Русская Атлантида

При этом тайно Клавдия Михайловна доставила 1 сентября 1917 года письмо Государю Николаю II от Его сестры Великой Княгини Ксении. Дальнейшие обстоятельства сложились так, что по желанию Государя Клавдия Михайловна стала заниматься с Царскими Детьми по ряду предметов гимназического курса.

Вскоре после отъезда Царской Семьи из Тобольска К. М. Битнер и Е. С. Кобылинский поженились. В то время ей было уже около 40 лет. Клавдия Михайловна некоторое время преподавала французский язык в местной Тобольской Мариинской женской гимназии.

Из Тобольска супруги переехали в Ишим, где Евгений Степанович поступил к Колчаку в штаб военного округа. А в августе 1919 года они прибыли в Омск, где Кобылинский продолжил свою службу.

После перехода Омска в руки красных, Клавдия Михайловна, ожидавшая ребенка, возвратилась вновь в Тобольск, вернувшись к преподаванию французского языка в гимназии.

А Евгений Степанович Кобылинский в бою под Красноярском попал в плен к красным, где перед ним был поставлен выбор между расстрелом и службой в Красной армии. Он выбрал последнее, и в качестве военспеца стал служить у большевиков.

В 1922 году супруги вместе с маленьким сыном Иннокентием (родился 5 мая 1920 г. в Омске) поселились в г. Рыбинске Ярославской губернии. В 1927 году Евгений Степанович Кобылинский был арестован по сфабрикованному делу об участии в контрреволюционной организации и вскоре расстрелян в Бутырской тюрьме.

Место его захоронения поныне неизвестно. Наряду с другими обвинениями в вину ему было поставлено и ревностное служение Царской Семье в Тобольске.

В 1931 году Клавдия Михайловна переехала с сыном в Москву, устроившись в Топливный отдел Мособлисполкома статистом. Через некоторое время, пытаясь «замести следы» и боясь быть узнанной в Москве, она перебралась с сыном Иннокентием в Подмосковье в город Орехово-Зуево, устроившись на завод «Карболит» преподавателем иностранных языков на рабфаке.

По понятным причинам, жизнь её не могла быть лёгкой и безоблачной, ибо расправа могла последовать в любой момент, и она не заставил себя ждать долго.

В 1934 году, в связи с компанией по розыску Царских драгоценностей, Клавдия Михайловна была арестована. Поиски Царских (Романовских) сокровищ фактически не прекращались с момента прихода к власти большевиков, хотя периодами их интенсивность и ослабевала.

Тема эта неоднократно поднималась и освещалась в печати, но до конца все обстоятельства кражи и перепродажи бесценных драгоценностей и золота русских Царей за границу большевиками окончательно не известны.

Остается фактом, что в Российском Алмазном фонде ныне хранится лишь малая доля некогда величайших в мире сокровищ. Множество бесценных уникальных реликвий культового плана и украшений, реквизированных из российских церквей, также безвозвратно уплыли за границу…

Тюремное фото Клавдии Михайловны Кобылинской (Битнер), 1937 г. (ГАРФ. Ф.10035. Оп.1. Д. П.55098. Л.78).

При Царской Семье, томящейся в Тобольской ссылке, находилась довольно значительная составляющая личных и коронных ценностей. Часть из них через камердинера Чемодурова перед отъездом в Екатеринбург удалось передать на хранение игуменье Марии (Дружининой) в Иоанновский женский монастырь в г. Тобольске. Игуменья Мария была знакома с Царской Семьей еще до революции, и была человеком абсолютного доверия.

Какие-то ценные предметы из Царского хранилища, возможно, передавались и отдельным частным лицам из числа верноподданных. Случались и преднамеренные кражи. Из тех, кому Государь и Государыня могли доверить хранение своих ценностей, предположительно, мог быть и духовник Царской Семьи (из местных) священник отец Алексей Васильев.

Но среди царских слуг в Тобольске служил кто-то из осведомителей. В свободном интернете, к примеру, указывается на некую женщину по кличке «Литва», выявившую в Тобольске камеристку графини Гендриковой Паулину Межанс, которая дала показания, что якобы видела своими глазами корону Александры Федоровны в бриллиантах и шпагу в золотой оправе, ручка которой была из червонного золота.

