Завещание с простыми условиями

Слегка разочарованная, я достала из кармана золотой ключ и попыталась открыть её, но тут меня постиг еще один удар. Я даже не смогла втиснуть его в замочную скважину. Здесь и ослу было ясно: ключ явно был не от этой двери.

Что же это такое?..

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге появился мужчина моей мечты.

Я взглянула в его глаза и пропала.

Передо мной стоял высокий блондин лет двадцати семи с распахнутыми синими глазами, в полузастегнутой байковой рубахе и спортивных штанах.

– Что это вы делаете, девушка? – удивленно и сурово спросил он.

– Пытаюсь попасть в свою квартиру! – как можно увереннее ответила я.

– Вы, наверно, ошиблись этажом, – предположил герой моего романа. – Это моя квартира, а не ваша.

– Нет, она моя, – принялась путано объяснять я. – Она досталась мне по наследству от отца, вернее, достанется через одиннадцать дней…

– От какого отца? – напрягся симпатяга.

– От моего.

– А ну-ка, пройдите сюда! – Он пропустил меня в маленькую прихожую и закрыл за мной дверь.

– Повторите, пожалуйста, что вам нужно?

– Это улица адмирала Ласточкина, дом девятнадцать, квартира шестьдесят четыре?

– Совершенно верно.

– Ну вот, эту квартиру завещал мне отец, – уже менее уверенно поведала я парню, от которого просто не могла оторвать глаз.

Тот в свою очередь уставился на меня.

– Как же ваш отец мог завещать вам мою квартиру? – с сомнением осведомился он.

– Вашу квартиру? А вы уверены, что она ваша?

Синеокий опять пристально посмотрел на меня.

– Конечно, уверен. Вы или ваш отец просто что-то напутали.

– И вы что же, здесь живете? – подозрительно спросила я, пытаясь заглянуть внутрь через приоткрытую дверь. Что-то не похоже, что здесь семь комнат…

Блондин начал раздражаться.

– Да, я здесь живу и собираюсь жить и дальше.

Внезапно меня осенила новая догадка. Может, это мой брат? Он просто живет в этой квартире после смерти нашего отца, а завещана квартира мне.

Я украдкой оглядела плечистого белокурого парня, пытаясь выявить схожие с собой черты.

По-моему, что-то общее есть. Я тоже высокая, светловолосая…

– А раньше с вами жил ваш отец? – заехала я с другой стороны.

Мужчина моей мечты явно был на грани терпения. Тем не менее, он собрал всю свою вежливость и сухо сообщил:

– Мой отец не жил здесь ни раньше, ни позже. У меня вообще нет отца. Хотя вам, наверное, этого не понять.

– Почему же не понять? У меня тоже нет отца, и никогда не было.

Вслед за этим моим заявлением наступила немая сцена.

Первым опомнился синеглазый Аполлон. Ненавязчиво подталкивая меня к двери, он зачастил скороговоркой:

– Извините, девушка, у меня много дел, приходите в другой раз…

– Нет-нет, вы меня не так поняли! – засопротивлялась я, опасаясь, что блондин сейчас выставит меня вон, и вкратце сбивчиво изложила ему свою историю.

Надо отдать парню должное – он внимательно меня выслушал и ни разу не перебил.

– Даже не знаю, что вам сказать… – наморщил он лоб по завершении моего рассказа. – Дело в том, что вообще-то это квартира моей бабушки…

Эта бабушка – мать нашего таинственного отца.

– А как вас зовут? – со слабой надеждой спросила я.

Сейчас он скажет «Краузенштайн Курт Вильгельмович», и все встанет на свои места.

– Александр Владимирович Дуганов, – единым махом разбил мнимый брат все мои фантазии.

– Марта Печатникова, – в свою очередь уныло представилась я.

– Марта Печатникова? Надо же, вы тезка журналистки из «Живого слова». Она удивительно талантливая девушка!..

– Это я и есть.

– Да–а?! – удивился красавец Александр Дуганов. – Ух ты! А я ваш поклонник, все ваши статьи читаю!

Тут я заметила на тумбочке стопку «Живого слова».

– Какое неожиданное знакомство!..

Да уж!..

– Спасибо за комплимент. Кстати, можно на «ты». А вы чем занимаетесь? – Мне ужасно не хотелось расставаться со столь очаровательным молодым человеком.

