Диадея

На секунду все озорство покинуло ее. Ао заподозрил, что сейчас на него обрушится поток критики, но затем дух ребячества к ней снова вернулся, а вместе с ним и оценивающий взгляд сменился уважением.

– Вы меня раскусили. В этом и заключалась идея картины. И вы пока единственный из моих гостей, кто осмелился сказать об этом вслух. Обычно говорят что-то вроде, – и она стала перечислять, изображая голоса: «ах, какая она прелесть!», «вы точно цветок, Анита», «улыбка вам к лицу, Анита, улыбайтесь всегда, как на картине» и т. д.

– В награду за вашу честность, – продолжала она, – я скажу вам по секрету, что эту картину написал один из величайших художников – Эрон Эмегретте, и она стоит больше, чем все остальные картины в этой гостиной, вместе взятые. Но пока я жива, ценника на ней не будет. Эрон написал ее для меня в качестве подарка, а я позировала ему в качестве шутки. Превосходно получилось, правда?

– Правда, – согласился Ао. Он действительно так считал.

– Вы не знаете Эрона Эмегретте? – спросила Анита, заметив, что имя художника не произвело должного впечатления.

– Знаю, – сначала вздумал соврать Ао, но, пока быть правдивым оказывалось выгодно, он решил уточнить. – Вернее, я знаком с его работами, к сожалению, очень поверхностно, но я о нем много слышал. Хотя, если честно, я довольно далек от мира искусства.

– Для человека, далекого от мира искусства, вы достаточно к нему внимательны. А главное – вы способны быть в нем правдивым. Правдивость делает искусство настоящим, – сказала она так, словно кого-то цитировала. – Правдивость в искусстве – удел сильных людей, остальные занимаются притворством и потаканием.

Разговор об искусстве снова сделал ее серьезной и даже слегка взволнованной, как решил Ао, на пустом месте. Как часто Анита колется? Может, она была влюблена, когда позировала для портрета? Возможно, искусство для нее – средство любовной связи с этим художником, Эроном, и потому имеет особую значимость.

– У нас в доме есть галерея. Некоторые картины я сама выкупала у художников с разных концов света. Приходилось искать их по всей Миросфере! – мечтательно сказала она, будто этого еще не было и только должно произойти. – Хотите посмотреть?

Пусть Ао и не имел особого интереса к творчеству художников, он и не подумал отказываться. Ему хотелось осмотреть здесь каждую комнату и узнать ее тайны, которые, к слову, могут оказаться очень полезными. Они поднялись в галерею, расположенную в одном из залов на втором этаже.

– Только у нас не очень много времени, – предупредила она его по дороге. – Отец обещал вернуться к вечеру, и лучше бы вам с ним не встречаться.

Ао не спросил, почему. Он догадывался: дело тут не только в скрытой цели его визита, иначе их встреча не состоялось бы в доме у Гердских. Деликатность не позволила ему уточнить настоящую причину.

Галерея протянулась на несколько залов, где размещались скульптуры и артефакты с других планет. Анита обходила их стороной, обращая внимание гостя, в основном, на картины. Хотя говорила в основном Анита, беседа обоим доставляла удовольствие. Девушка рассказывала о картинах, и диковинные пейзажи с других планет вдруг захватили Айина. Он даже представлял, что Вселенная может быть настолько причудлива, хотя не раз исследовал космос через нэйронет.

Особенно его впечатлил «Лунный океан». На этой картине изображалась бескрайняя водная даль, на первый взгляд, мирная и успокаивающая. Но чем больше Ао в нее вглядывался, тем более странные видения находили его среди волн. Моряки, что осмеливались отправиться по Лунному океану в плавание, редко возвращались. Он обладал психотропными свойствами, и путешественники уже сами отождествляли себя с океаном и оставались в нем навсегда, испытывая при этом изощренное блаженство. Из-за этой причины Лунный океан привлекал самоубийц со всего мира. Ао погрузился в картину и, кажется, начинал понимать тех, кто хотел остаться с волнами навсегда. По словам Аниты, смотреть на эту картину слишком долго опасно: она способна вызывать психические расстройства. Девушка поспешила отвести его в сторону.

