Стрела, монета, искра. Том II

– Ты что там шепчешь? – рыкнул сир Вомак. – Молишься?

– Это он просит у богов прощения за свое крохотное хозяйство! – вставил оруженосец. Сквайры заржали. Половина одежды Хармоновых людей уже валялась в пыли. Один Джоакин продолжал стоять полностью одетый и даже вооруженный: охотники, что стерегли его, отвлеклись на более интересное зрелище. Молодой воин сделал шаг назад, затем еще и, оказавшись в нескольких футах от копейных наконечников, громко сказал:

– Сир Вомак, меня зовут сир Джоакин Ив Ханна с Печального Холма.

– Сир Джоакин?.. – уставился на него лорд. – Ты хочешь сказать…

– Я не закончил! – рявкнул Джоакин с такой силой, что лорд от неожиданности умолк. – Я знаю вас, сир Вомак. Мы с вами вместе бились под знаменами графа Рантигара на Мельничном броде и у Трех Ив. Тогда вы еще были человеком чести.

Сир Вомак двинул коня к нему:

– Смеешь оскорблять меня, юнец? Я тебе башку снесу!

– Как раз это и хотел вам предложить, – с холодной улыбкой произнес воин. – Сир Вомак, я вызываю вас на поединок.

Внезапно лорд осознал, что веселая забава может обернуться опасностью для его бесценной жизни. Остановил коня, обвел взглядом своих сквайров, указал мечом на Джоакина, оставаясь, однако, в нескольких ярдах от него.

– А почему бы вместо этого мне не приказать своим людям нанизать тебя на копья?

– Потому, сир Вомак, что в таком случае ваши люди узнают, что вы, одетый в кольчугу, побоялись сразиться с бездоспешным юнцом.

Лорд еще раз обежал глазами круг своих людей. Джоакин Ив Ханна никогда не был знатоком человеческой натуры, но сейчас – благословенны будьте, боги! – он верно угадал настроение. Лордские сквайры – азартные молодчики, под стать самому Джоакину, – не имели ни малейшего желания просто быстро умертвить его: это скука. Иное дело – поглядеть на настоящий поединок, увидеть, как их сюзерен проучит наглеца. Вот зрелище получше охоты на вепря!

Сир Вомак заколебался. Джоакин сказал:

– Ну же, сир, приступайте! Или вы хотите, чтобы сия история закончилась так же, как Война за Мельницы?

Лицо лорда перекосилось от злости. Он спрыгнул с коня и протянул руку оруженосцу:

– Щит!

Джоакин выхватил клинок из ножен. Схватив щит, сир Вомак шагнул к нему и нанес первый удар. Джоакин парировал, но лорд тут же врезал ему щитом, отбросив назад и едва не сбив с ног. Парень устоял и едва успел поднять меч, как новый рубящий удар обрушился на него. Клинки с лязгом скрестились, Джоакин успел поставить блок, но замер на миг. Сир Вомак повернулся и ударил железным ободом щита прямо в скулу парню. Джоакин отлетел со вскриком, упал. Сквайры разразились смехом. Лорд ринулся к лежащему противнику, занося меч. Джоакин откатился в то мгновение, когда клинок Вомака рубанул дорожную пыль. Вскочил на ноги, исхитрился атаковать – безуспешно. Лорд принял его удар на щит и тут же ответным прямым выпадом вспорол рубаху, рассек кожу на боку. Брызнула кровь, вскрикнула Полли. Джоакин стремительно отступил, кровь текла по его лицу и ребрам.

