Минус всей моей жизни

В его руках… Его Женя… Его…

Что же это за жжение в груди, отчего он так взволнован, отчего так счастлив, просто до одури?.. В его мозгу, воспаленном лишь желанием получить непременно всю Женю, всю целиком в его власть, чтобы он мог ласкать ее, ласкать каждый дюйм ее тела, вдруг что-то очень громко, болезненно и отчаянно щелкнуло: ты влюбился в нее, Сережа, ты чертовски сильно влюблен, ты помешан на ней, дурак, разве ты не понял?..

Разве ты не понял, что она тоже влюблена в тебя и сейчас сходит с ума под твоим напором и неистовыми, жадными ласками, а ты?? Ты убьешь ее, уничтожишь, растопчешь ее сердце, потому что ты – эгоистичный мерзавец, привыкший получать то, чего он хочет, не задумываясь о последствиях?

Ты не имел права трогать ее, не имел права оставлять на ее коже память твоих рук, на губах – след своего поцелуя, потому что ты НИКОГДА НЕ СМОЖЕШЬ БЫТЬ С НЕЙ, КОГДА ОНА УЗНАЕТ О КСЮШЕ…

Ощутив бешеный испуг, злость и невероятную ненависть к себе, Сергей резко отстранился от Жени, заметив лишь ее недоуменный и слегка напуганный взгляд, и, желая убить себя, почувствовать боль, нестерпимую муку, истязать и истязать свое раненное сердце, он зарычал в порыве омерзения к себе и ярости и резко отошел от нее, отвернувшись спиной и сжав кулаки, чувствуя, как разрывается его сердце, осознавая, что он последний подонок, ублюдок, самовлюбленный и заносчивый кретин…

Женя стояла позади… Он не мог к ней обернуться, она должна была уйти… Должна была…

Шаг в его сторону, тихий, дрожащий голос:

– Сережа!..

Все взорвалось внутри него, он снова чуть не сошел с ума, услышав, как она зовет его по имени, а она… Она резко открыла шкаф, вытащила пуховик и, схватив сумку, выбежала из секретарской…

Сергей с болью слушал стук ее удаляющихся каблучков, обессиленно облокотившись на стойку и, дрожа всем телом, закрыл лицо руками, умирая от бессилия и отчаяния.

Он не знал, что такой бывает любовь. Жестокой. Горячей. Несчастливой.

*** «Плюс»

Шел первый час ночи. За стеной, в комнате Игоря, играла какая-то музыка… Она напряженно прислушалась:

– «Дома, проспекты, улицы – куда бежим?

Ты ненавидишь мои мысли – ты стал чужим.

Я растоплю твой лед. Я попаду в твой мир.

Для нас с тобой начнется очередной турнир.

Найди ответы, но не стоит мне их говорить,

Дотронься до моей руки – пора все изменить.

Кому-куда лететь, нам время повзрослеть.

Моя любовь, как айсберг – на виду всего на треть.

Ты просто дай минуту, мне минуту на объятия.

Дай мне мгновение, чтобы все на миг связать,

И дай обещание – забьются сердца;

И то, что ты со мной будешь до конца!

Ты просто дай минуту, мне минуту на объятия.

Дай мне мгновение, чтобы все на миг связать,

И дай обещание – забьются сердца;

И то, что ты со мной будешь до конца!

Рассветом давит по лицу, я не боюсь!

Мы с ним сегодня заодно – договорюсь,

Ты утопил наш миг и поднялась стена;

На ней мы раньше рисовали свои имена.

Мы– два героя черно-белых кинокартин.

По-прежнему одна, по-прежнему один.

Время уходит в сон, война меж двух сторон -

Последний шанс, чтобы сердца забились в унисон.

Ты просто дай минуту, мне минуту на объятия.

Дай мне мгновение, чтобы все на миг связать,

И дай обещание – забьются сердца;

И то, что ты со мной будешь до конца!

Ты просто дай минуту, мне минуту на объятия.

