Черный призрак

Потом все начинало плыть, исчезало, и снова во мраке, рассекаемом длинным телом поезда, тянулись темные леса и поля с далекими яркими звездами над ними.

Устав от неясных теней, мелькающих за окном, и темноты, лишь изредка прорезаемой яркими прожекторами станций и разъездов, я снова засыпал, и все начиналось сначала: начальник, охранник, Ирка, обнимающая парня, целующего пышную грудь.

Иногда в эти сны вмешивался маленький неприметный человечек, который искал то ли меня, то ли действительно женщину с ребенком, бродивший по ночным опустевшим улицам. Там властвовал ветер, он таскал по асфальту пластиковые бутылки и другой мусор, поднимая брошенные полиэтиленовые пакеты, взметая их выше шестнадцатиэтажек, а потом обрушивал все вниз, работая как настоящий дворник, пусть неумело, но очень старательно.

А человек ходил по темным улицам явно с нехорошими намерениями, проходя через пыльные смерчи, сбрасывал со своей одежды рваные пластиковые пакеты, принесенные ветром, и снова настороженно уходил во тьму. Я прятался в узких проулках, замирая от страха, а потом куда-то бежал в ночь, в пыль, в холод и страх.

И так всю ночь один кошмар сменялся другим без остановки, и мне это не нравилось. Плохо жить, когда сны и действительность мало отличаются друг от друга. Раньше хоть снилось что-то хорошее…

А под утро приснилось совсем уж странное…

Ночь, бархатная, теплая, с яркими сияющими звездами над головой. Жесткая, высохшая высокая трава под ногами, обутыми в сапоги. И бег непрерывный, тяжелый, усталый. С высохшей глоткой и хрипящими легкими. А где-то рядом долгий пронзительный крик, приближающийся ко мне. Я знал, это смерть гонится за мной. Шансов убежать от нее было немного, но они имелись, тем более что с каждым шагом крепостные стены понемногу приближались. А за стенами безопасно, главное – успеть.

Вряд ли меня кто-то пустит глубокой ночью в город, но рядом с крепостью все равно спокойнее, имелась надежда, что стая отстанет, почувствовав запах людского жилья. Или охранник на крепостной стене пустит несколько стрел в бегущих за мной птицеедов просто от скуки, и они уйдут обратно в степь, поджидая следующего неосторожного путника.

Я обязан добежать и остаться в живых. Умирать мне никак было нельзя. Меня ждала Настя. Клятвенно обещал, что в этот раз обойдусь без приключений, вернусь живым и невредимым. Обещал, а это значило, что птицеедам сегодня не повезло, не придется им попробовать моей плоти.

Каменный тор на груди нагрелся, предупреждая о новой опасности уже впереди.

И это был не зверь, кто-то другой, опасный, обладающий жестким разумом. Кто-то поджидал меня у стен древнего города и явно с нехорошими намерениями. Надо уходить еще дальше. Только куда? За стенами города четвероногая смерть, безжалостная и молниеносная, а здесь долгая и мучительная…

Настя, Настя… зря пообещал.

Я проснулся мокрый от пота, недоуменно глядя в белую решетку вентиляции на потолке покачивающегося на ходу вагона. Колеса стучали. Прохладный утренний ветерок холодил раскаленные ступни. Поезд. Все нормально. Спокойно. В окнах туман.

Что еще за Настя? Никогда у меня не было девушки с таким именем. И вряд ли будет. Старомодное оно какое-то.

Я вздохнул, слез вниз и долго стоял в тамбуре, глядя на мелькающие деревья, небольшие полустанки, едва видимые среди серого утреннего тумана, выползающего из далекого леса. Он прятал луг, речку, петляющую среди темно-зеленой травы, и многое другое, что еще кроме этого находилось в сырой мгле.

Поезд замедлил ход, остановился, и я вышел, чтобы купить картошку с солеными огурцами у какой-то непоседливой старушки на перроне обшарпанного вокзала.

После еды пил чай, потом снова спал под мирный перестук колес.

Не знаю почему, но скоро мне стало очень хорошо. Все показалось неважным. Дурные сны перестали тревожить меня, новые места вытеснили из головы прошлое.

Дорога хорошо лечит душевные терзания. Не помню, кто сказал.

