Лето придёт во сне. Оазис

Яринка помедлила секунду, но послушалась. Выполнив распоряжение, потянулась было поднять свою разбросанную по полу одежду, но Бурхаев остановил её:

– Э, нет! Не одевайся пока. Вдруг ты выберешь первый вариант, тогда сразу к нему и перейдём. Но сначала послушай, как будет в другом случае. Мой сын время от времени приезжает сюда, трахается с тобой, вы общаетесь и милуетесь, ты изображаешь неземную любовь и непобедимое намерение стать его женой. В общем, твоя цель – быть для Яна очень близким человеком, заставить его полностью доверять тебе. Это ясно?

Яринка кивнула, по-прежнему стоя обнажённой на ковре, но теперь снова начиная бояться. И бояться не самого Бурхаева, а того, что он говорит. А говорил он такое:

– Затем на остров прибываю я, мы с тобой встречаемся, и ты мне рассказываешь всё, чем живёт и дышит мой сын. Он, знаешь ли, меня в последнее время серьёзно беспокоит. Иконописец хренов. Отдалился от семьи, друзья у него непонятные – такие же блаженные чудики, за девками не бегает, красками своими дебильными весь дом зас… Впрочем, это уже не твоё дело. А твоё – запоминать и пересказывать мне то, что он говорит и даже думает. Я хочу знать всё, что на уме у моего сына, и для этого мне нужен человек, которому он будет полностью доверять. Ты вроде подходишь.

Яринка замотала головой, чувствуя, как напускная уверенность и равнодушие уступают место отчаянию:

– Я не могу так… Ян любит меня!

Бурхаев-старший заржал, запрокинув голову и хлопая себя по трясущемуся под халатом животу. Отсмеявшись, снова хлебнул из бутылки и взглянул на мою подругу по-новому, почти благожелательно.

– А ты мне всё больше нравишься. Я-то думал, что шаболда шаболдой, а ты вон в любовь ещё веришь, стучать тебе стыдно. Думаю, сработаемся. Про любовь же я тебе сейчас поясню. Мой сын, как я уже говорил, не от мира сего и с женщинами до сих пор отношений не имел. Я и привёз его сюда затем, чтобы он хоть бабу понюхал, авось мозги на место встанут. А тут ты подвернулась. Но оно и к лучшему получилось, выходит. Так вот, тебе удалось очень удачно с ним познакомиться, я бы лучше не придумал! – Бурхаев-старший сделал жалобное лицо и проблеял: – В этом логове разврата и порока к нему вдруг обращается за помощью бедная овечка, которую готовят на заклание. И овечка, надо заметить, весьма недурственна собой. Вот мой дурак и поплыл, благородным спасителем себя почувствовал! Любовь у него… Любовь эта, милая ты моя дурында, пройдёт очень скоро, когда он начнёт общаться с другими девушками, умными, образованными, из хороших семей. Это я устрою. И постепенно с твоего светлого образа облетит позолота, и предстанешь ты перед ним той, кто есть. Глупой шлюшкой без роду и племени. Думаю шести месяцев, за которые я заплатил, аккурат для этого хватит. Ну, так что, овечка? Сотрудничаем?

Глава 11

Русалка

Яринка замолчала и уставилась в одну точку, а я воспользовалась этим, чтобы перевести дух. Разжала кулаки, которые, оказывается, до этого сжимала с такой силой, что пальцы онемели, а ногти впились в ладони. К счастью, того, чего я боялась больше всего, Яринка не сказала: Бурхаев-старший, при всей своей несомненной гнусности, не изнасиловал её. Если только…

– Так ты согласилась всё ему рассказывать про Яна?

Подруга молчала, и мне опять стало страшно. Нет, не может моя Яринка оказаться настолько неразумной, чтобы не увидеть единственного правильного выбора!

– Ты согласилась или нет?!

Она качнула головой, и моё сердце ухнуло в пустоту. Я уже открыла рот, чтобы издать горестный вопль, когда подруга торопливо ответила:

– Не сразу. Не сразу согласилась.

Мой так и не прозвучавший возглас обернулся облегчённым вздохом. И я уже собралась выразить это облегчение в словах, но Яринка вдруг заплакала. Тихо и безнадёжно. Я сразу пересела к ней, обняла за плечи, она уткнулась мне в плечо, вздрагивая всем телом. И сразу начала рассказывать: торопливо, взахлёб, спеша выплеснуть накопившуюся боль.