Дай мне мгновение, чтобы все на миг связать,

И дай обещание – забьются сердца;

И то, что ты со мной будешь до конца!..»

Женя тяжело вздохнула, покачав головой. В комнате Жени и Поли было темно, только лунный свет пробивался сквозь незашторенное окно, окрашивая холодным, голубым сиянием все предметы и игрушки вокруг.

Поля тихо спала, дышала на редкость бесшумно. Женя пусто смотрела куда-то сквозь нее, сжавшись в тугой комок под одеялом и дрожа, стараясь не всхлипывать. Сколько можно плакать? Она плакала по дороге домой, плакала дома, закрывшись в комнате и никого к себе не пуская, даже Игоря, который за дверью клялся, что он «вытащит ее из любой депрессии за пять тире семь минут», она сжимала себя руками, пытаясь забыть его, забыть его губы, его руки, его сильное, крепкое тело, его бешеную нежность и дикую страсть…

Женя будто горела в тех местах, где он касался ее, будто плавилась снова и снова, утопая в садистском, болезненном желании снова прижаться к нему, но…

Он отвернулся от нее.

Почему? Почему? Почему?!?

Разочарован.

Единственное объяснение, которое пришло бедной, неуверенной в себе Женьке в голову. Она не оправдала его ожиданий, поэтому он так сильно разозлился… Наверно, считает себя полнейшим дураком, что связался с ней и потратил на нее свое время… Может, она недостаточно ласкова? Не достаточно горяча? Нежна? Она бы все отдала за то, чтобы иметь вторую попытку, Боже мой… Как же он ей нужен! Как же она любила его!..

Ее сердце стонало, она ворочалась с боку на бок, обливаясь слезами, стискивая кулаки и мечтая забыться вечным сном, потому что все в ее груди нещадно горело, живот скручивало адским жгутом, а кожа пылала в тех местах, где он касался ее…

Женя разрывалась, ненавидя себя такую, умоляя Господа дать ей еще один шанс… Она бы доказала ему, какой может быть, она бы смогла выразить то, что испытывает к нему, она бы попыталась почувствовать, что ему нужно, и стала бы такой ради него…

Глупо? Становиться кем-то другим ради какого-то мужчины?

Пускай. И пускай глупо!!! Жене было плевать, лишь бы он позволил ей любить себя, лишь бы он полюбил ее…

Тихое жужжание.

Женя вытащила дрожащую руку из-под одеяла и взяла телефон. На экране смс: «Выходи. Жду в подъезде».

Она резко села в постели, задрожав так, что телефон выпал из ее рук… Это он. Сережа. Он пришел к ней… В половину первого ночи?..

Женька схватилась за голову, чувствуя, как от волнения заливаются алым ее щеки и как неистово колотится ее сердце…

Он пришел. Он пришел. Он пришел.

Вот и второй шанс…

Умирая от волнения и трепета, Женя выскользнула из-под одеяла и, накинув поверх хлопчатобумажной сорочки белый халат, закуталась в него и, наскоро стерев последние слезы на щеках, тихо, на цыпочках вышла из комнаты.

*** «Минус»

Сергей ехал домой, находясь в полнейшем, саморазрушающем безумии. Светофоры, улицы, дома – все пролетало мимо, пока перед его глазами было только ее нежное лицо с этими чудесными веснушками, которые он хотел целовать и целовать, только ее сладкие, горячие губы, пылко отвечавшие на его поцелуй, только ее осторожные и такие ласковые руки, горячо скользящие по его шее, и ее гибкое, волнующее тело, трепещущее под его настойчивыми ласками…

Странное ощущение. Как будто пьян. Голова как в тумане, никаких других эмоций, кроме пульсации в сердце, никаких зрительных образов, кроме Жениного, никаких запахов, кроме ее духов… Сирень…

Сережа как-то доехал до дома, бросив машину во дворе, как попало, как-то зашел в свою квартиру, спотыкаясь на ровном месте и чувствуя только жар рук, только жгучую ненависть к себе за то, что отвернулся, за то, что не объяснил ничего…

А она, наверное, плачет… Эта мысль заставила его сердце сжаться еще сильнее, он нахмурился, яростно стиснув зубы.

