.

Бутылки, распакованный «Альпен Голд», куски хлеба отправились на подоконник. На стол лег ватман, края прижали учебники.

– Мне понадобятся ваши дни рождения. – Глеб взял циркуль.

Заинтригованные дамочки выдали. Через двадцать минут колдовства с чертежными инструментами, «главный астролог всех времен и народов» излагал, обращаясь к блондинке:

– Вы, милая девушка, еле поступили, всегда учились на тройки, гуманитарные вузы оказались закрыты…

– Это понятно. – Острый носик вздернулся. – Скажите, чо-нибудь такое, чо вы точно не знаете. Чо-нибудь значительное. Чо вы не могли узнать заранее.

Малышев глянул на магический круг.

– Значительного в вашей жизни мало. Разве что… два года назад вы должны были сломать ногу, хотя, что тут значительного?

– Точно! – воскликнула татарочка. – Ты упала с тарзанки.

– Да-а, совпадает. – Глазки блондинки расширились до восхищения.

– Да и сегодня, например, у вас, извините, критические дни.

«Лисичка» залилось краской, обгоняя красноту вина. На лице кунгурца улетучилась улыбка надежды. Он мысленно попрощался с маленьким ротиком, бросающейся в глаза неопытностью, протяжно вздохнул.

– Да ладно, – воскликнул Забаровский, – давайте я вам лучше стихи почитаю!

– А про меня, – проигнорировала призыв татарочка, обращаясь к астрологу. – Только не надо ничего из прошлого, лучше будущего.

– Сегодня у вас будет, простите, секс.

Девчонки расхохотались. Брюнетка, краснея, запричитала:

– Это невозможно.

– Конечно, нет, – поддержал Дукаревич, разливая по таре, непринужденно перемещаясь вплотную к экзотике.

Первокурсницы допили назначенную выпивку, согласились на мужицкую. Руслан замахнул рюмку, запил водой, выдвинул стул на середину комнаты. Он стоял на стуле, словно покачивающийся памятник на пьедестале, рука рубанула с плеча.

– «Я сразу смазал карту будней,

Плеснувши краску из стакана…»

Экспрессия с резкими жестами, едва не падая с импровизированного постамента. Застывшее изумление девиц.

– Это Маяковский, господа! – Декламатор дочитал. Подбородок коротко лег на грудь.

Олег сделал два акцентированных хлопка, девицы поддержали из сочувствия. Татарочка допилась до детского подшучивания:

– Вас так зовут? Маяковский, да?

Забаровский пропустил обиду мимо сердца. Взыграла кровь, хотелось проделать штуки, как с Юлей в санатории.

– Меня зовут «бэд бэд бой, коммон ми, коммон ми», – затянул он известную песню, снимая майку, пританцовывая на стуле. – А я говорю – «ага». «Бэд бэд бой…»

На сей раз юноше удалось добиться смущенной заинтересованности. Шорты полетели в собравшихся. «Он не пойдет до конца», – громко шептал пятикурсник на ушко раскосой подружке. В кунгурца полетели трусы.

Глава

VI

I

Клермонский призыв

1095, март. Пьяченца, Италия.

– Помнишь Констанцу? – Урбан беседовал с Адемаром в тусклой келье. – Свои пророчества?

– С того момента только об этом и думаю.

– Раньше, наверное, задумал. В каком году был в Иерусалиме?

– В восемьдесят седьмом.

– Восемь лет прошло. Все никак не уймется?

– Никак. Сидит заноза в душе.

– А я и думать забыл. Вот сегодня увидел тебя и вспомнил, – соврал папа.

– Будет событие, которое заставит поверить моим словам.

Апостолик отвернулся, хватало мирских тяжб, возвышенные миссии задвигались в конец приоритетов. Собор шел чередом. Решались насущные заботы. Понтифик с каждым посетителем, веселее поглядывал на епископа Пюи. И где твое событие? Монтейский приуныл, в последний день, отчаявшись дождаться, покинул мероприятие. Викарий Христа лишь ухмыльнулся, но отнесся с пониманием.