Бурхаев задал вопрос и выжидающе замолчал. Яринка стояла там же, посреди гостиной на ковре, зябко ёжась, и инстинктивно прикрывала руками обнажённую грудь. Она молчала, упрямо глядя в сторону, и повисшая между ними пауза начала угрожающе затягиваться.

– Мне долго ждать? – наконец, подчёркнуто терпеливо осведомился отец Яна, барабаня пальцами по диванному валику.

Яринка не ответила. Согласиться на первый вариант она не могла, на второй – не хотела. И молчание сейчас казалось ей единственным приемлемым вариантом, который, по крайней мере, даст ей чуть-чуть времени, маленькую отсрочку перед неизбежным.

Но Бурхаев не позволил ей воспользоваться этой отсрочкой. Он не стал больше ничего спрашивать, не стал ждать. Вместо этого, раздражённо крякнув, поднялся с дивана, тяжело ступая, подошёл к моей подруге и схватил её за руку.

В первый момент застигнутая врасплох Яринка не сопротивлялась, позволила подтащить себя к дивану, швырнуть на него лицом вниз и, только уткнувшись носом в бархатную обивку и услышав над собой тяжёлое мужское дыхание, отчаянно рванулась, попыталась вскочить. Но сверху на неё уже навалилась сопящая, пахнущая алкоголем и табаком тяжесть, придавила, обездвижила, грубые руки жадно зашарили по обнажённому телу.

Яринка закричала. Без надежды на чью-то помощь, без желания просить о пощаде, но от непреодолимого отвращения, от несправедливости и безысходности.

– Заткнись, мать твою! – прошипел Бурхаев-старший, с силой вжимая её лицо в диван. – Подумают – я тебя убиваю…

Лишённая возможности кричать и дышать, Яринка задрыгала ногами, пытаясь освободить хотя бы голову, суметь чуть-чуть повернуться, чтобы ухватить немного воздуха, но Бурхаев навалился сильнее, стиснул в кулаке её волосы. Перед глазами замелькали мутные пятна, пульс уже гремел в ушах, а лёгкие мучительно сжимались, и в мечущемся Яринкином сознании вдруг мелькнула злорадная мысль о том, что задохнуться сейчас – может, и не худший финал истории. Ещё немного потерпеть – и всё кончится, страшное останется позади, она наконец-то обретёт свободу и беспечно полетит прочь между чёрным морем и чёрным небом, оставив подонка Бурхаева с его, получается, впустую потраченными деньгами.

И моя подруга уже почти не сомневалась в таком исходе, когда всё неожиданно кончилось.

Отец Яна отпустил её голову, поднялся на ноги и, как ни в чём не бывало, принялся снова пить из бутылки, а Яринка осталась лежать навзничь, шумно глотая воздух, судорожно царапая ногтями обивку дивана. Потом свернулась калачиком, спрятавшись сама в себя, почти жалея о том, что не успела задохнуться.

– Ну, вот что. – Диван прогнулся, Бурхаев сел рядом с Яринкой, но на этот раз не прикоснулся к ней, а его голос снова звучал ровно и бесстрастно. – Дурака поваляли, и хватит. Свои условия я тебе озвучил. С тебя одно слово «да» – и можешь выметаться. А попробуешь снова играть в молчанку, я тебе не только сегодня кузькину мать на всю ночь устрою, но и в ближайшие полгода разучишься ноги вместе держать. Я ведь могу тобой и друзей угощать, условиями покупки это оговорено. Так что спрашиваю во второй раз, третьего не будет. Сотрудничаем?

Яринка снова замолчала, страдальчески прикусив губу, а я почти простонала, не в силах больше выносить неизвестность:

– Ну? Ты согласилась? Ушла?

Кивок подруги стал лучшей новостью за весь этот сумасшедший день, с души посыпались камни. Я даже позволила себе улыбнуться:

– Молодец, надо было сразу…

Но Яринка уже снова плакала, и пришлось опять обнимать её, и гладить по волосам, и шептать что-то успокаивающее, хоть я и не понимала, над чем она так убивается, если самого страшного не произошло? Конечно, бедняжка перепугана и расстроена, но это были не те слёзы, какими оплакивают уже случившуюся беду, подруга продолжала бояться чего-то в будущем, и бояться настолько сильно, что не могла справиться с этим страхом. Я уже хотела начать мягко расспрашивать, когда Яринка заговорила сама:

– Что мне теперь делать? Он же не отстанет! Он сказал, приедет весной, и я должна буду ему всё про Яна рассказать…

Я пожала плечами:

– Ну и расскажи. Ян – его сын, ему он всё равно ничего плохого не сделает, а с тобой…

Яринка протестующе дёрнулась, высвободилась из моих объятий и непримиримо затрясла головой:

– Ну нет! Если этот старый мудак думает, что запугал меня, то он идиот! Ещё посмотрим… Вот я успокоюсь и придумаю, чтобы… Такое придумаю!