– Папа, папа, папа!!! – заверещал тоненький девчачий голос, и в коридор влетела Настя в желтой домашней пижаме и с распущенными темными волосами, бросившись к Сереже в объятья.

Чувствуя себя на грани чудовищного взрыва, Сережа горячо обнял дочку и покружил на месте, слушая ее счастливый и звонкий смех и чувствуя свое предательство, ворочавшееся где-то в глубине его души.

– Привет-привет, Настена! – обрадованно проговорил он и, поставив дочку на ноги, чмокнул в щечку. – Как дела, дочка?

– Хорошо, папочка! – звонко сообщила она. – Пошли со мной, в шашки поиграем? А то мама не хочет, говорит, у нее ногти намазанные…

«Ну конечно… Когда это они у нее были не намазанные?» – с раздражением подумал Сергей, а вслух с улыбкой добавил:

– Давай, поиграем. Иди, доставай шашки, я сейчас приду.

Счастливая дочурка с веселым криком: «Ура!! Шашки! Шашки! Шашки!», – умчалась вприпрыжку в свою комнату, а Сергей хмуро пошел в гостиную, снова думая о Женьке вместо того, чтобы уделять внимание своей настоящей жене.

Ксюша сидела на диване в ярко-красном шелковом халатике, едва застегнувшемся на ее груди четвертого (благодаря силикону) размера и красила ногти, одним глазом поглядывая в телевизор, где шел какой-то зарубежный сериал.

Увидев Сергея, она надменно подняла брови и холодно и язвительно проговорила:

– Неужели ты дома? Еще и десяти часов нет. Решил вспомнить, как дочка выглядит?

– Ужин готов? – в свою очередь тоже холодно спросил Сергей, а Ксюша фыркнула:

– Ужин? Сережа, ты нормальный вообще? Я с утра отвожу Настю в садик, потом спортзал, потом салон красоты, потом шоппинг, потом, между прочим, Настю надо забрать и отвезти в художественную школу, потом у нее танцы, да вот, если ты не заметил, мне еще маникюр сделать надо! Когда я должна была тебе приготовить??? Не ленись, закажи себе в «Бонапарте» чего-нибудь, ну и Насте тоже, я не буду: после шести не ем. – закончила она свою раздраженную речь и тут же, подумав, добавила:

– И, ах да, оставь-ка мне еще денег. Те, которые ты мне давал в понедельник, закончились.

Сергей разозленно посмотрел на нее, удивляясь, как его женушка могла профукать пятьдесят штук всего за четыре дня, но сегодня он был так измотан своими душевными переживаниями, что даже не стал спорить с ней, а просто достал кошелек и, выложив оттуда еще пятьдесят тысяч перед ней на стеклянный столик, молча ушел на кухню, угрюмо взяв телефон и набрав номер ресторана, с грустью вспоминая уютную маленькую кухоньку в старой девятиэтажке, такую светлую и живую, такую теплую и наполненную цветами, голосами, запахами, улыбками… вспоминая невероятно вкусную домашнюю еду в кругу любящей и крепкой семьи, создающей вокруг купол надежности, любви, сопереживания и нежности, которой у него никогда не было и, судя по всему, не будет.

Находясь в своем странном, болезненном, отчужденном состоянии, Сергей играл в шашки с дочерью почти до десяти часов, после чего вдруг очнулся и вспомнил, что Насте уже давненько пора спать, а потому, с трудом удерживая себя в этой реальности, он уложил ее в кровать и поплелся в спальню.