– Я художник. Кстати, можно тоже на «ты». Можно просто Саша.

Мы посмотрели друг на друга, проникаясь взаимной симпатией.

Пожалуй, даже хорошо, что он мне не брат.

– Кстати, Марта, а где твое завещание? Давай-ка проверим адрес.

– Завещания с собой нет. Адрес я записала в блокноте.

Я достала из сумки блокнот и, не веря своим глазам, прочла: «Улица адмирала Касаткина, д.19, кв.64».

– Ну вот, видишь, – обрадовался Саша, выхватив у меня из рук блокнот. – Не Ласточкина, а Касаткина! Я же говорил, ты просто перепутала. Эх ты, ласточка-касатка! – добавил он так нежно, что у меня захватило дух.

– Ну что ж, – нехотя придвинулась я к двери, – пойду искать улицу адмирала Касаткина.

– Погоди-ка! – вдруг остановил он меня. – Смотри, у тебя тут сокращенно написано, но не «адм.», а «акдм.» Видишь? – Он ткнул мне под нос блокнот. – Значит, не адмирал твой Касаткин, а академик!

Я посмотрела на запись. Действительно! Это все моя журналистская привычка сокращать.

– Спасибо, – поблагодарила я и в предчувствии неизбежного расставания обреченно добавила: – Мне пора.

– Удачи! – ответил он совсем другим тоном, приветливым и веселым. – Приятно было познакомиться!

– Взаимно.

Я вышла на площадку, и он закрыл за мной дверь.

Больше я его никогда не увижу.

Очень расстроенная, я опять оказалась на улице, подошла к краю дороги и огляделась по сторонам. По дороге неспешно ехали автобусы, троллейбусы, спешили юркие маршрутки, неслись навороченные и не очень тачки, и через некоторое время из-за угла показалось такси. Я отчаянно замахала рукой, такси подъехало и остановилось возле меня.

Я всунула голову в открытое окошко:

– Будьте добры, на улицу академика Касаткина.

Таксист кивнул, но через мгновение недоуменно обернулся и воззрился на меня.

– Куда, простите?

Глухой, что ли?.. Я повторила.

– А где это такая улица?

Кабы я знала, где она, сама бы доехала!

– Вы таксист, значит, должны знать!

– Первый раз слышу, – пожал плечами водитель такси.

Я высунулась обратно и встала у дороги в нетерпеливом ожидании следующей машины. Она не замедлила появиться. Все еще рассерженная на предыдущего шофера – молодого парня – я тормознула ее и с удовлетворением увидела за рулем пожилого мужчину с доброжелательным выражением лица.

Ну, у этого-то, судя по всему, большой стаж работы, город наверняка знает как свои пять.

Я приоткрыла дверцу такси и уверенно назвала адрес.

– Улица академика Касаткина?.. – почесал в затылке предполагаемый знаток города. – А это в каком районе?

– В центре, – подсказала я, рассчитывая, что после этих слов он хлопнет себя по лбу и воскликнет:

– А-а! Это же возле…

Но произошло нечто обратное. Он сдвинул брови, так, что они едва не столкнулись друг с другом, и задумчиво произнес:

– В центре, говоришь?.. А где же это в центре-то?..

Со следующими тремя таксистами повторилась та же ситуация, только с незначительными вариациями.

Находясь в полном замешательстве, я уже не знала, что предпринять, как вдруг услышала оклик:

– Девушка!

Возле меня стоял шикарный черный лимузин.

Удивительно, как бесшумно он подъехал!

Из окна лимузина высунулся человек с узким лицом и длинными русыми волосами.

– Извините за бестактность, но я невольно увидел, как вы безуспешно пытаетесь поймать такси, и решил предложить свою помощь. Не могу спокойно смотреть, когда столь очаровательная девушка выглядит такой растерянной…

Меня немного озадачило, откуда он за мной наблюдал. Я стою тут достаточно давно, чтобы не заметить такую роскошную и – что говорить! – очень редкую даже для нашего крупного города машину. Но эта мысль сразу же улетучилась, я подошла поближе и, ни на что особо не надеясь, робко спросила:

– Вы, случайно, не знаете, где улица академика Касаткина?..

И приготовилась к тому, что он наморщит лоб, мотнет головой и скажет:

– Рад бы помочь, но, к сожалению, о такой улице слыхом не слыхивал.