Я не на шутку встревожилась:

– Ярин, не надо! Он мудак, конечно, ещё какой мудак, но это очень опасно! Не тебе с ним воевать! Просто сделай всё, как он говорит, ведь, если узнает, что ты его за нос водишь, он может… да что угодно может! Он тебя купил, и никто ему слова не скажет, если…

Выпалив последние слова, я осеклась от неожиданно пришедшей в голову жуткой мысли. Вдруг не все девушки, нашедшие последний приют в Русалкиной яме, отправились туда добровольно? А что, очень удобно: глубина сразу у берега, груз на шею, толчок в спину – вот тебе сразу и казнь, и похороны.

Умоляюще посмотрев на Яринку, я уже собралась продолжить уговаривать её не делать глупостей, но увидела на лбу подруги знакомую упрямую складочку и в отчаянии закрыла глаза.

– Думает, самый крутой, да? – бормотала Яринка уже сама себе. – Думает, все его боятся…

В безнадёжной попытке отвлечь её от опасных мыслей я озвучила то, о чём подозревала с той самой минуты, когда увидела на пасмурном пляже две слившиеся в поцелуе огненно-рыжие головы:

– Чего ты вообще так переживешь за этого Яна? Влюбилась?

Яринка сразу вынырнула из своих мыслей, возмущённо вскинулась:

– Ещё чего! Он мне просто нужен сейчас… выгоден!

– Ну-ну, – скептически закивала я, глядя на предательские пятна румянца, вспыхнувшие на бледных щеках подруги. – А он где сейчас вообще? Почему вместо него отец был?

Яринка зло фыркнула:

– Потому что старый хрен его на материк по каким-то делам сплавил! Всё рассчитал, паскуда! Ян завтра приедет… точнее, уже сегодня. И я к нему ночью пойду.

– И?!. – с нажимом спросила я, имея в виду, собирается ли подруга следовать инструкциям Бурхаева-старшего.

Но она, сморгнув последние слёзы, превращаясь в прежнюю Яринку – уверенную и невозмутимую, ровно ответила:

– И мне надо успеть выспаться. Утро вечера мудренее.

С этим спорить я не стала: сама чувствовала себя донельзя вымотанной этим бесконечным днём. И уснула, несмотря на взвинченные нервы, почти сразу.

Разбудили меня голоса соседок. Вернувшись с работы, Ася и Вика желали знать, как прошла первая Яринкина «брачная» ночь, и ради этого не постеснялись растолкать её. Я не захотела участвовать в разговоре и не подала виду, что проснулась, лишь насторожила уши. Примечательно, что Яринка не растерялась даже спросонок: её голос звучал совершенно беспечно, словно и не было в её жизни вчерашних тяжёлых событий.

Этим беспечным, чуть капризным голосом, она пояснила, что ничего не было, что Бурхаев купил её не для себя, а для своего сына, которого сейчас нет на острове. И что звал только для того, чтобы посмотреть на приобретение вблизи, потому и отпустил так рано. Что она точно не знает, когда приедет её настоящий хозяин, и чтобы её уже оставили в покое и дали поспать. Соседки таким рассказом вполне удовлетворились, видимо, здесь не считалось чем-то удивительным, если мужчина покупал девушку кому-то в подарок.

В следующий раз мы с подругой увиделись во время обеда, когда я вернулась с работы, но и там нам не дали остаться наедине. Соседки опять поздравляли её, на этот раз – с молодым постоянником, что для Оазиса было редкостью. Я внимательно наблюдала за Яринкой и только удивлялась тому, как хорошо у неё получается изображать радостное оживление. Это даже показалось мне подозрительным и, едва мы вышли за порог, направляясь на занятия, я нетерпеливо спросила:

– Ну? Что ты надумала? Что будешь делать?

Подруга одарила меня ослепительной улыбкой, и мои подозрения усилились.

