Высота Стекла

Ана Гратесс

Высота Стекла

Глава первая

Любовь – это Звезда, а Звезда в согласии с волей – деятельная Высота.

Начало третьего тысячелетия ознаменовано падением старого мира: крепкие мужчины и женщины огромными скопами бултыхались в грешных водах и адской пыли. Дети здесь никогда не рождались. Люди завсегдашне появлялись в саркофагах, сразу в полный рост и жили после явления во свет несколько сотен лет, никогда не болея. Ни один из них не умирал собственной смертью, другая сторона прибирала их к рукам делом исключительного случая. Единственное, что им требовалось, так это обучение к управлению собственным сознанием.

Мясо Павильона, который является главной и единственной столицей на этой оконечности Земли, приносит людям пропитание в виде скрученной в тугой жгут энергетической Радости. Свет от белого солнца достигает глубоких рытвин в живых глазницах, и человеческие особи начинают громко гоготать, прыгать и одновременно с тем заниматься художественными практиками, обогащая свой край искрами света интуитивного ума.

Здесь взято за правило ежедневно приносить пользу всему живому острову созидательной практикой любого вида и любой сложности. Люди здесь не знают слово «усталость», ибо Мясо является тем единственным питательным корпусом, доступным совершенно любому, который встраивается в структуру человеческой плоти и в совершенстве своем насыщает кровь и органы всеми необходимыми элементами. Природа кажется вечной. Энергия течет свободно, легко, люди не падают вниз, а парят высоко наверху, подпирая жаркие звезды, унося глубину известной печали за невидимые горизонты, прямо в стылые полости-выпуклости иного бытия.

Большим испытанием для всех живущих является Башня, названная Высотой Стекла. Днем и ночью блистающие грани её гипнотизируют все ментальные засовы и подпорки, делая современность похожей на наилучший сценарий из древних утопических идей: недра погибели скрыты за привлекательностью светящихся островков везения, где каждый житель данной реальности может совершить кувырок в темные бездны неизвестного, сделав себе тем самым персональный сюрприз. Эта опция доступна только единожды, ибо никто больше с такого аттракциона не возвращался обратно, ни живым, ни мертвым.

На Башню работают всего несколько человек, первую группу из которых возглавляла известная на весь мир поэтесса Сульфия Аурумис, создававшая литературные шедевры по уровню не уступавшим древним мастерам из Египта и Вавилона. Через поверхностные иносказательные практики она умудрялась вклинивать в тело ровных строф поистине чудодейственные истины, которые во все времена являлись сказочной ценностью для охочих до мистики магиков и были доступны исключительно посвященным в космические таинства Вселенной.

Второй группой из звездчатых заслонок, прямо из саркофажьей неизвестности, вышли две девушки четвертого десятка мудрости. Они в совершенстве управляли силой стеклянного купола. В этой же группе были и два парня, являвшиеся неуклюжей пародией на солнечные диски – их головы венчали остроконечные звезды, а тело напоминало бугристый, чуть пожеванный огурец. Четыре человека жили, ели, любили и творили, будучи запертые на весь остаток жизнь в хромированном стекле Высоты.

Некоторое разносили молву, что подобная участь была даром «свыше», другие роптали на неотвратимость фатума, а сама группа не знала никаких особых запретов и была большей частью времени предоставлена себе и своим увлечениям, лишь изредка кто-то из них бросался на помощь желающим совершить единственный прыжок. Кому-то долгая жизнь в тягость.

– Я это называю аттракционом невиданной щедрости – позволять абсолютно любому человеку давать право выбора на цветные манжеты и камни для металлических запонок. Это ведь развращает разум! А что дальше, спросите вы, дальше они вознамерятся прийти на замену нам? – Говорила девушка по имени Глорис. Она сидела перед створками зеркала трюмо и перебирала пряди волос, завивая каждую в фигуры ленты Мебиуса.

– А мне это кажется хорошей практикой, ибо люди учатся делать выбор, что им сослужит хорошую службу для будущих дел самого разного калибра. – Сказал парень в одежде монохромной совы. Его пупырчатое тело стояло возле панорамного окна и было заметно, что он с большим интересом глядит в темные низины, куда по своему желанию летит отчаянная современность в лицах мудреной взрослости.

– О, мистер Фери, ваши совиные перья уже стали пованивать гнилью упадка.