Но ом прав. Вся моя прошлая жизнь осталась далеко позади, а здесь неважно, кто я и что со мной. Тут все другое. И люди. И города. Вокзалы…

Можно все начать сначала. Выстроить другую жизнь и снова оставить ее позади, если потребуется. Сейчас важно только то, что впереди. Все остальное – мираж. Дурной сон. Как отличить сон от жизни?

Да никак…

Остается только память, иногда еще шрамы на теле и в сердце: больше ничего. Все проходит, пройдет и это. Так устроена жизнь.

Поезд довольно скоро довез меня до нужного мне областного города, даже выспаться как следует не успел. В поездах спится не так, как в кровати, остается ломота и какое-то странное ощущение чего-то незаконченного, непонятого, забытого.

Я спустился на холодный перрон, покрытый серым потрескавшимся асфальтом.

Далеко за длинным бетонным забором, разрисованным цветным граффити, поднимался многоэтажными зданиями к небу чужой город. Здесь все казалось незнакомым: люди, дома, улицы. Даже говорили не так, как в столице, а растягивая гласные на конце слов, и немилосердно окали. Эта речь звучала как-то мило, хоть временами нелепо.

На мое лицо сама собой вылезла улыбка, а еще через какой-то час вдруг заметил, что и говорить стал так же, растягивая гласные и нещадно окая. Местным я, конечно, не стал, но на меня перестали смотреть как на клоуна в цирке.

Город оказался сильно растянутым в длину и ширину. Большие дома имелись только в центре и у вокзала – громады сталинской постройки, вздымающиеся вверх к голубому небу. За ними вырастали шестнадцати-, девяти- и пятиэтажные бетонные коробки хрущевских и брежневских времен, плавно переходившие в трех- и двухэтажные дома, неизвестно когда выстроенные и кем, а на окраине уже можно найти покосившиеся деревянные избушки.

Я позавтракал в каком-то небольшом кафе у автовокзала, с удивлением обнаружив, что кормят здесь неплохо и недорого, и решил, что, возможно, мне удастся уложиться в ту сумму, что была дана на дорогу. В голове еще стучали колеса, и временами улицы словно плыли в тумане, как за окном вагона. И никак не удавалось отрешиться от ощущения того, что вокруг все нереальное, ненастоящее, придуманное, потому что выглядело каким-то странным и чужим.

Автовокзал находился в паре кварталов от железнодорожного вокзала, именно там, как было написано в инструкции. Билеты имелись, а после плотного завтрака в кафе у меня появилась уверенность в том, что все пройдет хорошо, гладко, и после этой поездки все мои беды и неприятности исчезнут. Черная полоса закончится, и начнется замечательная, белая, когда сбываются все мечты и желания, даже случайные. Это старый способ обмануть судьбу – убежать от сложившихся обстоятельств. Уехать. Улететь.

Пока тебя нет, они исчезнут сами собой, развеются, перекинутся на кого-то другого… Вернувшись, продолжишь жизнь как раньше – беззаботно, весело, счастливо…

Сейчас нужно действовать только по путеводителю, и проблемы обойдут меня стороной. Я всего лишь курьер, мое дело – взять икону, прибор или что-то другое и отвезти в столицу.

Все остальное приходится на долю того, кто это придумал, – на серенького невзрачного человечка, который следил за мной, пусть он расчищает препятствия передо мной.

После того как купил билеты на автобус и внимательно прочитал расписание, настроение у меня снова испортилось.

Автобус уходил через полчаса, время в пути до пункта назначения – девять часов. Однажды я уже как-то добирался пять часов до одного городка на обычном автобусе и помнил, чего мне это стоило. В конце пути то место, на котором сидел, превратилось в нечто плоское, твердое и очень болезненное – несмотря на многочисленные остановки.

Я помнил, как уже через пару часов во мне проснулось какое-то непонятное звериное чувство. Мне хотелось выть, рвать волосы попутчиков и бежать рядом с автобусом по желтой пыльной траве. А потом я погрузился в какое-то беспамятство, в ступор, в котором не замечал ничего вокруг, словно находился в глубоком трансе. Не видел того, что мелькало за окном, а звуки доходили до меня словно через толстый слой ваты.

Я дремал, чувствуя, как мягкое место превращается в камень, терпел и ждал, когда все наконец закончится.

Я понял, что меня ожидает, и работа курьера мне уже не показалась столь привлекательной, как раньше, наоборот, решил, что это очередная добавка к моим мукам, к тем, что уже испытал. Черная полоса продолжалась. Меня ожидал новый круг ада. Тоски, разрывающей грудь, судьбе показалось мало, и она захотела измучить мое бедное тело. Болью. Усталостью. Отупением.

