Наследники Дерсу. Книга 2. Здравствуй, Синяя

– Это ж надо так поляну вездеходом изнахратить!.. А черемши сколько погубили!.. Тут её хоть бочку, хоть две можно наготовить и засолить!.. А крупная какая! Сантиметров сорок высотой, я такой не видел!

Поляна закончилась, тропа повела меж лиственных деревьев по берегу реки. Виктор остановился у старой дуплистой липы, осмотрелся по сторонам, подпрыгнув, зацепился за нижний сук дерева, легко взобрался на сук повыше и вытянул из дупла ружьё. Лайка, виляя пушистым хвостом, бегает вокруг дерева, радуясь, что она вновь в тайге, а лесник с ружьём.

Малозаметная тропа повела дальше в тайгу вдоль берега.

– Смотри!.. Видишь?..

Лесник остановился и показал рукой на середину реки.

– Ленки вверх пошли.

– Где? – Виталий закинул мешок на плечо и стал внимательно смотреть на водную рябь реки.

– Да вон!.. Два ленка идут!.. Крупные!..

Сквозь толщу прозрачной воды, в лёгких отблесках преломления, на какие-то мгновения блеснули серебристые тела.

– Ленки любят спокойную воду, – задумчиво пояснил лесник. – Кто-то их выгнал из заводи ручья. Как думаешь? Что заставило их выйти на стремнину?

– Медведь, наверное.

– Ответ один. Рыбаки вспугнули… или охотники. Кто-то в моём обходе хозяйничает.

– Нет. Не вижу ленков.

В лучах утреннего солнца Виталий любуется рябью воды, в которой отражаются синее небо, заросли кустарников и деревьев.

– Проехали!.. Идём к землянке.

Лесник зашагал быстрее.

Метров через триста тропа повела вдоль ручья и завела в рощу с чахлыми хвойными деревцами.

Виталий остановился, присмотрелся.

– Это же… тис! – радостно воскликнул он, удивляясь открытию. Тёмно-красноватая кора!.. Одиночные хвоинки!..

Сквозь ветви и веточки и зелёную хвою пробиваются ярко-золотистые лучи солнца, они освещают землю, на ней ни одной травинки. Картину тайги тысячелетней давности, влажного и тёплого климата дополнил зеленый мох на полусгнивших стволах, наваленных друг на друга.

– Да. Тис. – Виктор обернулся поддержать разговор. – Все почему-то считают, что тис, если выкопать и посадить в другом месте, то не принимается, говорят, засыхает. А у меня получилось. Секрет в том, что высаживать на новое место подрост надо ранней весной и только в дождливый год.

– Так как его угадаешь?! В Приморье, по-моему, вечно сырое лето.

– По народным приметам. Если зима снежная, то лето сухое. И наоборот. Среднегодовое количество осадков постоянное, но надо ещё делать поправку зимой на снегопады, а летом на тайфуны. А они у нас в начале августа. Природа сама подскажет, если быть наблюдательным и народные приметы знать. Меня охотник многому научил.

– И как? Удался эксперимент?

– Возле конторы лесничества саженцы тиса принялись. У зимовья посадил. В разных местах своего обхода рощицы заложил, вблизи ручьев, в тени больших ёлок. Тис живет тысячу лет, даёт мало семян, они плохо всходят, поэтому тис редкость, – он говорил не спеша, тихим голосом. – Ладно. Пойдём. Ещё встретим такие рощицы. Спешить надо, чтобы в зимовье ночевать, а для этого лишний крюк сделать придётся, отклониться от маршрута километра на три в сторону.

Тропа увела вглубь тайги.

За деревьями показалась поляна, перекопанная с осени, залитая солнечным светом. Под зелёной раскидистой елью стол и лавочка. На столбике, врытом в землю, умывальник. Метрах в десяти бугор, на нём распустились первые весенние цветы, ветреницы дубравные, маленькие, белые и от того трогательно нежные среди прошлогодней жёлтой листвы.