– Мои одежды хотя бы напоминают о светлости и доброте Природы, а твои локоны, Глорис, совершают одни и те же движения на протяжении всей своей жизни.

– Один – ноль, запевун! Тебе сегодня удалось разглядеть нечто новое в чернотах провала?

– Все по-старому, – отвечал Фери, – недра Земли перекатывают собственные коловерти в сумрак абсолютной незримости. Может сегодня кто-нибудь решиться сделать прыжок, тогда будет развлечение. – Парень отошел от прозрачного стекла, всем корпусом наклонился вперед, подбирая крошки от завтрака, а потом чуть склонился вправо и стал пристально смотреть на орудующую феном и расческой Глорис.

Та заметила его взгляд, и полусмеясь, в некотором раздражении ответила:

– Когда ты так смотришь на меня, в моих внутренностях начинают происходить верчения покруче, чем восьмеричная бесконечность Мебиуса.

Девушка опустила руку в серебристую баночку, стоявшую на том же трюмо, зачерпнула маленькую каплю прозрачного геля и принялась намазывать содержимое по поверхности моложавого лица. Ее лик стал светится еще сильнее чем ранее, тем самым напомнив Фери о долготе протяженной гармоники их жизненного потока, что в «детском» возрасте привела несмышленышей, сладко пахнущих свежим духом новеньких саркофагов, в сверкавшие на солнце грани Высоты Стекла.

Присутствовало во всем этом острое ощущение хождения по кругу, винтовой лестницей которое заходится в самые глубины душевного средоточия. Двое человек как раз тем и занимались: бегали взад и вперед, вниз и снова вверх. Металлические перекрытия башни упруго ухали под натруженными стопами, игриво отскакивая в такт этим бесконечным движениям.

Ариадна и Титан выбрали себе такое занятия не потому, что их одолевает иссушающая скука, а от того, что бегать по просторным лестничным пролетам и есть суть всего творческого поиска. Двигательные пружины с чавканьем и звоном заходились в перемычку, находившуюся между сердечной мышцей и позвонками отточенного сознания и уже через секунду, вобрав все что нужно с человеческого восприятия, снова падали разжиженной кляксой на гладкие стены Высоты.

Глорис с заметной леностью в движениях перебирала карточки спрыгнувших смельчаков, когда Фери обнаружил что на горизонте ярким пятном засверкало зачатие серо-синей облачной Грозы. Тучи, находившиеся на задах видимого пространства, кучились угрюмой, устрашающей ватой, а город внизу стал пыхать защитными куполами, надвигая прозрачный металлизированный стеклярус на самые важные и ценные объекты мясной инфраструктуры.

– Эй, ленточная морда, посмотри что происходит снаружи! – Воскликнул парень-огурец; стало заметно, как у него загорелись глаза. – Цельный стеклянный катафалк расправил свои могучие плечи, чтобы защитить физические недра Павильона!

– Тебе всегда нравилось наблюдать за внешним миром, оно и понятно – здесь, на Высоте, у тебя творческий застой, и ты не можешь заниматься художественными практиками, пока не вберешь в себя зрительный экстаз копошащегося Мяса. – сказала Глорис и чмокнула карточку с фотографией последнего из осмелившихся прыгнуть. – Меня больше забавляет то, как Они, – девушка постучала ногтем по стопке фотографий, – все смеются перед тем, как сигануть в пучины бесконечно космического, неимоверно землистого мрака. Эти смельчаки кажутся такими счастливыми, что я на какой-то момент даже забываюсь и успеваю им по-черну по-белу позавидовать.

– Но иллюзия быстро сходит на нет, Гло. – Пупырчатый Фери еще ближе подошел к окну, почти впечатавшись в стекло, наблюдая сгущающийся горизонт грозового фронта. – Мы то хорошо знаем, что их ждет внизу.

– Нужно позвать остальных ребят, ибо хватит им уже бегать, скоро лестница выкатит глаза наперед! – Глорис встала из-за стола и стала приближаться к красной кнопке, которая была связана с оповещающей системой. – Соберемся в главном зале на 101-ом этаже, возьмемся за руки, растрясем головы в приветственном жесте и примем Грозу как подобает хранителям Высоты!