Никогда так остро не чувствуешь своего одиночества, как в дороге. Именно в ней понимаешь, насколько ничтожен мир, как мелки твои мысли и ты сам. Перед тобой проносятся города и деревушки, в которых живут люди, они мучаются и страдают, как ты, и в конце концов умирают, так и не поняв, зачем жили.

А все твои желания и надежды, как бы ни были для тебя дороги, пусты и незначительны.

Автобус подкатил за пять минут до отправления – темно-коричневый «Икарус» – и с тяжелым придыханием открыл дверь. Пассажиров оказалось немного, едва треть салона заполнилась. Я сел на свое место, как приговоренный на электрический стул, и обреченно закрыл глаза.

Мягкое покачивание, гудок, и мы поехали. На удивление, в этот раз мне было не так плохо, как когда-то давным-давно.

Я засыпал и снова просыпался, выходил из автобуса на тех остановках, где имелся туалет и, как правило, какая-нибудь забегаловка, в которых кормили дорого и невкусно, как и во всех придорожных кафе. Это немного спасало от монотонности пути. Приятно почувствовать твердую почву под ногами, ощутить запах зелени, услышать крик птиц. От неприятного транса не спасает, но немного размягчает филейную часть, чтобы она могла продержаться еще какое-то время.

Расстояние до того городка, что мне был нужен, медленно, но неуклонно сокращалось, и чем меньше оно становилось, тем больше поднималось настроение.

Под вечер автобус медленно подрулил к автовокзалу. Я вытащил свой рюкзак и побрел по площади, покрытой пыльным, грязным, потрескавшимся асфальтом.

Прошло всего пять минут, а вокруг меня не осталось ни одного человека – мои попутчики разошлись по домам. И остался в чужом городе никому не нужный, уставший и ничего не понимающий человек, который добрался до места.

Гонец. Курьер. Он добежал, но его сведения уже устарели.

Я достал путеводитель и еще раз прочитал.

Все верно. Городок тот, что необходим. Требуется позвонить некоему Кириллу, и он отвезет меня дальше – в таежную деревню.

Я бросил рюкзак на пыльную скамейку и достал телефон. Первый звонок сделал Василию, пусть знает, где я, – на всякий случай:

– Добрался до первого пункта и все еще жив…

Пусть единственный друг знает, где искать мое бренное тело, если что. На душе у меня сразу стало легче и спокойнее. Голос Васьки услышать было приятно. Среди чужого окающего говора, к которому так привыкло ухо, его голос прозвучал как ручеек в пустыне, бодрый и веселый:

– Вот и молодец! У меня новостей никаких, так что все нормально. Ты сейчас куда?

– Написано – деревня Любина, в скобках дописано – заброшена.

– Там связи нет. Так что теперь позвонишь, только когда обратно поедешь. В этом городе последние соты, дальше пустыня, точнее, тайга. Буду ждать твоего звонка.

– Чего-то меня жуть берет. Представляешь: вокруг тишина, ни одного человека, даже автовокзал пустой, дежурная только что его закрыла и ушла домой. Если никто не появится, даже не знаю, что делать. Гостиница у них здесь есть?

– Ты не тушуйся, тебе там не жить. Возьмешь то, что надо, и обратно. Через неделю будешь в Москве, но уже с деньгами. Разве плохо? А гостиница… есть, она где-то в районе базара.

– А где базар?

– Ты меня спрашиваешь? По-моему, ты находишься в глуши, а я смотрю на монитор.

– Придется искать базар самому…

– Тогда пока. Звони на обратном пути. Короткие гудки. Я вздохнул и пробормотал в трубку:

– Пока. До встречи.

Конечно, из Москвы все видится простым и ясным. Сам бы так ответил тому, кто оказался бы на моем месте. Не волнуйся. Все прекрасно. Ничего с тобой не случится.

Но только я здесь, делать нечего: назвался груздем – полезай в кузов. К тому же половина дороги пройдена, теперь что вперед, что назад – разницы нет, но лучше вперед, там хоть смысл какой-то имеется – вознаграждение светит.

Настроение у меня после этого разговора стало получше, даже жить захотелось. Действительно, чего испугался? В маленьких городках маньяки и убийцы не живут, они в крупных городах обитают, а тут все на виду, все друг друга знают. Это в Москве вечерами страшновато, здесь не найдешь не то что бандита, вообще кого-то…

Люди по домам сидят, телевизор смотрят… один я непонятно где.

