Рассказы разведчика

– Вы посмотрите, кого я привез! – воскликнул наш проводник, бесцеремонно проталкивая нас в избу.

– Боже мой, да не уж-то наши! – воскликнула, стоявшая у печи женщина. Она выронила из рук ухват и кинулась на шею Феде Акимову. С печи сполз тощий старик, схватил меня за руку и потащил поближе к окну, чтобы получше рассмотреть меня. Оказалось, что проводник Павел привез нас в свою родную деревню, и сейчас мы находимся в его доме. Женщина с ухватом была его женой, а старик – отцом. Видимо, он сделал порядочный крюк, чтобы нас, как самый драгоценный подарок, привести сюда. Мы плотно поужинали, отдохнули, и, когда на дворе стало совсем уже темно, снова отправились в путь. Жители этого села почти все собрались в доме проводника и никак не хотели нас отпускать. Здесь были все свои, все партизаны, немцы в деревню вообще не заглядывали, боялись. Но жители были постоянно начеку.

Несколько часов мы ехали в полной темноте, и мне было не понятно, как Павел выбирал путь. Обняв свой автомат руками, я примостился на краю телеги и вскоре заснул. Только под утро мы приехали в отряд партизан. И не просто в отряд, а в объединенный штаб партизанских отрядов. В его подчинении были все партизанские отряды, расположенные в треугольнике Бобруйск – Минск – Борисов. В сопровождении вооруженных партизан нас провели в бревенчатый домик и представили командиру объединенных партизанских отрядов полковнику Фелиновскому. Он выслушал мой сбивчивый рассказ, из которого понял, что мы являемся бойцами одной из действующих частей Красной Армии и посуху по занятой врагом территории пробрались в его штаб. Только один этот факт для партизан имел огромное значение. Полковник немедленно собрал весь свой командный состав и, указывая на нас, сказал :

– Дорогие товарищи партизаны. Смотрите, перед вами два разведчика из одной наступающей части нашей родной Красной Армии. Часть эта успешно гонит фашистов с нашей земли, она уже в селе Свислочь, скоро будет здесь. Вы понимаете, о чем я говорю? – он остановился, оглядел присутствующих торжественным взглядом и продолжил, – Но нам нужно помочь нашей славной Армии, нам нужно перекрыть все пути и дороги, по которым будут отходить оккупанты, чтобы ни один фашист не смог унести свои ноги.

Мы стояли рядом с полковником и на нас были устремлены все взгляды партизанских командиров. На столе появилась карта, и я с удовольствием показал на ней маршрут наступления нашего полка.

В это время в штаб вошли два человека, как мне показалось, в необыкновенной военной форме. На них были синие кителя и золоченые погоны. Это были наши военные летчики, прилетевшие к партизанам сегодня ночью. В честь этих гостей прямо под открытым небом под сенью огромных ракит был накрыт длинный стол. Их ждали, а мы вовремя подоспели. Нас тоже пригласили к столу и усадили на почетное место. Первый раз в жизни я оказался на таком роскошном званом обеде. И где это произошло? В Белорусском лесу в тылу у немцев. На столе стояли: жареная картошка, дичь, говядина, рыба и даже фрукты. От вина я отказался, но поел с аппетитом. Рядом сидел Федор Акимов и вел себя развязно и не скромно. С рюмкой в руке он тянулся через стол, чтобы чокнуться с каким-нибудь партизаном. Что говорил Фелиновский, он не слушал, а сам хвастался и нес несусветную чепуху. Показывал свои медали, говорил, что он танкист и в одном бою подбил десять танков, за что его, якобы, представили к званию Героя Советского Союза. Я знал его эту слабость, когда он немного подопьет, и мне было стыдно за него и за себя.

После обеда нас с Акимовым провели по расположению штаба и показали, как живут, работают и воюют белорусские партизаны. Мы осмотрели жилые землянки, конюшню, склады боеприпасов, пекарню, кухню и оружейную мастерскую. В мастерской нам показали два автомата: один сделан на заводе, а второй – здесь, в партизанской мастерской, и попросили определить, который из них заводской. Мы не смогли этого сделать. Оказывается, в самых примитивных полевых условиях партизанские мастера и умельцы делали для своих нужд патроны, мины, гранаты, различные взрывные устройства, автоматы, пулеметы и даже пушки небольшого калибра, не говоря уже о пистолетах и револьверах. Удивительно! Я был поражен. А сколько других приспособлений делалось здесь для партизан и подпольщиков! Различные ключи и замки, запоры и сейфы. В отдельной комнате работали художники и граверы, они изготавливали фальшивые фашистские документы, печати и даже фальшивые деньги. Мы надолго задержались в этих мастерских и упоенно слушали рассказы мастеров.