По большей части, они останавливались перед картинами Эрона Эмегретте. Ао понравился Аните, потому что с ним она могла говорить о возлюбленном. Пусть она говорила лишь о его творчестве, этого было достаточно. С каждой картиной Эмегретте у нее была связана какая-нибудь история в пределах творческой жизни художника, но Ао понимал, что скрывается за ее словами.

Любовь запретна, и разлученные влюбленные порой испытывали невыносимое одиночество, обостренное еще и тем, что были вынуждены скрывать свои чувства от окружающих. Секретность – разумная и оправданная мера предосторожности, ведь если о них узнают, то осуждения и проблем с полицией не миновать. Ао тоже не мог полностью избавиться от некоторой предвзятости к своим клиентам, но он боролся с самим собой, стараясь не смотреть на них как на больных и зависимых наркоманов. Они должны стать для него инструментами возможностей. Их следует уважать. По крайней мере, делать вид.

Было что-то трогательное в том, с каким чувством говорила Анита о каждой картине Эмегретте. Девушка все больше проникалась к Ао взаимной симпатией. Ей был необходим человек, с которым она могла говорить об Эроне, пусть и таким, завуалированным в полотнах, способом.

Айин слушал ее с удовольствием по иной причине. Ему льстило внимание этой богатой девчонки, особенно после презрительного взгляда сторожа и мраморной вежливости лакея. Для таких случаев на вырученные деньги наркоторговец впоследствии решил купить несколько дорогих костюмов. Венерианцы и без того уделяли внешности претенциозное значение, а тут еще вставал вопрос о его финансовом благополучии.

Кроме того, слушая ее и вставляя собственные краткие реплики, Ао все больше проникался мыслями и надеждами, перерастающими во вдохновляющую уверенность, что он не ошибся и любовь станет для него пропуском в высшее общество, где он сможет найти союзников для борьбы за «бессмертие».

Время пролетело слишком быстро. Ао, опасаясь встречи с отцом Аниты, напомнил ей, что вечер уже скоро, и они оба с сожалением вынуждены были расстаться.

– Если бы я знала, что вы окажетесь столь интересным собеседником, я бы заказала у вас больше любви! – сказала она, прежде чем они вышли из галереи.

– Зато, когда она закончится, будет повод встретиться еще раз.

Ао вытащил из пиджака сверток с наркотиком и вложил ей в руки.

– Верно, – обрадовалась она. – Я подумаю насчет ферротрама и вашего грандиозного маршрута.

Она передала ему конверт с деньгами и выразила надежду на скорую встречу. Ао заверил ее, что она непременно состоится. На самом деле, Анита в любой момент могла попросить отца достать специальное разрешение на индивидуальный полет в гравикаре прямо над городом. Ферротрамы не представляли для нее никакого интереса.

На обратном пути Айин не обратил на сторожа внимания, напрочь позабыв о его существовании. Тот, заметив, какой у гостя при этом довольный вид, почувствовал себя вдвойне оскорбленным. Сначала Ао хотел отправиться в магазин стройматериалов и купить лазерный выжиг, чтобы проделать в полу платформу для тайника, но визит к Гердским навеял ему иное настроение. Со свойственным ему порой легкомыслием он снова отбросил то, что следовало сделать уже давно.

У него возникло какое-то смутное, как будто знакомое чувство, хотя впервые оно проявилось столь отчетливо. Он сам не мог его себе объяснить. Каждая деталь окружающего мира вдруг стала особенной и требовала своего выражения. Улочки Центральной Виены ожили, затанцевали под невидимый музыкальный ансамбль, а он стоял в самом его центре. У всего здесь был собственный мотив, своя история, эмоция, оттенок, тайна. Крикливые шляпки девушек – охотниц на моду, шумные кареты с вытянутыми наездниками, кривляющиеся Блюстители Мод, соперничавшие в пышности усадьбы, глянцевый небосвод – у каждого объекта он находил нечто новое, какой-то иной смысл, другой язык. Они хотели ему что-то сказать, но Ао их не понимал и не понимал себя в тот момент.