Тем временем, со стороны внешнего мира, темная туча уже успела выпростать свое содержимое, в виде серо-лиловой жижи, на далекие городские земли. Тянущая и стонущая певучесть доносилась теперь угрожающим напевом. Перед взором упавшего мясного дерева пронеслась вся пестрота главного торгового рынка. Сердце Башни всегда и во все времена наслаждалось подобными пейзажами; и стали особенно заметны эти настроения, когда четверка творческих душ держала перед кристаллической сердцевиной Стекла клочок Грозы, который однажды, в подобную же бурю, зацепился за верхушку Башни и оказался в ведении подобострастных хранителей.

Извивалась темная сущь, находясь в руках у четверки, пищала монструозным кровоточащим гласом, расплескивая последние остатки дождевой воды. А сердцевина трещала от удовольствия; звонко смеялась ее нутряная светящаяся полость. Клочок Грозы издох раньше, чем Титан успел погрузить свои жилистые кисти в воздушное тело клочка, желая пощекотать нервную сетку окружавших его друзей остаточным следом электричества.

– Как же красива Природа, когда ее усмиряют парой другой упругих, физических ладоней! – Сказала хранительница Ариадна, стоя вместе со всеми, параллельно перекатывая своим животом основание общего желудка. – На сей раз хотелось бы зацепить клочок побольше, чтобы все вокруг засверкало, словно к нам в гости решил заглянуть хвостатый огонек падающей звезды!

– Можно выдвинуть шпиль Высоты повыше, и шансов на успех станет больше, но и опасность от того повысится: Гроза коварна со Стеклом, и легко может раздать мощного разряда на нашу многочтимую Башню. – Вымолвила Глорис, – тогда нам всем придется подтирать за собой расплескавшуюся розовую кашицу. – Девушка взмахнула своими локонами, а Фери, смотревший на нее, оказался загипнотизированным красотой ее ленточного великолепия; хотел было убрать руки с иссыхающегося клочка, но вовремя спохватился. Цель еще не достигла завершения.

Тут парень в некотором раздражении сказал:

– Слушай Глорис, тебе не кажется, что пора сменить прическу? Эта – слишком много внимания на себя берет. Гляди, сыграет злую шутку когда-нибудь.

– Девушке не стоит внимать словам огуречного смотрителя, – взвинтилась Ариадна, и, посмотрев на подругу, любезно сказала ей, – все шикарно, детка Гло, нам нужно выглядеть на все сто процентов, чтобы радовать самих себя и Высоту. Иначе, – тут хранительница понизила голос, – сами знаете, что может произойти!

– Именем Мяса, дорогие дамы и господа, – Титан молотым перцем разбрелся по всему периметру 101-го этажа, желая, чтобы его тенор обратил на себя все внимание, – пришло время прислоняться к стеклянным окнам, кучевые облака уже практически над нами!

Но перед этим нужно было убрать сердцевину Стекла на ее законное место. Силой восьми рук хранители водрузили средоточие в просторное металлическое углубление, находившееся неподалеку. Восемь ртов одновременно прошептали магическую абракадабру: «семь восемь пять четыре два Ноль», которая запечатает углубление. Когда действо зачалось, все они разом отошли от захлопывающихся полукружных дверей. Послышался скрежет и громкий лязг. Теперь дело оставалось за малым: подняться на вершину Башни, нажать пару светящихся кнопок, чтобы шпиль взметнул тонкое знамя ввысь, и, находясь под особо удачливой звездой, попал прямо в ребра проносящихся мимо ревущих и клокотающих небес.

Туча мягко и грозно стелилась над громадными полосами Мяса, дрожали человеческие отростки на песчаных берегах близ Земляного рва. Далекое супер-море Павильона из-за поднявшихся мощных ветров крепкими волнами разбивало прибрежные поселения. Вся масса Природы казалась взбалмошным птенцом, которому вздумалось поиграть в грозного разрушителя.

Хранители Башни выстроились в ровную шеренгу и вперили пристальные взгляды в сумрак грозового величия. Каждый из них, по переменке или все разом, издавали то возгласы изумления, то потрясенные вздохи. Казалось бы, их сердца должны были прилично закалиться от созерцания многочисленных падений в недра земляной бездны, но нет – каждый приход Грозы застает их, взрослых, поцелованных разумом особей, в искренней улыбке детского восторга.