– Посольство от Алексея Комнина из Константинополя! – провозгласил распорядитель.

Посланник припал к ногам папы, долго рассказывал о притеснениях христиан со стороны турок-сельджуков, просил заступничества. Вот оно! Урбан проникся. Мольбы о помощи открывали и вполне мирские перспективы.

В августе вся курия пересекла Альпы по старой дороге Мон Женевр, минуя Павию, Турин, Зузский перевал, Бриансон с Греноблем и появилась в Балансе, где 5 августа понтифик освятил новый кафедральный собор. По пути следования кортежа окрестные жители выбегали и видели апостолика верхом на коне, или на носилках среди прелатов и клириков. Некоторые подбегали, просили благословения, спустя годы рассказывали внуками. Урбан носил простые одежды, тиара появится в XII веке. Французы обожали папу – Эдома де Шатийона в миру, уроженца Шампани, воспитанника Святого Брунона, основателя ордена картезианцев. Курия пересекла границу Пюи, проехала через Роман и Турнон, переправилась через Рону и гористый Виварэ и прибыла в епархию. Местный собор Богоматери по значению в одиннадцатом веке соответствовал Собору Парижской Богоматери позднее. Паломники всех сословий, босиком, с пальмовыми ветками стекались сюда в причудливый ландшафт вулканических скал. На паперти, в клуатрах и пристройках монахи, сервы, сеньоры и прелаты находили приют и отдых. Здесь впервые прозвучала «Salve Regina», впоследствии ставшая гимном Пюи.

15 августа в праздник Успения – главный праздник епархии, понтифик отслужил торжественную мессу. Потом уединился с Адемаром.

– Я долго думал после Констанцы, еще больше после Пьяченцы. Случилось предсказанное тобой.

Епископ просиял.

– Наверное, сам Бог наставляет нас на путь истинный. Ты готов возглавить Поход?

– Я стану вашим легатом, но миссию должен взять на себя военный.

– Ты же не только священнослужитель, но и воин. Рыцарь. Я наслышан о твоих подвигах…

– Да какие подвиги? – Ле Пюи отмахнулся.

– Война в Испании. И сейчас, я знаю, ты частенько облачаешься в доспехи, отбиваешь набеги местных сеньоров на церковные поместья. Умеешь обращаться с оружием, о твоей палице ходят легенды, уверенно держишься в седле. Тебе сам Бог велел возглавить армию.

– Я с превеликим удовольствием возьму на себя духовные функции, организаторские, но в военном плане нужны навыки иного рода. Стратегические. Если хотите знать мои мысли… – И не дожидаясь согласия, Монтейский выдвинул: – Самая подходящая кандидатура Раймунд IV Тулузский. Известный воин, истый верующий. Обещайте ему заморские владения, и он согласится.

– Думаешь, только за веру не пойдет? Ведь «истый».

– Вера – это прекрасно, но нужно нечто осязаемое, и хотя его владения простираются от Дордони до Роны, он польстится восточными землями.

– Быть по сему. Ты по поручению апостольского престола станешь духовным отцом Крестового похода, а я постараюсь уговорить Раймунда.

– Так хочет Бог. Увидимся в Клермоне, я подготовлю речь.

– Какой план?

– План прост: соберем рыцарскую армию и освободим Гроб Господень.

Апостолик поспешил в замок Сен-Жий-дю-Гард – главную резиденцию графа Тулузы. Из Пюи полетели гонцы во все аббатства с призывом собраться во второй праздник Святого Мартина на Клермонский Собор.

Урбан ждал хозяина в просторной гостиной. На улице затрубили горны, по мосту процокали подковы, роскошная кавалькада въехала в замок.