Хармон сидел в дорожной пыли, босой, в развязанных штанах. Отчаяние как будто вдавило его в грунт, лишая возможности пошевелиться. На что надеялся несчастный юнец?.. Рыцарское звание не дается за красивые глаза! Сир Вомак – опытный боец, к тому же защищенный кольчугой и дубовым щитом. Джоакин – считай, голый, с одним лишь мечом! Он продержится не больше минуты, потом лорд зарубит его. А после придет черед Хармона-торговца… Встань и беги в рощу! Они не смотрят на тебя, только на поединок… Однако побежать Хармон не мог. Какой там бег – даже подняться на ноги было непосильной задачей! Все, на что ему хватало сил, – это следить за боем. Наверное, так жертва смотрит на топор в руках палача…

Сир Вомак продолжал теснить Джоакина, осыпая ударами клинка и щита. Сквайры подбадривали сюзерена и насмешливым улюлюканьем встречали каждую новую промашку юнца. Уверенный теперь в своем превосходстве, сир Вомак принялся играть на публику. При каждом выпаде он приговаривал:

– Как тебе угощение, юнец? У Трех Ив тебя так угощали? А вот такое пробовал?

Джоакин бился, стиснув зубы. Единственным его преимуществом была скорость: кольчуга частично сковывала движения лорда, Джоакин двигался быстрее. Однако не настолько быстрее, чтобы зайти противнику за спину, а лобовые атаки оказывались не только безуспешны, но и опасны для самого Джоакина: сир Вомак щитом отбивал его клинок и контратаковал в тот миг, пока парень оставался беззащитен. Дважды Джоакин едва успел отпрыгнуть, в третий раз получил рану на плече.

– Ой, бедняжка! – крикнул сир Вомак, сквайры заржали.

Джоакин застонал и пошатнулся. Лорд шагнул на него и замахнулся для рубящего удара. С неожиданной ловкостью Джоакин метнулся в сторону, вражеский клинок рассек воздух. Воин оказался справа от лорда и нацелил меч в его неприкрытый щитом бок. Сир Вомак неуклюже взмахнул мечом наискось – не надеясь задеть противника, только отогнать его и выиграть время. Джоакин не отступил и не парировал – он присел. Клинок свистнул над его головой, а в следующий миг прямо перед носом парня оказалась открытая грудь лорда. Джоакин мог бы сделать выпад и, с божьей помощью, его прямой удар, возможно, пробил бы кольчугу… Но вместо этого молодой воин бросился на врага и прижался к нему, левой рукой вцепился в мечевую кисть лорда. Полуторный клинок Джоакина был бесполезен в такой сцепке, и воин… бросил его! Сквайры лорда загоготали, кто-то даже сострил:

– Хозяин, девчонка хочет с вами станцевать!

Лишь оруженосец смекнул, что к чему, и выкрикнул:

– Кинжал! Берегитесь!

Было поздно. Джоакин выхватил кинжал – тот самый, без очей – и со всего размаху вогнал в бедро сиру Вомаку. Отличная, дворянская вещица, благородная сталь! Клинок пронизал кольчугу и ногу лорда, тот охнул, упал на одно колено. Джоакин вырвал кинжал и полоснул Вомака по правому запястью. Пальцы разжались, лорд остался безоружен. Воин ступил ему за спину и прижал клинок к горлу.

– Благодарю за угощение, добрый сир. Мне оно по вкусу. А вам?

Сквайры стояли, разинув рты. Лишь двое из них подняли копья, а один взялся было за лук, но Джоакин выкрикнул:

– Стоять! Копья на землю, иначе ваш хозяин простится с жизнью.

Люди Вомака замешкались. Они не отказались бы услышать приказ хозяина, но кинжал был так крепко придавлен к его глотке, что лорд не смог бы раскрыть рта, не пустив самому себе кровь. Его лицо стремительно белело.

– Вы, господа, находитесь в непростом положении, – отметил Джоакин. – Сир Вомак истекает кровью, и если в ближайшее время вы не доставите его к лекарю, ему будет уже не помочь.

Это была правда: из раны на бедре кровь текла пульсирующими толчками, под коленом лорда расползалась лужа.

– Вам не уйти, – процедил один из сквайров.

– Сиру Вомаку тоже, – подмигнул ему Джоакин. – А может, и еще кого с собой прихватим.