Отдавшись этому чувству, он вдруг испытал потребность взять кисть и передать на холсте загадку улицы, по которой он неспешно шагал. Увы, отдаться вдохновению он не успел. Мелодия красоты оборвалась: его окликнул чей-то голос.

Ао обернулся.

К нему подошел коротконогий БМ в летах и с важным видом потребовал Модную Книжечку, где собирался записать замечание по поводу внешнего вида. Сначала Ао подумал, что это ошибка. Сегодня он специально надел свой лучший костюм, зная, что ему предстоит заехать в Центр.

– Вид у вас сияющий, а вот ваш костюм будто сшит на фабрике по производству фартуков. Где вы такой взяли? Такое уже лет десять не носят! Да, мода порой возвращается, она подобна колесу времени, но черед вашего костюма еще не наступил и, надеюсь, еще наступит не скоро. Я вынужден написать вам замечание в вашу книжечку, подайте ее сюда, пожалуйста.

– К сожалению, у меня ее сейчас с собой нет…

У Блюстителя Мод расширились глаза от изумления. Ао даже не успел договорить, как ему пришлось выслушать поучительную речь о важности сохранения стиля и атмосферы Центра, где состоятельные люди платят налоги, в том числе и за эстетику. Устав о соблюдении панорамы улиц Центрального района написан не случайно, а такие, как он, Ао, наплевательски относятся к благоустройству собственного города. Потому он будет оштрафован в размере 1000 идий, и еще 1000 за отсутствие книжечки.

Ао, сохраняя внешнее спокойствие, сказал, что он бедный студент и что он тотчас сделает книжечку, если БМ его сейчас отпустит, но уговоры были бесполезны. Пришлось заплатить. БМ взял деньги в полной уверенности, что хитрец его обманул, только бы не получить замечания в книжечку. Многие так и делали. Ао был одет не совсем по моде, но все же с развязной элегантностью. БМ видел, из какого проходимец вышел дома, поэтому и проявил к нему интерес.

С тех пор как Айин переехал в Виену, он был уверен, что уж ему-то никогда не придется опускаться до столь унизительной процедуры. Он вспомнил следователей ОБЛ, рассевшихся у него на диване, под которым лежал тогда и лежит до сих пор чемодан с любовью. Чего им стоит в следующий раз прийти с орденом на обыск и заглянуть под него?

Айин с поразительной неблагодарностью испытывал звезду удачи. Наконец-то он осознал ее урок. И сразу поблагодарил Блюстителя Мод за внимание и даже чуть было не дал еще 1000 идий, но вовремя опомнился и помчался в строительный магазин за инструментами. Странное чувство после общения с Анитой в галерее исчезло. Остался только след – желание прикоснуться к чему-то прекрасному, который Ао вскоре тоже потерял. Но сердце его запомнило, ведь оживают не только улицы.

13

Ао получал заказы почти каждый день. За пару недель он заработал порядка 60.000 идий. Прежде у него никогда не было столько денег, и если бы он не побывал в доме у Гердских, то возомнил бы, что уже разбогател.

Почти все клиенты принимали его с преувеличенным радушием. Им хотелось наладить с ним доверительные отношения, чтобы иметь возможность приобрести любовь по первому же требованию. Но однажды произошло событие, ставшее исключением.

Один обустроившийся в Центре богач, Форин Арв, торговец популярной сети магазинов одежды, пригласил Ао к себе в дом, чтобы купить у него сразу 1000 граммов любви. На эту встречу наркоторговец надел сшитый на заказ костюм за 36.000 идий и туфли за 15.000. Под впечатлением от самого себя он полагал, что дороговизна костюма придает ему солидности.