Глава 2

Я достал путеводитель и стал набирать номер телефона, который там был записан. После долгих гудков, когда я уже решил, что никто не ответит, послышался недовольный мужской голос:

– Чего надо?

– Простите, это Кирилл? У меня записан ваш номер, мне его дали в Москве.

– Григорий Петров?

«Если железнодорожный билет купили на мое имя, то чему удивляться? – подумал я. – Обо мне, похоже, знает уже каждая собака в этой стране».

– Да, это я.

– Где сейчас находитесь?

– На площади рядом с автовокзалом.

– Никуда не уходите, я сейчас подъеду. Как вас узнать? Я огляделся по сторонам – по-прежнему никого. Один.

Понемногу темнеет. Солнце уже спряталось, зарево на горизонте еще осталось, но оно скоро погаснет, и наступит ночь – такая, как бывает в провинции: густая, наполненная далеким лаем собак и мычаньем коров. Даже звезды здесь другие, более теплые, что ли.

Ветер несет в себе незнакомые запахи, а точнее – давно забытые: воды, свежей листвы и зеленой травы. И почему-то этот покой не даст заснуть…

Я вздохнул.

Дома вокруг вокзала стояли двухэтажные, через сотню метров плавно переходили в одноэтажные избушки с деревянными обветшалыми заборами…

Городок – одно название, жителей от силы тысяч тридцать наберется, а может, и того меньше. Откашлялся, голос сиплый, наверно, пыли наглотался, пока на автобусе трясся:

– Узнать меня будет легко. Сижу на вокзальной площади один-одинешенек, как тополь на Плющихе.

– Ах… да, извините, забыл, время позднее. Сейчас буду. Вы меня тоже легко узнаете. Я езжу на черном «бумере». Песню слышали?

– Приходилось.

– Тогда ждите.

Буквально через пару минут послышался звук мотора. Сразу возникло ощущение, что ко мне двигался единственный автомобиль на весь город, даже собаки перестали лаять. Насторожились, а может, и перепугались.

На площадь из-за угла вывернуло черное авто «БМВ», дребезжа и потрескивая, выстреливая сизыми выхлопами в стороны. За рулем сидел рыжий парень с добродушным лицом, которое плотно покрывали веснушки. Остановился рядом со мной и выключил двигатель. Сразу стало необычайно тихо.

– Григорий?

Я еще раз огляделся. Никого. Выходит, ошибиться трудно. Спросил на всякий случай:

– Настоящий «бумер»? Что, и вправду все девчонки твои?

– У нас в городе люди и покруче машины имеют, – с непонятной мне обидой ответил водитель. – А моя «бэшка» когда-то была очень хорошей машиной, конечно, сейчас почти металлолом, но я и купил ее по цене ржавого железа. Садись, поедем в деревню, а то скоро стемнеет, и тогда придется отложить поездку на завтра, а не хотелось бы.

– А почему не хотелось бы?

– Завтра будет завтра, – туманно ответил парень. – А сегодня есть сегодня.

Я бросил рюкзак в багажник.

– Далеко ехать, и главное, как долго?

– За час, может и, доберемся. – Парень нажал на газ. – Хорошо, что дождей уже пару недель не было, иначе нам по грунтовке бы не проехать. А пока сухо, так одно удовольствие. Дорога твердая, дави себе на педаль и смотри по сторонам, любуйся природой. Правда, особо увлекаться этим не стоит, в темноте можно налететь на поваленное дерево или лося сбить…

Машина бежала бойко, несмотря на постоянный скрип и стук, доносившийся из-под капота. Через пару минут асфальт кончился вместе с городом, мы проскочили мимо дюжины покосившихся деревянных домов и вывернули на разбитую, прорезанную глубокой колеей грунтовку.

– Здесь леспромхозовские «Уралы» ходят, они эту дорогу за лето в хлам превращают, хорошо, что осенью и зимой все восстанавливается, само собой заплывает грязью…

– А я думал, что в городе переночую, даже узнал, что у вас гостиница есть где-то возле базара. – Я зевнул. – Устал, считай, третьи сутки в дороге.

– Так сначала и планировалось, я номер в этой гостинице бронировал. Конечно, у нас гостиница на пять звезд не тянет, но жить в ней можно, точнее, спать. А потом из Москвы позвонили, сказали, что времени мало остается.

– Кто позвонил? И времени мало остается… до чего?