Воспользовавшись общим замешательством, Снайп метнулся к фургону и возвратился с секирой в руках. Когда кто-то из охотников услышал шаги и обернулся, дезертир вышиб копье из его рук и замер, занеся оружие для удара.

– Чего хотите? – спросил оруженосец.

– Для начала, отпусти девушку.

Полли оказалась на земле и отбежала к остальным людям Хармона.

– Теперь все оружие – в фургон.

– Что?.. Ты сдурел?

– У вас есть примерно две минуты.

Джоакин указал глазами на кровавую лужу у ног сира Вомака – она росла с пугающей быстротой.

– Делайте… – прохрипел лорд.

Один за другим сквайры пошвыряли копья и луки к колесам телеги.

– Теперь всем спешиться. Ты, – Джоакин указал на оруженосца, – можешь перевязать своего лорда.

Оруженосец бросился к сиру Вомаку. Джоакин убрал кинжал от горла, но поднял меч и остался рядом с лордом, держа клинок наготове.

– Ты, – воин глянул на другого сквайра, – вместе с оруженосцем отвезешь раненого к лекарю. Остальные привязывают своих коней к фургону и бегом на север, в поле, пока не скроются из виду.

Сквайры переглянулись, потрясенные подобной наглостью. Но теперь воспротивиться было сложно: уже и Доксет, и Вихорь вооружились топорами. Сквайры все еще имели преимущество в числе, но из оружия располагали только кинжалами. Вступив сейчас в схватку, они уж точно не выйдут без потерь. В ожидании подсказки они посмотрели на лорда. Сир Вомак был белее снега, в его глазах темнел отчаянный, смертный ужас. Оруженосец крикнул приятелям:

– Тут дела плохи. Не упирайтесь, выполняйте!

Один за другим охотники привязали коней к фургонам и неторопливо, нехотя побрели в поле.

– А ну, пошустрее! – заорал им в спину Снайп. – Или мне взять арбалет?

Когда оруженосец закончил с перевязкой, четверо пеших были уже далеко. От потери крови сир Вомак лишился чувств. Оруженосец вместе с оставшимся сквайром не без труда подняли его в седло, сквайр сел позади, чтобы держать. Оруженосец поймал под уздцы своего коня. Надо отдать должное: этот человек не тратил времени и сил на злобу, угрозы, обещания мести. Единственное, что его сейчас заботило, – спасение жизни сюзерена. Однако Джоакин задержал его:

– Ты помог Полли с одеждой. Дай-ка я помогу тебе взобраться на коня.

И двинул в челюсть рукоятью меча. Оруженосец поднялся, скрипя зубами, сплюнул кровь. Желание вступить в схватку – пусть и с кинжалом против Джоакинова меча – явно читалось на его лице. Однако он сумел сдержаться. Молча вспрыгнул в седло и двинулся в сторону замка. Сквайр, что вез лорда, поехал рядом. Вскоре они скрылись за поворотом дороги.

Никто не строил иллюзий насчет склонности сира Вомака прощать обиды. Было ясно: едва он придет в чувство, тут же отправит людей в погоню. Оставалась надежда на то, что лорд еще долго не очухается или, с божьей помощью, и вовсе помрет. Однако особенно уповать на это не стоило. Сир Вомак – мужчина крепкий, а ранения были кровавыми, но при должном и быстром уходе не слишком опасными.

Обоз повернул назад, в третий раз миновал развалины церкви и самым быстрым ходом, на какой были способны упряжные тяжеловозы, двинулся на север, через знакомый ручей. Эта дорога не вела в Солтаун, давая надежду, что здесь их искать не станут.

Погода помогла Хармону: начался весенний ливень. Снайпу, Вихорю и Доксету, сидевшим на козлах, приходилось несладко, однако верховым преследователям – и подавно. Мало удовольствия скакать в седле сквозь плотную водяную завесу, прозябнув до костей и не видя даже на пять ярдов вперед. К тому же вода превратила дороги в грязное месиво и стерла все следы.

