А той прежней и чудесной забайкальской кормилицы тайги уже нет. Исчезла под натиском дикой рыночной экономики за короткий период в четверть века. Её всю в виде сырой древесины алчные бизнесмены и всякого рода проходимцы вывезли в Китай – с молчаливого согласия (а где и при прямом содействии) чиновников.

Ну а что не смогли и не успели вывезти, то огненной метлой смели рукотворные пожары, устроенные с целью сокрытия хищнической вырубки и списанные в официальных отчётах на молнии, засухи, короткие замыкания на линиях электропередачи и палы, устраиваемые теми же раздолбаями из числа местных землепользователей.

Получилось по Марксу: «Цивилизация, если она развивается стихийно, оставляет после себя пустыню…»

Убежали за Становой хребет в Якутию звери, улетели птицы, исчезли многие виды насекомых. Где совсем недавно звучали птичьи голоса, стрекотали кузнечики, журчали ручьи и шелестели листья, воцарилась мертвенная тишина.

Зачастили пыльно-пепельные бури, сквозь которые едва проступало красное солнце. Многочисленные горные ручьи ушли вглубь и журчат теперь где-то под каменными осыпями. Лишённые защитной лесной кроны, высыхают хранилища влаги – мари, мочажины с поточинами, болота и озёра. Ливни и бури уносят с горных склонов остатки подстилки и почвенный слой, обнажая скальные породы, сметая в долины камни и песок, превращая некогда цветущий край в пустыню. Теперь после обильных дождей воде негде накапливаться, и она вся мгновенно скатывается в реки, порождая наводнения и смывая в пучину имущество тех, кто нажил его на вывозе леса за границу.

И поделом!.. Зло обернулось обильным урожаем к тем, кто его посеял. С каждым годом реки будут мелеть всё больше, пока не исчезнут совсем. А миллиарды тонн снеговой и дождевой воды, не задерживаясь в исчезнувшем накопительном слое, когда-то оберегаемом тайгой, будут скатываться в песчаные и каменные русла и мчаться к Амуру, Лене и Байкалу, сметая всё на своём пути.

Помню, как осенью в год Победы я, двенадцатилетний отрок, охотясь на рябчиков в окрестностях Усть-Кары в бассейне реки Шилки, вконец уставший и голодный, наткнулся на поляне на широченный пень даурской лиственницы.

Прилёг на него, соскрёб мох и из любознательности стал считать годовые кольца на солнечной стороне от края к центру. Насчитал триста семьдесят и далее не мог разобрать из-за плотности и почернения древесины. Дерево росло и простояло почти четыреста лет, пока его не спилили люди. Столько же времени (плюс триллионные денежные вложения) потребуется на лесопосадки и естественное восстановление тайги. Но для этого нужна будет другая, не рыночная экономика и люди с другими мозгами. Желательно, с еврейскими, как у Ландау. Или с немецкими, как у Бисмарка… Но не с такими, как у Чубайса, будь он не к ночи помянут.

Но только появятся ли они?.. Лично я не уверен. В любом случае, полноценную тайгу уже в былом величии восстановить невозможно.

А за Аргунью, в Китае, тайга осталась нетронутой, и стоит такая же, какой была сто и тысячу лет назад. Там ещё со времён Конфуция за самовольную рубку леса виновным отрубали правую руку И генетический страх живёт в людях и поныне. Да и традиции дают о себе знать. Об этом замечаю мимоходом, для примера рачительного использования отечественных природных ресурсов и для необходимости принятия строгих законов о сбережении природы. А с нею – и всего нашего удивительно терпеливого и стойкого народа.

На этой тревожной ноте заканчиваю свой рассказ.

Будьте здоровы и благоразумны!

Январь 2020 г.Поезд № 738 «Москва – Воронеж»

Дёмич

Жил в Усть-Ононе уже вполне пожилой охотник Волокитин по прозвищу Дёмич. Пришлось мне с ним однажды во время белковья заночевать в таёжном зимовье. За долгий вечер переговорили о многом. Обратив внимание на мои лёгкие сошки из осины, он занялся их критикой:

– Чо это, паря, у тебя сажанки-то[10] таки хлипки?.. Могут сломаться и подвести при стрельбе. Да и при ходьбе в косогоре на них опираться тож надёжи-то мало.

– Зато лёгкие, и для моей мелкашки опора в самый раз. Пока не подводили. Это для карабина надо крепкие, из листвянки. Так у меня есть такие, храню их пока в кладовой до охоты на зверя. Час придёт – воспользуюсь.

– Из листвени, паря, самые сподручные. Мою судьбу они на фронте круто развернули. Если бы тогда оставили в пехоте, то так и до сих пор гнил бы в болотах под Тверью.