– А ты, значит, ничего не знаешь? – Кирилл покосился на меня, но тут же отвернулся: с дороги не стоило сводить глаз, крутые спуски сменялись не менее крутыми подъемами, да и выбоин хватало, кроме того, со всех сторон стоял лес. – Ни куда едешь, ни за чем? Забавные вы люди, москвичи…

– Я и на самом деле ничего не знаю, а почему мы забавные?

– Если не знаешь, то и я ничего не скажу. Не объяснить. Трудно.

– Почему? Я понятливый.

– Тут дело не в понятиях, а в жизненном опыте. Кое-что, конечно, скажу: этот хмырь из Москвы уже третий год таких, как ты, ребят сюда присылает. Но все бесполезно…

– Что значит – бесполезно?

– Нашел москвич где-то упоминание в старых летописях о наших краях и о чудесах, которые здесь происходят, вот приехал сюда и стал всех расспрашивать. Сам сначала в тайгу пошел, но далеко не ушел, у него не получилось – черный лес пропускает не всех. Думаю, и у тебя не получится дальше пройти.

– Почему не получится?

– Слушай, парень! – Кирилл хмыкнул. – Я бы тебе рассказал, да смысла нет. Сам скоро все узнаешь. А мне деньги плачены только за то, чтобы я тебя привез на место и обратно забрал через неделю.

– И все-таки: почему мы – москвичи – такие для вас забавные?

– Историю тебе сейчас одну расскажу, сам все поймешь. – Он лихо повернул на крутой пригорок, и мы покатились с огромной скоростью вниз, навстречу сваленному дереву, которое перегородило дорогу. На нем еще не опала зеленая хвоя. Похоже, выворотило недавно. Я уперся спиной в сиденье, а ногами в днище, ожидая страшного удара, но в последний момент парень вывернул резко вбок, мы пронеслись под мохнатой елкой. Ветки проскребли по крыше, Кирилл снова рванул руль, и машина каким-то чудом вновь оказалась на разбитой грунтовке, лишь слегка царапнув дном о твердую землю.

– У нас медведи водятся. Стрелять их не разрешают лесники, но мы здесь все друг друга знаем, так что договариваемся. Так вот, медведь летом вполне нормальный зверь, потому что сытый, а значит, и людям зла не делает. Еды им хватает, ягодников у нас навалом растет, и муравейников по лесу натыкано немало. Так вот, прошлым летом москвич встретился на кордоне с медведем лицом к лицу, морда к морде. И что, ты думаешь, он стал делать?

– Улепетывать?

– Если бы… – Кирилл ухмыльнулся. – Он сначала портмоне достал, начал медведю деньги предлагать, мол, бери все, только не трогай. Словно перед ним не зверь лютый, а разбойник какой-то.

– Смешно… – Я засмеялся, представив, как предлагаю деньги медведю. Одновременно у меня в груди похолодело. С медведями, правда, до этого не встречался, а с волками было дело, до сих пор поджилки трясутся. – И страшно…

– Так мы ему потом объяснили, что баксы у нас звери не берут, им их запах не нравится, они же русские звери и признают только рубли.

– А он?

– Поверил, сказал, что в следующий раз запасется рублями. Нравится история?

– А чем она закончилась, ты так и не рассказал…

– Да ничем – зверь рявкнул и ушел, а москвич обмер, на землю упал, так и лежал, пока его Сергей Сергеевич не нашел, никак не мог с земли подняться, ноги его не держали.

– А вот в этом не вижу ничего забавного, – вздохнул я. – А кто такой Сергей Сергеевич?

– Это тот, кто тебя от деревни дальше к кордону поведет. Нормальный мужик. Тертый. Битый. Хоть и интеллигент. Медведя точно не испугается. Он из бывших ссыльных, а там выживали только настоящие мужики, при встрече с которыми медведю надо бояться, а не их ему.

– А ты тоже не боишься?

– Я первый раз медведя встретил, когда мне семь лет исполнилось, за ягодами ходил. Малинник тогда в лесу большой вырос, ягоды сладкие, крупные. Звери тоже туда ходили лакомиться. Так после этой славной встречи с косолапым до дома бегом добежал, а это, почитай, километров двадцать, и при этом мчался без передыха. Разговор-то не об этом…

– А о чем?

– О том, что суетесь вы, москвичи, туда, где ничего не понимаете. Вот и ты скоро попадешь в такое место, где деньгами от смерти не откупишься. Тебе что, жить надоело, если подписываешься на то, чего не понимаешь?