Переночевали мы в отведенных для нас "апартаментах” – в небольшом деревянном сарайчике. На следующее утро проснулись мы поздно. Акимов, натягивая брюки, недовольно ворчал:

– Что-то нас на завтрак не приглашают.

А я выглянул за дверь и воскликнул:

– Федя, смотри – часовой!

– А ну, не высовывайся, – строго сказал часовой и прикрыл дверь. Вскоре пришел посыльный и пригласил нас в штаб.

– Автоматы и гранаты оставьте здесь, их никто не возьмет.

Акимов начал было возмущаться, но я на него так цыкнул, что он надолго умолк. Мы вошли в штаб, где нас встретил не полковник Фелинский, а его заместитель в звании майора, который закончив разговор по телефону, сказал:

– До выяснения всех обстоятельств, прошу вас обоих сдать свои документы.

– Но, вчера их уже несколько раз проверяли, – сказал я.

– Проверим еще.

Боже мой, как возмутился Федор Акимов и чего он не наговорил в гневе! Он требовал немедленно связать его по радио с командиром нашего полка.

– Нас ждут в полку. У нас ответственное государственное задание. Вы будете отвечать за самоуправство! – кричал он.

– Молодой человек, предъявите документы и не заставляйте нас прибегать к силе, – спокойно, но твердо сказал майор. В дверях показались два вооруженных партизана. Свои документы мы отдали, и нас снова отвели в сарай, и заперли снаружи. Ни автоматов, ни гранат в сарае не было.

– Ну, вот, приехали, – раздраженно сказал я. – Это все из-за тебя, из-за твоей глупой болтовни. Танкист, Герой, куда там! Вот, возьмут и продержат в сарае до прихода полка, и ты ничего не сделаешь.

Акимов молчал и правильно делал, у меня все клокотало в груди, я готов был разорвать его на мелкие кусочки.

Через несколько часов нас снова вызвали в штаб. На столе лежали наши документы и оружие. Майор опять долго разговаривал по телефону, а я думал, что он сейчас нам скажет.

– Так вот, – наконец сказал он, внимательно оглядывая нас с ног до головы. – Хотели мы вас отправить в район Пуховичей, где предполагается, будет встреча партизан с частями Красной Армии, чтобы передать вас вашему начальству. Да раздумали, нам просто некогда возиться с вами, своих дел по горло. Забирайте ваши документы и оружие и валяйте на все четыре стороны.

– Как? Без проводников и охраны? Весь лес напичкан бродячими немцами, – воскликнул я.

– Вы же сами утверждали, что у вас какое-то специальное задание, так выполняйте его, – ответил майор, он повернулся к стоящим в дверях партизанам, – Ребята, проводите гостей.

Мы вышли на лужайку, и оба наших конвоира посоветовали нам пройти в ближайший партизанский отряд, который расположен недалеко отсюда на северном краю леса и уж оттуда сделать попытку пробраться к своим.

Идти пешком по дремучему лесу без карт было делом не легким. К тому же мы еще и не завтракали. Но дорогу мы все же не потеряли и точно вышли к партизанскому отряду. Здесь о нас знали и отнеслись к нам по-человечески, покормили и указали дорогу на тракт, по которому уже, якобы, идут наши войска.

– Но этот тракт на севере, а нам надо на юг, – резонно заметил я.

Акимов же ухватился за это сообщение и ничего не хотел знать, кроме того, чтобы немедленно идти на этот тракт. Я возражал, но убедить его не смог. Пришлось подчиниться его очередной прихоти. Наконец, лес кончился, и мы вышли на его опушку. Перед нами распростерлась огромная безлесная равнина, а впереди виднелось большое село. Мы знали, что оно называется Ляды. Ляды – типичное белорусское село: небольшие побеленные хаты, маленькие дворики, узкие улочки. Все село оказалось забито народом. Празднично одетые люди ходили по улицам в ожидании встречи с первыми отрядами Красной Армии. На сельской площади стоял стол, покрытый белой скатертью. На столе традиционные хлеб-соль и фрукты. У стола, сменяя друг друга, стояли две женщины и держали большой портрет Ленина, увитый живыми цветами. Около стола толпились жители с подарками своим освободителям, кто с тарелкой вареной картошки, кто с кувшином молока. Маленькие ребятишки, умытые и причесанные, сновали между взрослыми и надеялись первыми увидеть наших красноармейцев.