– А вот и мой дом. – Виктор махнул рукой в сторону бугра. – Зайди, посмотри, и спальник там оставь. Вход здесь. А я тут посижу, извини. Что-то нашло на меня.

Виктор достал из рюкзака зелёную тетрадь с привязанной к ней шариковой ручкой, присел на лавку за стол, задумался, записал в дневник.

«Если очаг шелкопряда продержится ещё пару лет, кто знает, кедровая тайга на реке Синей устоит против нашествия гусениц или засохнет?.. Представляю, как зимой лесорубы валят многовековые кедры и ели. Слышится гул войны с Природой. Усохшая тайга в дыму бензопил, скрежета металла, визга двигателей автомобилей, лязга гусениц тракторов-трелёвщиков. Эхо разносит по склонам сопок грохот упавших гигантов. На японские лесовозы «Каматцу» грузят 25-метровые стволы, их повезут на нижний склад, там распилят на брёвна и отправят на экспорт, в порт, погрузят на корабли и отправят в Японию.

…Да. В Сихотэ-Алинских горах леспромхозы валят кедры на тысячах гектарах каждый год.

Да и нужно ли это делать?..

Для меня важен естественный процесс. Не вмешиваться. Пусть в ней живут и звери и птицы. Должен быть естественный баланс. Против законов самой Природы вряд ли можно противостоять, не нанеся ей ущерб. Когда валят спелый кедр, то урожая шишек не хватает для питания диким свиньям, их становится меньше, а следом сокращается и популяция тигров.

… Виталий, шагая по тропе к землянке, осмотрелся по сторонам. Некопаная земля огорода, засохшие стебли кукурузы и ботвы картофеля. Вокруг могучие ели и кедры, липы, орех маньчжурский, бархат.

Спустился по ступеням. Коробка двери вырублена в бревнах. Заметил: замка нет. Дверь из колотых пластин кедра не заперта. Потянул за ручку на себя, запах осины и кедра, золы, сушёных трав, корней элеутерококка. Сумерки. Свет падает через окно в крыше. Это блиндаж[2], сложенный из ошкуренных стволов осины. Ни продуктов, ни одежды. В углу железная буржуйка с калорифером, обложенная камнями-окатышами. Как он живет здесь зимой, когда вся тайга укрыта снегом?.. И холод сибирский?

Виталий сбросил с плеча на широкий топчан спальник, расправил его. У топчана стена зашита кедровыми плахами до потолка, чтобы не тянуло от земли сыростью. Несущая балка потолка подпёрта тремя столбами. Видны тёсаные брёвна, кора кедра, она не позволяет осыпаться земле сверху.

Осмотрев землянку, Виталий поднялся на поверхность.

Виктор вложил ручку в тетрадь и засунул её в карман рюкзака.

– Присаживайся за стол. Я сейчас.

Виктор сходил в землянку и вернулся с потолстевшим рюкзаком и сумкой. Застелив клеёнкой стол, выложил копченого ленка, поджаренную на масле лепёшку, поставил кружки.

– Вскипятим чай, позавтракаем и пойдём.

С одной спички Виктор поджог сложенные шалашиком мелкие сухие веточки хвои, добавил сушин. Костёр занялся языками пламени, стал лизать котелок с водой.

– Давай знакомиться. В Приморском крае все колонисты, со всего Союза. Украинцев много, белорусов, поляков, немцев, русских со всех губерний России. И корейцы живут, и китайцы. Я из Ленинграда прибыл.

– А я из Алма-Аты.

– У меня картошка, кедровые и маньчжурские орехи. Ружьё и лайка при мне. Барсука в тайге добудем. Рыба в речке.

Виталий прикинул, что скромных припасов теперь на троих, пожалуй, на неделю хватит готовить горячий ужин.

– Как ты тут живёшь?