Раймунд Сен-Жийский, граф Тулузы с 1094 года, маркиз Прованса и герцог Нарбонны ввалился в гостиную. Папа лицезрел вытянутое книзу лицо с острым подбородком, укрытым рыжей бородой, роскошные усы, густые брови, вьюны огненных волос до крепкой шеи. Во время паломничества в Иерусалим в 1071 Раймунд ослеп на один глаз, безжизненное око слегка уродовало интересное лицо. В Испании французская конница под предводительством графа Тулузского била мавров Альфонса Великого в хвост и гриву. Знаменитый сарацин даже отдал дочь, дабы прекратить войну узами брака. С годами граф Сен-Жийский стал огненней и горячей, мгновенно вспыхивал, словно китайский порох. Гордый нрав смирялся лишь пред более сильными. Подданные и товарищи побаивались упрямой жесткости, враги славили за безрассудную отвагу.

– Знатная охота! Набили много дичи. Сейчас закатим пир горой. Не каждый день мою скромную обитель посещает сам папа!

Столы ломились от яств. Вино лилось рекой. Попеременно звучали тосты за здоровье духовного отца всех христиан и покровителя всех французов.

– У меня к тебе дело, Раймунд. – Понтифик сидел рядом с вельможей.

– Внимательно слушаю.

– Сельджуки досаждают нашим братьям в Константинополе…

– Это ж православные, стоит ли о них печься?

– Священный престол заботится обо всех христианах, даже поддавшихся искушению и свернувших с пути истинного. Вернуть их на путь праведности – наша святая цель. – Апостолик помолчал, ожидая новых возражений, продолжил: – Гроб Господень слишком долго находится в руках неверных…

– Это так, но ведь мусульмане не препятствуют паломничеству.

– Сам факт заставляет сжиматься от боли истинно христианское сердце. Пришла пора освободить Святую землю!

Маркиз Прованса вскинул взор, отстранился для лучшего разглядывания гостя, молвил:

– Велики помыслы твои!

– Предлагаю тебе разделить их и… возглавить Священную миссию! Ты увенчаешь себя безмерной славой.

Герцог Нарбонны нарисовал в воображении величие.

– Заманчиво… Однако, у меня много важных дел, нетерпящих отлагательств. Мои земли нуждаются в уходе.

Урбан вспомнил слова Адемара: «Обещайте ему заморские владения, и он согласится».

– Там ты найдешь новые земли, огромные территории, значительно плодородней здешних. Там ты приумножишь свое богатство.

– Любопытно… Однако, в погоне за журавлем, можно потерять синицу.

В светлую голову папы пришла успешная мысль.

– Церковь гарантирует сохранность твоих владений. На время Похода мы возьмем твое имущество под наше покровительство.

Глаза графа загорелись.

– Это будет славная охота! – Тулузец схватил кубок, намереваясь провозгласить тост.

– Если согласен, – упредил понтифик, – держи это пока в секрете. Я собираюсь объявить Поход в Клермоне.

Приближенные заметили поднятый кубок, затихли в ожидании.

– За Святую Церковь! – провозгласил Сен-Жий. – И… Гроб Господень!

Все охотно выпили. Прокатился ропот: «Доколе святые мощи будут обретаться в руках неверных?!»

В Клермон на зов Святейшего Престола съехались тысячи рыцарей, сотни лиц духовенства, толпы простолюдинов. Слух о значимости грядущих событий с быстротой звука разнесся по христианскому миру, хотя официальная повестка включала лишь беседования о «Божьем мире». Город трещал по швам. Триста епископов и четыре сотни аббатов просились на постой в бедняцкие лачуги. Люди спали в полях на голой земле. Знать разбила палатки, взяв Клермон в благоговейную «осаду». Для освещения событий прибыли лучшие хронисты.

Собор определил продолжительность четырех постов, запретил клирикам посещать таверны, восстановил право убежища. Преступников запрещалось преследовать в стенах монастырей, церквей, священных мест. Даже вор, уцепившийся за крест, стоящий на дороге, освобождался от моментального наказания. Живешь, пока висишь, как Мессия. Клир и миряне клялись исполнять постановления Собора, архиепископы скрепляли решения подписями. За городом возводился высокий постамент для заключительного слова апостолика, – городская площадь оказалась малой для громадного собрания.

27 ноября Адемар Монтейский передал свиток Урбану. Папа прочел, сверкнул глазами.

– Я должен все это обещать?