– А что, на фронте и сажанки были на вооружении?.. Впервые слышу.

– Было… не было… Многие из сибиряков-охотников их делали по возможности. И это не запрещалось. Хоть и не по уставу было, но зато на пользу.

…Значит, дело было так. Прибыл я с пополнением на Калининский фронт весной сорок второго в самые болота с перелесками. Перед нами в шестистах метрах лесистый островок, и на нём – немецкая пулемётная точка. И к этому островку наискосок из леса, что на той стороне болота, вела настеленная гать. А по ней по утрам немцы из леса свободно переходили на островок, и весь световой день пуляли по нам, не давая поднять головы. А на ночь уже, по потёмкам, уходили назад, в блиндажи. А когда нас поднимали в атаку, то они с пулемёта секли, как капусту. Народу там положили немерено. Много и моих земляков загинуло… Загинуть, конечно, не штука, да что толку в том, ежлив пользы от этого нет никому?.. Разве что врагу. А трупы так и лежали посередь болота. Над ними весь день кружило вороньё. А как оттуль подует ветер, то и дышать невозможно – одна вонь!

Воевали наши командиры, по моим меркам, бестолково, чо тут греха таить. Гнали в лобовую атаку, когда можно было и обойти. Или сперва перепахать снарядами, а опосля и пехоту посылать. В общем, подумал я, что еще день-два таких атак – и мне придёт карачун. А помирать понапрасну (да ишшо из-за бестолковости командиров) ой как не хочется, хотя и не страшно по молодости-то.

Уже взатемень отлучился я из окопа до ветру в лесочек. Срезал две молоденьких листвяночки и сделал сажанки. Гвоздя не было, так я связал их крепким шпагатом. Спрашиваю лейтенантика-комвзвода: дескать, сколь будет метров до гати?.. Он мне и отвечает, что ровно шестьсот. Ну, я и поставил прицел на шестёрку еще с вечера. Тот и спрашиват: «Что вы задумали, боец Волокитин?» А я отвечаю: мол, начну охотиться на пулемётчиков, если разрешите стрелять без команды. Отважу их ходить в полный рост. Хватит их бояться. Пущай теперя они нас боятся на нашенской земле. А для меткой стрельбы винтовке нужна хорошая опора. Вот я и сделал сошки. А по нашему охотничьему понятию – сажанки. Так мы их называли у себя в Сибири во время охоты в тайге. Прошу разрешения иметь их при себе. В бою шибко пригодятся…

Он куды-то давай звонить. Пришел комбат, осмотрел мои сажанки, винтовку, а заодно расспросил меня: дескать, кто такой и откуда, много ли охотился в тайге. Выслушал и говорит взводному, чтоб готовился к очередной атаке. А мне пожелал удачи. И напоследок спрашиват: «Правда ли, что у вас там, в Сибири, медведи по улицам ходят?» Отвечаю, что бывало и такое, когда в тайге ягода не уродилась. Мол, шастают по деревне и собак из конуры таскают вместе с цепью. Телят и свиней уносят в охапке. Он только головой покачал и ушел на командный пункт. Видать, не поверил.

К рассвету вся рота изготовилась к атаке. Я встал за дерево во весь рост и пристроил винтовку на сажанки. Держу гать под прицелом. Гляжу: два немца вышли из кустов на гать, как по расписанию, и идут во весь рост. Гуськом, один за другим. Ну, навроде как у нас козы на увале. У каждого в руках по две коробки с пулемётными лентами. Я ещё и подумал: «А сколь же наших смертей спрятано в этих коробках?.. Можеть, и моя там поджидат!»

И такая злость меня взяла! Выцелил я переднего, вынес упреждение и торнул. Тут он и уткнулся. А второй сразу пригнулся и побежал вперёд. А коробки-то ему бежать мешают, он с имя и раскачивается. Я беру упреждение, стреляю – мимо. Промазал!.. Ах ты, ёхары бабай! Передёрнул затвор, а сам себе говорю: «Спокойно, паря, спокойно. Этот кашерик – мой. Никуда не денется…»

Торнул. Упал, гад, ажно ноги задрал кверху!.. Лежит и дрыгается. Пытается подняться. Нет, вражина! Теперя ты никуда не денешься. Спокойно выцеливаю, хлесь – готов! Четыре патрона – два фрица. Неплохой расклад. Смотрю: на гать выбегают ещё двое с коробками. И согнулись в три погибели. Я ажно повеселел, а сам себе думаю: «Ну, что, колбасники, в гроб вашу мать, заставил я вас согнумши бегать! Здеся вам не хухры-мухры! Устрою теперя для вас тирольские танцы-лянцы с приплясом!»