– Идут, идут! – раздались в толпе восторженные голоса.

Люди заволновались, некоторые из них побежали вперед. Действительно, с дальнего пригорка, поднимая столб пыли, двигался армейский обоз. Чем ближе подходил обоз к селу, тем сильнее волновались люди, вот уже это волнение переросло в общее ликование. В село входила батарея 45-миллиметровых пушек. Уставшие и запыленные артиллеристы сразу же оказались в объятиях жителей. Поцелуи, цветы, радостные возгласы, слезы и плачь – все смешалось в неповторимую радость встречи.

А нам с Федором нужно узнать, в какую дивизию входит эта батарея. Но попробуй это сделать, кругом такое столпотворение! И все же мы нашли "свободного" офицера, который нам растолковал, что их батарея относится к части, которая входит в состав 2-го Белорусского фронта. Услышав это, Федор Акимов только присвистнул, ведь наша дивизия воевала 1-ом Белорусском! Нам ничего не оставалось делать, как побыстрее покинуть это объятое радостью село.

И вот мы снова идем по лесу, на этот раз двигаемся с севера на юг. Акимов впереди, он идет ходко, я еле успеваю за ним. В лесу тихо и сыро, мы идем по какой-то пересеченной дороге и не знаем, куда она нас приведет. Когда наступил вечер, мы потеряли ее и теперь уже шли прямиком через лес, выдерживая направление по компасу. Воздух начинает обдувать нас свежей прохладой, хотя земля все еще отдает теплом. Мы тихо переговариваемся о том, где бы нам переночевать. И вдруг из темноты раздался грубый и резкий окрик:

– Стой! Кто идет?

– Свои, – ответил Акимов.

– Кто свои? Пароль?

– Мы красноармейцы, пароля не знаем. Идем на соединение к партизанам, – говорю я как можно спокойнее.

– Брось дурить, какие красноармейцы! Бросай оружие и ложись на землю!

– Но, но. Полегче там, – возмутился Акимов.

– Ложись, а то стрелять буду! – зло и властно кричат из кустов.

– Попробуй только, – огрызаюсь я. – Фашисты нас не прикончили, так может быть, ты это сделаешь, трус несчастный! Повторяю, нас всего двое, мы разведчики Красной Армии, идем к партизанам с особым заданием. Теперь понял, что к чему? А стрелять мы тоже умеем.

– Выходи на поляну и бросай оружие на землю! – послышалось из кустов, но голос был уже не таким строгим и злым.

– Вот это другое дело. А то сразу ложись. Ложиться мы не будем, не привыкли, – бормочет Федя Акимов, выбираясь на поляну.

Мы сразу поняли и не ошиблись, что наткнулись на заставу партизанского отряда. Нас повели в хорошо оборудованную землянку, к командиру отряда, который о нас уже слышал и встретил нас, как давнишних знакомых. Он спросил, кто мы, и как сюда попали. Нам пришлось опять подробно рассказывать о своих не очень-то героических похождениях и встречах.

– Что собираетесь делать дальше? – спросил он.

– Искать свой полк или дивизию, – ответил я. – Нас там уже давно, наверное, считают пропавшими без вести.

– Вам нужно идти в район Пуховичей, а продвигаться вы можете от одного партизанского отряда до другого, пока не выйдете в этот район. Завтра я дам вам проводника, и он проводит вас к нашему соседу в отряд майора Подлесного. А сейчас идите отдыхать, – сказал командир отряда и, повернувшись к стоящим в дверях партизанам, добавил, – Отведите их в землянку 1-ой роты, там, кажется, есть свободные места.

Мы вошли в тесную землянку, где спали люди. Дружный храп доносился из каждого угла. Воздух был тяжелый и спертый. Наш проводник чиркнул спичкой, и мы увидели партизан, спящих на нарах и на сене под ними. Он растолкал спящих и освободил место в углу на нарах.

– Отдыхайте, – сказал он, – Я сегодня дежурный, мне надо еще посты проверить.

Акимов подложил автомат под голову и, не разуваясь, лег рядом с партизаном и мгновенно заснул. Я снял сапоги, положил их и автомат себе под голову и с удовольствием вытянул свои уставшие ноги. Я уже начал засыпать, чувствуя теплую спину Феди Акимова, как в землянку влетел дежурный партизан и крикнул:

– Тревога! Немцы!