– Нет! – Я даже затопала ногами от бессилия. – Нет, не говори мне, что ты собралась воевать с Яновым отцом! Он же тебя в порошок сотрёт! Сожрёт и не подавится!

– А если всё-таки подавится? – Яринка невинно захлопала ресницами, и я с великой досады уже собралась её пихнуть или ущипнуть, но она вдруг отскочила в сторону и, хохоча, побежала по дорожке.

Я припустила за ней, впадая в ещё большее недоумение: подруга выглядела… счастливой? После вчерашнего?

Мы с топотом ворвались в библиотеку, и ожидающая нас Зоя подпрыгнула от неожиданности, свела брови, но почти сразу удивлённо их подняла:

– Ярина? А ты зачем пришла? Мне сказали, что вчера твой аукцион был закрыт.

Мы насторожились.

– Да, – осторожно подтвердила Яринка. – А что?

– Ты не знаешь? Твоё обучение закончено. Мы учим девочек, только пока они не работают, тем более что вы обе и так почти завершили необходимую программу.

Тут она была права. Наши занятия только первые месяцы можно было действительно назвать занятиями, изучением чего-то нового каждый день. Но чем дальше, тем короче становились уроки и тем чаще мы уже только повторяли пройденное или болтали со своими преподавательницами, а то и просто читали книги, которые они нам рекомендовали. Пожалуй, только английский ещё предстояло и предстояло зубрить, а что касается этикета, психологии общения и обольщения, визажа и стилистики, то здесь нам давно уже не подавали новых знаний.

Яринка затопталась между стеллажами, несмело спросила:

– А разве нельзя приходить просто так? Вместе с Дайкой? Если мне интересно?

Зоя польщённо улыбнулась:

– Если интересно, то, конечно, приходи. Но теперь это уже полностью твой выбор. Ты небось и на работу сегодня собиралась?

– А что, тоже можно не ходить?

– Конечно можно! Ты теперь обязана делать только то, что скажет твой постоянник, остальное – по желанию и с его разрешения.

Избегая моего взгляда, Яринка попятилась к двери:

– Тогда я сегодня, пожалуй, отдохну. Ночь не спала… До свидания!

– До свидания, – кивнула Зоя, а я осталась дура дурой торчать посреди библиотеки и могла лишь мысленно честить подругу, которая так ловко ушла от расспросов.

И ушла, как позже выяснилось, надолго. Я до позднего вечера сидела в гостиной, пытаясь отвлечься то телевизором, то игрой в приставку, пока глаза не начали слипаться. Подруга не вернулась. В конце концов, я поднялась наверх и уснула, измученная ожиданием, а утром первым, что я увидела, открыв глаза, была заправленная и непримятая Яринкина постель.

Начиная беспокоиться уже не на шутку, я высказала свои опасения вернувшейся пораньше с работы Асе, но она лишь посмеялась, сказав, что, учитывая, какой молодой постоянник достался моей подруге, мы теперь не скоро её увидим.

Скоро, не скоро, а явилась Яринка только к вечеру, когда я уже вернулась с занятий и с тоской гадала, придётся ли мне и эту ночь коротать одной. На этот раз она и не думала темнить и избегать расспросов, а сама потащила меня прочь из домика, на пустой, начинающий тонуть в сумерках пляж, где можно было поговорить без посторонних ушей.

Я сдерживала досаду до тех пор, пока мы не пришли к морю, за которым медленно гасло солнце, и не устроились на взятом с собой пледе, брошенном прямо на песок. Только тут я заметила, что Яринка принесла с собой небольшой бумажный пакет, аккуратно поставила рядом с собой. В другое время я бы обязательно заинтересовалась содержимым пакета, но сейчас меня переполняли эмоции:

– Ты могла вчера хотя бы предупредить, что не вернёшься?! Я полночи опять уснуть не могла, тебя ждала!

Этот обличающий вопль был заглушен шумом набежавшей на берег волны, из-за чего потерял большую часть вложенного в него праведного гнева. Но Яринка всё равно посмотрела виновато. Опустилась на плед, скрестив ноги, обезоруживающе улыбнулась. Я пока не торопилась садиться, глядела на неё сверху вниз, удивляясь счастливому виду подруги. От этого вида моя злость растворилась, как дождевая капля в морской воде. Я неуклюже плюхнулась рядом с ней, обхватила колени руками.

– Ладно, что там у тебя?

И Яринка, выдержав важную паузу, начала рассказывать. Её сегодняшний рассказ отличался от вчерашнего, как день от ночи. Теперь она не шептала сдавленно, не шмыгала носом, и голос подруги не прерывался от подступающих слёз.