– Живу наездами. По выходным. В отпуске. Зимой, когда в лесничестве с планом полегче, бригада рабочих справляется. Погреб в землянке не промерзает, а это главное, чтобы перезимовать. Дров хватает. Зимой, бывает, снег идёт и день, и два, и три, откидываю лопатой, пока он рыхлый, подальше от входа, чтобы не засыпал дверь. С хлебом сложнее. В село не набегаешься. Муку в алюминиевом бидоне из-под молока от мышей прячу. Хлеб научился выпекать или в масле на сковороде лепёшки жарю. Пельмени, вареники, лапша, клёцки. Но главный хлеб – это картофель. Печёный, варёный, жареный, толчёный в пюре, с ним не пропадёшь, всё в нём для организма человека есть. Выращиваю кукурузу, тыкву, капусту, морковь, свёклу, арбузы, – он показал рукой на огород с прошлогодней ботвой и высохшими стеблями кукурузы. – Всё растёт, оглоблю в землю воткни, и та зацветёт, климат здесь благодатный.

– Что-то огород не вскопан у тебя. А пора картофель сажать.

– Успею. В лесничестве посадки кедра не закончились. А теперь по маршруту с тобой идти. Вернёмся – вот тогда и вскопаю, и посажу, и посею огородину. Осенью кабанчика на зиму подстрелю или изюбря. Так что в лесу жить можно, всего хватает.

– Ты же городской, а с землёй возишься!

– А как иначе? Тут всё своё иметь надо. Теперь мечтаю баньку срубить у ручья. Этим летом обязательно построю.

– А ты тут круглый год живёшь?

– Нет, конечно. Но частенько. За кедрачом присматривать надо. Кто-то шишку собирает, кто-то охотится. В пожароопасный период, случись пожар, так сообщаю в лесхоз по рации и тушить начинаю. Если кто в лесу есть, так тоже привлекаю. Люди все тут друг друга знают, вот мы и ищем виновного, с кого спросить. А жить надо вблизи родника, лучше с целебной водой, как староверы место для своего поселения выбирали, чтобы чистую воду пить, а не из реки. Сихотэ-Алинь вулканического происхождения, вода непонятно какого химического состава.

– Рассуждаешь, как геолог. – Виталий, наблюдая за ловкими действиями лесника, с трудом верит, что он из Ленинграда. Или разыгрывает, как лесник Калинин. Того и смотри, что выкинет какое-нибудь издевательство.

– Нет. Не геолог. Окончил факультет биологии.

– Теперь понятно, откуда у тебя знания о тисе и растениях. Но почему с высшим образованием на рядовой должности?.. Лесник – в том же статусе, что и рабочий!.. Лесник – это рядовой, если сравнивать с армией. Лесничий и инженеры – как старший лейтенант. Впрочем, понятно. Биофак не инженерный факультет. Бухгалтерскому учёту и таксации вас не учили, да и многому другому, что нужно для нашей профессии. С твоим дипломом работают в школе или в научном учреждении, но на практике, на должности лесничего, можно встретить и с дипломом техникума, и бывшего председателя колхоза… А то работают и вовсе без диплома. Специалистов пока ещё не хватает в лесхозах. Ты бы мог и в лесной опытной станции работать, по вредителям леса кандидатскую диссертацию защитить. По непарному шелкопряду. По зверям, по птицам. Не мечтаешь?

– Пока не было такой мысли. В тайге многое повидал. Присмотрюсь. Подумаю. Может быть, и подамся в город, в ботанический сад. Или в заповедник устроюсь научным сотрудником. После окончания университета мне надо было ехать по направлению в заповедник Аскания-Нова.

– И каким ветром тебя занесло из Ленинграда в эти дебри?..

– Тайга – это не такие уж непролазные дебри, как я себе представлял!.. Вся изрезана дорогами вдоль и поперек и исхожена геологами и охотниками. В горах вблизи ручья частенько можно найти зимовье. Много сёл и посёлков. На рудниках металл добывают. В долинах рек лес вырубили или сожгли, там сёла, совхозы. Освоили тайгу люди и продолжают вырубать. Пожары весной и осенью каждый год, пал пускают, чтобы сенокосы улучшить и на полях сорняки сжечь. В горах местами усыхают ельники.