И тогда я сяду в трамвай, поеду домой, выкину фальшивое завещание на несуществующую квартиру в мусоропровод и сяду писать статью.

Ах, если бы в тот момент я так и поступила!..

Но неожиданно он спокойно сказал:

– Конечно, знаю. Это совсем недалеко. Садитесь на заднее сиденье.

И в этот момент я испытала точь-в-точь такое же ощущение, как вчера с Павлом Корсаковым, когда не могла вспомнить, как попала в свою прихожую. Я как-то моментально оказалась сидящей внутри лимузина, не помня при этом, ни как открывала дверцу, ни как закрывала ее изнутри.

Какие-то мимолетные провалы в памяти. Точно, заработалась!

Лимузин покатил по улице адмирала Ласточкина, увозя меня от дома Саши Дуганова к дому моего отца. В салоне было мягко, просторно и тепло. Я придвинулась поближе к окну, чтобы видеть дорогу, но окна были сильно тонированы и ничего, кроме каких-то размытых очертаний, видно не было.

– А где находится эта улица? – спросила я у водителя.

– В самом центре города. Большая, широкая улица, больше похожая на проспект.

И об этой большой, широкой улице не знали пятеро таксистов! Просто диву даешься, как недобросовестно некоторые относятся к своей работе!

– А кто живет в этом районе?

– В основном, богатые и очень богатые люди. Квартиры там стоят дорого, простым смертным, – он неприятно усмехнулся, – не по карману.

И добавил:

– Я, например, тоже живу на проспекте Касаткина.

Значит, моя семикомнатная квартира все-таки существует.

И скоро я ее увижу!

Меня охватило сладостное предвкушение.

– А на каком общественном транспорте лучше добираться до улицы Касаткина? – Я решила выжать из владельца лимузина максимум информации.

– Простите, как вас…?

– Марта.

– Видите ли, Марта, контингент, населяющий проспект Касаткина – правильнее называть не улица, а проспект, – не ездит на общественном транспорте. Но для исключительных, так сказать, случаев существует пятнадцатый трамвай.

– А откуда он ходит? – Я, как ни странно, не могла припомнить, что когда-либо встречала в городе пятнадцатый трамвай.

Ответ меня весьма озадачил.

– Отовсюду.

Я хотела возразить, что так не бывает, но тут водитель мягко затормозил и, обернувшись ко мне, произнес:

– Вот мы и приехали. Всего доброго.

Я на мгновение встретилась с ним глазами и – опять странное ощущение, уже испытанное вчера – словно заглянула в мертвенную бездонную пропасть. В теплом лимузине вдруг стало очень холодно, но холод был не живой и понятный, как, например, трескучий веселый мороз в канун Нового года, а могильный, безмолвный, засасывающий. Я почувствовала, что уже теряю сознание, и тут же обнаружила, что стою на твердой земле перед ярко сияющей витриной магазина. Воспитание намекнуло, что следует сказать спасибо странному русоволосому человеку, как-никак, он очень меня выручил; однако лимузина и след простыл. Подивившись в который раз, я огляделась по сторонам и с изумлением заметила, что на улице уже смеркается, хотя, по моим ощущениям, должно было быть где-то около часу или двух, как говорили в старые времена, пополудни.

В этот момент где-то сзади раздался явственный бой часов.

Я повернула голову и увидела чудной красоты здание, похожее на башню или ратушу.

Часы пробили семь раз.

Я обалдело уставилась на огромный циферблат.

Семь часов!

Неужели я провела у белокурого красавца столько времени?..

Впрочем, я провела бы еще в два раза больше, будь у меня такая возможность…

Но такой возможности нет и уже не будет.

Подумав об этом, я невольно вздохнула.

Ну ладно, займемся делами насущными.

Стараясь выкинуть из головы прекрасного юношу, я еще раз взглянула на магазин, возле которого меня высадил незнакомец в лимузине.

Магазин выглядел как вполне обычный супермаркет. Внутри маячили полки с товаром, и я вспомнила, что еще не обедала (или не ужинала?). Тут же проснулся зверский аппетит. Пожалуй, стоит зайти и купить чего-нибудь перекусить, вряд ли в квартире есть съестное.

Выйдя из супермаркета минут через двадцать, обвешанная пакетами, я посмотрела на номер дома – 27 – и двинулась наугад в сторону стоящих неподалеку больших домов. Будем надеяться, что дом номер девятнадцать находится среди них. Он должен быть совсем рядом.