Сунул в магазинную коробку новую обойму и тремя выстрелами прибрал обоих. Тут наша рота и пошла по болоту. Немцы из кустов стреляют из винтовок да автоматов. А пулемёта у них, видать больше и не было. Давай палить с миномётов. А с наших позиций на них тоже полетели мины. А я всё стою, готовый к стрельбе, и наблюдаю за гатью. Смотрю: выползают двое. Но уже без коробок. Но этих-то уже доле того прибрать. И без всякого там упреждения припечатал обоих.

В итоге заняли мы этот островок. Вскоре прибыл комполка. Меня ему представили. Он обнял меня, приказал комбату представить к награждению орденом Красной Звезды и долго разглядывал мои сажанки. И приказал: делать такие же бойцам всего полка. Меня же после этого перевели в снайперы, выдали винтовку с оптикой и снайперскую книжку. И орден опосля вручили. А погибших наших, как уже прокисших, так и свежих, похоронила спецкоманда. Да и «моих» фрицев там же прикопали.

А летом немцы в самую жару, после мощного обстрела и бомбёжки, окружили и потеснили нас, загнав нашу роту в очередное болото. Мы брели в камышах по пояс в воде, а они шли по берегу с овчарками да с засученными рукавами и строчили с автоматов по камышам. А сами хохочут, сволочи!.. И время от времени играют на губных гармошках про свою Розу-мунду Высокие и белобрысые, как на подбор. И почти все – видать, для храбрости, – в лом пьяные. По всем видам, какой-то отряд специального назначения. В плен никого, паря, не брали. Даже тех, кто выходил к ним с белой тряпкой и без оружия, подняв руки. Строчили, гады, напропалую – и всех делов.

Я смекнул, что дела наши аховые, гибель неизбежна, и решил использовать единственный шанс на спасение. Вспомнил баловство в детстве, как мы играли в утопленников и пугали на озере девчат. Срезал камышовую дудку, сунул в рот, зажал одной рукой нос, а другой держу винтовку за ремень и присел на дно. В башке аж звенело, когда пули ударяли по воде. Так и сидел, пока хватало сил и терпения. Время для меня остановилось, и казалось, что прошла вечность. Потом, когда лёгкие стало раздирать болью, и было совсем невмоготу, высунул голову и прислушался.

Стрельба удалилась и вскоре затихла совсем. В голове – шум и звон. Посидел до темноты и тажно[11] вылез на сушу. Кожа на руках отвисла от вымокания. Жрать сильно хотелось. Пошёл скрадком по перелеску, обходя открытые места. Встретил ещё несколько наших, спасшихся чудом. Из ста с лишним бойцов только восемь и выдюжили таким вот родом.

На другой день вышли к своим. Подержали меня неделю в подвале люди из Смерша и направили в мой же полк. Спасло то, что я сохранил орден и винтовку. Правда, документы размокли, но видно было, что они мои. Дознаватель ещё удивился и сказал, мол, сохранив оружие и документы с орденом, я спас свою жизнь. А у других не было ни оружия, ни документов. Так их куды-то ночью увели. Не иначе как кокнули по-тихому… А может, в штрафбат отправили. Поди теперича, узнай.

– Вот тебе, паря, и вся история про мои сажанки, – завершил рассказ Дёмич. – Да и про жизню нашу, которая на войне ничего не стоила. Сердце на ней зачерствело, да так, что не было в ём жалости не только к врагу, но и к себе. В каждый выстрел я вкладывал его кусочек. А человек без сердца намного страшней, чем с тем же сердцем хищный зверь. А война эта таперича до гробу жизни так и будет сидеть в голове. И ничем её оттудова не выбить: ни временем, ни вином, сколь ты его ни пей. Будь она неладна, да и не к ночи помянута!

Февраль 2020 г., Воронеж

Чай с сюрпризом, крыло орла и дедушка Андрей

Ноябрь 1967 года. Белковье в самом разгаре. В тот год из Китая валом шла проходная белка, продвигаясь на Север Забайкалья к Становому хребту.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

Помочá – народный обычай взаимопомощи в Сибири, в основном при уборке урожая.

Увал – южный склон горы, поросший травой и изредка мелким кустарником.

Сивер – северный склон горы, поросший непроходимым лесом.

Ряж – невысокий и короткий хребет, длинная гора.

Ловтаки – лоскуты бересты, отставшие от ствола и торчащие в сторону.

Музган – человек, чей взгляд, по суеверным представлениям, способен причинить вред.

Позалонись – два года назад.

Коковень – лютая стужа с густым туманом, начиналась с Рождества.

Замоздеть – зачахнуть.

Сажанки (сошки) – охотничье приспособление для удобства стрельбы; используются также вместо посоха при ходьбе.

Тажно – тогда.