Ливень налетал порывами еще несколько раз, а когда обессилел и совсем утих, стояла уже глубокая ночь. По всей видимости, погоня отстала и сбилась со следа. Путники расположились на ночлег.

Конечно, после схватки центром всеобщего внимания стал Джоакин Ив Ханна. Его осыпали восторгами, вслух припоминали и хвалили все его действия, финты, слова. Доксет раздобыл из какого-то неизвестного даже Хармону тайничка бутылку отменного орджа и налил герою полный кубок. Луизу особенно впечатлило то, как уверенно держался Джоакин, командуя сквайрами, а Вихренка и Сару – то, как воин сказал поверженному лорду: «Благодарю за угощение, добрый сир». Похоже, дети были готовы повторять эту фразу без конца. Стоит ли упоминать о том, с какой нежностью Полли обрабатывала раны Джоакина, приговаривая слова благодарности. Один Снайп хмуро спросил:

– И чего же ты так долго раздумывал? Хотел сперва на Луизины сиськи поглядеть, а потом уж сражаться?

Важно и неторопливо Джоакин пояснил:

– Я-то мог и раньше убить подонка, не сомневайся. Но одно меня останавливало: убей я его – потом закололи бы нас всех. С шестеркой копейщиков мы бы не справились. Вот я и думал, как же выкрутиться, пока не смекнул, что нужно этого Вомака не рубить насмерть, а только ранить. А как надумал, так и сделал.

– Верное решение, – признал Снайп, – молодец. А зачем назвался рыцарем?

– Так ведь он иначе нашел бы зацепку, чтобы от поединка улизнуть. Дескать, ему бы честь не позволила биться с низкородным… Хотя какая там честь!..

– И это верно.

Хармон тоже поблагодарил Джоакина за спасение и обещал дать хорошую награду. Но слова вышли скомканными: недавний ужас все еще сидел в голове и путал мысли.

– А с чего это вы так перепугались, хозяин? – довольно нахально спросил воин. – Давеча в лесу, при встрече с разбойниками, вы так не робели.

– Так ведь то шваль была, голодранцы, а это – лорд с вассалами… – попробовал отговориться Хармон.

– Парень прав, хозяин, – влезла Луиза. – Я тоже прежде не видала, чтобы у вас настолько душа ушла в пятки, хотя мы с вами уже шестой год колесим. Вы словно язык проглотили. Отчего молчали? Отчего не показали графское письмо и грамоту? Граф пускай шейландец, а не путевец, но все важный человек. Глядишь, и отстали бы от нас.

– Видите ли, дорогие мои, – хмуро пояснил торговец, – нельзя нам кому попало показывать грамоту. Она большую ценность имеет, если ее прочтет тот, кому не положено, то захочет себе забрать. И нас порешить может, чтобы мы графу не донесли на него.

– Ага, – пробурчал Снайп. – Мало того, что мы помогаем лордам проворачивать их делишки, так еще и с опасностью для себя.

– Торговля – всегда опасность, – отбил Хармон.

– Но не такая! Когда это мы возили товар, за который могут перебить нас всех, даже детишек?

Джоакин был слишком счастлив, а Доксет – слишком навеселе, но остальные уставились на Хармона укоризненно и с подозрением.

– Я же сказал, это не надолго, – примирительно ответил торговец.

– Сколько еще?

– Ну, первый покупатель – в Солтауне. Двинемся в объезд, недели за две доедем.

– А если первый не купит?

– Тогда второй – в Лабелине, это еще неделя. Третий уже в Короне живет, но до него не должно дойти. Кому-то из первых двух я продам товар. Вы же меня знаете.

– Знаем… – процедил Снайп. – Сколько?

– Я же сказал – наибольшее, три недели.

– Нет, хозяин, денег сколько?

– Ну, как сторгуемся… Эфесов двадцать, может быть, нам достанутся, а остальное – графу.

– Двадцать золотых? Хармон-торговец рискует головой за двадцать золотых? Вы за год тридцать делаете!