В этот момент часы на ратуше пробили девять.

Я не поверила собственным ушам. Я что, находилась в маркете два часа? Хотя, надо признать, случается иногда и такое, в магазине время летит очень быстро, но все-таки два часа – это уже чересчур.

Коря себя за нерасторопность, я прибавила шаг и вскоре среди группы высоток обнаружила девятнадцатый дом. Найти его, к счастью, оказалось легче, чем я ожидала. На углу висела яркая табличка с подсветкой.

Вспомнив указания Павла Ивановича Корсакова, я открыла дверь подъезда и очутилась перед широкой лестницей с резными перилами из черного дерева.

– Ух, ты! – не сумела я сдержать восторга.

Это тебе, фройлейн Марта, не дугановская четырехэтажка.

Справа располагался современный, тоже широченный, лифт. Судя по его дверце, в нем можно было перевезти зараз небольшое стадо коров. Хотя кто повезет в квартиру стадо коров?.. Странно, что мне пришла в голову подобная ассоциация.

Интересно, на каком этаже моя квартира?

В памяти невольно всплыли слова адвоката: «В вашем новом доме, фройлейн Марта, по лестнице не находишься…»

Сгорая от нетерпения, я вошла в лифт и выяснила, что квартира №64 находится на двадцать первом этаже. Что касается лифта, то в нем вполне смогли бы жить, причем, практически не мешая друг другу, четверо иногородних студентов. Трехместные комнаты в общежитии института, где я училась, были немного меньше.

Сооружение медленно поползло наверх, с каждой секундой приближая меня к квартире моего отца.

Наконец лифт остановился, двери раздвинулись, я вышла, и прямо передо мной возникла огромная высокая дверь, судя по всему, из мореного дуба, с массивной деревянной ручкой и табличкой с надписью «64» и чуть ниже «профессор философии В.К. Краузенштайн».

В безмолвном оцепенении я остановилась перед этой дверью.

Глава третья

К этой двери ключ подошел идеально, и она, приоткрывшись с глухим скрипом, пропустила меня внутрь. Оказавшись в кромешной темноте, я стала ощупывать стену в поисках выключателя, и, когда поиски увенчались успехом, зажегся неяркий свет, и я, наконец, увидела помещение, в котором оказалась.

Я стояла в большой прихожей, отделанной, на мой взгляд, в стиле девятнадцатого века; впрочем, в стилях я мало что смыслю. С изумлением осмотрела я антикварный шкаф, дорогой паркет, старинную люстру, оленьи рога, выполняющие роль вешалки, потемневшее зеркало в деревянной раме – казалось, что действие происходит в каком-то заброшенном замке, а не в современной квартире, расположенной в доме с лифтом. На стене висел стилизованный под старину телефонный аппарат. Из прихожей вели три двери: две налево и одна – прямо, а справа располагалась лестница на второй этаж.

Надо же, квартира занимает два этажа!..

Заперев изнутри дверь на несколько замков и цепочку из литого серебра, я сняла ботинки, повесила куртку в красивый шкаф из красного дерева и переобулась в мягкие тапочки с вышивкой и кожаной отделкой, стоящие у двери. Они, очевидно, когда-то принадлежали отцу, так как оказались мне очень велики, но другой обуви поблизости не было.