Епископ кивнул и добавил:

– Постарайтесь изложить это своими словами, дабы вызвать ощущение боговдохновенного экспромта. Я верю в вашу неординарную память.

Понтифик несколько раз пробежался по тексту, отметил последовательность, запомнил основные тезисы.

– Даже символ придумал? Молодец!

Верховный правитель Святейшего Престола взошел на постамент. По толпе пробежал подобострастный гул. Тысячи глаз впились в наместника Бога на земле, тысячи ушей навострились для внимания.

– Братья и сестры! Дети Христовы! Наши единоверцы на Востоке пребывают в жалком, позорном положении. Изо дня в день подвергаются насилию, угнетению неверными. Поработив Святую землю, нехристи примутся за Европу. Угрозы уже слышны, в Византии они перешли от слов к делу. В таких условиях молчать и ждать – предавать себя и Господа нашего! Только делом, только мужеством, только омывшись в крови неверных, мы послужим Творцу. Я призываю вас – возьмитесь за оружие! Для войны против персидского племени турок, которые добрались до Средиземного моря. Поубивали и позабирали в полон многих христиан, разрушили церкви, опустошили Византию – царство Богово! Я призываю вас – возьмитесь за оружие и ступайте в Великий Священный крестовый поход! Эта война ради освобождения Гроба Господня в Иерусалиме! Во спасение братьев, живущих на Востоке. Взываю к вам именем Всевышнего! Я говорю это присутствующим, поручаю сообщить отсутствующим – так повелевает Христос!

– Dieu le veut! Deus lo volt! Так хочет Бог! – взорвалась толпа и в эйфории кинулась к постаменту.

Зашатались дубовые подпорки. Каждый хотел прикоснуться к подошве кумира. Вооруженное оцепление едва сдержало натиск.

– Предлагаю, в знак обета нашить на одежду красные кресты! Всем, кто согласится пойти в Поход, Священный Престол объявляет отпущение грехов! Прощение церковных долгов и защиту имущества на время отсутствия!

Толпа бесновалась в религиозном экстазе. Обещанного хватит на несколько жизней бедняка.

– Но помните, крестоносный обет непреложен! Нарушение влечет немедленное отлучение от Церкви! У нас на Западе земля не слишком богата, за долгие годы истощена до предела. Там, на Востоке, земля течет медом и млеком! А Иерусалим – пуп земли, край плодороднейший, второй рай! Кто здесь горестен и беден, там будет радостен и богат!

– Так хочет Бог! – вопила масса.

– Рыцари, обращаюсь к вам! Да не привлекает вас к себе какое-нибудь достояние, да не беспокоят какие-нибудь семейные дела. Земля эта, которую вы населяете, сдавлена отовсюду морем и горными хребтами, она стеснена вашей многочисленностью. Отсюда проистекает то, что вы друг друга кусаете и пожираете, ведете бесконечные войны и наносите друг другу множество смертельных ран. Прекратите усобицы и двиньтесь на покорение Востока! Становитесь на стезю Святого Гроба, исторгните землю эту у нечестивого народа, покорите ее себе!

Рыцари уже рвали красные одежды, нашивали кресты.

Клермонский призыв передавался из уст в уста. Вскоре крестоносная лихорадка охватила Европу, каждый думал о Походе, самые ретивые ускорили приготовления.

Глава VIII

Инженерная графика

На сей раз юноше удалось добиться смущенной заинтересованности. Шорты полетели в собравшихся. «Он не пойдет до конца», – громко шептал пятикурсник на ушко раскосой подружке. В Дукаревича полетели трусы.

Дальнейшее Забаровский помнил смутно. Проснулся голый, поверх одеяла. На соседних кроватях глубоко спали Малышев и Помазан. Из-под накидки посапывающего Олега выползла обнаженная татарочка.

– У-у ты какая! – Руслан пронаблюдал приятную округлость груди, обабившийся таз.

Брюнетка прошла на «кухню», выпила воды из бутылки, заглушая сушняк. Платье через голову налезло на голое тело. Стыдливая улыбка, хлопнувшая дверь.

– Опять угадал. – Земляк косился на Глеба, силясь подняться.

