Норильск-79

– Из окна его с седьмого этажа. Чтоб подумали, что он сам от пьянки.

Бикеев был ошарашен:

– И кому такая дебильная мысль в голову пришла?

Евген ответил:

– Мне.

– Нихрена себе ты, экономист, даёшь. И где ты такому научился? В университете у себя?

Евген постарался придать своему голосу уверенность:

– Просто голову включил. Лучше было бы, если б мы криминальный труп в комнате оставили и без копейки?

Бикеев перешёл на более спокойный тон:

– Сколько вы с него сняли?

– Прилично. Около десяти тысяч, – в тон ему с удовольствием ответил Евген.

– Эх, вы, придурки, – Бикеев заговорил тоном наставника, – За такое бабло немудрено за нож взяться. Надо было немного ему оставить. Зачем пожадничали?

Евген, увидев, что Бикеев подобрел, даже заулыбался.

– Да я в раж вошёл. Он такой простоватый – оглобля. Длинный рубль на севере срубил и почувствовал себя хозяином жизни. Хотелось посмеяться над ним.

Бикеев неодобрительно помотал головой:

– Эх, Женя, смотри, чтоб плакать не пришлось, – и добавил, – Сумку сюда давай.

Евген отдал Бикееву хозяйственную сумку. Бикеев заглянув в неё, разулыбался, как будто и не было никакого происшествия, и не отняли чью-то жизнь. В сумке лежали все выигранные деньги и пара импортных туфель. Деньги Бикеев любил очень. Он закрыл сумку, давая понять, что всё останется у него, и строго произнёс:

– А теперь, чтоб по своим норам сховались и носу не казали. Из города ни ногой. Понадобитесь – позову.

Глава 2

Самолёт, подлетая к Норильску, уже снижал высоту, и все пассажиры старались смотреть в иллюминаторы. Небо было безоблачным, а погода – солнечной. Под крылом самолёта была тундра, вся изрезанная извилистыми реками, и казалось, что нет числа этим рекам. Лететь из Красноярска в Норильск на Ан-24 приходилось четыре часа, да ещё с дозаправкой в Подкаменной Тунгуске.

И вот полёт заканчивался. Настроение у всех было приподнятое, особенно у детей, многих из которых за время полёта «вывернуло». Большинство пассажиров было норильчанами, которые возвращались домой из отпуска. Как правило, норильчане брали отпуск сразу за два года, чтоб он выходил длиннее, и поэтому проводили в отпуске практически всё лето. За отпуск успевали отдохнуть и на Черноморском побережье, и у родни в деревне.

У многих норильчан корни уходили в деревню, потому что когда поднимали Норильск, и помимо зэков молодому городу нужны были и вольные, то колхозам спускали разнарядку отправлять в Заполярье определённое количество человек. Колхозники ехали в Норильск, обустраивались там, а когда приезжали в отпуск в родные деревни, то рассказывали недоедавшей родне, как сытно живётся в Норильске. И после этих рассказов Норильск пополнялся новыми жителями из числа сельских тружеников. А жизнь в Норильске в первое послевоенное десятилетие действительно была сытая по сравнению с тем, что творилось в деревнях.

Продолжал пополняться Норильск всегда, особенно после амнистий пятьдесят третьего и пятьдесят пятого годов. Выжившие зэки помаленьку стали выезжать из Заполярья, а разрастающемуся городу уже нужны были не просто рабочие руки, но и современные специалисты. Правда, со временем всё меньше стало приезжать людей на постоянное место жительства, в основном это были завербованные на год-два, у которых была налаженная жизнь на материке, а на Север ехали лишь за «длинным рублём».

Из хвоста салона самолёта в голову салона прошла стюардесса с объявлением:

– Уважаемые пассажиры, наш полёт завершается. Скоро наш самолёт совершит посадку в аэропорту Алыкель города Норильска. Местное время одиннадцать часов сорок минут. Температура воздуха в Норильске минус три градуса. Просьба пристегнуть ремни и не вставать со своих мест до полной остановки двигателей. Благодарю за совместно проведённый полёт на борту нашего самолёта.

Сделав объявление, стюардесса прошла по салону, проверяя у всех ли застёгнуты ремни.

Одним из пассажиров рейса был Василий Викторов, паренёк лет двадцати пяти. За время рейса он успел познакомиться со своим соседом – Виталием, и сейчас попытался с ним заговорить:

– Ещё только конец сентября, а на улице – уже минус.