– Кирилл… – Я вздохнул. – Ты можешь думать все что хочешь. А на самом деле история простая: я без работы остался, моя девушка с другим связалась, из дома меня выгнала. Жить-то на что-то надо, вот мне друг и предложил эту работу.

– Хорош друг! – Кирилл резко вильнул, объезжая лужу. – С такими приятелями и врагов не надо…

– Ты это о чем?

– Ни о чем, так просто. – Парень резко повернул прямо в густой ельник, мохнатые ветки застучали по кузову, потом машина неожиданно выскочила на небольшой пригорок, под которым виднелась деревня, прилепившаяся к небольшой речушке. – Приехали. Дальше дороги нет. Так что продолжение пешком. Тебе вон к той избушке, что первой к нам стоит.

Кирилл резво выскочил из машины, не глуша двигатель, вытащил мой рюкзак и бросил его на высокую траву. Я неохотно вылез, не понимая, что происходит.

– Куда идти, сказал?

– Здесь заблудиться негде, деревня внизу, называется Любина. – Паренек дал по газам. – Тебя там ждут.

Короткое мгновение – и я остался один, только вдали слышался затихающий стук и скрежет.

Я растерянно посмотрел вслед «бумеру», потом на быстро темнеющее небо и понял, что просто стоять здесь нельзя – опасно. Хоть и лето, а темнеет скоро, особенно в лесу. Что-то не заметил, чтобы у деревни столбы стояли, думаю, об электроэнергии здесь только слышали. Схватив рюкзак, потащился вниз.

На ходу достал телефон, аппарат произвел поиск, но сети не нашел. Все как Василий говорил. Час езды от городка, километров тридцать, не больше, а связи уже нет. Я отключил телефон и убрал в карман. Электроэнергии здесь нет, а зарядка может понадобиться. Не сейчас – позже, когда снова доберусь до цивилизации.

До первого дома осталось метров тридцать, и я вдруг понял, что обливаюсь потом от тяжести рюкзака, но больше от страха и влажности, которой был насыщен воздух.

Выглядело все вокруг как в мрачной сказке. Хороша деревня Любина – три дома, разваливающихся от старости. Ни дороги, ни света, ни звука…

Вот! Теперь я понял, что меня насторожило. Обычно в таких селениях всегда держат собак, они голос подают, когда чужого чуют, и зверя отгоняют. А тут тишина – ничего и никого…

И темнеет прямо на глазах.

Я, конечно, не коренной москвич, в лесу бывал, зверье встречал, но даже у меня озноб пошел по коже.

Что-то в этой деревушке было не так. У меня, к несчастью, ни фонаря, ни какого-нибудь оружия. Может, что-то в рюкзаке и есть, да только не сейчас, в темноте, в него лезть. Я выругал себя за отсутствие любопытства и излишнюю доверчивость.

Такая беспечность имеется только в городских жителях, все они со временем привыкают к покою и безопасности. Город – искусственная среда, из которой насильственно убрано все, что может повредить человеку, а значит, живущие в нем становятся беззаботными и самоуверенными.

Конечно, в городских джунглях существуют свои опасности, но они исходят только от людей. Не сомневаюсь – любой деревенский житель давно бы весь рюкзак переворошил и знал бы, где у него что лежит, так… на всякий случай.

Действительно, москвичи – люд забавный.

Никогда до этого не задумывался над тем, как живут в таких местах. Здесь же имеется все: змеи, медведи, волки, лисы и мелкое, но часто не менее опасное зверье, а вот «скорой помощи» нет.

Если поранишь себе ногу или руку, то помочь будет некому, тут даже телефон не работает. Я еще раз включил, поднес трубку к уху, потом посмотрел на надпись светящегося экрана – сеть не найдена – и снова отключил.

Точно никто не поможет. И если окажется, что в этой деревне нет ни одного человека, то беда. Я не знаю, где нахожусь. До городка мне точно не добраться, даже дорогу, по которой меня привезли, не найду. А значит…

Ох, и глупости начинают в голову лезть, когда мы лишаемся знакомой искусственной среды – родных бензиновых джунглей. Чего бояться?

Все равно не пропаду. Залезу в избушку и буду в ней спать до утра. Да и не бывает так, чтобы никого не было, кто-то здесь все равно должен жить. Недалеко от города. Места красивые, хоть и мрачные.