Ксюша уже лежала на своей половине постели на боку, накрывшись одеялом, но он видел кусочек шелковой ночнушки и тонкие, красные бретельки, спавшие с плеча. Ее глаза были закрыты, и Сергей облегченно вздохнул: прямо сейчас он чувствовал отторжение к ней сильнее, чем когда-либо…

Надо же… Прожил девять лет с одной женщиной, тридцать четыре года на этой земле, встречался с огромным множеством девушек, но такое испытывает впервые…

Сергей разделся и лег, думая только о ней, о Жене, о том, что их взаимное счастье могло быть так близко… Если бы не мирно спавшая позади него Ксюша.

В его груди все горело, память подсовывала образы Жени из сегодняшнего дня, из вчерашнего, из более далекого прошлого, когда он терпеть ее не мог… Это было так давно, что казалось неправдой. Он не понимал, как он мог тогда так к ней относиться?..

Сережа не мог заснуть, все лежал и чувствовал, как напрягаются все его мышцы от одной только мысли о ней, как сворачиваются от боли и тоски все внутренности при воспоминании о ее слезах, о том, как он оттолкнул ее в конце поцелуя…

Отчаянно злясь на себя, ненавидя себя и чертовски желая, чтобы Женя оказалась здесь, в этой постели, он ворочался, глядя хмурым взглядом то в потолок, то в окно, пока на его плечо не легла женская рука с идеальным маникюром, а призывный голос не шепнул на ухо:

– Сережа… Сереж… Ты чего не спишь?.. Может, мы…

– Нет. – жестко проговорил он, резко повернув голову и посмотрев на идеальное, красивое лицо, обрамленное черными волосами, которое с легким удивлением и недовольством хлопало на него искусственно наращенными шелковыми ресницами. – Не надо, Ксюша.

– Почему? – требовательно и холодно спросила она, обиженно сев в постели. – Что с тобой? На работе с любовницами напрыгался?? – ревниво прошипела она змеей, насмешливо и брезгливо опустив уголки рта.

– Спи. – строго и холодно сказал Сергей, отвернувшись от нее и чувствуя, как все быстрее приближается к нему черная, скалистая расщелина, куда он так стремительно бежал все эти дни.

– Какой же ты мерзавец, Сережа! – с чувством произнесла Ксюша и импульсивно легла, гневно дыша. – Быть замужем за тобой – самое большое наказание для любой женщины! Ты никого не уважаешь, кроме себя.

– Ты тоже. – усмехнулся Сергей и вдруг резко посмотрел на пыхтящую от обиды и гнева Ксюшу. – И тебя никто не просил женить меня на себе любой ценой, так что не жалуйся. Ты наказала сама себя за то, что также, как и я, привыкла получать все, чего захочешь.

Ксюша фыркнула, а Сергей внезапно встал и подошел к окну. Белые сугробы блестели в свете фонарей, окрашиваясь в рыжий цвет, детская площадка внизу, во дворе, была пустынна, а на парковке мертвым грузом стояли автомобили – никому не нужные до утра жестянки…

Сергей посмотрел вперед, на многочисленные дома, темные, прямоугольные и квадратные каменные стены, где, то тут, то там, светили желтые огоньки окон, поглядывая на него с каким-то притязательным интересом… Широкие проспекты, мелькающие фары снующих автомобилей и снег… Везде снег… Когда же кончится зима?..

Сережа вдруг понял, что он ужасно замерз, не телом, а душой, что внутри него до сих пор стоял лишь колючий холод и темные очертания зубчатых, кирпичных стен, не имеющих к настоящей жизни никакого отношения… Никогда в жизни он не задумывался над этим, да и не над чем думать, когда не было ни минуты того живого, настоящего, искреннего тепла, которое сегодня подарила ему она… Словно впустив луч света в его вечную стужу, словно оживив лед его сердца, заставив его мерцать разными красками и биться, биться… Не просто в желании близости, а в огромной, сильнейшей потребности душевного единения с кем-то… И Господи, как же он мечтал снова ощутить это тепло! Он умер бы за него, умер бы лишь за один ее взгляд, тот самый, который говорил ему, что она любит, который говорил бы, что она будет с ним… Он бы сто раз сгорел и возродился из пепла за одну лишь возможность держать ее за руку… Как же это восхитительно! Быть живым, понимать, что хочешь сделать ради кого-то все, что хочешь вывернуться наизнанку, лишь бы сделать ее счастливой… Сережа удивлялся себе, чувствуя мурашки по коже, словно его только что опустили в ушат с ледяной водой, но дышал все глубже, впиваясь в свое новое ощущение, вгрызаясь в него, чтобы не отпустить, чтобы случайно не вернуться…

Дома, дома… Черные, на небе светлое пятно – снеговые тучи… Как же там она?..