– Климат меняется.

– Возможно. И не только. И человеческий фактор, и губит кедрачи шелкопряд, с каждым годом гусениц всё больше. А в конце августа, когда лёт и спаривание у бабочек, в Самарке на столбах, где ночью горят фонари, всё облеплено. И стены домов облеплены, в бабочках и кладках яиц.

– А сам-то как в этих местах оказался?

– Мама, так сказать, помогла, она не работает. Отец полковник, с утра до ночи на службе. Вот с детства заботой маминой и окружен. Чуть кашлянешь – на тебе гору таблеток. Простыл – горло в шарф укутает!.. Чай с малиной!.. И под одеяло!.. Лечение до абсурда доведёт. К докторам у меня ненависть. Частенько переезжали из гарнизона в гарнизон. Отец находил время и со мной заниматься. Затем армия. Серьезная школа. Университет окончил, и невмоготу стало… В общем, надоели поучения мамы по поводу ещё непрожитой жизни. Взял у отца ружье, патронташ, запас пороха, пуль, картечи, дроби, какие были рыбацкие снасти, и махнул на поезде в Хабаровск. На автобусе доехал до ближайшей таёжной деревни, поднялся на хребет Сихотэ-Алиня и взял курс пешим ходом на Владивосток, но не дошёл. На полпути остановился, в Самарке. Устроился лесником. Построил себе блиндаж. Живу. Работаю.

Виталий смотрит то на Виктора, то на костёр.

– Похоже, ты в отца удался!.. Отважный ты человек. Неужели по хребту Сихотэ-Алиня, пробираясь во Владивосток, ночевал под открытым небом?

Сырые дрова в костре потрескивают, пламя обволакивает котелок, дым ест глаза, вода кипит, а в ней бултыхаются кусочки вяленого сала с мясом.

Виталий достал из рюкзака пакет с вермишелью, взял жменю, бросил в котелок, помешал ложкой: «Вот тебе и маменькин сынок!»

Виктор ломает сухую ветку, подкладывает в костёр.

– Спускался к ручьям, к рекам рыбачить. Набрёл на зимовье. Понял, в каких местах охотники ставят избушки. Там и сухари оставляют, и муку, и крупы. Пользовался. Перезимовал в избушке с охотником. Стрелял барсуков, коз, свиней. Коптил мясо и дальше шёл. Дошёл до этой реки. Таких кедрачей, как на этой реке, больше нигде не встречал. А главное, климат прекрасный. Лето как лето. Зима как зима. Не то что балтийская погода. Подработать можно, летом женьшень в коопзверпромхозе принимают, осенью кедровые орехи.

– А тебе тут не одиноко?

– Бывает. Зимой скучновато. День короткий. Капканы проверишь, поохотишься. То со шкурами возишься, то с мясом, то орехи щёлкаешь, чаёвничаешь. Коплю деньги, дом в Самарке достроить, мебель купить. Жену одеть-обуть, хозяйством обзавестись. В одиночестве век в этом блиндаже не проживёшь.

– А я в Алма-Ате родился. Казахстан моя родина. Восемь классов окончил, и случайно попалась газета, Лениногорский лесной техникум приглашает учиться на специальность техника-лесовода. Спросил у деда: «Что это за профессия?» Мечтал учиться на пчеловода, а техникум на весь Советский Союз, оказывается, один, в Ленинграде, родители побоялись отпустить, далекий путь. Да и поездки на летние каникулы дополнительных затрат потребуют. А про зимние каникулы и говорить нечего, пять суток в один конец, пять обратно. А пятнадцатилетнего паренька в большом городе или поезде могут и обворовать. А тут лесной техникум в Восточном Казахстане, маршрут прямой, без пересадок, полтора суток ехать.