Виталя был норильчанином со стажем, и он с видом старожила ответил:

– Хорошо хоть, что снега ещё нет, а то после отпуска пришлось бы сейчас в лакированных туфельках по снегу до дома добираться.

– Вы давно в Норильске живёте? – продолжил Василий разговор с соседом.

Тот не без гордости ответил:

– Да уже лет пятнадцать. Чуть ли не вся семья сюда в пятидесятых приехала с Саратовщины. Я немного попозже, сразу же после армии. Все уже выехали, а я, младший, подзадержался. Теперь уж втянулся, – Виталий сделал паузу, – В деревню не тянет. Здесь моя родина, – он было замолчал, а потом и неожиданно предложил, – Может, по прилёту ко мне – за приезд?

Василий расстроено ответил:

– Да я б с удовольствием, да хочу сразу же в отдел кадров.

– Чё? Завербовался?

– Ну да. А чё молодому да холостому?

Виталя поддержал:

– Ну, правильно. Подзаработаешь.

Самолёт совершил посадку, и в него зашли пограничники. Офицер громко обратился к пассажирам:

– Просьба к прилетевшим: предъявить для проверки документы.

Пограничники начали проверку. Дошла очередь и до Василия – он подал пограничнику свой паспорт и вызов. Пограничник внимательно посмотрел документы, бросил беглый взгляд на Василия и вернул ему документы.

Аэропорт Алыкель был сдан в эксплуатацию в 1966 году. Он находился вблизи озера Алыкель. Также с названием Алыкель был и посёлок военных лётчиков, находящийся вблизи аэропорта, и железнодорожная станция.

Из аэропорта Алыкель в Норильск и обратно ходила электричка пять раз в день. Эта ветка являлась частью Норильской железной дороги. Норильлага. Сначала это была узкоколейка, к строительству которой заключённые Норильлага приступили осенью 1935 года. Первый участок дороги от пристани «Валёк» на реке Норильской до площади строительства рудников «Нулевого пикета» был завершён в феврале 1936 года. В июне 1936 года началось строительство узкоколейки от посёлка Норильск до порта Дудинки протяжённостью 114 километров. Официально строительство было завершено 17 мая 1937 года. 18 мая из Дудинки в Норильск вышел первый поезд. В пункт назначения он прибыл только через три дня. Вскоре стала разрушаться насыпь, которая местами была сделана изо льда, и в июне движение по железной дороге прекратилось.

К зиме было подготовлено нормальное земляное полотно, и узкоколейная линия вступила в постоянную эксплуатацию. Скорость поездов увеличилась. На прохождение всего пути требовалось около суток, а при хороших погодных условиях дорога занимала 10-12 часов. Зимой скорость сильно зависела от темпов расчистки снега. Три снегоочистителя убирали сугробы не более 1,5 м высотой. Если высота сугроба была выше – расчистку вели вручную. Отдельные участки пути закрывали деревянными галереями, вдоль пути строили защитные стены из снега. Одному поезду потребовалось 22 дня, чтобы прибыть в пункт назначения, а машинист и кочегар другого – погибли от угарного газа.

И низкая пропускная способность, и другие недостатки узкой колеи сдерживали развитие комбината. В июле 1950 года первый поезд прошёл по линии широкой колеи от Норильска до Кайеркана. 22 ноября 1952 года в Норильск прибыл по широкой колее первый состав из Дудинки. Узкоколейная железная дорога приблизительно через два года была полностью разобрана.

  В 1953 году по проекту архитектора Сергея Хорунжия было сооружено масштабное здание пассажирского вокзала, рассчитанное на значительный пассажиропоток. Для молодого и перспективного города новостройка была шикарной: классическая архитектура сталинского ампира, колонны и лепнина, два парадных входа – на перрон и на привокзальную площадь, зал ожидания, ресторан, кассы по продаже билетов. После смерти И. В. Сталина от планов соединения Норильской железной дороги с основной железнодорожной сетью отказались, и здание вокзала оказалось не востребовано.

В 1956 году состоялся двадцатый съезд КПСС, на котором был осуждён культ личности И.В.Сталина. После этого съезда жители Норильска вынесли из здания вокзала памятник «вождя» и утопили его в болоте.