Она-то (Межанс) и указала на монахиню Марфу (Уженцеву) как на хранительницу спрятанных сокровищ3.

Огромные силы и средства чекистов были в 1933 году брошены на поиски царских драгоценностей. Вначале искатели принялись было за игуменью монастыря Марию Дружинину, но она на допросе умерла, унеся тайну в могилу.

Далее переключились на благочинную: монахиню Рахиль (Марфу Уженцеву, расстреляна в 1937 г.). Уженцева долгое время ничего не говорила, помня наказ игуменьи ни при каких обстоятельствах не выдавать тайну. Но потом, вероятно, после применения особых методов допроса, стала давать признательные показания.

Оказалось, что царские ценности она же лично по благословению игуменьи и прятала, и поначалу хранила их в монастыре. Но пришло время, когда оставлять сокровища в монастыре стало опасно (примерно через 7—8 лет хранения). Тогда царские ценности были переданы ею рыбопромышленнику Василию Михайловичу Корнилову, который спрятал их в дубовые бочки под фундаментом своего дома, а сам выехал из Тобольска.

Корнилова вскоре нашли, и царские сокровища в октябре 1933 года были обнаружены (в общей сложности около 8 кг украшений на сумму, вычисленную оценщиками, более трех миллионов золотых рублей). Но этого кладоискателям оказалось мало. Их воображение весьма сильно разгорелось.

Принялись за поиски остальных персон, причастных к возможному укрытию остальных царских сокровищ, среди которых особенно интересовали чекистов царские короны и золотая шпага.

К тому времени полковник Е. С. Кобылинский был расстрелян, священник Алексей Васильев умер, но оставались в живых его жена и дети, которых стали допрашивать, применяя известные методы. Те стали давать признательные, но очень противоречивые показания.

Евгений Степанович Кобылинский. Год неизвестен. ru.wikipedia.org

Под подозрение пал и царский писарь Алексей Петрович Кирпичников (1879—1934), добровольно последовавший за Царской Семьей в Тобольск. Его, больного, арестовали и тоже пытались заставить говорить. Допрашивали неоднократно, но он упорно настаивал, что выносил из дома шпагу и нити жемчугов Государыни, но лично ничего не хранил. В 1934 году Кирпичников умер в больнице.

Наряду с остальными, имевшими общение с Царской Семьей, вспомнили и о Клавдии Михайловне Битнер, которую быстро разыскали (возможно, её и не теряли никогда из вида, как она не старалась удалиться и жить незаметно).

На руках вдовы Битнер находился единственный сын-подросток Иннокентий, которого она страстно любила и воспитывала. Понятно было материнское желание сохранить себе жизнь ради сына.

Допрашивали Клавдию Битнер чекисты очень тщательно, всего двадцать семь раз. Судя по её почерку, вначале разборчивому, а далее превратившемуся в каракули, методы дознания были серьезными.

На допросах Клавдия Михайловна постепенно стала «признаваться». Например, она рассказала, что видела в руках у мужа ларец с драгоценностями, который тот, якобы, передал тобольскому пароходовладельцу и рыбопромышленнику, католику по вероисповеданию, Константину Ивановичу Печекосу.

Тогда чекисты стали «выбивать» показания из Печекоса. Тот долго терпеть не смог и в отчаянии привел своих мучителей к дому брата в Омске, где в стенах на шестом этаже будто бы имелся тайник с сокровищами.

Пока чекисты искали этот тайник, сам Печекос выбросился с шестого этажа. Однако каким-то чудом остался жив, переломав себе кости таза и лишь усугубив тем самым свои мучения. Его положили в больницу. Врачам приказали бороться за его жизнь.

Клавдию Михайловну, видимо, заставили написать ему письмо с просьбой все рассказать, дабы не причинять мучения другим людям. Но что мог рассказать человек, не имевший, вероятнее всего, никакого представления о царских драгоценностях?

Не избежала мучительных допросов и жена Печекоса Анели Викентьевна. В начале она все отрицала, но после серии чекистских дознаний стала припоминать о каких-то ценностях, однако не смогла указать место их хранения.