– В общем, – широкая белозубая улыбка засверкала в наступающей тьме, – я ещё вчера придумала, как надо поступить. Точнее, даже не придумала, а оно само пришло откуда-то, будто шепнул кто-то, и я сразу успокоилась. А тебе не сказала, потому что ты стала бы меня отговаривать.

Я лишь кивнула. Наверное, стала бы, ведь, сдаётся мне, подруга всё-таки решила встать на тропу войны с Бурхаевым, иначе не выглядела бы сейчас такой довольной.

– Когда Зоя отпустила меня с занятий, я сразу пошла к Айсбергу, и там, на нашей скамейке, дождалась Яна. Он сразу увидел, что со мной что-то не так, спросил, что случилось. Ну, я поотнекивалась для порядка и рассказала про его отца. Даже заплакала, но это без притворства, само получилось.

Я похолодела:

– Рассказала? Всё, что было?

– Ага. – Яринка злорадно кивнула. – И как он меня раздеться заставил, и как лапал, и как на диване душил. А главное – про то, что он хочет к Яну шпиона приставить. И даже, как он его дураком и лохом называл.

– Да ты сама дура! А если Ян теперь с отцом из-за этого поругается, тот же тебя в Русалкиной яме утопит!

– Не утопит и не поругается. – Яринка довольно прищурилась на гаснущий над горизонтом закат. – Мы знаем, как всё уладить.

Яринка замолчала, явно ожидая моих расспросов, но я отвлеклась на море. Показалось, что недалеко от берега среди пологих неспешных волн что-то плеснуло, забелело на миг и исчезло. Рыба?

– Так вот, – Яринка настойчиво повысила голос, – всё будет тип-топ. Лучше и не придумать!

Поняв, что спросить всё-таки придётся, иначе подруга так и будет меня интриговать, я повернулась к ней:

– И что же вы такого замечательного придумали?

– Ой!.. – Яринка зажмурилась и от избытка чувств даже подрыгала ногами, взбивая песок. – Я до сих пор не верю, что всё так замечательно сложилось! Ты офигеешь! Сначала мы решили разобраться с Яновым папашей. И решили, что он по-прежнему должен думать, что я его испугалась и…

Тут сквозь непрерывное Яринкино щебетание и ровный шорох прибоя я снова уловила еле слышный всплеск. Повернула лицо к морю, прищурилась, вглядываясь в его безбрежную даль. От заката на горизонте осталась лишь быстро тускнеющая жёлтая полоса, и над головой зажглись первые звёзды. Разглядеть что-либо среди тёмных волн не представлялось возможным, но мне всё-таки показалось, что я различаю некое светлое пятно, вновь мелькнувшее и исчезнувшее метрах в двадцати от берега.

– Ты не слушаешь! – прервавшись, Яринка обиженно надулась.

– Слушаю, – поспешно заверила я её, и это было почти правдой: общий смысл того, что говорила подруга, от меня не ускользнул, несмотря на частичную отвлечённость. – Вы решили обмануть Бурхаева. Ты будешь рассказывать ему про Яна то, что вы с ним сами же и придумаете.

– Точно! – просияла Яринка. – Таким образом мы убиваем двух зайцев! Старый хряк думает, что я всё делаю, как он велел, и меня не трогает. А Ян через меня подбрасывает ему ту информацию, какую тот и ожидает услышать, а правду мы скрываем! Классно же?

– Классно! – искренне согласилась я, чувствуя облегчение. По крайней мере, Яринка не идёт в открытую конфронтацию с Бурхаевым-старшим, а это уже очень хорошо.

– Так что на ближайшие полгода у нас всё в ажуре. А потом… ой, совсем забыла! – Яринка неожиданно потянулась в сторону и взяла с песка принесённый с собой пакет. – Я же принесла вина, чтобы мы с тобой отметили…

Из пакета появились бутылка, пара одноразовых стаканчиков и кулёк шоколадных конфет. Я невольно подалась назад.

– С каких это пор ты пьёшь?

– Со вчерашних, – охотно ответила Яринка. – Мы с Яном пили шампанское в номере.

– Я не хочу.