Снайп искривил губу, обнажил резцы. Луиза склонила голову набок, внимательно глядя на торговца.

– Ну…

– Двадцать, хозяин?

– Ну… полсотни…

– Да-а-а?..

– Сто. Если сторгуюсь, как надо, выйдет нам прибыли сто золотых эфесов.

– Эх, хозяин… – Снайп сплюнул вбок. – Лорды врут, как собаки. Это не новость. Но вы-то купеческого роду!..

Вмешалась Луиза, будь ей неладно:

– А сколько нам из этих денег достанется?

– Вам? С чего бы? Я вам каждый месяц жалованье плачу, оно не зависит…

– Нас всех чуть не продырявили, вот с чего. Да не забудьте, это я уговорила вас поехать в Излучину и прочесть то письмо, а Джоакин спас вам шкуру и товар.

Хармон понимал: стоит единожды дать слабину – придется потом всякой прибылью с ними делиться. Но какая разница? Один черт, эта сделка – последняя.

– По два золотых каждому.

Луиза склонила голову, Снайп сказал: «Пф!..»

– По три. Луизе четыре, Джоакину – пять.

– И детям?

– Детям? Что они сделали?

– Рисковали, как и все.

– Ладно, детям – по эфесу. – Хармон повысил голос, пресекая дальнейший разговор. – И все, довольно! Надоели вы! Ложимся спать. Будете хорошо служить – может, после сделки еще чего добавлю.

Хармон проснулся утром от звуков, что доносились из задней половины фургона. Звуки были весьма характерного свойства. Они ясно давали понять, что Полли с Джоакином сумели уговорить Снайпа уйти спать в телегу к Доксету, а уютную норку между мешками в фургоне оставили за собой.

«Ну и дура! Купилась на хвастовство!» – хотел было подумать Хармон, но подумалось ему другое: «А ты посмотри-ка лучше на себя глазами девушки. Кто ты будешь? Старый трус, скупердяй и обманщик, вот кто». В другое время было бы ему все равно, кто и что о нем думает. Но сейчас, под те самые звуки из-за ширмы, Хармон с досады принялся спорить сам с собою.

Скупость? Это не скупость, а расчет. Даже граф говорил, что расчет во всем нужен, а граф знает жизнь – иначе как бы он управлял восемью городами?..

Ложь? Ну, а как тут не соврать? Сказать людям напрямую, что ношу за пазухой сорок тысяч золотых? Ага, конечно! За такой куш сам же Снайп меня прирежет – с него станется!

Трусость? Так ведь не трус я. Все согласны, что не водилось прежде за мной такого. А в этот раз иначе вышло, потому что Предмет. Можно даже сказать, что не столько я за себя боялся, сколько за Него. Помереть и потерять святыню – это все равно, как умереть дважды. Даже хуже.

Хм. Так это что же ты, брат Хармон, хочешь сказать? Что Священный Предмет – творение богов – сделал из тебя труса и лжеца? Может ли быть такое, чтобы святыня портила душу человеку?.. Не знаю. Отец Давид – тот знал бы. Что бы он сказал на это?..

За полотняной ширмой и стенкой из ящиков с альмерской посудой сладко постанывала Полли из Ниара. Хармон думал с кислой миной на лице: я прекрасно знаю, что сказал бы отец Давид. Мы с ним говорили когда-то о Священных Предметах, и сказал он вот что: «Предмет – как зеркало: отражает то, что есть в душе обладателя. Если ты славен и благороден, святыня отразит и преумножит твою славу и благородство. Так с Праматерями было. А если ты жаден и труслив, в Предмете жадность и трусость отразятся, многократно увеличенные».

«Нет, – сказал мысленно Хармон, обращаясь не то к себе, не то к святыне, – это не мое отражение, ошибка. Вот увидите: когда получу деньги, заживу иначе. К слугам буду щедр, с женой – честен. А еще хорошую сумму пожертвую на церковь. Монет сто… нет, даже триста!»