28 мая 1934 года в тюрьме несчастная женщина, разломав алюминиевую ложку, проглотила её, причем части ложки застряли в гортани. 17 июня Анели Викентьевна скончалась в муках от развившегося гнойного плеврита.

Розыски Царских сокровищ продолжались вплоть до начала войны. Клавдию Михайловну после допросов выпустили под надзор (вдруг да вспомнит еще что-нибудь). Но оставлять в живых такую опасную свидетельницу, конечно же, не стали и расстреляли на Бутовском полигоне 27 сентября 1937 года (посмертная реабилитация состоялась 16 марта 1956 года).

Сын Клавдии Михайловны Иннокентий Евгеньевич Кобылинский остался круглым сиротой. По имеющейся на сегодняшний день информации из вездесущего свободного интернета, он учился в ФЗУ, работал на заводе, посещал театральную студию, в сентябре 1939 года был призван в РККА.

Героически проявил себя в годы Великой Отечественной войны. Воевал в составе 300-го гвардейского полка стрелковой Свирской дивизии. Был командиром взвода автоматчиков. Четырежды был ранен (трижды тяжело). За боевые заслуги награжден медалью «За отвагу» и орденом Красной звезды. Имел звание гвардии лейтенанта.

По данным исследователя из Орехово-Зуева Голодного Евгения Яковлевича, после войны Иннокентий Кобылинский проживал на Сахалине, в Мурманске и в Биробиджане. Был женат на некой Аграфене Даниловне.

В браке имел сына Сергея, 1953 года рождения. Дальнейшая судьба Иннокентия Евгеньевича Кобылинского уточняется современными исследователями. Отец Иннокентия, Евгений Степанович Кобылинский, как и мать, также был реабилитирован, но гораздо позже, нежели Клавдия Михайловна.

После освобождения белыми Екатеринбурга Клавдия Михайловна Битнер была опрошена в Ишиме следователем Н. А. Соколовым (протокол от 4 августа 1919 года). Опрашивал её Соколов, судя по сохранившемуся протоколу, весьма обстоятельно. Не менее обстоятельны были и ответы Клавдии Михайловны, представляющие собой немалую историческую ценность.

В них она сумела дать весьма точную, хотя и не лишенную субъективности, характеристику на всех членов Царской Семьи. Очень важными являются и по сей день некоторые детали из её воспоминаний, в частности, об отношении Царской Семьи к генералу Корнилову. Вот что сообщила про это Битнер следователю Соколову:

«Я также слышала от девочек, что Корнилов, когда выслал Евгения Степановича при свидании с ГОСУДАРЫНЕЙ, сказал Ей, чтобы Она не беспокоилась: ни Ей, ни Детям не будет сделано ничего худого. Это мне, в сущности, косвенно подтверждала и Императрица. Она говорила мне, что к Корнилову они всегда хорошо относились, как к хорошему человеку и известному генералу. Вообще видно было, что Она не только не имела неудовольствия против Корнилова, но, наоборот, хорошо относилась к нему».

Аналогичную информацию о генерале Корнилове оставил в своих воспоминаниях и камердинер Государыни А. Ф. Волков. Так что вопрос с Корниловым, думаю, должен быть закрыт. Не следует забывать, что и Кобылинского возглавлять охрану Царской Семьи назначил также лично Корнилов, что хоть как-то смогло смягчить жизнь Царственных Страстотерпцев и их верных слуг в ссылке.

А вот выдержки из характеристик, данных Клавдией Битнер на членов Царской Семьи:

«ГОСУДАРЬ производил на меня чарующее впечатление. Он был человек образованный, весьма начитанный. Он хорошо знал историю. Он производил впечатление человека необычайно доброго и совсем простого. В Нём не было ни малейшей надменности, заносчивости. Он был замечательно предупредительный человек. Если я иногда по нездоровью пропускала урок, не было случая, чтобы он, проходя утром через нашу комнату, не расспросил бы меня о моём здоровье.

С Ним я всегда чувствовала себя совсем просто, как век Его знала, привыкла к Нему. Он вызывал у меня чувство, что хочется сделать Ему что-нибудь приятное. Так Он относился ко всем окружающим Его. С офицерами нашего отряда Он был прост, вежлив, корректен. У Него была поразительная выдержка характера. Это был замечательно выдержанный и спокойный человек.