Шпиль был выдвинут на достаточную высоту, и Гроза не заставила себя долго ждать: со всей ревущей мощностью зацепились ее воздушные телеса о гладкий, хромированный металл. Заискрились, засверкали молнии, темное небо мерцало теперь наподобие люминесцентной игрушки. Аромат мрачных дождей отдал клочок своей энергичной плоти. Миссия удалась.

«Именем слова о скором падении острова вашего – все происходящее суть перечная глупость и недоразумение!» – загрохотали высокие кручи.

– Друзья, – обратилась хранительница Глорис к коллегам, стоявшим рядом с ней, – впервые на нашей памяти Гроза подала голос! Видимо, большой и весьма ценный кусок отделился от ее дорогих тел, раз она хочет, чтобы мы вняли голосу «разума» и выслушали ее! – Девушка от радости крутанулась вокруг своей оси, задев стеклянный стол, от чего тот упал и со звонким хрустом разбился вдребезги.

– Просто мечта, Мясо всего Павильона, какой ВИД! – Огуречные тела Фери и Титана в возбуждении перекатывались от ощущения близкой развязки.

Молчавшая Ариадна в ожидании топталась на месте, всем корпусом примкнув к стеклянным стенам.

«Перекрасить бы вас в звездчатых детей, стали бы, глядишь, поумнее!» – уже чуть тише, но с той же мощью небесный глас прогремел над Башней из стекла. Потемневшие тучи стали собираться вокруг Высоты, намереваясь вкруговую обступить разгневавшие их структуры.

– Мясо… Гроза вознамерилась нас окружить! – Ариадна от испуга разлилась розовой жижей, отчего весь пол превратился в подобие растаявшего клубничного озерца.

Хранитель Титан с глубоким неодобрением во всем его виде показал кулак небесам, как бы угрожая тем расправой, а девушке, разлившейся испугом, сказал:

– Спокойно, Ари, высшие сферы Стекла всегда славились собственной неприступностью. Думаю, этот набег не станет помехой Высоте. – Вмиг подобревший парень подмигнул ей.

Грозовые кручи делались все мрачнее; страшная угроза нависала теперь над хранителями. Небеса сгущались подобно старым тряпкам, плотным кольцом обвивая прозрачный хром высокой Башни.

«Дети лживого Голоса, сейчас мои тела зачнут творение гениального искусства, а именно: так же возьмут часть от вас, как и вы в очередной раз осмелились отщипнуть от их громады! В нашем арсенале холсты из мелкодисперсной, поддернутой животворной синевой ткани, а краски, струящиеся природной красотой, преисполнены вдохновляющей яркости. А посему вам, наглым детям вездесущего Стекла надлежит изнывать от гнета скорого поражения. Трепещите!»

Небо трепетало от гнева. Материи все больше нагнетались, наполняясь решимостью. Хранители ожидали мощного потока ливневых вод, которые попытаются смыть их тела, казавшиеся сущей малостью на фоне громоздящихся воздушных вертунов.

Послышались короткие смешки, которые с каждой секундой все набирали силу и скорость. Сперва означился глубокий вдох, а на выдохе мощные порывы таинственного звучания стали сотрясать металлические башенные перекрытия. Грозовые кручи опешили, растерялись, приняли изумленный вид. Они спрашивали себя: «Где же это было видано, чтобы мои мрачные и грозные, скрежещущие сущности придавали железистым раскатам смеха Значение? Нужно ретироваться, чтобы обдумать произошедшее!»

Хранители, не в силах стоять на отказавших ногах, повалились на полы стекла. Хватались за животы и от усталости не могли пошевелить ни ногой, ни рукой.

Гроза в предупреждающем тоне возвестила четверку:

«Шуточные действа должны упраздниться! А вы, несносные глупцы, поплатитесь куда большей потерей, чем мои структуры. Мы заставим вас смотреть на наши искусные, творческие вращения, и оно вас покорит! Сердце долой – время вспять!» На этих словах клубы гневных облаков унеслись в известном им направлении, оставляя Высоту в звенящей хрустальной недосказанности.

Присутствие Грозы во мгновение ока рассосалось на невесомых высях, снова открывая взору приятную и умиротворяющую голубоватую лазурь. Высота Стекла снова прорезала привычную чистоту утихшего неба. Угроза миновала.