В 1957 году на Норильской железной дороге начали курсировать электросекции, а позже – электрички. С 1962 до начала 1990-х существовала тупиковая конечная станция для электропоездов Октябрьская площадь. Она упиралась в главную улицу города. На станции Октябрьской был вокзальчик – единственное отапливаемое помещение в городе, которое было открыто круглосуточно. Частенько в этом вокзальчике коротали ночь подвыпившие мужики. Сейчас недалеко от того места, где был вокзальчик находится самая северная в мире мечеть.

В 1957 году на Норильской железной дороге начали курсировать электросекции, а позже – электрички. С 1962 до начала 1990-х существовала тупиковая конечная станция для электропоездов Октябрьская площадь. Она упиралась в главную улицу города. На станции Октябрьской был вокзальчик – единственное отапливаемое помещение в городе, которое было открыто круглосуточно. Частенько в этом вокзальчике коротали ночь подвыпившие мужики. Сейчас недалеко от того места, где был вокзальчик находится самая северная в мире мечеть.

На Октябрьской площади Василий и Виталий вышли из электрички.

– Ну, короче, если надумаешь, адрес я тебе сказал. Комсомольская, вон, в той стороне, – Виталий показал рукой направление.

– Да, Виталя, спасибо за приглашение. Не знаю, как сегодня день сложится, но обязательно загляну.

– Ладно, удачи.

– И тебе. До встречи.

Мужчины обменялись рукопожатиями, и Виталий пошёл к себе домой – на Комсомольскую, а Василий – на остановку, чтоб добраться до отдела кадров Комбината.

Отдел кадров Норильского горно-металлургического комбината располагался в Старом городе. В коридоре у кабинета отдела кадров было полно людей. Новеньких было сразу видно, потому что они стояли поодиночке. Старожилы же кучковались и болтали между собой, вели себя непринуждённо.

Когда очередь дошла до Василия – он зашел в кабинет, поздоровался. В кабинете была стойка, которая отделяла посетителей от кадровиков. За стойкой сидела женщина и принимала входящих. Ей Василий и подал свои документы. Она, взяв документы, начала просматривать их.

– Значит – Викторов Василий Яковлевич? Откуда к нам?

– Из Томска, – ответил Василий и добавил, – Закончил там физкультурный институт.

– Ну, а к нам кем? – поинтересовалась кадровичка.

– У вас есть вакансия монтажника-верхолаза? – спросил Василий.

Кадровичка задиристо поинтересовалась:

– И с высшим образованием туда пойдёшь?

Василий в тон ей ответил:

– С удовольствием!

Кадровичка с улыбкой посмотрела на Викторова:

– Ну-ну… Работа-то ни для слабаков. Спортсменом-то у нас мало быть. Сильные духом нам нужны, не нытики.

Викторов был симпатичным, с атлетическим телосложением, что было, в общем-то, и не удивительно для выпускника физкультурного института. Ещё немного расправив плечи и обаятельно улыбнувшись, Василий ответил:

– Вот я и хочу себя проверить. Да и, вообще-то, у меня до института была служба на Тихооокеанском флоте.

Кадровичка пододвинула Викторову чистый лист бумаги.

– Ладно, Викторов Василий Яковлевич, пиши заявление.

Викторов взял лист бумаги, тут же написал заявление и подал его кадровичке. Женщина прочитала его, заполнила какие-то бланки, один из них протянула Викторову:

– Вот с этим пойдёшь в общагу на улице Завенягина, адрес там указан. И завтра с утра на участок к прорабу. Всё, удачи. Зови следующего.

Идя к общежитию, Василий обратил внимание, что все дома в Норильске стояли на сваях и первые этажи начинались высоко. Всё это было потому, что сваи, на которых стояли дома, вбивались в вечную мерзлоту, и чтоб они не оттаивали (иначе дом мог «поплыть»), пространство между землёй и первым этажом должно было постоянно продуваться. Иногда расстояние до первого этажа было такой высоты, что под домом можно было пройти в полный рост.

Василию понравилось, что Норильск был очень чисто убран, в том числе и двор, в котором находилось общежитие. Общежитие было пятиэтажным, и к входу в подъезд вела высокая лестница.

В своём кабинете заведующая о чём-то разговаривала с кастеляншей. Обе были симпатичными женщинами – каждой лет за тридцать.

Увидев вошедшего, они прервали разговор, и одна из них, по всей видимости заведующая, спросила:

– Что хотел?

– Здравствуйте. Меня к Вам направили в общежитие заселяться.

– Здравствуйте, – ответила ему заведующая.