Полли ахнула за перегородкой, Джоакин не то застонал, не то зарычал, девушка ахнула вновь.

«Ага, я буду честным, щедрым, все такое. Праматери будут мной довольны… – завершил свою мысленную речь Хармон-торговец. – Но начну не сейчас, а чуток погодя. Сперва улажу некоторые дела».

Стрела

12 декабря 1773 года от Сошествия

Фарвей, герцогство Надежда, резиденция великого лорда

– Милорд Эрвин, я… м-м-м… рад, что вы нашли возможность принять мое приглашение. Будьте добрым гостем, разделите м-м-м… мою трапезу.

Эрвин ответил на приветствие, поклонился и сел. Герцог Генри Фарвей, лорд-землеправитель Надежды – худой стареющий мужчина с изрядной проплешиной на темени. Двойной подбородок и брыластые щеки отнюдь не скрашивают его внешность, а дополняет картину мерзкая привычка причмокивать губами перед тем, как начать говорить. Речь лорда Фарвея чем-то похожа на жвачку: каждую фразу он покатает на языке – и лишь затем выцедит сквозь зубы.

Однако Эрвин не заблуждался: этот тип, напоминающий пьянчугу или ростовщика, на самом деле – весьма осторожный и дальновидный политик. Его участие необходимо Эрвину. Герцогства Надежда и Альмера занимают самую середину материка. Пока центр империи единодушен, он обладает огромным влиянием. В силах Надежды с Альмерой, если им заблагорассудится, расколоть государство на три отдельных куска, и, чтобы вновь собрать его воедино, владыке придется штурмовать дюжину весьма крепких замков, господствующих над дорогами.

Но если удастся склонить Фарвея на свою сторону, разрушить его союз с Альмерой – ситуация изменится в корне. Альмера сама по себе – весьма богатая земля, но не ключевая. Без Надежды герцог Альмера не сможет угрожать венценосной Фаунтерре блокадой и лишится значительной части влияния. Сильный, но отдаленный Ориджин, напротив, приобретет союзника в самом сердце государства – опору для удара в любом направлении.

– Для меня честь быть вашим гостем, лорд Генри.

– Это… м-м-м… взаимное удовольствие, лорд Эрвин. Сын Десмонда Ориджина – желанный гость в любом доме, преданном императору.

Невнятная речь герцога Фарвея изобиловала намеками. «Сын Десмонда Ориджина» – скрытый вопрос: от имени отца действует Эрвин или по собственной воле? «…Гость в любом доме, преданном императору» – предупреждение о позиции, которую займет лорд Фарвей.

– К сожалению, милорд, – с легкой улыбкой сказал Эрвин, – во мне мало сходства с отцом.

Я не разделяю позицию отца – что вы на это скажете, лорд Генри?

– Это вызывает у меня не столько… м-м-м… сожаление, сколько любопытство, – ответил правитель Надежды. – Не желаете ли вина? Я предпочитаю вина Альмеры – они несколько своеобразны на вкус, но вполне м-м-м… достойны.

Второе предупреждение: лорд Генри предан императору и состоит в союзе с Альмерой. Что ж, это я знал.

– С удовольствием отведаю, милорд. Вы известны как тонкий ценитель вин. Направляясь сюда, я, грешным делом, надеялся отведать вина из ваших погребов и обсудить его вкус.

Прямой речью это звучало бы так: вы, лорд Генри, искушены в политике, потому я и прибыл к вам.

– Хо-хо, я – ценитель вин? Вы льстите, м-м-м… милорд. Я лишь держу несколько виноградников, но и не упускаю случая обзавестись парочкой бочек вина других земель.

Еще бы! Конечно, не упускаете!