Дед одобрил выбор: «Техник-лесовод – это объездчик, начальник над лесниками. Большой человек, оказывается!.. Он пчеловодам отводит места, где им с пасеками стоять. А уж ульев с пчёлами пасечники тебе, с казал, надарят. Так что будет своя пасека. Хорошая, хлебная профессия, не пропадёшь!». Запомнил я эти слова. Окончил техникум, направление получил работать в должности помощника лесничего в Нарынкольском лесхозе в Тянь-шаньских горах. Однажды вблизи Хантенгри охотился на маралов. Затем три года работал в пустыне Сары Ишикот Тау. В дельте реки Или. Правду сказал дед. В двадцать два года я уже свою пасеку заимел. Восемьдесят три улья. Вблизи от озера Балхаш. Затем в институт на лесфак поступил и переехал в Алма-Ату. Женился. А родители жены задумали на Дальний Восток уехать. Ну и мы с женой тоже решились. Вот так и попал в уссурийскую тайгу. Неделю тому назад диплом получил. Сыну в мае четыре года будет.

Завтрак придал сил и поднял настроение. Спальник пристроен на хранение в блиндаже. Продукты и ружьё имеются.

Лесники залили костёр водой.

– Ну что? Идём дальше? – улыбнулся Виктор. – Надо засветло до зимовья добраться.

Виталий достал из кармана кальку с копией карты, развернув на столике, посмотрел на компас, ремешком притянутый к запястью левой руки, сделал геодезическую привязку от землянки до отмеченного на карте конечного пункта маршрута в лесном квартале в верховье реки Синей. Предстояло подниматься вверх по склонам гор до водораздела три дня, а затем за три дня вернуться обратно.

– Будем через каждый километр вести пересчёт экскрементов, на это нам по заданию отведён час ожидания, пока они нападают. И поспешай, отмеряй другой километр. График жёсткий.

– Пойдём на водораздел, так будет быстрее, здесь склон пологий, там и посчитаем.

Виктор надел рюкзак за спину и, повесив на плечо ружье, пошёл первым между деревьев.

– Тут есть визир, по нему легче идти. Лесоустроители вырубили кусты вдоль тропы на метр шириной. Сэкономим время.

Громады горного хребта в верховье реки Синей величавы на фоне синего неба и зелени тайги. Сихотэ-Алинь и есть разлом двух тектонических плит. Восточная плита, более горячая, уходит в Тихий океан. Миллионы лет назад магма выдавила цепь гор. Все вулканы богаты рудами, редкоземельными и цветными металлами.

Виктор остановился, поджидая.

Виталий поделился впечатлением.

– Трудно представить, какие богатства скрыты в горах!.. Что ни вулкан, то месторождение! И сколько их тут?! Не счесть! А тебе не встречались выходы кварца с прожилками золота?

– Рудное золото редкость. Не встречал. Интересные камни находил. Гранат. Вулканические бомбы. Камни с металлическим серебристым блеском. Полиметаллические руды.

Двинулись в путь. Лесник шёл легко, показывал рукой на тайгу то в одном направлении, то в другом, где видел выход любопытных для него горных пород.

Виталий делал остановки, разглядывая горы. «Сколько загадок и тайн они хранят? Сколько малых ручьёв и больших речушек сбегают вниз по склонам в реку Синюю, а она впадает в Журавлёвку, а та в Уссури, приток великого Амура-батюшки».

Догнал лесника: «В конторе работа с документами это сидячая работа. И дома курсовые, заметки в газету. Но ничего! С учёбой закончил!.. Теперь в тайгу буду чаще выбираться!.. Летом с пасекой в компанию к Ломакину и Агильдину встану со своими шестью ульями, это только для начала!.. На ближнюю сопку с июля за грибами хоть каждый день ходи! За жимолостью и малиной в ягодные места. Мотоцикл бы теперь свой заиметь. Титов Владимир Иванович, водитель автобуса лесхоза, майор запаса, пригласил съездить в тайгу, хочет показать плантацию женьшеня. Поеду. Осенью шишковать с бригадой главного лесничего схожу, так что из городского жителя перекуемся на таёжника. Полюбоваться дикими красотами тайги того стоит, да и денег заработать не помешает, сын растёт, о втором подумать можно, в отпуск на родину съездить. Да и дом свой надо строить, раз прижился в Кавалерово и отказался вернуться в Алма-Ату и работать на кафедре!..».