Вторая женщина, скорее всего кастелянша, тоже поздоровалась.

Парень подал заведующей документы и представился:

– Викторов Василий Яковлевич.

– Ну а я – Мария Кузьминична, – ответила она.

– А я – Ирина Петровна, – представилась кастелянша.

Мария Кузьминична поинтересовалась:

– Откуда к нам?

– Из Томска. Я там физкультурный институт закончил. Решил немного подзаработать, пока холостой, – и Василий обаятельно улыбнулся.

Заведующая и кастелянша переглянулись и не смогли сдержать ответные улыбки.

– Спортсмен значит? Заработаешь, если пить не будешь и в карты играть.

– Ну, я вообще-то за здоровый образ жизни.

Заведующая посмотрела документы Викторова, заполнила какие-то бумаги, внесла записи в журналы.

Потом с ухмылкой проворчала:

– Все вы так говорите до первой зарплаты.

Достав из ящика стола ключи, выбрала один из них и протянула его парню.

– Вот тебе ключ от комнаты. На бирке номер комнаты написан. Иди вселяйся. Бардака не устраивать, мебель не ломать.

Глава 3

Начальником уголовного розыска норильской милиции был подполковник Волгин Анатолий Михайлович. Мужчина внешне очень привлекательный, в свои тридцать семь выглядел гораздо моложе. Был он высокий, статный, широкоплечий с красивым лицом и всегда аккуратно причёсанными светлыми волосами. Подполковник Волгин пользовался среди сослуживцев непререкаемым авторитетом. Анатолий Михайлович слыл профессионалом высочайшего класса, на счету которого были десятки, если не сотни, раскрытых преступлений, многие из которых казались безнадёжными. К тому же Волгин был очень обаятельным человеком, начитанным, эрудированным, харизматичным. Его любили подчинённые, потому что при его, казалось бы, высокомерной виде он был достаточно демократичным, хоть и не допускал панибратства. Начальство уважало его за исполнительность и отсутствие каких-либо интриг с его стороны.

Будучи начальником уголовного розыска, он действительно не был карьеристом, хотя при его способностях и возможностях уже давно мог бы занимать должность значительно выше.

Он всегда следил за собой – одевался безукоризненно и со вкусом. Естественно, что при таких внешних данных Волгин пользовался большим успехом у женщин. Их у него было много, и ни одной из них он никогда и ничего не обещал – расставался с ними легко, без скандалов и не был обременён никакими «хвостами» из прошлой жизни.

Женился Анатолий Михайлович, когда ему уже было за тридцать, а его избраннице Наташе почти двадцать пять. Брак для обоих можно было назвать поздним, но очень обдуманным, и у обоих была достаточно сильная симпатия. К тому же Наташа была дочкой первого секретаря комитета партии комбината, человека по норильским меркам очень влиятельного, что для Волгина добавляло в брак определённую выгоду.

Подполковник подходил к зданию городского отдела внутренних дел, и милиционеры, находившиеся на улице, завидев его, встали «смирно» и поздоровались с ним. Анатолий Михайлович каждому подал руку, с некоторыми перекинулся парой слов, пошутил и вошёл в подъезд. Там он прошёл в дежурную часть и поздоровался с дежурным милиционером.

– Ну, какие происшествия? – поинтересовался Волгин.

Дежурный слишком серьёзным тоном ответил:

– Девочку малолетнюю изнасиловали. Её отец сейчас у оперативников, – ответил дежурный.

Волгин расширил глаза, глядя на дежурного.

– Ну ничего себе. Понятно. Что ещё?

Дежурный вполне обыденно добавил:

– Да как всегда, – несколько пьяных драк в общагах.

– Ладно, разберёмся. Начальника ещё нет?

– Пока не было.

– Тогда я сначала к операм. Начальник появится – сообщишь мне.

– Есть, товарищ подполковник.

В кабинете сидели каждый за своим за столом – капитан Злобин и лейтенант Нефёдов. Злобин был широкоплечим блондином двадцати семи лет. Нефёдов же наоборот – худощавый брюнет двадцати трёх лет.

Когда Волгин зашёл в кабинет, оба милиционера попытались встать в знак приветствия, но начальник махнул им рукой, чтоб не вставали, и они остались сидеть на местах. Волгин понял, что перед Злобиным сидит отец изнасилованной девочки.