Я решила начать осмотр с центральной комнаты – ею оказалась большая гостиная, выполненная все в том же, не определенном мною, стиле, с диваном и креслами старинной немецкой фирмы, о чем свидетельствовали замысловатые клейма, картинами в тяжелых рамах, несколькими древними египетскими папирусами с изображениями богов, фараонов и сфинксов, и греческой напольной вазой. На небольшом круглом столике с позолоченной каймой стояла красивая фарфоровая статуэтка в виде девушки, играющей на лютне. На стене висели большие необычайной красоты часы с тяжелыми гирями, украшенные мозаичными портретами незнакомых дам и господ в одеждах королев и мореплавателей. В углу располагался большой камин с затейливой решеткой, отделанный настоящим нефритом, а рядом с камином, у стены, прилегающей к нему с другой стороны, стояло очень красивое пианино черного цвета, с подсвечниками по бокам. Широкие двойные двери, которые до этого я видела только в кино, вели из гостиной в столовую. Она тоже была очень просторной, с большим обеденным столом посередине и рядом стульев с изогнутыми ножками; в старинном буфете с прозрачными стеклами обнаружился сервиз из китайского фарфора: тончайшие блюдца и чайные чашки с причудливыми узорами в китайском стиле: разноцветные утки-мандаринки, китайский император в своем паланкине, духи камней, крестьяне с мулами, и все это было выписано чрезвычайно искусно. Тут же находились изящные бокалы из богемского стекла уже более позднего периода, позолоченные (или золотые?!.) столовые приборы, японский глиняный чайник, тоже расписной, по-видимому, ручной работы, и еще много всего диковинного. Пройдя сквозь полукруглую арку, из столовой я попала в кухню, где некоторые приметы цивилизации не дали мне окончательно впасть в иллюзию. Например, кухонный интерьер, кроме прочего, составляли вполне современная газовая плита и деревянные окна нового образца. В кухне тоже была дверь, которая вывела меня к лестнице, только с другой стороны. Вернувшись в прихожую, я продолжила свои исследования и открыла первую дверь слева. За ней оказалась уютная туалетная комната. Стены здесь были зеркальными, ванная напоминала небольшой бассейн и была выложена мрамором цвета оливок; на полочке висело несколько новеньких полотенец, очень нежных и мягких на ощупь. Последняя дверь на первом этаже вела в кабинет. По стилю он практически не отличался от гостиной: та же тяжелая деревянная мебель темных, глухих тонов, письменный стол, обтянутый добротным красным сукном, большой пятирожковый подсвечник, шкафы почти под самый потолок, с фигурными ручками, набитые какими-то старыми книгами, преимущественно на старонемецком языке…

На втором этаже я обнаружила две роскошно обставленные просторные спальни с большими окнами с низкими широкими подоконниками и еще одну комнату, служившую, скорее всего, гардеробной. Между гардеробной и одной из спален находились еще одна ванная и туалетная комнаты. Вдоль широкого коридора висело несколько светильников, а возле лестницы – такой же, как в гостиной, телефонный аппарат.

Сказать, что я была в немом восхищении – это не сказать ничего.

Не квартира, а мечта!

Радость переполняла меня, выплескивалась наружу, и было необходимо с кем-нибудь ею поделиться.

Я подошла к телефону в раздумье, кого бы поразить оглушительной новостью и, возможно, даже пригласить на рюмочку абсента, как вдруг раздался резкий телефонный звонок.

– Прибыли, фройлейн Марта? – услышала я голос Корсакова. – Ну, каковы ваши впечатления о наследстве?

– Выше всяких похвал, – искренне ответила я. – Я и предположить не могла, что папа жил в такой ослепительной роскоши!

В то время как мы с мамой перебивались с хлеба на воду.

– Да уж не бедствовал! – За этой фразой последовал короткий смешок.

Мне вдруг захотелось узнать об отце больше.

– Павел Иванович…

– Да, уважаемая фройлейн?

Когда же он перестанет называть меня «фройлейн»?!

– Вы ведь близко знали моего отца. Каким он был? Чем занимался? Какую жизнь вел?

– Это не телефонный разговор, Марта Вильгельмовна.

А может, его и пригласить?.. Попросить захватить абсент, отпразднуем новоселье, а там, за разговором…

– Сегодня навестить вас никак не получится.

Он что, мысли мои читает?..

– Да и абсент каждый день не пьют, тем более такими, извиняюсь, лошадиными дозами. Это благородный напиток, напиток богемы.

А кто мне отмерял дозы? Не вы ли, батенька?

Я специально мысленно четко проговорила эту фразу. Что он ответит? Если продолжит эту тему, значит…

У меня даже сердце заколотилось.

– Кстати…

???

– Вы уже видели портрет?

– Портрет?.. – О портрете я совсем забыла.

– Он находится в гостиной.

Никакого портрета в гостиной я не могла припомнить.

– Еще не видела.

– Ну, как же так, фройлейн Марта?

Мне показалось, что его тон стал холоднее.

– Я еще не успела как следует все осмотреть, – смущенно объяснила я.

– Я думал, вам интересна личность вашего отца…

Как он ревностно следит за этим портретом! Что же в нем такого особенного?..

Ладно, в этот необыкновенный вечер прощу ему его занудство.

– Хорошо, сейчас спущусь и посмотрю.

– Вы его сразу увидите.