К обеду кунгурец объяснился с брянцем:

– Ты отрубился. Не бросать же девку? Пришлось отдуваться за тебя. А ты не переживай, секс – дело наживное.

Но нажил Дукаревич. Ромашковая первокурсница наградила хламидиозом. Больше всего досталось астрологу.

– Предупредить не мог?! – Пятикурсник уверовал во всезнайство «пророка».

– Не разглядел. Да и чему быть, того не миновать.

Олег лечился долго. Постоянные партнерши отвернулись. Взаимно избегались тогдашние первокурсницы, остроносая лисичка – за компанию. Девчонки вскоре сняли квартиру в городе, в общагу ни ногой. С тех пор кунгурец всегда носил двойной запас презервативов, грустно шутил:

– Береженого Бог бережет, хотя презик не дает стопроцентной гарантии, особенно рваный.

Удостоверившись в окончательном излечении, пятикурсник принялся за старое.

– Малыш, у тебя дар, только его необходимо направить в мирное русло, – обрабатывал соседа ловелас со стажем. – Сейчас приведу девчонок, ты блондинке тоже нагадай, мол, сегодня будет секс.

Глеб заикнулся для отказа, но Дукаревич опередил:

– Не в службу, а в дружбу. К тому же, ты не врешь. Ты ж не говоришь, что со мной.

И «астролог» нагадал. Блондинка задумалась, через пару рюмок засобиралась. Обломавшийся Олег проследил побег – постучалась в комнату парней-земляков.

В следующий раз кунгурец продуманней увещевал оракула-самоучку:

– Давай также завуалированно, но более конкретно. Например, обрисуй меня или озвучь первую букву имени.

Ради эксперимента на очередной пьянке Малышев уточнил:

– Вас ждет сегодня интим с человеком… на букву… «О». Точнее разглядеть не могу.

– Наконец-то! – У разбитной черноволоски, поступившей с опозданием на несколько лет, заблестели глазки. Она взяла подругу за руку. – Пойдем, Олечка, нам нужно переговорить. Мальчики, не скучайте!

Когда за девчонками закрылась дверь, пятикурсник сплюнул:

– Тьфу ты! Лесбиянки. Зря только вино перевели. – Он лег на кровать, закинул руки за голову, обиженно уставился в потолок. – Никакого толку от твоей хиромантии!

В аудиторию корпуса «В» вошла сухая дама под шестьдесят. За очками сквозила строгость. Кофта, задраенная, будто скафандр, юбка, подметающая пол. Ни намека на косметику, вместо парфюма прель стареющего тела, разбавленная тусклостью студенческих помещений.

– Забудьте всему, чему вас учили на курсе начертательной геометрии. – Грозный голос, пробирающий до костей. – Инженер должен мыслить мгновенно, а не думать, как конус пересекается с тором. Чертеж – это главный документ производства. Это ваш роман, «Война и мир». И написать вы его должны без единой фальшивой буквы.

Алевтина Ипатовна Яценюк наслаждалась произведенным эффектом. О преподавательнице инженерной графики ходили легенды. Старшекурсники предупреждали молодежь: попадешь на Яценюк – вешайся. Поговаривали, двое студентов так и поступили, не выдержав издевательств. Сдать предмет на «четыре» считалось подвигом.

– А как же извещения? – попробовал препода на зуб выпускник авиационного техникума, успевший постажироваться на «Пермских моторах».

– Кто это там вякает?

Гробовая тишина. Отчетливо слышный писк комара. АД-94 убрал глаза в пол. Яценюк вычислила сама, приблизилась вкрадчивой коброй. Серега Рыбкин растерянно улыбался. Перед кучерявой головой распушился ядовитый «капюшон».

– Извещения – для таких бездарей, как ты. Неумеющих продумывать свои шаги сосунков, возомнивших себя инженерами. – Алевтина Ипатовна окатила студента презрительным взглядом, выслушав трусливое молчание, провозгласила: – Записываем тему занятия.