Первым подал голос запыхавшийся Фери:

– Это была отличная идея, друзья, – обращался он ко всем присутствующим, – прогнуть раскатами смеха грозные облака свирепого, творческого вихря!

– Знали бы мы раньше подобный эффект, то заранее бы установили усилители в стратегических местах, а те, в свою очередь, собственными мощностями распространили бы по городу Мяса наше смехотворное настроение! – сказала Ариадна и постучала кулаком по стеклу, на котором лежала. После небольшой паузы, в некоторой задумчивости она заключила, – внутри черепной коробки нашей Башни стало будто бы свободнее, чем раньше. Если хотите, можете сами в том удостовериться.

Остальные также принялись стучать по стеклу, внимательно прислушиваясь, а после сего действия все согласно закивали, соглашаясь с хранительницей.

Смех имел одно целебное свойство – очищать хрупкие ткани психического органа, унося в утиль отработанный материал «разумных» сполохов мыслей, ставших обыкновенным мусором. Электрические сигналы, пронизывающие стеклянный мозг, с приходом «смешного присутствия» мощными импульсными всплесками выталкивали все «лишнее»; а вместе с тем уносились в небытие и некоторые страшащие элементы из внешнего окружения. Вообще, смех всегда имел особый успех в дружественных кругах, разряжая сгущенный дух обстановки элементом расслабленности, а теперь вот выяснилось, что он возымел своей простой формой еще одну полезность.

Друзья приходили в себя. Те из них, кто был побыстрее и сноровистее помогал коллегам «по несчастью» подниматься с прохладных полов. Кто-то держался за голову, проверяя ушибленные места, кто-то в растерянности оглядывал прозрачные стенки, силясь отыскать то ли кольцо, то ли еще какой аксессуар.

– Грозовой фронт обещался вернуться и показать нам творческий эквилибриум. – Вымолвил Титан, – думаю, нужно запастить аудио нашего смеха, чтобы встретить призрачную мару во всеоружии.

Глорис, вняв плану хранителя, продолжила:

– С наступлением ночи надо будет вырубить питание во всей Башне, а также на всем видимом пространстве вокруг, чтобы расчистить себе дорогу к отдохновению Вне, когда завершится очередной грозовой налет. Но сперва мы запишем наш смех, да, а еще хорошенько припрячем отхваченный от Грозы клочок. За дело!

Четверо хранителей перешагнули раскрашенные розовой жидкостью полы стекла и с помощью мощного лифта в короткий миг преодолели пятьдесят этажей родной сердцу громадины. Оказавшись в структурном преобразователе материи, эта неумолимая четверка с высокими и занесшимися вдаль легкими принялась совершать воздуходувные движения, с громом и шумом наполняя электронные сосуды преобразователя несметным количеством искрящихся смешков. Через двадцать минут действо было завершено, запись оказалась в памяти оповещателя. Теперь четверка могла отдохнуть и все они в полном составе вернулись на вершину Высоты, в уютные покои прозрачного стекла.

Уже находясь наверху, хранителям требовалось прибрать шпиль, сослуживший хорошую службу, в безопасное укрытие. С помощью двух цветастых кнопок, выполненных в красном и зеленом оттенках, острая шпилька оказалась втянутой внутрь Башни. Эту тонкую блестяшку завернули в мягкие ткани серебристого шелка, а полученный клочок Грозы поместили в заранее очищенную от земляной пыли джутовую мешковину. Клок не издавал каких-либо звуков, когда послушно ссыпался в грубые материи. В нем вообще не было ничего из того, чем обычно наполняются пленники размашистых долин города Мяса. Четверка с облегчением улыбнулась, когда последней повязью мешковины окончательно скрылась из виду молчаливая воздушность мрачного клочка.

Глорис, Фери, Ариадна и Титан одновременно потушили свет Башни. И весь Павильон вмиг погрузился во тьму.

Глава вторая

Как бы забавно то не звучало: в непонятных любому человеческому гению пространственных потоках воздушных масс сокрыта вполне осознаваемая и в какой-то мере понятная мыслящая жизнь.

Гроза вернулась в свой Дом и в гневе стала швыряться анионными частицами в своих спящих собратьев – тучных мрачнот с ароматом давно не снимаемых регалий. Частицы отскакивали от успевших задеревенеть сущностей, которые во снах наблюдали миражи обыденных пороков, таящихся за крутым скатом-шиворотом волнообразных крыш собственного имения, название которому Дом.