Подойдя к нему, Анатолий Михайлович начал разговор:

– Здравствуйте, я – начальник уголовного розыска Волгин Анатолий Михайлович. Расскажите, пожалуйста, что произошло.

– Да я уже столько раз рассказывал, а поиски всё не идут, – раздражительно и с обидой ответил мужчина.

Волгин попытался его успокоить:

– Не сердитесь, успокойтесь. Будет лучше, если я всё услышу от Вас, а не от своих сотрудников. Ещё раз расскажите, пожалуйста.

Отец девочки собрался с мыслями и начал говорить:

– Рассказывать-то нечего, – мужчина сделал паузу, – Вечером Анечка, дочка наша, вовремя домой не пришла. Давай её искать – обошли все дворы, всех знакомых, всех соседей. Всякое передумали. В нашем городе-то ведь каких только пакостей не происходило. Особенно в пятьдесят третьем году и попозже. Я-то коренной, много чего помню, – мужчина махнул рукой, – Вот сразу о плохом и подумал. А тут она идёт из соседнего двора, плачет навзрыд.

Мужчина сам скривился, пытаясь сдержать слёзы. Глубоко вздохнул и продолжил:

– Мы-то с женой сразу ничего не поняли – решили, что она наказания испугалась. Я её на руки взял, успокаиваю, домой понёс. В квартиру зашли, смотрим – у неё всё в крови, в грязи, – мужчина замотал головой, – Не могу рассказывать…

Волгин сочувственно кивнул ему.

– Успокойтесь, продолжайте.

Отец девочки сжал руки в кулаки и, потрясая ими, перешёл на крик:

– Не успокоюсь, пока этого выродка не разорву своими собственными руками!

Волгин опять попытался посочувствовать:

– Понимаю Вас.

Мужчина не верил в искренность милицейского начальника:

– Да кто ж это понять-то сможет? Найдите мне его. Заклинаю найдите.

– Вы милицию сразу вызвали? – спросил Волгин.

– Ну, конечно же, и милицию, и скорую. Да только что толку-то? Как такое пережить?

Начальник обратился к Злобину:

– Игорь, с девочкой конечно поговорить не получилось?

– Да ну, какое там, товарищ подполковник? – Злобин махнул рукой, – У девочки всю ночь истерика была. Под утро немного успокоилась и сразу же уснула.

– Надо будет объяснить родителям, – подполковник кивнул в сторону мужчины, – что у неё выяснить следует. И чтоб сам был рядом, когда она проснётся.

– Простите, как Вас зовут? – обратился Волгин к отцу девочки.

Тот ответил:

– Пётр Николаевич.

Волгин обратился к оперативнику:

– Злобин, Петра Николаевича долго не задерживайте. Пусть он тоже к дочери в больницу едет. Он там нужнее.

В кабинет заглянул дежурный:

– Товарищ подполковник, полковник Наумкин у себя и про Вас спрашивает.

– Ага, спасибо, лейтенант. Сейчас иду, – Волгин снова обратился к Злобину, – Ну, ты всё понял?

– Так точно, товарищ подполковник.

– Держи меня в курсе. Я к начальнику.

Подполковник быстро вышел от оперов.

Постучавшись в кабинет начальника горотдела Наумкина Ивана Алексеевича и не дожидаясь ответа, Волгин открыл дверь.

– Разрешите, товарищ полковник?

– Заходи, заходи, Анатолий Михайлович, – последовал ответ начальника.

Наумкин был невысокого роста, полноватый, с хорошо наметившейся лысиной. Полковнику было сорок девять лет, и он собирался на пенсию. Главным его принципом было дослужиться до пенсии без происшествий, поэтому подход к службе у Ивана Алексеевича был в основном бюрократический – преступление должно быть раскрыто любой ценой и любыми средствами, пусть даже незаконными, но дело должно быть сдано в архив. Бывало, что Иван Алексеевич не возражал и против того, что дело не будет вообще возбуждено, если оно бесперспективное и может плохо повлиять на статистику. Тем не менее в горотделе относились к своему начальнику хорошо, так как слыл он человеком добродушным и часто прощал различного рода не совсем законные шалости своим подчинённым, в том числе и выбивание показаний.

Волгин вошёл в кабинет начальника.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – приветствовал Волгин своего начальника.

– Здравствуй, – ответил Наумкин и тут же продолжил строгим тоном, – Анатолий Михайлович, что ж это такое у нас происходит? А?