Спит? Или сидит и плачет, закрывшись в комнате? Или послала его ко всем чертям и больше не вспоминает о нем?? Что же делает Женя? Что она чувствует сейчас?..

Он ощущал бесконечную тягу к ней, такую, которая словно ножовкой его пилила, чувствовал дикое, сводящее с ума желание увидеть ее, услышать ее голос, коснуться ее тела, рассказать ей… Сказать, что произошло сегодня… И отчего ему так нелегко переступать эту черту… Он не должен был, он эгоист…

Эта бешеная карусель мыслей с такой силой захватила его, что он быстро стал одеваться, плюнув на то, что часы едва пробили полночь, что Ксюша смотрит на него с невообразимой яростью, что Женя, скорее всего, спит и не ждет его… Но он до болезненного пульсирования в голове и до умопомрачительного жара в сердце должен был ее увидеть…

– Ты куда, Сережа, ты совсем охренел?!? – услышал он гневный шепот, спешно натягивая черную футболку и джинсы, и, глядя на Ксюшу, готовую с самым воинствующим видом перекрыть ему выход и терроризировать расспросами до утра, беспрекословно заявил:

– К Ярику поеду. Он сейчас в своем клубе должен быть. Кое-какие дела мы с ним не дорешали.

– Двенадцать ночи, Минаев, козлина, не вешай мне лапшу! Кто она??? – возмущенно воскликнула Ксюша, сжимая кулаки в приступе собственнической ревности, а Сергей хмуро бросил:

– Ярик – это «он». Ложись спать, Ксюша, не мотай мне нервы. Я скоро вернусь.

– Да ты в своем уме, подлец?.. – зашипела женушка, но Сергей уже стремительно вылетел из спальни, чувствуя, как сердце звонко забилось в предвкушении… Он увидит ее. Он поговорит с ней. Женя не должна плакать. А с Ксюшей он уж как-нибудь разберется… Ему придется разобраться. Раз и навсегда.

*** «Плюс»

Женя на цыпочках пронеслась по коридору, белой тенью скользнув мимо гостиной, где в темноте мерцал экран, демонстрируя для Эдуарда Петровича очередной спортивный обзор, в то время, как он сладко спал, раскинувшись на диване и тихонько похрапывая.

Дрожащими руками она плотнее запахнулась в халат и, обув желтые тапочки, беззвучно, чтобы не щелкнул замок и не скрипнул ни один шарнир, открыла входную дверь, а колени ее от волнения обессиленно подкашивались…

Он был здесь. Сергей сидел на стыке перил, нетерпеливо глядя на дверь семьдесят восьмой квартиры, сложив руки на груди. В темноте подъезда Женя различила лишь хорошо знакомый широкоплечий и подтянутый силуэт и выскользнула на площадку, бесшумно прикрыв дверь за собой…

Мгновение лишь они смотрели друг на друга… После чего Сергей стремительно спрыгнул с перил и, подлетев к Жене, нетерпеливо и жадно схватил ее и жестко прижал к холодной стене, обжигающе, неистово и грубо поцеловав.