Человеческие души их интересовали больше, чем собственные дела. Практически тем же сейчас занималась и Гроза, обыскивая полупрозрачные кладовки в поисках наилучшего холста, ярчайших же красок и Вдохновения. Последнее обнаружилось в маленькой шкатулке, видом напоминающей перистое облачко, поддернутое персиковым свечением заходящего солнца.

Субстанция Вдохновения переливалась мягкими теплыми цветами, и тучная Гроза с тихим восторгом рассматривала это маленькое, но очень ценное сокровище.

«Те хранители с Высоты не смогут устоять перед такой Красотой. Я заволоку их взоры перистой прелестью, размажу яркие краски по холстам с чувством превеликого достоинства. Они не смогут устоять перед подобным творческим действом. Взбалмошная четверка признает в нашем племени шедевральное начало; они похлопают в пятипалые руки и забыв самих себя будут выкрикивать потрясенными голосами – «Браво Туча, браво вашему художественному помазанию!» Маятели-блюстители вернут нам клочки нашего воздушного тела и все станет прелестно хорошо. Истина!» – такими думами наполнялось сознание Грозовой кручи.

Ее братия, почуяв нечто, вывернулись из лап дивных сновидений, и, влекомые внутренним тяготением к разливающемуся повсюду свету Вдохновения, повытягивали к источнику воздушные ручища. Их взору предстало свечение, которого те за свою еще короткую жизнь никогда не видывали. Сей свет поднимал их молодую восприимчивость на высокие полочки, где обычно обитает звездная невозможность. Они подивились этой внефизической сласти и спросили сестрицу-Грозу:

– Что за светящееся чудо, Гази? Такой цвет бывает только в пределах высокого и сахарного сиропа!

– И красуется оно у самого подножия богоподобного Космоса!

Туча, смерив строгим взором братию, четким голосом стала вещать:

– Данная светлота приблизит корону одобрения к нашей тучной голове, мои дорогие. Люди не в силах устоять перед Подобным. Никогда еще, помяните мое слово, никогда и никто не смог отвернуть взгляда от сего дива. Никогда еще, помяните мое слово, никогда и никто не смог отвернуть взгляда от сего дива. Да что люди, даже мы, воздушные кручи, которые за свою долгую жизнь смеем наблюдать превеликое множество самого разного толка как доброго, так и злостного, и все-таки, перед этой с виду малюткой готовы распластаться и падать вверх всем своим существом! Я отчетливо видела, как такая персиковая длань сражает некогда размеренный разум последнего императора Земли, который, как вы помните, уступил драгоценное наместие Правителя слезе стеклянного очарования.

– Высота Стекла использовала это одурманивающее свечение, чтобы все видимое-невидимое прибрать к собственным ручищам? – Вымолвили братцы и всплыли с належанных мест, почти вплотную приблизившись к тучной Грозе и мягкому источнику света в ее руках.

– Да, и название ему – Вдохновение.

Облачка пришли в состояние исступления, захотели прибраться и начистить до блеска туманную комнату, в которой находились, чтобы лучше видеть сияние душевоспаряющего великолепия. Гроза закрыла шкатулку, дабы не растрачивать красоту их будущего триумфа. Она мечтала, как будет плыть с собратьями, облаченная в одежды из кристально чистого лунного серебра; как люди вокруг будут не страшиться её семейства, по обыкновению, а наслаждаться открывшимся видом и млеть от восторгов, рукоплеская чистейшему свету Вдохновения. А какие картины они напишут красками, уф! Лучшее дело, находясь в ожидании – петь в трубу из Стекла.

Задернутая шелковой нитью круча Грозы, будучи в приподнятом настроении, решила навестить своего пока что друга, а далее будущего мужа – Отцепи-Прицепи Ура, толстостенного сосуда из ледяной крошки и ураганного, сносящего с ног ветра.

Воздушная высота, на которой сейчас громко шептала грозная туча пришла из далекой области Земляного правосудия – Черного Подреберья. Там не живут человеческие дети, там властвует холодные ветра чистого разума, который остается пока еще недосягаемым Павильону Мяса. Почему грозовые облака вообще навещают те, казалось бы, сугубо материальные края?