ГОСУДАРЫНЯ, как была Царицей раньше, так и осталась Ею. Самая настоящая Царица: красивая, властная, величественная. Именно в Ней самым Её характерным отличием была Её величественность. Такое Она впечатление производила на всех… Она сильно и глубоко любила ГОСУДАРЯ. Любила Она Его как женщина, которая имела от Него Детей и много лет жила с Ним хорошей, согласной жизнью.

С мужем у Неё были прекрасные, простые отношения. Они оба любили друг друга… Она была сильно религиозна. У такого человека, как Она, это не могло быть лживым. Её вера в Бога была искренняя и глубокая…

Я думаю, что если бы Семья лишилась Александры Фёдоровны, то такой же «крышей» для неё была бы Татьяна Николаевна. Она унаследовала натуру матери. Очень много было в Ней материнских черт: властность характера, склонность к установлению порядка в жизни, сознание долга. Она ведала распорядками в доме. Она заботилась об Алексее Николаевиче.

Она всегда гуляла с ГОСУДАРЕМ во дворе. Она была самым близким лицом к Императрице. Это были два друга. Поэтому она и не была взята тогда ГОСУДАРЫНЕЙ при отъезде из Тобольска, что на неё был оставлен Алексей Николаевич.

Она была, безусловно, самым необходимым человеком в семье для родителей. Но мне казалось, что Она не была такая бодрая, как мать. Она была сильно религиозна. У такого человека, как Она, это не могло быть лживым. Её вера в Бога была искренняя и глубокая. Я не знаю, почему так выходило, но мне не о чем с Ней было говорить и не хотелось этого. Я не знаю, была ли Она развитая и начитанная.

Она всегда читала с Гендриковой. Она любила хозяйничать. Любила вышивать и гладить бельё.

Я гораздо больше любила Ольгу Николаевну. Она унаследовала много черт Отца. Она на меня производила своей ласковостью, всей собой также «чарующее» впечатление милой, хорошей русской девушки. Она не любила хозяйства. Она любила уединение и книги. Была она начитанна. Вообще она была развита.

Она, мне кажется, гораздо больше всех их в Семье понимала своё положение и сознавала опасность его. Она страшно плакала, когда уехали Отец с Матерью из Тобольска.

Может быть, Она сознавала тогда что-нибудь. Она производила на меня впечатление человека, который что-то неудачно пережил. Бывало, Она смеется, а чувствуешь, что её смех сверху, а там, в глубине души, ей вовсе не смешно, а грустно.

Так же, как и Отец, Она была со всеми окружающими проста и ласкова, предупредительна и приветлива. Она больше других любила, кажется, Марию Николаевну.

Мария Николаевна была самая красивая, типично русская, добродушная, весёлая с ровным характером, приветливая девушка. Она любила и умела «поговорить» с каждым, в особенности с простым народом, солдатами. У неё было всегда много общих тем с ними. Говорили, что она уродилась в Александра III наружностью и силой.

Она была очень сильная. Когда нужно было больному Алексею Николаевичу куда-нибудь передвинуться, кричит: «Машка, неси меня». Она всегда его и носила. Её очень любил, прямо обожал комиссар Панкратов… Она имела способности по рисованию и рукоделию.

Анастасия Николаевна одна из всех была какой-то неотёсанной и грубоватой. Была совсем не серьёзна. Не любила заниматься и готовить уроки. Выезжала всегда на Марии Николаевне… Анастасия Николаевна была вообще ещё ребёнком и к ней так и относились, как к маленькой.

Я любила больше всех Алексея Николаевича. Это был милый, хороший мальчик. Он был умненький, наблюдательный, восприимчивый, очень ласковый, весёлый, жизнерадостный. Он был способный от природы, но был немножко с ленцой…

Вся эта Семья в общем подкупала своей простотой и добротой. Её нельзя было не любить. Я никак не могу уложить себе в голову всего того, что писалось в революцию про эту Семью и, в частности, про отношения ГОСУДАРЫНИ к Распутину. Всякий, кто только видел и знал Её, Её отношения к мужу, Её взгляды, вообще знал Её всю, тот мог бы только или смеяться от этого, или страдать»…

Этими блестящими характеристиками на членов Царской Семьи, данными Клавдией Битнер следователю Н. А. Соколову, я и завершу своё печальное повествование.

Прошло более 100 лет со дня трагической гибели Царской Семьи, но до сего времени светлая память о Царственных Страстотерпцах омрачается пасквильными выпадами и грубыми неуместными характеристиками в печатном и устном слове наших современников.

Своей жизнью и оставленными свидетельствами Клавдия Кобылинская (Битнер) доказала, что правда не может быть убита и уничтожена, а память о Последнем русском Царе и Его Семье должна быть для русского народа священной.

12.05.2020 г. Задонск.

ГЕРМОГЕН ВТОРОЙ

Почему я обратился к личности этого святого, не ведаю сам, так же как не ведаю, почему порою обращаюсь к жизнеописаниям многих людей, давно уже перешедших из земной жизни в мир иной. Эти обращения всегда почти происходят спонтанно. Словно какая-то прилетевшая с ветром искорка вдруг коснется краешка души и начиная жечь ее, не давать покоя.

Далее возникает ничем неутолимая потребность в углубленном поиске, чтении, переосмыслении, какой-то непрестанной медитации на данной персоне или персонаже, – в результате всего этого, наконец, является некое откровение, открытие для себя самого новой правды, света истины, и душа, насытившись ею сполна, успокаивается и умиротворяется…

«Гермоген Второй» – это, конечно же, авторская вольность; не был герой моего повествования никаким «Вторым», как не был и Патриархом. Истории известен лишь один Патриарх Московский и всея Руси с именем Гермоген (1530—1612), прославившийся в эпоху смутного времени своей непоколебимой стойкостью и верностью. Находясь в тюрьме, он рассылал по городам и весям России грамоты с призывом к борьбе с польскими интервентами.

Это был человек выдающегося ума и пламенной веры. И ныне через века доносятся его огненодышащие слова ко всем верным русским людям: «Благословляю верных русских людей, подымающихся на защиту Веры, Царя и Отечества, и проклинаю Вас, изменники!»

Патриарх Гермоген умер в темнице от голода 17 февраля 1612 года, так и не увидев освобождение Москвы, и был канонизирован Русской Православной Церковью в лике святых как священномученик 12 мая 1913 года (в год 300-летия Дома Романовых).

Обретенные мощи святого торжественно перенесли в новую раку, изготовленную иждивением Императора Николая II и Императрицы Александры Федоровны. Гермоген Второй (Долганов Георгий Ефремович) – епископ Тобольский и Сибирский также пламенно любил Россию и был горячим поборником Православной веры в ее чистоте и неискаженности.

Будущий епископ Гермоген родился 25 апреля 1858 года в Херсонской губернии, получил блестящее светское и духовное образование. Был наделен даром проповедника, миссионера, оратора, организатора и многими иными, главным из которых был дар Любви. Епископ был замучен и утоплен в реке Тобол красноармейцами ровно за сутки до зверской расправы над Царской Семьей в Екатеринбурге (случайно ли все это было?).

И Патриарх Гермоген и епископ Гермоген жили в смутные времена истории нашего многострадального Отечества, когда власть захватывали самозванцы, и особенно острым становился вопрос самого существования России как государства. Оба Гермогена предпочли мученическую кончину измене, на которую их всячески пытались склонить пленившие их.

Имена священномучеников вписаны ныне золотыми буквами в святцы, и ярко сияют в сонме православных святых. Их Жития очень поучительны и назидательны, особенно для подрастающего молодого поколения. Жаль, что о них ничего не знают школьники, да и многие люди, достигшие взрослого возраста.

В своем повествовании я остановлюсь очень кратко лишь на некоторых известных (и менее известных) фактах, извлеченных из Жития Гермогена, епископа Тобольского и Сибирского. В негласном послужном списке святителя Гермогена значатся несколько весьма знаковых для исторической биографии нашей страны событий.

Ну, во-первых, именно он, тогда еще архимандрит, ректор Тифлисской семинарии, отчислил из семинарии за неуспеваемость, систематическую ложь и пропуски занятий семинариста Иосифа Джугашвили (будущего Сталина).