Солнце поднялось, и воздух прогрелся. Могучие кедры и ели стоят почти сплошной стеной. На этом склоне никогда не вырубали лес.

Виталий остановился, огромная липа, настолько огромная, что она поразила его воображение. По обхвату ствола можно было бы дерево принять за тополь, если бы не кора, у липы она особенная, белесоватая. И веточки тонкие, и красновато-коричневые почки, и листья из них ещё не распустились. Прислушался к шуму шуршания и насторожился, внимательно оглядываясь вокруг себя, заметил – идёт малозаметный сухой дождь из экскрементов гусениц!.. На прошлогоднюю листву падают тёмные капли, кал. К липе примыкают кедры, их зелёную хвою поедают тёмно-зелёные гусеницы величиной с мизинец и поменьше. Стало понятно, они с Виктором вышли на место плотного поселения гусениц непарного шелкопряда.

Прошлой осенью гусеницы спустились на почву, собрались в небольшие кучи, чтобы пережить зиму в лесной подстилке под слоем листвы. Ранней весной опять поднялись к сочной хвое на зловещее пиршество.

Кедры, ели, пихты способны повторно выбросить из спящих почек молодую хвою и выстоять в очаге, но если плотность этих маленьких чудовищ чрезвычайно высока, то к концу лета в тайге остаются голые деревья, и они усыхают. Затем на усохших деревьях поселятся жуки-древоточцы, они вгрызаются в древесину, оставляя бесчисленное множество ходов. И такая древесина для строительства не годится. И Природа сама борется с умершим лесом. В ходы, оставленные жуками, попадают споры грибов. Древесина становится и вовсе рыхлой. Ураганы, тайфуны валят деревья на землю, а бактерии завершают пиршество, превращая древесину в труху. Ствол, лежащий на земле, покрытый грибами, мхами и лишайниками, через сотню лет опять становится землёй.

Виталий стоит среди больной тайги. Выстоит ли она перед натиском гусениц?

За кедром на огромной старой ёлке такая же картина. С веток, облепленных гусеницами, сыпется на землю серовато-зеленый дождь кала. Виталий обошёл ель и, поскользнувшись на скользком корневище, схватился за стволик аралии, чёртова дерева, прозванного так за крупные острые шипы. Боль пронзила ладонь. Виталий чертыхнулся с досады, переводя дыхание.

Солнце поднялось к зениту, воздух прогрелся. Склон горы оказался затяжным и пологим.

Виктор спешит к водоразделу, его фигура мелькает то между деревьями, то исчезает за стволами.

Виталий не выпускает его из виду: «Мечта сбылась. Иду по уссурийской тайге за проводником, как когда-то Арсеньев с отрядом казаков шёл за Дерсу. Ниже по течению реки Синей, на реке Павловке, во время переправы казаки утопили оружие и припасы».

Вершины хребтов вырастали как из-под земли, становясь выпукло зримыми. Лесники поднялись на водораздел, довольно пологий, просторный. Открылась панорама диких гор. На переднем плане стволы гигантских размеров кедров и елей. Вот стволы липы растут из одного корня!.. Лианы винограда, обвивая ветви деревьев, тянутся к макушкам. В зарослях лещины лианы лимонника!.. Первозданная красота!..

– Привал! – крикнул Виталий, снял фуражку с гербом лесного ведомства, вытер платком пот на лице и шее. – Заложим пробную площадку. – Сбросил рюкзак и, развязав его, достал простынь, расстелил под ближайшим кедром, посмотрел на часы. – Ждем час, затем подсчитаем, сколько экскрементов оставили гусеницы.

Из-за деревьев послышался лай собаки. Виктор снял с плеча ружьё, насторожился и пошёл посмотреть. Метрах в двадцати от костра на выступе скалы Виктор увидел крупного полоза. Змея, свернувшись калачиком в несколько рядов, подняв голову, шипела, отпугивая собаку.