Она вдалбливала знания указкой, группа сидела по стойке «смирно», боясь вздохнуть. Как-то проверяя чертежи, преподавательница прошипела:

– Кто здесь студент Забаров?

У Руслана сердце упало в пятку, жаром загорелось лицо, внутренний «гироскоп» пошел к гортани. Подавив першение, второкурсник пробормотал:

– Вообще-то, Забаровский… Там не вмещалось клеточку.

– «Клеточку», – передразнила Яценюк. – Иди сюда.

На подкашивающихся ногах юноша доплелся до учительского стола, по энергозатратам путь показался кругосветным странствием.

– Это основная надпись, молодой придурок, – изливала желчь Алевтина Ипатовна, – здесь нет клеточек. Когда в цехе по твоему чертежу изготовят брак, потому что твоя тупая башка неверно образмерила деталь, начнут искать автора. Забарова, а не Забаровского! Забирай свою филькину грамоту!

Ватман влепил по лицу, упал на дощатый пол, по бумажной памяти свернулся в рулон. Чертеж виновато покатывался, белая сторона заметно серела. Руслан подобрал, вернулся на место.

– Дешево отделался, – шепнул Панасенко, прикрыв рот рукой.

Целое занятие второкурсник выводил родную фамилию в основной надписи. Стирашка протерла дыру, буквы то писались до мелкоты, то долговязо вытягивались. Длинная фамилия не вписывалась в отведенное пространство.

– Допускается заступать за границы, – сжалился на перемене Рыбкин. – Пиши до конца.

Забаровский рискнул. Прокатило без замечания, на ватмане отчеканилась красная «тройка».

За малейшую провинность Яценюк разносила в пух и прах, обзывая заборными словами. Перевернутая парта – мягкое наказание за пустяк.

– Я преподаю для человека мыслящего. Особый подвид гомо сапиенс. Вам далеко. Вы – мелкие насекомые, твари дрожащие.

Отходя от уроков, Руслан пытался находить мазохистское удовольствие: «По крайней мере, она читала Достоевского». Только двух человек с потока Алевтина Ипатовна выделяла со знаком плюс: Рыбкина и Малышева. Первого – за знания, второго – за инцидент.

От тотального безденежья Глеб искал любую подработку. В общаге посоветовали пойти в сторожа студенческих корпусов – рядом с домом и учебой, какой-никакой а привесок к мизерной стипендии. Взяли сразу, данные с паспорта списали в формуляр, поставили в корпус «В» с кафедрами инженерной графики и физики. Ночные вахтерши объяснили работу: каждые два часа – обход всех пяти этажей с заглядыванием в аудитории.

Лучше спускаться, чем подниматься. Новоиспеченный охранник поднялся на последний этаж, включил коридорное освещение. Люминесцент, поморгав, неохотно разгорелся в части ламп. Местами прятался полумрак. Малышев опасливо шел по гулкому бетону. Шорохи пробежали по крылу. Взвыл ветер. Хлопнула фрамуга. Глеб замер. На днях вломились в корпус «Б», унесли компьютеры. Здесь красть нечего, единственный комп находится на первом этаже в лаборантской, но мало ли. Брянец подошел к аудитории, где слышал хлопок. Полуоткрыта. Внутри темень. В груди похолодело. Малышев осторожно протянул руку, намереваясь толкнуть дверь. Та с грохотом закрылась. Глеб, словно окаменел, стоял неподвижно, тело отказывалось повиноваться. Дверь с пугающим скрипом приоткрылась, будто заманивая в ловушку.

– А-а-а! – заорал сторож и с силой толкнул опасную деревяшку.

Он вбежал, пошарил по стене, нащупывая выключатель. Глаза обостренно вглядывались во тьму, рука прикрыла голову в ожидании удара. Ноги подкосились, мышцы напряглись, мысли улетучились. Отчаянный страх колкими мурашками сновал по коже. Пальцы нащупали выключатель. Свет озарил аудиторию. Фрамуга покачивалась в такт завываниям потустороннего ветра. Брянец осмотрелся, протяжно выдохнул. Подошел к окну, закрыл фрамугу на шпингалет, продолжил работу.