Да, в Оазисе запрета на алкоголь не было, пили все. Поддатым, а то и вусмерть пьяным людям на улице никто не удивлялся. Наши соседки, даже возвращаясь с работы уже навеселе, вполне могли пропустить по бокалу или рюмочке перед сном. В холодильнике всегда стояли початые бутылки, но у меня ни разу не возникало желания самой попробовать спиртное. В Маслятах взрослые хоть и позволяли себе настойки собственного изготовления, но происходило это по большим праздникам и в малых количествах, а уж о том, чтобы поить детей, и речи быть не могло.

– Да брось! – Яринка потрясла бутылкой. – Тут меньше половины, и оно лёгкое, мы даже ничего не почувствуем. Выпить по такому поводу обязательно нужно!

– По какому такому поводу? – Я повернулась к Яринке и только сейчас поняла, что до сих пор продолжала сидеть лицом к морю, напряжённо вглядываясь в темноту безбрежных вод.

Яринка хитро прищурилась:

– А вот выпьем, тогда и узнаешь.

Обречённо вздохнув, я потянулась за стаканчиком, который подруга успела наполнить, но сделала это вовсе не потому, что сочла её доводы убедительными. Мне хотелось побыстрее закончить наш разговор и уйти с пляжа. Уйти к уютному свету фонарей и окон, к звукам голосов, к обществу других людей. Близость ночного моря тревожила меня. Как и негромкий всплеск, снова донёсшийся из темноты.

Яринка слегка стукнула краем своего стаканчика о мой и торжественно произнесла тост:

– За меня! За то, что я сделала это!

Я, уже пригубив вино кончиками губ, помедлила, ожидая продолжения, но его не последовало. Алкоголь оказался на вкус не намного лучше, чем на запах. Нечто кислое и терпкое, оставляющее на языке назойливое приторное послевкусие. И что люди в нём находят?

Поморщившись, я поставила стаканчик на песок, снова пытливо вгляделась в темноту и поторопила Яринку:

– Так за что мы пили? Что ты сделала?

– Я лишилась девственности, – гордо объявила подруга, тряхнув волосами, как встряхивает гривой своенравная лошадка.

Я помедлила с ответом. Нельзя сказать, что Яринка меня удивила, ведь разве до сих пор не к этому всё шло? Но я не знала, какой реакции она от меня ждёт. Сочувствия или поздравлений? Поэтому всё, что мне пришло в голову, – неловко спросить:

– Э… ну и как?

На этот раз уже Яринка замешкалась, прежде чем ответить, отвела глаза в сторону, словно решая что-то про себя. А потом растерянно пожала плечами:

– Да ты знаешь… никак. Приятно только ласкаться и целоваться, а потом фигня какая-то.

Я поёжилась:

– Больно было?

– Да ну, – Яринка небрежно отмахнулась, – терпимо. Даже не больно, а просто внутри неудобно и как будто щиплет. Но Яну понравилось.

– Ещё бы не понравилось, – неприязненно отозвалась я, и непорочный образ медноволосого Яна потускнел перед моим мысленным взором. – Не ему же терпеть.

– Ты не думай, что это он настоял! – тут же вскинулась Яринка. – Он, наоборот, не хотел, предлагал подождать, пока поженимся. Я сама к нему полезла.

А вот тут я удивилась:

– Сама? Зачем?

Яринка брезгливо скривилась:

– Вспомнила его отца потому что. И подумала, что здесь ведь вообще непонятно, что будет завтра. Всего можно ожидать. И лучше я первый раз сделаю это с тем, кто нравится, чем потом какой-нибудь старый пердун на меня залезет.

Я обдумала её слова и согласилась с ними. Если уж подругу угораздило влюбиться, как она не отрицала бы этого, то такое решение очень разумно. Можно даже сказать, что здесь Яринке повезло куда больше, чем большинству местных девушек. И даже больше, чем девочкам из так называемых приличных семей, которым будущего мужа выбирают родители, руководствуясь лишь своими интересами.

Эта мысль неожиданно принесла мне почти эйфорическое облегчение, и я уже хотела залпом допить початый стаканчик, но тут со стороны моря снова донёсся всплеск. Но на этот раз громкий, явственный, такой, что его уже нельзя было списать на разыгравшееся воображение.

– Ты слышала? – спросила я Яринку, сдавленным от испуга голосом. – Плещет что-то…

Но подруга посмотрела на меня удивлённо:

– Конечно плещет, это же море. Ветер дует, вот вода и плещет.

Я собралась уже объяснить, что ветер может гнать волны, но не может ударить по воде так, чтобы раздался именно всплеск, но Яринка, вновь берясь за бутылку, затараторила: