На самой глубине неба

– И, как вы думаете, почему Сафира так себя ведет?

Льюча запнулся, когда советник назвал его невесту по имени. Он и забыл, что Яксин, уже больше десяти лет руководящий программой переселения землян, знал многих из них и довольно близко. Возможно, он симпатизирует девушке, которую знал с детского возраста, и сердится на него за холодное отношение к ней.

– Я понимаю ее чувства, Яксин, не думайте, что не понимаю, – дипломатично заметил он. – Конечно, ей неприятно, что ее заставляют вступить в помолвку и что половина планеты ждет, когда она начнет рожать детей, возможно, это давит на нее с тех пор, как она сама еще была ребенком. Теперь она, естественно, изливает все это на меня, хоть и знает, что это не по адресу.

Пока Льюча говорил, ему в голову пришла еще одна мысль, до этого не посещавшая его: что, возможно, он неправильно начал разговор с землянкой в их первую встречу. Но в тот момент он был слишком поглощен собственной досадой на то, что его принуждают к помолвке. И он упустил из внимания ее чувства, почему-то исходя из аксиомы, что землянка будет рада заполучить его в женихи. Возможно, он слишком зациклился на собственном звездном образе, с мучительным приступом стыда осознал Льюча.

– И вы как-то учли это в общении с ней? – спросил Яксин так, словно прочитал его мысли. На самом деле это было невозможно: их телепатический уровень был равным – высшим – и не предполагал чтения мыслей, а кроме того, они оба общались с закрытыми блоками, так что не могли воспринимать даже эмоций друг друга.

– Нет, не учел, – признался Льюча, нехотя. – Не сразу.

Советник тактично помолчал некоторое время, чтобы дать ему возможность самому сделать необходимые умозаключения, а потом вновь заговорил, заходя с другого края:

– У Сафиры отличные родители здесь, на Горре. Они многое сделали для нее, но даже они не смогли полностью изменить то, что происходило с ней на Земле первые восемь лет жизни. А там ей приходилось непросто.

– Ее родители погибли? – предположил Эс-Мьийа. Он слышал, как и многие, о том, что для программы переселения, разумеется, выбирали детей-сирот.

– Нет, они отказались от нее.

– Как это? – недоуменно переспросил Льюча. Он мало что знал о диких планетах уровня развития ниже телепатического. А на телепатических планетах родители от детей не отказывались – такое поведение было абсолютно исключено для психически здорового человека, все равно что конечности себе отрезать.

– На Земле так бывает. Больные родители, не способные сами позаботиться о себе, отказываются заботиться и о детях. Их называют "неблагополучными". Означает, как правило, глубинные заболевания психики, алкоголизм, наркоманию. Эти люди не работают и ведут асоциальный образ жизни. А дети их оказываются в очень неприятных сиротских учреждениях, пребывание в которых, в свою очередь, нещадно вредит психике, ведет к тем же проблемам, что у родителей, и нередко – к гибели.

– Я ничего не понимаю. Зачем так поступать с детьми? Там что, на Земле, совсем нет нормальных семей? Некому о них позаботиться? – ошарашенно осведомился эс-Мьийа.

– Земляне не всегда настроены на заботу о чужих детях, – грустно улыбнулся Яксин. – Это зачастую сложно, поскольку нет нормальных способов вылечить психику ребенка. Кроме того, абсолютное большинство взрослых землян психически травмированы, в той или иной степени. Мало кто способен на полноценную эмпатию. Чаще они отгораживаются от собственных чувств.

– И Сафира…

– Да, и она тоже. Ее детские травмы не долечены.

Льюча провел ладонью по лицу, негромко выдохнул:

– Я не уверен, что смогу ей помочь.

– Вы не обязаны. Но у вас помолвка, так или иначе. Так что попробуйте узнать ее.

Льюча прикрыл глаза и кивнул. А когда открыл – в них светилась решимость.

– Мне нужна консультация психолога, – заявил он.

– Хорошо, что вы сами это предложили, – кивнул Яксин. – Потому что у меня уже две жалобы на вас.

– Странно, что она не написала три или четыре. У нее был целый вечер, – фыркнул Льюча.

– Сафира не является автором ни одной из них, – качнул головой советник. Его эмоции по-прежнему оставались непроницаемыми. – Одна из них от ее родителей, которые возражают против вашего путешествия в Алкуну без согласия Сафиры.

– Какое путешествие? Мне надо было работать. Я бы отложил свидание, но помолвка-то у нас принудительная. Или мне все же можно отменять свидания?

– Нельзя, – покачал головой Яксин. – И поэтому я отклоняю эту жалобу. А вот вторая беспокоит меня больше, потому что ее написала врач, которая вчера оказывала помощь вашей невесте. Она полагает, что вы причинили вред ее здоровью своими небрежными действиями.

– Я сканировал ее.

– Но Сафира не переносит глубокого сканирования.

– Но я об этом не знал. И она нарочно мне не сказала.

На этот раз Яксин молчал достаточно долго, чтобы Льюча успел почувствовать себя полным идиотом. Причем жалким идиотом. Он не мог припомнить, когда в последний раз перед кем-то в чем-то оправдывался. На работе он привык брать на себя ответственность за все, включая мельчайшие промахи подчиненных, которые никак не мог предотвратить. Почему же сейчас ему оказалось так невыносимо тяжело признаться, что он дал маху с землянкой?

– Ладно, я признаю, что… – начал он после долгих размышлений, но тут заговорил и советник, перебивая его:

– Зная Сафиру, я полагаю, что вы говорите правду, Льюча. Но все же я должен вам заметить, что запугивание невесты на первом свидании не является лучшей тактикой ее обольщения.

– Я не собирался ее…

– Это также не сработает, чтобы оттолкнуть ее, – отрезал Яксин, предупреждая его возражения. И на этот раз послал ему телепатическую улыбку.

– А это еще почему? – с интересом осведомился Льюча, тактика которого заключалась именно в этом.

– А потому, что, зная Сафиру, я предположу, что она захочет вам отомстить, эсте эс-Мьийа, – весело заключил Яксин.

* * *

На следующий день она поняла, что Авлина все-таки прониклась. До ее матери дошло, что Сафира действительно не хочет этой помолвки, когда она увидела лицо дочери после свидания длиной в сутки.

При Льюче, этом мерзком самовлюбленном тиране, она еще держалась, но когда пришла домой, ее начало трясти и она разразилась слезами при обоих родителях, размазывая их по щекам, словно пятилетний ребенок, бессознательно действуя на все их инстинкты опекунов и защитников.

– Он запретил мне учиться. Меня выгонят из ака… академии… я два года поступала, – выдавливала она сквозь всхлипы. – Он хочет разрушить всю мою жизнь.

Взволнованные родители, переглядываясь, в течение часа вытягивали из нее все подробности их общения с Льючей, после чего Ланиш отправился писать жалобу советнику Яксину эс-Фарфе, а Авлина заключила ее в объятия, негромко успокаивая, обещая, что отец непременно поможет, поговорит с ее женихом.

– Ты хотя бы пробовала объяснить ему, как это важно для тебя?

– Нет. Если бы только его видела… такому человеку бессмысленно что-либо объяснять.

– Любому можно что-то объяснить, – мягко заметила мама, поправляя ее волосы. – Разумеется, он был растерян после твоего приступа.

– Он сам меня довел!

– А ты сказала ему о своей непереносимости сразу после увода? – с теплой улыбкой спросила Авлина. Она хорошо знала свою дочь.

Сафира вздохнула:

– Нет, не сразу. Я подумала, что было бы неплохо сбить с него спесь.

– Это нехорошо, Сафира. Видишь, ты сама отчасти натолкнула его на мысль запретить тебе рисковать.

– Он нарочно это сделал, – снова всхлипнула она.

– Необязательно, – успокаивающе произнесла Авлина. – Просто твой приступ напугал его. Эсте эс-Мьийя выглядит довольно ответственным молодым человеком, так что это могло всерьез смутить его.

– Что же мне теперь делать?

– Попробуй договориться с ним. Но для этого придется вести себя намного послушнее. Мужчины упрямы. Но их можно обхитрить, уступая по мелочам.

– Я не смогу, мама.

– Ты еще не пробовала.

На следующий день, едва дождавшись, когда отец улетит на работу, а мать – по делам, Сафира принялась собирать вещи. Это был первый день ее учебы, и она не собиралась пропускать его, вне зависимости от того, что сказал ее невыносимый жених. За полубессонную ночь она все успела обдумать. Советы мамы, конечно, хороши, но лишь для такой женщины, которой являлась сама Авлина.

Ей, Сафире, такая тактика не подходила совсем. Даже если каким-то чудом ей и удастся ненадолго стать послушной, то рано или поздно она все равно сорвется. А, кроме того, строить из себя какую-то другую девушку было глупо: очевидно, что такому человеку, как Льюча, она не подойдет в любом случае, даже если вылезет вон из кожи в попытках понравиться. Его внимания добивались самые красивые горианки на планете и пока безрезультатно.

Бегло изучив прессу, Сафира в этом убедилась, хотя, конечно, горианские газеты не писали впрямую ни о каких романах, невозможных на Горре без нарушения приличий, но зато там было написано, что во время прошлого турнира маленькие записочки с пожеланием успеха для Льючи пришлось упаковывать в огромную коробку в половину человеческого роста. Безусловно, испытывать дефицит женского внимания ему не приходилось. Так что вставать в очередь за благосклонностью этого человека, очевидно, было бы безумием – лучше потратить время на дополнительные тренировки и сохранить достоинство.

Однако в транспортере до Шейехара Сафира внезапно поняла, что далеко не все ее мысли, как несколько дней назад, посвящены предстоящим ныряниям. Она поймала себя на том, что, глядя в окно невидящим взглядом, мысленно проигрывает встречу с Льючей эс-Мьийа заново и, вместе с тем, погружается в чувства, которые совершенно не хотела бы сейчас испытывать. А именно: бессилия и злости.

К своей досаде, она поняла, что ему удалось напугать ее и спровоцировать на, мягко говоря, не слишком адекватное поведение. В отличие от нее, он казался таким уверенным и спокойным. И теперь она вынуждена крадучись ехать на учебу, словно совершает какое-то преступление. И вздрагивать от каждого писка коммуникатора – что, если он напишет ей сообщение и захочет встретиться сегодня?

Подавленная своими сомнениями, Сафира достала коммуникатор, на который еще несколько дней назад скачала огромный свод рекомендаций службы помолвок на Горре. Но по-настоящему захотела прочитать его только после свидания с Льючей. Только тогда ей стало понятно, как важно знать правила и, самое главное, свои права.

Погрузившись в чтение, Сафира очнулась только в самом Шейехаре, причем, когда большинство пассажиров уже покинули транспортер. Подхватив вещи, она вышла наружу, слегка озадаченная. Но в главном успокоенная. Во-первых, из правил она почерпнула, что пре-сезариат жениха не безграничен: теоретически, конечно, он имел право указывать ей, что делать, и наказывать за различные проступки, но лишь в том случае, если считал ее поведение вредным или опасным. При этом она была вправе распоряжаться своей жизнью: учебой, работой и даже досугом.

Поэтому, если Льюча не докажет со справкой врача, что учеба действительно вредна ей, то со своими требованиями прекратить занятия он может идти пешком до Шаггитерры или даже куда подальше, весело размышляла Сафира. И разъезжать с ним по всей планете она тоже не обязана: не чаще одной поездки в неделю, было написано в правилах.

Расстраивало, правда, то, что невесте особо рекомендовалось быть уступчивой, избегая споров с женихом, и внимательно его выслушивать, но в эту часть Сапфира вчитываться не стала, раздраженно перелистнув страницу. Внимательному изучению с ее стороны подверглись только два раздела: обязанности жениха и права невесты. Остальное – для тех девушек, которые действительно хотят выйти замуж. А поскольку исход помолвки предрешен, ее это не касается, решила она.

* * *

На подлете к центру организации помолвок Льюча почувствовал нарастающее раздражение. Ему пришлось хорошенько задуматься прежде, чем найти причину – недовольство собой. Он впервые в жизни летит к психологу, потому что с чем-то не справляется. Ох, это – и правда – крайне неприятно было сознавать. Из-за какой-то дурацкой помолвки, подумать только.

Льюча эс-Мьийа привык с легкостью справляться с задачами, перед которыми пасовали многие другие. Он с юности не робел перед серьезными вызовами и высокопоставленными персонами. Он словно заранее знал, что непременно добьется успеха – и добивался его. В двадцать с небольшим он легко устроился на работу в Службу охраны, через пару лет предложил концепцию улучшения ее работы и вскоре добился повышения.

А затем, неожиданно для себя, получил приглашение к Сезару вместе с возможностью презентовать новый проект планетарного масштаба. И вот теперь, вместо того, чтобы заниматься его реализацией и контролем над тем, чтобы все было сделано, как надо, он вынужден лететь к психологу и обсуждать с ним ранимую психику землянки, которая его совершенно не интересовала… ну, разве что, совсем немного.

Женщины никогда не входили в список главных его страстей. Льюча любил свою работу, обожал решать сложные задачи головой и в то же время получал огромное удовольствие от физических тренировок. Полеты, борьба, тренажеры – и на турнирах, и в небе, и в спортивном зале ему нравилось добиваться результата, превосходя многих других. Что делать с женщинами, он не понимал.

Как и многие другие горианцы мужского пола, Льюча уже лет с шестнадцати познал все радости физической любви. Он не против был время от времени залететь в дом удовольствий, выбрать шаггитеррианочку покрепче и вдоволь с ней покувыркаться. Когда он разбогател и купил просторную квартиру, то стал просто брать девушек к себе домой и развлекаться в собственной комнате для слияний.

Ему нравилось ощущение мягкого женского тела, которое можно гладить, добиваясь мурчания и стонов, ему нравился секс, и ему даже нравилось платить за него, наблюдая за вспышкой бесхитростной радости слабоумных девушек при виде денег и традиционных подарочков-украшений.

Но если с шаггитеррианками все было ясно, то с горианками Льюча всегда ощущал себя неловким. Он понимал, почему привлекает внимание, но в его планы не входила женитьба, а просто флиртовать с девушками он не умел и не видел в этом ни малейшего смысла. Особенно с молоденькими, лет шестнадцати-семнадцати, которые часто подходили за автографами и мучительно краснели, стоило ему взглянуть в их сторону.

А еще он частенько чувствовал, что они принимают его за кого-то другого, потому, что сталкиваясь с проявлениями его резковатого характера, девушки ужасно обижались. Например, когда после прошлого турнира к нему подошла дочь одного из советников Сезара. Жутко стесняясь, молодая девушка лет семнадцати сообщила, что поспорила с подругами на пятьдесят кредитов, что поцелует его в щеку.

Поскольку Льюча никак не отреагировал, продолжая непонимающе смотреть на девушку, она спросила, не мог бы он помочь ей. И тогда, не думая ни минуты, а точнее, думая в тот момент о чем-то совсем другом, он просто достал из кармана карточку, готовый перекинуть пятьдесят кредитов на ее счет.

Позже он несколько раз вспоминал малиновое лицо той девушки и смертельное оскорбление в эмоциях – и думал, почему просто не наклонился тогда, чтобы поцеловать ее? Ведь в поцелуе в щеку даже не было ничего особенно неприличного, что могло бы создать для него малейшие неприятности с ее семьей. Просто он искренне не успел понять, чего она от него хотела и зачем, и как лучше поступить. А когда понял, было уже слишком поздно.

Возможно, поэтому Льюча и медлил с заявлением на помолвку. Он все еще не считал, что готов к этому, и в то же время ему совершенно не хотелось анализировать причины. А теперь, возможно, придется. Черт бы побрал эту дурацкую программу с землянками.

Осторожно приземлившись на небольшую площадку, Льюча поспешил внутрь. Ему вовсе не хотелось, чтобы его видели здесь, в средоточии романтики и людей, жаждущих найти вторую половину: если об этом узнает пресса, то одному космосу известно, как будет чувствовать себя Сафира. Он-то привык, что про него строчат всякую ерунду, а эта ершистая кнопка, возможно, будет не рада.

К счастью, нужная ему комната располагалась близко от входа, и уже минуту спустя Льюча остался наедине с психологом. Который – он едва подавил стон – тоже оказался женщиной.

– Меня зовут Мелана эс-Лейке, – представилась миловидная жизнерадостная горианка лет тридцати.

Пригласив его войти и присесть, она послала телепатическую улыбку:

– Вы предпочли бы психолога-мужчину, эсте эс-Мьийа?

Да. Он предпочел бы мужчину. Он привык общаться с мужчинами – на работе его окружали в основном они, как и на тренировках. Мужчины лучше в любых отношениях – с ними все намного проще и понятнее.

– Ясно, – улыбнулась она снова в ответ на многозначительную паузу. – К сожалению, в нашей программе с землянами работают в основном женщины, и вам придется…

– Я не против поговорить с вами, – перебил Льюча, с трудом удерживаясь от желания взглянуть на часы. Пол утра он провел в кабинете Яксина, ему давно уже надо было на работу, но он не любил откладывать неприятное в долгий ящик, поэтому согласился посетить психолога сразу.

– Хорошо. Вы расскажете, в чем возникло затруднение?

– В том, что мы оба не хотим этой помолвки. А моя невеста провоцирует меня.

– Вам придется рассказать мне больше, – с прежней милой понимающей улыбкой сказала психолог, и Льюча едва не заскрипел зубами.

– И открыть эмоции, – прибавила она, явно натолкнувшись на его блоки.

– Зачем? – вырвалось у него, и ее взгляд из просто жизнерадостного превратился в насмешливый.

– Чтобы я могла вам помочь, – ровным тоном сообщила горианка.

После того, как Льюча, скрепя сердце, рассказал Мелане об обстоятельствах его свидания, девушка понимающе кивнула и поднялась из-за стола.

– Я думаю, нам следует начать с простого перевоплощения. Я попрошу вас встать вот здесь, перед зеркалом, эсте эс-Мьийа, и ненадолго закрыть глаза.

Льюча поднялся, встал, куда она велела, и послушно закрыл глаза.

– Покажите, какого роста ваша невеста.

– Вот так где-то, – он отметил уровень середины своего плеча. – Примерно, как вы или чуть меньше.

– Очень хорошо. А теперь представьте, что вы сами стали такого роста. Не открывайте глаза, пока не представите это как следует.

– Хорошо.

На воображение Льюча не жаловался. Но становиться ниже ростом ему не хотелось – поэтому пришлось потратить какое-то время над мысленным "ухудшением" себя.

– Есть ли какая-то разница в том, как вы теперь себя чувствуете? – осведомилась горианка, когда он дал знать, что закончил.

– Я ведь открыл эмоции, – огрызнулся Льюча, даже не понимая, почему испытывает такое раздражение. Ему совершенно не хотелось отвечать на дурацкие вопросы.

– Я могу их неверно интерпретировать, – мягко возразила девушка. – Я чувствую, что вам стало немного неуютно. Чувствуете ли вы себя слабее? Более беззащитным?

– Я могу открыть глаза?

– Пока нет. Ответьте мне, пожалуйста.

– Нет, я не чувствую себя беззащитным! Ну… может быть, лишь немного.

– Каким вы себя чувствуете?

– Не знаю. Мне нравится мой рост. Мне не нравится идея о том, чтобы быть ниже, – честно признался Льюча.

– Хорошо. Но почему?

– Так я чувствую себя сильнее, – сдался он.

– Хорошо. А для чего вам нужно быть сильнее?

В эмоциях горианки Льюча чувствовал удовлетворение и спокойствие – и его это тоже успокаивало. В какой-то момент он расслабился и решил, что ничего страшного нет в том, чтобы поговорить с кем-то откровенно.

– Для соревнований. Для работы. Да для всего, – пожал он плечами, переминаясь с ноги на ногу.

– А давайте теперь представим, что вы, будучи такого маленького роста, как ваша невеста, встречаете человека такого размера, как вы. Что вы почувствуете? – совсем негромко, очевидно, чтобы не мешать его визуализации, спросила психолог.

– Я…

– Откройте глаза. Посмотрите на себя в зеркало, только представьте, что это другой человек. А вы – маленького роста. И не очень уверены в своих силах.

Льюча открыл глаза и едва не вздрогнул. У него и впрямь отлично работало воображение – так, что вместо своего отражения в зеркале он увидел громадного угрюмого типа, без особой доброжелательности глядящего прямо на него. И, на секунду поверив в то, что и в самом деле мал ростом, он вовсе не симпатизировал этому здоровяку.

Когда он моргнул, иллюзия исчезла, но осталось мощное впечатление, и он резко повернулся к девушке:

– Я выгляжу пугающе?