Новый удар электрическим током, счастье, счастье, восторг, эйфория… Слава Богу! Слава Богу! А она-то, рыжая клуша, подумала было, что он приехал ради того, чтобы развязаться с ней раз и навсегда, чтобы сказать ей, что она не должна ни на что надеяться, и ей нужно уволиться как можно скорее… А она уже не представляла своей жизни без него, без его рук, поцелуев…

Женя выдохнула, ощутив бешеный отклик в своем сердце, в своем теле, руках, и сама страстно, жадно прижалась к нему, не помня себя от жара и любви, лаская его шею, потягивая за волосы, опуская руки на грудь, к сердцу, слушая его стук, впиваясь в его стук, желая ускорять это прекрасное биение, и целуя, целуя, впитывая его энергию, его огонь, его напор каждой клеточкой собственного тела…

Он настойчиво ласкал ее губы, его руки двигались по ее телу, грубо, жестко, горячо, горячо… Шея, волосы, спина…

Огненный шар в животе разрастался, Женя сильнее прижалась к холодной стене, с силой притянув его на себя и откинув голову назад, ощущая жуткое головокружение и пытаясь сделать хотя бы вдох, все внутри нее пульсировало обжигающим племенем… Она слышала его дыхание, слышала, как оно становилось тяжелее и более порывистым, как же она любила его дыхание! Дыши, дыши, ты так нужен ей, потому что она дышит лишь тобой!.. А Сережа снова взволнованно вздохнул, скользнув руками к ее пояснице и ниже, и подхватил ее на руки, и Женя, подчиняясь инстинкту, обняла его ногами, с трудом выдохнув от нового электрического удара, от его близости…

Она целовала его, не понимая ничего, не слыша ничего, ничего вокруг не замечая, и чувствуя лишь, как обжигающее наслаждение разливается по ее телу, вызывая сильную дрожь и заставляя гореть ее кожу, концентрируясь безумным, почти до боли, и таким бесконтрольным вулканом где-то в животе…

Сережа целовал и покусывал ее шею, она мечтала умереть в этих руках, лишь бы он никогда не отпускал ее, Женя чувствовала напряжение всех его мышц пылающего тела, она не могла терпеть вспышки в своем животе, понимая, что находится на грани огромного, волшебного, сладкого взрыва и все прижимаясь к нему, двигаясь ему навстречу, подставляясь под его ласки и поцелуи, скользнув руками под его куртку и вцепившись в футболку на спине до боли в пальцах, мечтая продлить этот миг на всю оставшуюся жизнь… Она часто-часто дышала, двигаясь в такт его рукам, а он все яростнее и самозабвеннее целовал ее… Губы… шея… плечи… Снова губы… ушко…

Халатик развязался, и она ощутила, как опалили ее кожу под тонкой сорочкой его руки, жадно и нетерпеливо пройдясь по ее спине, выше, к груди… Женя застонала, не в силах сдержать этот жар, она выгнулась навстречу его руке, и взрыв наслаждения резко накрыл ее, она напряглась в его руках и, чувствуя, как пульсирует каждая клеточка в ее теле, как сладкий огонь срывает ей крышу, снова нашла его губы, чувствуя, как подрагивает все его тело, как горят они, его губы, нежно, со всей любовью поцеловала его, понимая, что никогда в жизни не достигала такого момента ни с одним мужчиной, понимая, что теперь ее душа не просто привязана к нему, она не сможет существовать без него…

Женя не знала, как она сможет жить, если его вдруг не станет… Это любовь? Или страсть? Или зависимость?

Да какая разница… Главное, что она теперь принадлежала Сергею, и она понимала это всем сердцем сейчас, когда открыла глаза и посмотрела в его черный-пречерный, безумный от импульсивной и мощной, совершенно безудержной страсти, взгляд…

*** «Минус»

Сергей едва дышал, сжимая ее в своих руках и чувствуя, что сейчас все внутри него разлетится к чертям из-за того…

Из-за того, что он с ней сделал… Она прекрасна, чудесна, он хотел продолжать целовать ее, но был не в силах, чувствуя, что если хотя бы на секунду потеряет контроль снова, то с ним случится то же самое, что и с ней, только это уже не будет выглядеть так красиво.