Волгин выжидающе уставился на Наумкина, делая вид, что не понимает вопроса.

Наумкин продолжил:

– Да я ж такого профессионала, как ты не встречал никогда. Как до такого дошло, что у нас уже малолетних насилуют? Ты думаешь, что начальник уголовного розыска у нас только за раскрытие преступлений отвечает? А профилактика преступности? Откуда у нас такой подонок взялся в развитом социализме, в рабочем городе? Не твоя недоработка? Ты ж всю преступность у нас в Норильске должен в своих руках держать, все подонки у тебя на учёте должны стоять, чтоб на каждом шагу оглядывались. А тут такое! Какие у тебя оправдания?

Иван Алексеевич сделал паузу, и Волгин начал отвечать, пытаясь не перечить начальнику:

– Товарищ полковник, конечно наша вина в этом есть. Какие тут оправдания? Не смогли вычислить сволочь. Будем раскрывать по горячим следам…

Наумкин перебил:

– Ну-ну. А следы-то хоть какие-нибудь остались- горячие или холодные?

Волгин не знал, что сказать, но попытался:

– Честно говоря, я ещё не в курсе. У девочки всю ночь истерика была, потом уснула. Там с ней рядом родители и наши сотрудники.

В кабинете зазвонил телефон. Наумкин поднял трубку, ответил:

– Слушаю.

Из трубки еле слышно было голос звонившего:

– Здравствуй, Иван Алексеевич.

Наумкин многозначительно посмотрел на Волгина.

– Здравствуйте, Владислав Петрович.

– Иван Алексеевич, надеюсь, что понимаешь, по какому поводу я тебе звоню.

Полковник всё понял, но стал придуриваться:

– Честно говоря не очень, Владислав Петрович.

Звонивший ему конечно не поверил:

– Ну-ну, не юли. Весь город уже, наверное, вчерашний случай обсуждает.

Полковник изобразил, что до него только дошло:

– А, Вы про девочку?

Звонивший подтвердил:

– Ну конечно же. Как такое допустили? Откуда в нашем городе такой подонок взялся? Дело надо на особый контроль поставить и раскрыть в кратчайшие сроки.

Полковник соглашался со всем услышанным:

– Конечно на особый контроль поставим. Все силы приложим. Сейчас как раз с Волгиным это дело обсуждаем.

– Вот и передай ему, что в кратчайшие сроки эту мразь нужно изловить. Пока, Иван Алексеевич.

– До свидания, Владислав Петрович.

Полковник положил трубку и продолжил разговор с подчинённым:

– Ну вот и твой тесть уже позвонил. Такое происшествие мимо парткома комбината не пройдёт. У нас таких преступлений с пятидесятых не было.

– Вот и я своим операм то же самое сказал, – согласился с Наумкиным Волгин.

– Золотой у тебя тесть – фронтовик, разведчик. После войны в Норильск приехал и до парторга комбината дорос, – задумчиво произнёс Наумкин.

Возникла пауза, потом начальник добродушно улыбнулся Волгину:

– Сказал, что три шкуры с тебя спустит, если упыря не возьмёшь.

Волгин улыбнулся, потому что слышал голос тестя из трубки и знал, что он не произносил этих слов. В ответ сказал начальнику:

– Возьмём. Все силы приложим. Не сомневайтесь.

– Ты ж знаешь, – Наумкин опять перешёл на серьёзный тон, – я в следующем году ухожу на пенсию, а ты должен занять моё место. Ну и как ты думаешь, займёшь ты это место с таким нераскрытым тяжким? – Наумкин пристально посмотрел на Волгина и продолжил, – Вот то-то и оно. Всё. Иди работай и думай о том, что я тебе сказал.

Глава 4

В боксёрском зале проходила тренировка по боксу. В зале тренировались несколько подростков и несколько взрослых мужчин лет до двадцати пяти. Двое проводили спарринг на ринге, и за ними наблюдал тренер. Одним из спаррингующих был Колян. Колян наносил сопернику серию сильнейших ударов по голове и корпусу, но никак не мог пробить защиту. Партнёром Коляна по спаррингу был Ринат. Ринат выглядел жилистым здоровяком такого же роста, как и Колян – примерно, метр восемьдесят. Но Ринат немного уступал в весе, хотя такой же широкоплечий с выделяющимися мышцами. Изловчившись, Ринат нанёс Коляну сильный апперкот левой, и Колян слегка закачался.