– Это вы сказали, эсте эс-Мьийа, – улыбнулась Мелана и жестом снова указала ему на кресло. – Лично меня вы не пугаете, но, судя по тому, что вы только что рассказали, у вашей невесты сложилось другое впечатление. И вы сами только что заметили, что вам нравится ощущать, что вы сильнее, во всех сферах жизни. Нравится ли вам это с невестой?

– Это же не преступление. Я мужчина.

– А я и не говорила, что это преступление. Почему вы так решили?

Льюча смотрел на психолога, вновь чувствуя себя озадаченным.

– Я не собирался запугивать ее. Просто не хотел ей нравиться.

– Почему?

– Потому что… ну… это не настоящая помолвка, и она, скорее всего, закончится ничем.

– Но ведь вы подобраны…

– Я не хочу обижать ее, – вырвалось у него прежде, чем Мелана договорила фразу.

На несколько секунд воцарилась тишина.

– Вам раньше доводилось обижать девушек?

– Да, – нехотя признался он, отводя глаза, мгновенно вспоминая ту девчонку, которая хотела поцеловать его.

– Давайте немного поговорим об этом.

Эмоции психолога показывали, что Мелана очень довольна. Открытые эмоции Льючи указывали на отчаяние.

Глава 3.

К разочарованию многих студентов-первокурсников их первое занятие не включало никаких погружений на глубину, даже на небольшую. Тренировка проходила в бассейне, и нырять им предлагали по самой поверхности и то – совсем ненадолго.

Сафира, как и большинство поступивших, уже умела задерживать дыхание дольше трех минут, а им предлагали делать это лишь минуту-полторы.

– Вашему эго здесь не место, – ответил тренер на все возражения учеников против такой программы. – Если кто-то рвется в первый год ставить планетарные рекорды, пусть сразу несет документы на отчисление – и вперед. Только учтите, что ваше достижение может стать последним, что вы сделаете в жизни. Телепатический дайвинг – один из самых опасных видов спорта на планете, и первый по числу погибших.

Хотя Сафира и хотела, как и другие, увеличивать свои возможности, но она понимала, что тренер говорит правду. Ей и самой доводилось читать про погибших. Море – жестокая штука. Но погибнуть можно и в бассейне, если нырнешь чересчур надолго и потеряешь сознание. Поэтому тренировались все в парах, не только помогая войти в транс, но и наблюдая друг за другом. Если кому-то доводилось перестараться, так, что его мозг внезапно отключался от нехватки кислорода, наблюдатели быстро замечали и вытаскивали тонущего.

Парой Сафиры, к ее величайшей радости, оказался ее давний знакомый Фемир, с которым они ныряли со школы. Фемир тоже обрадовался, и они без удержу болтали до и после тренировки, когда им дали время перекусить перед лекцией.

– Что ж… хотя бы размялись, – жизнерадостно отметил он, выходя из мужской раздевалки с мокрыми волосами.

– Мне кажется, они просто хотят убедиться, что мы готовы к настоящим занятиям. Понятно, для академии безопасность на первом месте.

– Их можно понять, – пожал плечами Фемир. – А ты куда-то пропала после дня рождения. Думал, придешь понырять.

Сафира метнула на друга быстрый взгляд, потом вздохнула:

– Дело в том, что я теперь помолвлена. Была занята с женихом.

Ее друг, весь день выглядевший жизнерадостно, вдруг смешался, словно налетел на невидимую стену. И растерялся:

– О… ну… поздравляю!

– Не с чем, – отрезала она, набирая еды из автоматической системы заказа.

– Как это? – удивился Фемир, во все глаза глядя на нее. Но Сафира не отвечала, поэтому горианцу осталось только продвинуться за ней и заняться отбором еды для себя.

– Погоди-ка, – сообразил он, когда они уже садились за столик. – Это потому, что ты землянка, да? Ты не можешь отказаться?

– Могу, но только через два месяца, – нехотя пояснила она, впиваясь зубами в свежую булочку с сыром.

– И он тебе не нравится? – хмуро спросил Фемир, наблюдая за ее лицом. Как и у многих горианцев, у него было повышенное чувство ответственности за всех близких женщин, и, наблюдая за переменой эмоций друга, Сафира уже пожалела, что сказала ему. Но до этого ей и в голову не приходило, что ее приятель примет это близко к сердцу. Ощутив серьезное беспокойство в эмоциях друга, она поспешила смягчить сказанное:

– Он не плохой, просто не подходит мне.