Лорд Генри Фарвей получил власть над герцогством восемнадцать лет назад, после Шутовского заговора, уничтожившего Великий дом Лайтхарт. Генри Фарвей употребил все свои силы на то, чтобы восстановить богатство и влияние герцогства. Тогда, после заговора, Корона помышляла о том, чтобы вовсе упразднить герцогство Надежда как таковое, разделить на куски и раздать преданным вассалам. Теперь Надежда воспрянула, крепко встала на ноги, уступала могуществом Альмере и Ориджину, но превзошла Литленд и Южный Путь. Как это удалось Фарвею? Просто: он никогда не упускал своей выгоды. Не было спорной ситуации, в которой Фарвей не продал бы свою лояльность одной из сторон. И не было договора, от которого он получил бы меньше проку, чем новоявленный союзник.

Неожиданно лорд Генри добавил:

– Между прочим, о вас, лорд Эрвин, я также слышал немало.

– И что же? Любопытно узнать.

– Говорят, что вы… м-м-м… никудышний фехтовальщик, ни разу не участвовали в турнирах и, более того, вы, наверное, первый мужчина дома Ориджин, кто к вашим годам еще не обзавелся рыцарским званием.

Иными словами, вы меня ни капли не боитесь. Прекрасно, я и не думал запугивать. Эрвин широко улыбнулся:

– Все – чистая правда, милорд! Каюсь.

Лорд Генри причмокнул губами в ответ. Вероятно, это означало улыбку.

– Еще говорят, лорд Эрвин, что вы – лучший игрок в стратемы на всем Севере.

– О, стратемы – дело нехитрое, – отмахнулся Эрвин. – Просто переставляешь фишки и стараешься собрать их в стаю. У кого стая фишек выйдет больше, тот в итоге и побеждает.

– Метко сказано. Но ведь это не всегда так уж просто, верно?

– Да, лорд Генри. Взять хотя бы нынешнюю ситуацию. Владыка Адриан задумал великое и славное дело, но на его стороне удручающе мало фишек.

Эрвин заметил, как напрягся собеседник.

– Лорд Эрвин, я всей душою поддерживаю… м-м-м… реформы, предпринимаемые императором! Верю, что они принесут благо всей державе.

– Так же, как и брак императора с блистательной леди Аланис Альмерой?

– М-м-м… леди Аланис – прекрасный выбор. Сложно вообразить девушку, более достойную короны.

Иными словами, вы считаете, что я устраиваю вам проверку. О, нет! Все гораздо интереснее.

– Однако в конечном итоге выбор невесты – личное дело владыки, не так ли?

Брови лорда Генри дернулись вверх. Конечно, он удивлен: ведь ему хорошо известно, что Ориджин – союзник Альмеры, как и Надежда. С чего бы Эрвину говорить хоть слово против Аланис?

– Несомненно, – ответил правитель Надежды, – император… м-м-м… свободен сделать любой выбор. Но я уверен, что он проявит мудрость и заключит брак с достойнейшей из невест.

– Я же уверен, – отчетливо проговорил Эрвин, – что долг лордов – поддержать императора независимо от того, какой выбор он совершит. Вы согласны со мною?

– М-м-м… – Фарвей потеребил обвислый подбородок. – Владыка Адриан – почитатель альмерского вина, как и я. С чего бы ему делать какой-то иной выбор?

– Владыке Адриану альмерское вино насильно льют прямо в глотку, и, сдается мне, он неплохо заплатил бы, чтобы избавиться от радости такого угощения.

– Вам… м-м-м… сдается, лорд Эрвин?

– Я вполне уверен в этом, лорд Генри.

Герцог Фарвей брезгливо поморщился, словно в его кубке оказалась ослиная моча. Хороший знак. Он пытается показать, как противно ему предложение Эрвина, а значит, намерен торговаться. Хотел бы отказать – просто отказал бы, не тратя сил на игру.

– И чем же… м-м-м… готов заплатить владыка за свободу выбора? М-м-м… мне любопытно.

– Лорд Генри, если, к примеру, один верный императору дом располагает двумя искровыми цехами, а другая, соседняя земля имеет лишь один искроцех, то это – явная несправедливость. Владыка готов устранить ее.

– М-м-м… не ново. Первый советник владыки высказывал такую мысль.