Сразу я его уже не увидела.

– А теперь желаю вам спокойной ночи, время уже позднее.

Я тоже пожелала ему спокойной ночи и повесила трубку.

И начала спускаться по лестнице в гостиную, чтобы увидеть, наконец, портрет моего отца.

На этот раз я увидела его сразу. Удивительно, как я могла его не заметить? Портрет висел на самом видном месте, прямо напротив двери, рядом с часами. Если сказать откровенно, он меня немного удивил. Я ожидала увидеть обычный портрет, скажем, по грудь или по пояс, где крупным планом выписано лицо. Или, учитывая специфику отцовского жилища, какой-нибудь портрет в старинном стиле, например, в средневековом костюме с жабо, и парике. Такой портрет гармонично вписался бы в интерьер гостиной.

Но висящий передо мной портрет был очень необычным. На дальнем фоне картины чернел непроходимый лес. Перед лесом протекала неширокая, но бурная река, через реку был перекинут мост, и вот на этом мосту, опершись правой рукой на перила и подбоченясь, стоял молодой мужчина, высокий, худощавый, в красивом камзоле и высоких сапогах, как у наездника, и пронзительным взглядом смотрел, казалось, мне прямо в глаза. Он стоял в самом конце моста, там, где река смыкалась с лесом, хотя, на мой взгляд, было бы лучше поместить его фигуру посередине, поближе к веселому зеленому лугу на переднем плане картины, куда выводил мост через реку. Вглядевшись повнимательнее в черты лица мужчины, я отметила, что он, безусловно, привлекателен, однако никакого сходства с собой, как ни старалась, не нашла.

И – странное дело – чем пристальнее я его рассматривала, ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ БЫЛ МОИМ ОТЦОМ, КОТОРОГО Я НИКОГДА РАНЬШЕ НЕ ВИДЕЛА, КОТОРЫЙ ЗАВЕЩАЛ МНЕ ЧУДЕСНУЮ КВАРТИРУ С ЛЕСТНИЦЕЙ, – тем сильнее мне хотелось отойти и опрометью кинуться вон из гостиной. Но оторвать взгляд я не могла, будто он приковал к себе мои глаза.

В эту секунду тяжелые гири на часах шевельнулись, и часы стали мерно отбивать время – десять.

Я перевела взгляд на циферблат и сразу вспомнила о статье.

Отчего-то стараясь не смотреть на портрет, я осторожно выскользнула из гостиной, плотно притворила дверь и издала вздох облегчения.

Ну и напугал меня папаша!

Наскоро поужинав, я решила, что пора определяться с ночлегом.

Расположиться на ночь я решила в одной из спален, оформленной в зеленоватых тонах. Она напоминала номер «люкс» в гостинице. Тут было меньше старины, имелись радиоприемник и маленький телевизор, а узкая дверь вела на балкон, больше похожий на веранду.

Побродив немного по комнате, я, наконец, устроилась на постели, достала блокнот и принялась писать. К счастью, работу удалось закончить довольно быстро, мысль бежала сама, я лишь успевала водить ручкой по бумаге.

(А что делать, если ноутбук остался дома?)

Оставшись весьма довольна собой, я решила перед сном покурить и вышла на балкон.

На балконе дул резкий холодный ветер, и мне удалось поджечь сигарету лишь с четвертого раза. И тогда, с наслаждением затянувшись, я, наконец, подняла глаза, чтобы полюбоваться с огромной высоты панорамой ночного города.

И замерла, потрясенная.

Никакой панорамы не было.

Не было вообще ничего. НИЧЕГО – ни огней, ни силуэтов, ни поблескивающих крыш зданий. Одна сплошная кромешная тьма. Я вытянула вперед руку, и мне показалось, что воздух очень плотный, почти осязаемый.

Заинтригованная, я снова вытащила из кармана свою зажигалку с фонариком на конце и направила луч перед собой.

И не увидела ничего, кроме непроглядной темени, черного, слепого мрака.

Ну что-нибудь должно же быть! Какие-нибудь фонари, фары машин, свет из окон…

Внезапно навалилась страшная усталость.

Завтра утром посмотрю, куда выходят мои окна; может, там какой-нибудь открытый стадион или парк с густыми деревьями. Вот и все.

Мои окна.

Раздевшись, я улеглась в уютную, мягкую постель.

Как же все это здорово!