Сердце бешено долбило в груди, он зачаровано смотрел на нее, на ее нежное лицо, пылающие щеки, яркие, сияющие глаза… Он смотрел на ее подрагивающие губы, слышал, как она дышала, и умирал, умирал…

Женя сводила его с ума, он не мог контролировать себя, он желал ее всем телом, а его рука… Он опустил взгляд на ее сорочку… Белую, невинную, хлопчатую, но под ней чертовски сильно горела ее кожа… Сережа вздохнул, спускаясь взглядом ниже… Ее ножки. Они обнимали его за талию… С жадным вздохом он провел ладонью по ее голому бедру и ощутил, как она снова вздохнула, а кожа покрылась мурашками… Ее реакция на его действия выводила его из равновесия, доводила до крайней степени безумства и желания… Он бы целовал это бедро всю ночь напролет, он бы целовал ее всю: чудесную, женственную, сладкую, желанную…

Ощутив, как волна сумасшедшего, невыплеснутого, неудовлетворенного желания снова накрывает его, он отчаянно зарычал и быстро поднял на нее глаза, а она…

Она улыбалась, черт бы побрал все на свете, нежно глядя на него, наблюдая и чувствуя его реакцию, и он заметил в ее сияющих глазах…

Его сердце ударило с новой силой.

Боже, он пропал. Это любовь. Она смотрела с любовью… Никогда, никогда он не видел ничего подобного в глазах смотрящей на него женщины… Это что-то едва уловимое, словно она приоткрыла некую завесу, словно поделилась с ним своим теплом, словно позволила взять часть ее души себе… Черт бы его побрал, идиота, что же ему делать теперь?..

А Женя игриво погладила его по шее, опустив свои маленькие ладошки ему на грудь и, вдруг подавшись к нему, поцеловала его – сначала в подбородок, затем в шею, заставив его снова взвинтиться своей дразнящей игрой… Сергей глубоко выдохнул, пытаясь удержать себя в руках, а она продолжала нежно целовать его шею, и ее ладошки скользнули ниже, к его животу, заставив его тело моментально отреагировать на ее ласки и уже болезненно и отчаянно вздрогнуть.

Все, это конец, конец. Если она не прекратит, он умрет прямо здесь, нельзя же так, а ведь у него даже нет возможности разрядиться, как будто кто-то переполнил (понятно, кто) его сосуд с безумными, огненными чувствами и продолжал утрамбовывать сумасшедшей похотью, придерживая при этом крышку, чтобы все содержимое не вырвалось наружу.

Он резко схватил ее руки и зашептал ей на ушко, почти умоляя:

– Все, все, Женя, хватит, все, ты же не хочешь, чтобы я сделал с тобой кое-что в этом подъезде, правда?

Она весело хмыкнула, но все же переместила руки выше, просто обняв его за шею, и, игриво глянув на него, серьезно шепнула:

– Неправда.

Ну что за девчонка! Издевается еще! Сергей тяжело вздохнул и поставил ее на пол, с сожалением выпустив из рук ее ножки, но… так будет безопаснее. Он серьезно посмотрел на нее, все еще чувствуя, что не может успокоиться, что не может налюбоваться на ее лицо, веснушки, рыжие, милые кудряшки и глаза, глаза… Хоть бы кто-нибудь помог ему отлепиться от нее! Подчиняясь необузданному желанию, он снова запустил руку в ее волосы, удивляясь тому, какие они легкие и мягкие… А она вдруг вздохнула.

– Сережа. – его сердце сжалось от нестерпимого удовольствия… Когда она произносила его имя, ему хотелось вокруг земли оббежать, он сам не знал, отчего оно так действовало на него, заставляя трепетать от эйфории. – Я не понимаю. Ты мне объяснишь? Почему?

С блеском отчаяния она заглянула в его глаза, и Сергей сразу догадался, о чем она говорит. О сегодняшнем поцелуе в секретарской, который прервался по его вине… Он нахмурился, снова почувствовав жгучую злость на себя, и, пристально посмотрев в ее взволнованное лицо, тихо проговорил: