Дышу тобой

Интересно даже, кто убьет ее первым. Клэри ставила на Блэка. Она практически уверена была, что его терпению окончательно пришел конец. Резко дернув за руку, Блэк оттолкнул ее от себя. Словно тряпичную куклу. Она, услышав громкий лай, неосознанно встала за спину Блэка, случайно задев его при этом плечом, вызвав у того лишь неуместную презрительную усмешку. Пускай насмехается, только уберет этого ненормального пса. Только пусть заберет его отсюда.

– Демон, ко мне, – равнодушно произнес парень, едва заметно дернув рукой. – Поверь мне, она невкусная.

Клэри от удивления широко распахнула глаза. Собака, которая казалась такой страшной и злобной, спокойно подошла к Блэку и с преданными глазами уселась рядом с его ногой, ткнувшись в нее вытянутой мордой. Она едва ли не вскрикнула от удивления. Такую собаку она бы не испугалась, потому что сейчас он уже не выглядел таким угрожающим, таким до дрожи страшным, она бы такую собаку даже решилась бы погладить, практически без панического страха, что она откусит руку.

Демон вновь потерся грозной мордой о ногу Блэка, прося ласки. А тот лишь сухо потрепал пса за ухом и выплюнул:

– Место, Дэм.

Собака послушно побежала в сторону гостиной старост, слегка виляя коротким хвостом. Клэри ошарашенно смотрела ему вслед, удивляясь такой резкой перемене настроения.

Стоп-стоп-стоп. Осознание другой важной вещи резко накрыло с головой. Там же Иззи. Она, наверняка, снова выбежала в гостиную, раз уж дверь в комнату осталась открыта. Осталось только одно решение. Попросить Блэка о помощи. Это нереально. Эти слова просто не смогут выскочить из ее рта. Слишком странно это будет звучать. Слишком.

Так много этих «слишком» в последнее время.

Плевать. Просто плевать. Она сделает это.

– Блэк, там моя кошка в гостиной, – произнесла она уверенно, сама удивившись своему тону. – Твоя собака из-за нее так озверела.

Да, оставалось лишь удивляться, как после того, что она пережила, ей удавалось сохранять спокойный тон. Ведь она должна кричать, биться в истерике, обвинять Блэка в том, что он привез это чудовище в школу? Почему она так спокойна? Словно не ее чуть не сожрал озверевший доберман.

Просто она устала. Настолько устала вечно паниковать, бояться, злиться, что просто опускались руки. Наверное, скоро она совсем перестанет испытывать такие сильные эмоции. Хотя, нет. Определенно нет. Невозможно не испытывать ничего, глядя в эти глаза.

Ведь только взглянув сейчас Блэку прямо в глаза, она неосознанно сделала шаг назад. Потому что этот арктический холод его глаз заставил невольно задохнуться от страха. Подавится гребанным воздухом.

– Кошка? – Блэк искривил свои губы в презрительной ухмылке, повернувшись к ней полностью. – Ты совсем, что ли двинутая? Как только в твою черепную коробку пришла мысль притащить ее в пансион. Рано или поздно пес сожрет твое мерзкое животное, улавливаешь? Не сегодня, так завтра. В следующий раз, я не стану его останавливать. Не думаю, что тебе сильно захочется лицезреть кишки и кровь твоего питомца.

После всей его речи, у Клариссы побежали мурашки по всему телу. Но злость пришла гораздо быстрее, чем привычный уже страх. Она быстро растекалась по телу, с каждым его словом наращивая и наращивая темп, заставляя кровь бурлить в предвкушении, ведь она не виновата. Она не знала, что кому-то в голову придет поселить их с Блэком по соседству.

– Для твоей неуравновешенной собаки необходим намордник, – произнесла она, слегка повысив тон, что было совсем не типично. – Он ведь так и на учеников скоро бросаться начнет. Кстати говоря, я понятия не имела о том, что ты и твой пес будете жить за стенкой.

Она понимала, что своими словами и подобранным тоном практически подписывает себе смертный приговор, но ей уже было совершенно плевать. Он итак уже на грани, поэтому она, по крайней мере, выскажет ему все, что у нее накипело.

– Какая идиотка позволила кошке разгуливать по гостиной? И знала же, черт возьми, что тут наверняка Дэм будет, – прошипел он в ответ. – Если ты, такая тупая сука, не думаешь своими куриными мозгами, то мой пес не виноват.

Она понимала, что не сдержится. Осознавала каждой клеточкой тела, что сейчас просто взорвётся от негодования. Что ей плевать, что он с ней потом сделает. Плевать, что он уничтожит ее в дребезги, что заставит страдать. Она просто хотела хоть раз в жизни перестать вжимать плечи, хоть раз сделать что-то смелое.

– Мой питомец имеет полное право разгуливать по гостиной, которая, кстати говоря, общая, если ты не забыл, – прошипела Клэри, подойдя к нему вплотную. – И в пансион запрещено привозить крупных животных. Если он еще хоть раз тронет мою кошку, то я…

– Ты что? – усмехнувшись, произнес Блэк, перебивая ее, наклоняясь прямо к уху девушки, шепча. – Это будет несчастный случай. Все поймут, что нет виноватого. Только вот незадача, кошка твоя уже дышать не будет.

Слезы начали собираться в уголках глаз, но Ковалева упорно сдерживала порыв разрыдаться, помня об обещании. Его хриплый голос заполнил все ее сознание, несмотря на то, что он говорил шепотом. Она выдержит, у него не получится сломать ее. Просто не получится. Только не сейчас.

Ты. Больше. Не увидишь. Слез.

– Ты – монстр, Блэк, – прошептала она, не совсем осознавая, что и кому говорит. – Ты – монстр, – она уже кричала, срывая голос. – Ты причиняешь боль всем, кто находится рядом и получаешь от этого удовольствие. Только вот знаешь что? Это все от нехватки внимания и еще кое-чего, чего тебе никогда не добиться своими угрозами.

Она злобно усмехнулась. Как никогда не делала. Совсем, как он. Посмотрела прямо в ледяные глаза, которые сейчас совсем не внушали ужас. От которых сейчас не хотелось мгновенно отвести глаза. Хотелось упиваться его злостью, яростью, презрением. И это чувство было таким новым, таким ей несвойственным. Теперь она получала удовольствие, глядя как он закипает.

– И что же это такое нереально? – саркастически произнес он, снизу вверх глядя на девушку, вот-вот срывающуюся с катушек.

Она ждала этого вопроса. Словно предугадывая его, его интонацию. Она так хорошо иногда знала его, что становилось страшно.

– Любовь, Блэк, – выплюнула она, чувствуя, как от злости дрожат губы. – Этого тебе никогда не добиться ни от кого, как бы ты не пытался. Все боятся тебя, но никто, никто из твоих псевдо-друзей не любит тебя, ясно?

Из нее выливалось все, что так долго копилось в груди. Что так долго мучало, истязало, ломало на части. Вряд ли она сейчас со стороны была похожа на саму себя. Привычная Клэри никогда не повышала голос и уж точно никогда не пыталась задеть кого-то побольнее. Даже чертового Блэка. Сейчас она буквально плескалась ядом, источала столько ненависти, что ей даже на мгновение стало страшно от самой себя.

Это просто не она.

– Мне не нужна эта гребанная любовь, Ковалева, – прошипел он. – Это лишь иллюзия, о которой мечтают глупые девчонки, вроде тебя. Ее просто нет. Есть только выгодные союзы, хороший секс и уважение.

Он не прав. Так чертовски не прав. От этого ей становилось уже тошно. От его интонации. От его таких неправильных слов. Любовь есть. Она искренне верила в это, никакой Блэк не сможет ее переубедить. Клэри смотрела на него с уверенностью, без страха, потому что она была абсолютно уверена в том, что Блэк не может ее сломать. Он не может сделать все еще хуже, чем уже есть.

– Тебя просто никто никогда не любил, – прошептала она.

Это осознание пришло мгновенно. Словно стукнули молотком по голове. Ведь дело даже не в девушках и друзьях. Родители. Вот та больная точка Максима Блэка, которая может сделать его уязвимым. Клэри знала теперь, как сделать ему больно. Первый раз в жизни она была уверена в том, что у нее получится задеть его, зацепит так, как он постоянно проделывает это с ней.

– Ты ошибаешься, идиотка, – прорычал он в ответ, прожигая в ней дыру.

Он ведь красивый. Опасно красивый.

Как и вся их семья. Она однажды видела, как его мать общается с отцом в коридоре. Они словно члены императорской семьи. Мать – идеально-вылепленная статуэтка. Такая красивая, но такая холодная. Клэри никогда не видела таких красивых людей. Отец с такими же, как у сына холодными глазами. Они все просто ледышки.

Просто стекло. Без эмоций. Без чувств.

Она не могла представить эту стеклянную женщину, готовящую ужин для любимого сына, а статного мужчину с идеально завязанным галстуком, играющего с сыном в футбол на заднем дворе.

Просто нереально красивые. Она не могла отрицать очевидное, потому что это было бы глупо. И дело даже не в идеальных чертах лица, не в идеально-бледной коже, даже не в прическе. Дело в движениях. О такой грации, какая имеется у Блэка, Клэри с ее проблемами с координацией оставалось лишь позавидовать. И он не делал особенных усилий, чтобы всегда идти, как потомок царской семьи.

Хотя так оно и есть.

Ведь Блэки, судя по рассказам, ходившим по школе, переехали из Англии, когда самому Блэку было всего пять. Они даже имена поменяли. Как сказал Кирилл, мать звали Кэролайн, но она поменяла свое имя на русское Каролина, а отец, звавшийся в Лондоне Алексом, стал Александром.

Чертовски странная семья. Если учитывать еще и тот факт, что его отца убили при странных обстоятельствах, то можно окончательно запутаться в их семейной истории, полной странных и необъяснимых моментов.

– Ты ошибаешься, слышишь? – проорал он ей прямо в лицо.

Она уже и забыла, где и с кем находится, задумавшись, уйдя глубоко в себя, анализируя семью и возможное детство Максима Блэка. Она никогда не позволяла себе так замыкаться на людях. А уж перед Блэком. Похоже, что она постепенно сходит с ума. Просто задумалась. И это привело к ошарашившему ее выводу. Родителям абсолютно было плевать на сына. Конечно, при таком раскладе у них выросло неконтролируемое агрессивное чудовище вместо сына.

– Твои родители, – прохрипела она, подняв глаза, в которых уже практически не осталось злости, лишь осознание, – они не любили тебя.

– Заткни. Свою. Пасть, – рыкнул он, толкая девушку – Ты ни черта не понимаешь!

Врезалась в стенку, мгновенно припечатанная к ней его телом. Голова больно ударилась об бетон, но она даже и не почувствовала, не обратила внимания. Мысли спутались в один тугой ком. Она судорожно глотала ртом воздух, словно его было так много, но, тем не менее, так чертовски мало, что становилось тяжело дышать. Мозг перестал соображать, как только она увидела Блэка, приближающегося к ней.

С такой гримасой боли, что она лишь удивленно распахнула глаза. Проморгала. И это выражение исчезло. Словно на секунду. Всего на секунду он снял с себя эту его привычную маску равнодушия и презрения. Одна секунда, которая потом будет мучать ее по ночам. Секунда, когда она увидела в нем обыкновенного живого человека, а не машину для убийства.

Сейчас в мыслях больше нет того, другого выражения лица, которое так запало сначала в душу. Когда она увидела эту его неконтролируемую ярость, с которой он избивал Туманова. Сейчас она словно забыла об этом.

– Ты ошибаешься, – прорычал он, снова повторяя эту фразу, словно убеждая самого себя в этом, преграждая ей путь к отступлению припечатывая два кулака с разных сторон.

Она не могла убежать теперь. Не было пути отступления. Все пути перекрыты. Она осталась наедине с монстром, которого никто никогда не сможет приручить, укротить. И она сейчас не боялась. Просто подрагивали губы и подгибались коленки от его близости. От холодного дыхания, которое она чувствовала на своих губах мурашки бегали по спине.

И взгляд невольно зацепился за идеальные губы.

Его губы.

Она помнила их вкус. Даже сейчас чувствовала его на кончике языка. И она хотела этого. Пускай это будет необдуманным, безумным, да, черт, это будет самым безбашенным поступком, который она совершила за всю свою короткую жизнь, но она просто должна сделать это.

Руки обхватывают напряженную шею, а губы накрывают рот ее самого страшного ночного кошмара. Глаза закрываются, потому что она не в силах смотреть сейчас на его лицо, на его глаза, хочется просто раствориться в этих ощущениях.

Эти секунды, которые она ждала ответа, длились чертову бесконечность. Она всем телом потянулась к нему, к чудовищу, руками чувствуя, как еще сильнее напрягается мощная шея. По какой-то непонятной для нее же самой причине, все ее естество было уверено в том, что он не сможет оттолкнуть ее. Глупо. Очень глупо, Кларисса Ковалева. Но она оказалась права.

И он ответил. Смял ее губы в ответ. Просто не мог противиться сладкому запаху. Она, чертова сука, выводила его всем своим существом. Он был на грани дозволенного, когда она потянулась к его губам. Когда ее сладкие губы накрыли его рот, он подумал, что окончательно сошел с ума. Что все внутри перевернулось.

Она сама потянулась.

Сама обняла его, прижалась своим теплым, хрупким телом, вышибая весь воздух из груди. Если бы она не сделала этого, он бы не сдержался. Она словно почувствовала, что только так она сможет остановить его. Ее такие неловкие губы нерешительно целовали. Он зарычал, впиваясь в ее губы, раздвигая их, врываясь языком. Пробегаясь по ряду зубов. Ее теплый, влажный язык так неожиданно проник в его рот, что Блэк едва ли не задохнулся от этих ощущений, чувствуя напряжения в паху.

Рука невольно потянулась к кромке школьной юбки Ковалевой, притягивая ее еще ближе. Почему-то так необходимо было чувствовать ее тепло, так необходимо было чувствовать ее губы. Черт, почему она сейчас была так необходима?

Такая гладкая, нежная кожа бедра, по которой он прошелся легкими прикосновениями, заставляя девушку дрожать в его руках. Вторая рука потянулась к ее волосам и зарылась в них. В те волосы, которые он так люто ненавидел все эти годы, считая их мышиными, неухоженными. Воронье гнездо.

Резко дернув за волосы, он откинул ее голову назад, обеспечивая себе нереальный вид на бледную шею с едва проступающими фиолетовыми венками. И он впился в нее зубами. Наверняка оставляя багровый след. Но из ее рта вырвался он.

Едва слышный, прошибающий стон.

Казалось, он прошелся током по венам. Такой чертовски искренний. Так странно было видеть Ковалеву такой. Страстной, целующей, податливой. И он возвращается к распахнутому для него рту, кусает ее губу, оттягивает, причиняя слабую, сладкую боль. Он думал, он был уверен, что забыл его, что выбросил его из головы. Этот вкус. Невероятно сладкий вкус губ заучки.

Нет.

Этот вкус просто нереально забыть. Только вырвать оттуда. Из воспоминаний.

И накрыло. Безумием. С головой. Просто ее нога обвила его ногу, а его руки вернулись на талию, прижимая к себе так близко, что казалось, что вот-вот захрустят ребра. Ее руки спустились с шеи, впивались в спину, наверняка так же оставляя болезненные отметины. И сейчас было абсолютно плевать, что он никому и никогда не позволял оставлять на себе отметины.

Казалось таким неважным.

Штаны сейчас казались такими чертовски узкими, тесными, до ужаса неудобными. Хотелось снять.

– В этот раз определенно лучше, Ковалева, – проговорил он, отрываясь от губ. – У кого училась?

Что?

Что это только что было? Это он сказал?

Девушка резко оттолкнула его. Своими маленькими ладошками толкнула его в грудь, заставляя отшатнуться.

Он не ожидал, сделал пару шагов назад, отгоняя наваждение, слегка тряхнув головой. Она посмотрела на него с такой яростью, что его просто прошибло от нее. От этого неконтролируемого безумия в ее глазах. Лазурные глаза сейчас просто метали молнии. Обладай этот взгляд большей материальностью, от Блэка осталась бы лишь кучка пепла.

– Пошел к черту, Блэк, – выплюнула она яростно. – Понял? Пошел. Ты. К черту.

Сука!

Глава 10

Лекс совершенно не понимал, что творится с его девушкой. Целую неделю перед возвращением брата, Волкова вела себя до чертиков странно, что совершенно было не свойственно ей. Она часто подолгу оставалась в своей комнате, не желая выходить, часто задумывалась так, что приходилось махать руками перед глазами, дабы привести малышку в себя. Ее явно что-то мучило, и Самойлов корил сам себя за то, что не может понять, что с ней происходит.

Ему просто необходимо привести ее в чувство. Потому что эта разрушающаяся оболочка, которую он видел каждый день, совершенно точно не была его Алисой.

А сейчас ему, как никогда, нужна была именно его Лиса.

Было две теории происхождения ее поведения, каждая из которых имела свои недостатки. Первая – это то, что она все еще не забыла, как он тогда ее обидел. Но они говорили об этом, она целовала его после этого. Сама. Никак не состыковывалось с тем, что ей все еще больно за те прикосновения. Второй возможной причиной такого дерьмового состояния Лисы был приезд ее замечательного братца.

Который, как только узнает, с кем встречается его сестра, снесет ему лицо с его обычного места пребывания. Не то, чтобы Лекс сильно этого боялся. Это вроде как было неизбежно, тогда смысл из-за этого переживать? Кир всегда говорил, что неизбежного не стоит бояться, так как оно все равно неизбежно. Он изредка выдавал подобные «сильные» заявления.

Ведь все прекрасно знают об отношении Влада Волкова к сестре. Он глотки рвет за нее. И это правильно. Лекс даже уважал его за это, но презирал за отношение к тем, у кого денег в кошельке на порядок меньше. Он стоял у него в голове на одной строчке с Блэком и Фроловым, и даже тот факт, что он являлся братом его девушки, его не спасал.

Эта теория тоже не подходила, потому что Лиса уверила его на сто процентов, что если Ник не проболтается о случившемся тем вечером, то у нее получится притормозить Влада от снесения его прекрасной головы.

Неизвестность раздражала, ведь на все вопросы Алиса лишь отмахивалась, делая вид, что усердно помогает Клэри подготовить все к балу, который решили устроить учителя в честь начала учебного года. Ковалева суетилась, переживала, бегала по всему замку словно маленький русый вихрь, практически сметая все на своем пути. А все потому, что сукин сын Блэк просто отказался участвовать во всем этом.

Просто. Отказался.

Ведь это сам Блэк. Ему просто не по положению готовиться к балу. Он должен появиться на нем с опозданием при параде, собирая томные взгляды девиц, мечтающих потанцевать с ним. Его чертовски раздражало, что малышка Клэри всю эту неделю самостоятельно патрулировала коридоры, потому что Блэку было просто плевать на эту свою обязанность. Как и, впрочем, на все остальные.

Она не высыпалась. Казалось, Кларисса уже не может быть бледнее, но она превзошла саму себя. Только глаза ярким пятном выделялись на ее лице. Кирилл всю неделю, как настоящий джентльмен, старался помогать Клэри во всем, что ей требовалось, как и Лекс. Но тренировки с этим ублюдком так же занимали большую часть свободного времени.

Он издевался над ними.

Гонял по баскетбольной площадке, заставлял выполнять нереальное количество подходов, за возмущение, маты и ругательства назначались такие наказания, что лучше просто молчать в тряпочку. Лучше просто делать, что он говорит, потому что своими возмущениями ты сделаешь только хуже.

Надо отдать должное Блэку. Он тренировался вместе с ними. Никто не был так хорош, как он, как бы неприятно было Лексу это признавать. Но это была чистая правда. Казалось, что на площадке Блэк дышит игрой, пропитывается ею. Ему не было равных, поэтому хотя бы свое капитанское место Максим Блэк точно получил заслуженно, в отличие от всего остального.

Олега выписали только к концу недели, дабы он попал на бал. Клэри часто навещала его и давала уроки по математике, и это не могло не радовать. Потому что она впервые сблизилась с кем-то, кроме Лекса и Кира.

Она даже смеялась и шутила. И он был рад за нее, учитывая тот факт, что она живет через стенку с ублюдком, такое общение было для нее полезным. С эгоистичным ублюдком. Но только пусть попробует причинить ей вред. И будет плевать на то, что он практически неуязвим. Если он хоть пальцем тронет Клэри, они не успокоятся, пока не подкорректируют его личико. Они обязательно найдут способ сделать это.

– Лекс, – перед ним промелькнула маленькая ладошка. – Ты не мог бы помочь мне принести книги из библиотеки в комнату?

Вот он. Идеальный шанс поговорить с Алисой. Нужно решать все проблемы, что свалились на его голову. И для начала было бы не плохо узнать, что происходит с Алисой.

– Без проблем, – добродушно улыбнулся Лекс.

Алиса думала. Она каждую секунду прокручивала в голове тот разговор, который подслушала тогда в коридоре. Этот голос уже даже снился ей. Преследовал ее весь день, звеня в голове. Но никто по какой-то причине не подходил под этот голос. Она прислушивалась ко всем вокруг, искала, но никак не могла понять, кто же это был. Она хотела, правда хотела рассказать это хоть кому-то, но по какой-то причине слова застревали в горле.

Да и подходящая возможность улетучивалась из рук каждый раз.