Виктор позвал Виталия.

– Что там?

– Полоз. На камень заполз погреться на солнце.

Среди лишайника на выступе скалы Виталий увидел свернувшуюся змею с тёмным окрасом в шашечку, желтоватым и коричневым.

– Змею эту и не заметишь, почти одного цвета, сливается с камнями, прошлогодними листьями. Красивая!..

– Если цапанёт, будет вава. В мае месяце после зимней спячки укус полоза опасен, накопил яд, а так он, как и обычный уж. Полоз не нападает. Ну а если и случайно наступишь на него, и он укусит, то не умрёшь.

– Знаю эту змею. В зоопарке видел на родине. И в Кавалерово, в пойме реки Кенцухе. Замерял площадь сенокосного угодья. Слышу!.. Шипение! А полоз – вот он!.. Рядом!.. Свился в клубок на болотной кочке, поднялся, как кобра, и головой качает!.. Вот-вот укусит за руку!.. Я, сработал инстинкт, отпрыгнул в сторону и наблюдаю за ним. Погонится или нет?! Любопытно!.. Стою. Любуюсь. Метра три длиной! Но точно, что больше двух метров!.. Толще этого будет и длиннее.

Виктор дал команду собаке, она отошла в сторону, присела на задние лапы, смешно так качает головой, в её глазах читается интерес к событию.

– Хочешь подержать?

Не дожидаясь ответа, Виктор подошёл к полозу, прижал голову к земле, взял пальцами у головы и поднял над землёй. Змея вытянулась в струну, и оказалось, что она выше роста Виктора.

– Подержи! Вес почувствуй. И силу.

– Что-то нет особого желания.

– Держи! Привыкай!.. В тайге никого не бойся!.. Главное – выдавить из себя страх, ни капли не испытывать!.. Тигр и медведь чувствуют страх жертвы. Ты тоже для него добыча, которую можно съесть!.. Испугаешься и побежишь, шансов остаться в живых будет мало. Ну, держи змеюку. Я её на камень положу, а ты хватай покрепче у самой головы.

– Да ну его к черту, этого полоза!.. Я не боюсь!.. Я брезгую!.. Мерзость какая то!.. Скользкий он!..

– Не скользкий!.. У него на шкуре мелкие шипы, такие мелкие, что не видны, слились с цветом шкуры, миллионы их, наверное. Их почувствуешь, когда возьмешь всей ладонью и пальцами, они ощущаются как мелкие занозы, ими змеи цепляются к коре дерева и так, поднимаясь по стволу, добираются до гнёзд птиц и воруют яйца и птенцов.

Виктор опустил змею на землю и прижал её голову палкой с рогатулькой. Змея, почувствовав опору земли, заизвивалась.

– Пробуй! Держи!..

Виталий отвернулся и направился к костру. Лесник отпустил змею, она торопливо поползла от него в сторону скалы.

– Крафт! Ко мне! – Виктор позвал собаку и пошёл к костру.

Виталий достал из рюкзака дневник учёта пробной площади, карандаш, засунул в карман энцефалитки.

– Умная у тебя собачка.

– Для охоты растил. Лишний раз не залает.

В лесу слышится шелест дождя из серо-зеленоватых экскрементов.

– Ну что? Приступим? Надо торопиться. Нам ещё пять площадок заложить и засветло дойти до зимовья. Берём палочки и сортируем экскременты, гуськино говно, оно разное по величине. Экскременты размером с жирную точку – от гусениц этого года. С одной перетяжкой, из двух половинок, второй фазы развития. И так до восьми перетяжек, это экскременты шестилетних гусениц. Затем в каждой кучке считаем, сколько штук.

Виктор расположился у простыни с другой стороны от Виталия, присел на корточки, подобрал с земли сухую ветку, обломал с двух концов, чтобы удобнее было отгребать по кучкам отходы.