Во-вторых, именно он, устроив личную встречу с Распутиным, в категоричной форме потребовал от сибирского странника уехать из Петербурга, дабы не компрометировать Царскую Семью, пригрозив в противном случае анафематствовать «старца».

В-третьих, епископ Гермоген фактически единственный в Святейшем Синоде, если не считать еще «имеющего свое особое мнение» митрополита Антония (Вадковского), выступил категорически против возрождения чина дьяконис для сестер в Марфо-Мариинской обители, обустроенной на личные средства Великой Княгини Елисаветы Федоровны, вдовы дяди Царя Николая II Великого Князя Сергея Александровича, убитого террористом Каляевым.

К сожалению, имя этого преступника и убийцы и поныне носят улицы городов России, есть такая улица и в городе Воронеже.

В-четвертых, епископ Гермоген удостоился горячего одобрения своей политической и созидательной духовной миссионерской деятельности со стороны святого праведного Иоанна Кронштадтского, написавшего ему в письме: «Вы в подвиге; Господь отверзает небо, как архидиакону Стефану, и благословляет вас. Дерзайте, благодарите Подвигоположника».

В бытность свою епископом Саратовским, занимая кафедру правящего архиерея, он изумлял всех потрясающим трудолюбием, аскетизмом, любовью к простому народу. За это время владыкой Гермогеном было построено и освящено свыше пятидесяти храмов, из которых в одном Саратове восемь.

Умножено количество монастырей, скитов, пу́стынек и т. д. Владыка Гермоген был сторонником активной политической позиции Церкви, он приветствовал создания Союзов русского народа (в противовес усиливающейся революционной смуты и шатания распропагандированных народных масс), однако считал, что эти союзы должны быть духовно скреплены в виде православных братств, а не быть лишь политическими организациями как таковые.

Владыка Гермоген, к большому сожалению, был лицом, пострадавшим еще в период царствования Государя Николая Второго вследствие конфликта с обер-прокурором Святейшего Синода и некоторыми членами Синода, а также по причине своей непримиримой позиции по отношению к Григорию Распутину.

Вопрос этот непростой и требует дальнейшего изучения. В конце жизни, как свидетельствуют современные исследователи, Владыка Гермоген примирился и с Государем, и с Григорием Распутиным.

Священномученик Гермоген (Долганов), епископ Тобольский. ru.wikipedia.org

Формальным поводом к аресту владыки в Тобольске явилась организация массового крестного хода 15 апреля 1918 года на Вербное воскресенье. В своих ярких проповедях он призывал свою паству «сохранить верность вере отцов, не преклонять колена перед идолами… революции и их современными жрецами, требующими от православных русских людей выветривания, искажения русской народной души космополитизмом, интернационализмом, коммунизмом, открытым безбожием и скотским гнусным развратом».

После ареста его перевезли в Екатеринбург и держали в тюрьме. Владыка предчувствовал свою скорую гибель. Один из очевидцев, Н. А. Сулима-Грудзинский, передал в своих воспоминаниях следующие слова владыки Гермогена, находящегося ещё на свободе:

«Я от них пощады не жду, – сказал святитель, – они убьют меня, – мало того, они будут мучить меня: я готов, готов хоть сейчас. Я не за себя боюсь, не о себе скорблю – скорблю о городе, боюсь за жителей, что они сделают с ними? И он осенил себя широким крестным знамением, подошел к окнам покоев и архиерейским благословением с благоговением начал благословлять все стороны города и жителей его – и верующих, и гонителей, и своих будущих убийц. Кончив благословлять, он обернулся: на глазах его, кротких и любвеобильных, блестели слезы».

Перед своей мученической кончиной Владыка перенес многочисленные унижения и пытки. Его даже заставляли работать, для создания на пароходе укрепления перед возможным столкновением с войсками Сибирского правительства. Старый и изможденный, он таскал тяжелые бревна и прибивал их гвоздями.

Перед смертью своей он благословил своих убийц: «В половине первого ночи епископа Гермогена вывели из трюма на палубу. До последней минуты он творил молитву. Когда палачи перевязывали веревкой камень, он кротко благословил их. Связав владыку и прикрепив к нему на короткой веревке камень, убийцы столкнули его в воду. Всплеск воды от падения тела заглушил дикий хохот озверевших людей».