Дом Форина Арва был не очень роскошен по сравнению с домом Гердских. Правда, Ао не успел толком ничего рассмотреть. Форин встретил его лично и сразу провел к себе в кабинет. Он не предложил гостю сесть, зато уселся сам за беспорядочно заваленный голограммами письменный стол и грозно посмотрел на Ао. Его черные волосы блестели. Видимо, он красил их, потому что уже начинал седеть и опасался насмешек. К седеющим людям венерианцы, как и к другим проявлениями бедности и старости, относились с бескомпромиссным презрением.

– Как же я ненавижу любовь! – не очень любезно начал Форин.

Он был мрачен – под стать своему кабинету, где свет падал лишь из окна, к которому он сидел спиной. Его лицо пряталось в тени и походило на морду толстеющей летучей мыши. Ао решил, что прозвучала какая-то нелепая шутка, и старательно рассмеялся. Смех его оборвался почти сразу после того, как он прочел на лице Форина искреннее отвращение.

– Я рад, что мы с тобой встретились, наркоторговец. Раньше любовь заказывала моя жена. Втайне тратила мои заработанные честным трудом деньги на эту грязь. Когда я, добросовестный гражданин, заключал с ней брачный контракт, то и подумать не мог, что эта… – тут он сжал кулаки и с трудом сдержал ругательства. – Что она опустится до такого уровня! Она потащит нас всех на дно, мою семью, мое будущее, мое состояние! Все, что я строил, все, к чему стремился с ранних лет, она готова променять на следующую дозу!

– Тогда что вам от меня нужно?

– Молчать! Слушай меня внимательно, наркоторговец, и не перебивай, когда говорят старшие. Я работаю всю свою жизнь. Своим честным трудом, связями и нажитым имуществом я сделал для Венерианской Империи больше, чем ты, наркоторговец, можешь себе представить. И мне омерзительно видеть, как падальщики вроде тебя процветают, оскверняя все то, ради чего я работаю.

Чувство гражданского долга, в основном, проявлялось у венерианцев за счет страха перед Законами Бессмертных и неуверенности, какую люди неосознанно скрывают, повторяя за другими. Патриотизм такого человека, как Форин, вероятно, означал только то, что у него имелся здесь какой-то личный интерес. Он был амбициозен и мечтал о настоящей власти. А если в обществе узнают о пристрастии его жены к любви, то политическая карьера Форина закончится, еще не успев толком начаться. Кроме того, все его связи будут разорваны. Разумные дельцы стараются держаться подальше от тех, кто оглашен позором, чтобы не компрометировать себя. Вдобавок, Форина ожидают расходы на защиту и подкупы в суде, ведь подозрение также падет и на него.

– Попадись ты мне, наркоторговец, при иных обстоятельствах, я бы не стал тратить на тебя время. Тебе повезло, что в дело впутана моя жена!

Тут он сделал, паузу собираясь с мыслями. Он уже давно обдумывал слова, которые собирался сейчас произнести. Ао повезло, что Форин умел сдерживать эмоции, иначе из кабинета вышел бы только один из них.

Жена Форина, Карин Арв, была молода и относилась к жизни с трепетом огня. Расчетливый муж ей казался скучным. Правда, это не мешало ей пользоваться его богатством – иногда даже чуть больше дозволенного. С тех пор как она попробовала любовь, ее затаенная страсть, не способная пробудиться с Форином, и жажда приключений нашли новое выражение в ее похождениях. Прежде рассудительная и коварная, она стала непредсказуемой, сгорающей в пожаре чувств и позволила в один ужасный для мужа день разоблачить себя. Страшна была не сама измена, а то, при каких обстоятельствах она произошла: в дело был впутан презренный наркотик. Опасаясь за свою репутацию, Форин решил накупить жене побольше любви (наивно полагая, что 1000 граммов ей хватит чуть ли не навсегда) и отправить ее куда-нибудь подальше с Порт-Венеры, откуда пересуды его не достанут, а благодаря количеству наркотика ей не захочется скоро вернуться. Он выиграет время до выборной кампании, а после найдет способ окончательно задушить неприятную историю.

Карин не расстроилась. Раньше она могла только мечтать о том, чтобы взять безумное количество любви и уехать от мужа, от всех окружавших его зануд и от скучной, бессмысленной жизни куда-нибудь в прекрасное местечко, где она будет счастлива и вольна поступать, как ей вздумается. Форин обещал высылать ей определенную сумму денег, чтобы она ни в чем не нуждалась и, главное, не вздумала возвращаться обратно. Пользуясь случаем, Карин потребовала отдельный счет на дополнительные расходы. Дополнительными расходами был ее любовник, которого она намеревалась взять с собой.

– С этого момента, если моя жена попытается связаться с тобой, наркоторговец, не смей продавать ей ни одного грамма! Я буду сам заказывать любовь, если понадобится, и выдавать ей определенное количество, чтобы контролировать ее болезнь. От тебя мне требуется молчание и соблюдение уговора. Как видишь, я заказываю у тебя любовь сразу в больших количествах, твоя выгода здесь очевидна.

– Да, – согласился Ао. – У меня еще никто не заказывал сразу тысячу. Я вполне вас понимаю, и я на вашей стороне.

Он вытащил из сумки и выложил на стол прозрачный пакет с белым порошком.

– Здесь ровно тысяча, можете проверить.

– Забирай свои деньги, и уходи.

Меньше всего Айину хотелось сориться с человеком, который дал ему в руки четыре миллиона. Он торопливо покинул дом Форина – скорее, из опасений, что тот передумает и потребует деньги обратно, чем из-за его просьбы уйти. Про оскорбленную гордость наркоторговец забыл сразу же, как только получил деньги.

«Вот теперь, вот теперь я богат!» – кричало все внутри Ао. Он с наслаждением осознавал каждую бумажную купюру у себя в карманах и сумке. Как приятно иметь много денег, как прекрасно они шелестят между пальцами! В тот момент его не волновало, что 3.500.000 из них принадлежат, по уговору, Маевски. Деньги приласкали его. Каждая идия шептала ему о свершении всех его желаний. Скоро-скоро он станет тем, кем заслуживает быть, и люди будут почитать его, преклоняться перед ним!

Если бы не крупная сумма, то презрительное отношение Форина Арва обескуражило бы Ао. Получается, что для тех, кто употребляет любовь, он всегда желанный гость, а для остальных – хуже, чем преступник. Но не сейчас. Сейчас он был далек от переживаний за свою репутацию.

Ао даже не заметил, как покинул Центр, взошел на Ф-станцию и сел в ферротрам. Когда рядом на свободное место подсел незнакомец и что-то сказал, он не обратил на него внимания, торжествуя на пиру у собственных мыслей.

– Ао Айин, вы меня уже забыли и совсем не узнаете?! – вырвал наконец его из мечтаний знакомый голос.

Наркоторговец повернул голову, и прекрасное наваждение рассеялось. Деньги в карманах и сумке разом отяжелели. Предательские купюры больше не ласкались и не шептали, они затихли в ожидании новой судьбы. Ао был готов избавиться от каждой из них, потому что рядом сидел Форкс Моунд.

– Ааа… это вы! – воскликнул, почти заорал Ао. – Как вы… Что вы здесь делаете?

– Еду по делам, – усмехнулся следователь и закинул ногу на ногу. – А вы подумали уж, наверно, что за вами слежу?

– Ни в коем случае! Но, честно сказать, не ожидал вас здесь встретить. Даже сразу и не приметил. Вы уж извините.

– Ничего-ничего, у вас был такой восторженно-задумчивый вид, мне даже было жаль вас отвлекать. Ну, что поделаешь, раз уж встретились, так неудобно не спросить: как у вас дела?