Да и кому она может это рассказать? С Максом она толком и не общалась никогда, чтобы подходить к нему, а Кларисса вряд ли поверит ей, скажет, что та слишком заучилась и ей требуется отдых. Но она же совсем не сумасшедшая, она точно это слышала. Такое просто-напросто не могло померещиться.

Не могло же ведь, да?

Она уже реально начинала чувствовать себя безумной и сомневалась в том, что она действительно слышала то, что слышала. Но она не была таковой. И ей просто должны поверить. В этой школе сто процентов поселился какой-то серийный убийца.

Был еще Ник.

Но он не сказал ей ни слова после того, как узнал, что они с Лексом снова вместе. Просто игнорировал, хотя это она должна была злиться на него за то, что он избил Олега. Но Лиса почему-то чувствовала себя виноватой перед ним. И определенно не понимала почему, ведь она ничего противозаконного не сделала.

Да, игнорирование со стороны Фролова выводило из себя. Но она не будет идти к нему первой, хотя и немного скучала по его вечным подколам и шуточкам, которые он отпускал в ее сторону. Если ему так хочется, то пускай продолжает дуться. Детский сад.

Обед в компании Лекса был непривычно тихим. Так как они не успели бесплатно поесть в столовке, приходилось кушать в кафе. Во всем кафе они были практически одни. Если не считать парочку щебечущих семиклассниц и одного паренька в очках, активно читающего толстый фолиант. Лиса ковырялась вилкой в салате, изредка поглядывая на Лекса, потому что тот был непривычно молчалив сегодня. Телефон на столе завибрировал, и Лиса опустила взгляд на экран.

Влад писал, что ему уже не терпится ее увидеть.

Она тоже скучала, но приезда брата боялась. Потому что это совсем не тот человек, который много выясняет, когда дело касается сестры. Он просто ломает кости. А такого для Лекса не хотелось. Странно, что еще никто не доложил брату об ее отношениях с Лексом. Ведь тут только змеи и водятся. Может быть, кто-то и сказал, но Влад мало верит слухам. А раз уж Лиса сама ему ничего не говорила, значит, счел это бредом собачим.

– Алексей Игоревич, – проговорила Лиса, подняв глаза на парня, – вы какой-то странный сегодня.

– Странная ты, Лиса, – вдруг не выдержал он, резко бросив вилку в пустую тарелку. – И не сегодня, а последнюю неделю. Послушай, ты можешь рассказать мне, что с тобой творится.

Лиса удивленно на него посмотрела, не понимая смысла его нападка. Взгляд Самойлова не был ни злым, ни раздраженным, он был просто любопытным. Словно Лекс, который целый день не мог разгадать ребус, а сейчас был близок к этой самой разгадке. Видимо, ребусом была Лиса.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – неуверенно пробормотала Волкова.

– Ты все прекрасно понимаешь, – проговорил Лекс. – Ты уже неделю ведешь себя странно. Ты можешь минут десять таращиться в одну точку ты можешь задуматься посреди оживленного разговора, черт, Лиса, ты сидишь в комнате, никуда не выходя, уже целую неделю.

Лиса распахнула рот, но оттуда не вылетело ни слова, потому что сейчас все слова пропали. Она понимала, что он прав.

Не думала, что это так заметно. Но она не могла ничего сказать Лексу, потому что у него итак проблем по горло. Ему не в радость будет разбираться с ее психикой. Поэтому просто придется солгать ему. Как бы она не хотела этого делать, как бы ей не было стыдно, но она не могла сказать ему правду. Просто не смогла бы выдавить из себя эти слова.

– Со мной все в порядке, Лекс, – сказала она. – Просто очень устаю.

Ложь.

И – она была уверена – он распознал ее. Лекс слишком хорошо знал ее, чтобы поверить. Но, судя по взгляду, сомнения все-таки присутствовали. Он знал, знал, что она недоговаривает. Но не мог доказать. Или просто не хотел ссориться.

– С тобой точно все в порядке? – прищурившись, он посмотрел на нее. – Лиса, ты же знаешь, что можешь мне все рассказать.

Ох, она знала, но не могла, потому что не была уверена, что это то, что следует рассказывать. Она должна была им рассказать. Либо Клэри, либо Максу, либо… Нику. Ведь фамилия Фролова тоже промелькнула в разговоре неизвестного. Она не знала, ученик это был или же учитель. Но голос был смутно знаком. Но никто из тех, кого она знала в школе, не имел такого тембра.