Ао не поверил Форксу, они не могли оказаться в одном ферротраме случайно. Вежливость следователя успокаивала и действовала на нервы одновременно. Ао был совершенно сбит с толку. Что если ОБЛщик сейчас попытается надеть на него наручники и вывести на следующей станции? Может, там уже ждет отряд задержания?

– Все в порядке. Как вы?

– И я хорошо. Мне маленьких девочек прятать не приходится, и это, знаете ли, очень бережет нервы.

Сердце Ао стучало так громко, что слова Форкса доносились до него с трудом. Ему показалось, что он ослышался. Нет, только не это! Ему не может быть известно! Молча проглотить его слова было опасно, продолжать говорить – тоже. Ао почувствовал, что угодил в ловушку. Ему захотелось выпрыгнуть из ферротрама, не дожидаясь остановки.

– Простите, я ослышался, мне показалось… повторите, пожалуйста, что вы сказали?

– А что вы услышали?

– Ничего, – ответил Ао, понимая, что проиграл. – Ничего не расслышал.

– Такое бывает, – снова усмехнулся Форкс. – С нервной работой, Ао, можно не только слух потерять, но и зрение и даже жизнь.

– Вы о чем? У меня нет работы. Я учусь.

– Но на учебе вы редко появляетесь. Прежде чем заявиться к вам домой, мы навели о вас справки. Такая у нас работа, тоже непростой бывает.

– После этого я стал ходить чаще.

– И после тоже вряд ли. Это свойство характера.

– Вы хотите сказать, что я вру? – возмутился Ао. Ему хотелось возмутиться, дать ему отпор, но он не знал, как, за что уцепиться.

Привычным движением Форкс погладил свой живот. До чего же отвратительная привычка! – подумал Ао. Следователь переваривал его слова, манеру держаться, мотивы и мысли.

– Зачем же вам врать? – удивился Форкс. – Я ни в чем вас не пытаюсь уличать. И уж, тем более, не собираюсь вести за ручку обратно на учебу. Я просто говорю то, что знаю по собственному опыту. Будь я на вашем месте – молодым, здоровым, полным сил, я бы тоже наслаждался жизнью. Но ведь надо же вам на что-то жить…

– Да, верно, – бессильно согласился Ао.

– Наше общество существует ради того, чтобы бежать от смерти и потреблять удовольствия. Но настоящее, безусловное удовольствие всегда где-то рядом. Оно ускользает от нас в тот момент, когда мы его потребляем. Ведь самые желанные услады, самые будоражащие наслаждения находятся где-то на грани опыта и неизведанного, а главное – за чертой запрета. Это тоже верно, Ао?

Тем временем ферротрам совершил посадку на следующей остановке. Пассажиры поочередно выходили и входили в отворившиеся двери. Наркоторговец подумал встать и выйти вслед за ними, но остался прикованным к месту. За каждым входившим пассажиром мерещился полицейский. Ао сделал усилие, стараясь не вздрагивать.

– Что же вы нервничаете, Ао? Если эта ваша остановка – бегите, я не держу вас.

– Мне незачем бежать. И это не моя остановка.

Его мышцы напряглись до предела, он был готов вскочить и броситься вон из вагона. Лишь когда двери захлопнулись, Ао снова обреченно откинулся на сиденье. Поездка предстояла долгая.

– Есть один тип людей, вернее, тип преступников, я вам сейчас опишу его, а вы подумайте, вдруг узнаете кого. Во-первых, они весьма и весьма большого о себе мнения. Они считают, что заслуживают всего, чего только ни пожелают. Они мнят себя лучше и выше остального рода человеческого. Люди для них, то есть для этого типа, – всего лишь инструменты, а они, возможно, даже мнят себя сверхлюдьми. Они способны построить на этой аксиоме целую философию, которая будет оправдывать и подтверждать их мировоззрение. Отсюда вытекает свойственное им понятие справедливости. Они готовы доказывать его любой ценой, ведь на кону стоит их главная идеология – «Я».