Мгновенно поднялась невообразимая суматоха. Партизаны соскакивали с нар и пулей вылетали наружу. Федор Акимов оказался среди самых первых, его словно ветром вынесло из землянки. В кромешной темноте люди сновали туда и обратно. На первых порах я растерялся, не зная куда бежать и что делать. Искать Акимова, конечно, было бесполезным занятием. Мимо пробежала группа партизан, и я пристроился к ней. Вдруг прямо перед нами сверкнуло несколько ярких вспышек, это с близкого расстояния бил ручной немецкий пулемет.

– Ложись! – раздалась команда, партизаны попадали на землю и дружно ударили из автоматов и винтовок. Беспорядочные выстрелы, взрывы ручных гранат, треск ломающихся сучьев, крики и стоны людей, все перемешалось в знакомый шум ближнего боя. Я еще не мог определить, в каком направлении он развертывается, даже не понимал, где немцы, а где партизаны. На первых порах я делал машинально то, что делали партизаны из этой группы. Но вот я уже определяю, что немцы отходят в глубь леса, и что наша группа пытается опередить их и зайти к ним с тыла, в то время как другая группа партизан ведет лобовой бой. Коротким броском нам удается выполнить обходной маневр и мы, зайдя с фланга (это уже хорошо), ударили по фашистам из автоматов и винтовок. Сопротивление их сразу прекратилось, и немцы неорганизованно стали разбегаться по лесу. Позже выяснилось, что в этом ночном бою было уничтожено около десяти фашистов и шестеро взяты в плен. Среди партизан оказалось двое убитых и один раненый. В этом бою отличился Федор Акимов, он действовал в передних рядах основной партизанской группы и в рукопашной схватке заколол двух фашистов, так как стрелять было очень опасно. Партизаны восхищенно отзывались о нем и даже предлагали ему остаться в их отряде.

Утром на небольшой поляне состоялись похороны двух погибших партизан. Хоронили их со всеми почестями, которые были приняты у партизан. Два наспех сколоченных гроба стояли на невысоком столе на поляне. На крышке каждого гроба лежала фуражка, перетянутая наискось красной лентой – партизанской эмблемой. Здесь же был выстроен весь партизанский отряд, за исключением боевых постов, дозоров и патрулей. Баянист, сидевший на перевернутой бочке, непрерывно играл траурный марш. Вдруг, была подана команда: "Смирно!" На импровизированную трибуну поднялся командир отряда и открыл траурный митинг. Он говорил о том, какими прекрасными были погибшие партизаны и они погибли в бою, как Герои и Родина их не забудет. Оставшиеся в живых должны отомстить за их смерть. Командир поднял вверх руку со сжатым кулаком и громко крикнул:

– Смерть, за смерть!

Разом над шеренгами партизан взметнулись сотни сжатых кулаков и над лесом эхом отозвалось:

– Смерть, за смерть!

– Кровь, за кровь! – еще громче воскликнул командир.

– Кровь, за кровь! – отозвался опять строй.

– Смерть немецким оккупантам! – проскандировал командир отряда, и ему в ответ мощно прозвучало:

– Смерть немецким оккупантам!

– Клянемся, что не выпустим живыми с нашей родной земли ни одного немецкого изверга!

– Клянемся!

– Клянемся, что будем драться с врагом до последнего патрона, до последнего человека, до последнего вздоха!

– Клянемся!

– Клянемся не выпускать оружия из своих рук до полной и окончательной победы над ненавистным врагом!

– Клянемся!

– Вечная слава павшим в боях за свободу и независимость нашей священной Родины!

– Слава!

– Слава!

– Слава!

Я стоял недалеко от трибуны на виду всего отряда и вдруг почувствовал, как меня подхватил какой-то душевный невероятной силы вихрь и понес ввысь. Мне тоже захотелось кричать о своей ненависти к фашистам, о своей великой любви к Родине.

Под звуки Государственного гимна оба гроба одновременно стали опускать в одну широкую могилу. Когда первые комья брошенной земли застучали по крышкам гробов, прозвучал мощный залп из винтовок.

Звучат второй, третий залпы. Потом был парад. Партизаны с оружием в руках четким шагом прошли перед свежей братской могилой, отдавая честь своим павшим товарищам.

Я стоял и думал, что только ни делали фашисты, чтобы уничтожить или хотя бы нейтрализовать действия партизан, которых народ называл "народными мстителями". Их бомбили с самолетов, устраивали облавы и засады, пытались задушить голодом, бросали на них карателей, засылали шпионов и провокаторов. И все напрасно – они все выдержали и продолжали громить оккупантов. С приближением Красной Армии к границам Белоруссии, партизанская борьба еще больше усилилась, и, по существу, вся многострадальная Белоруссия стала огромным партизанским краем.

Наконец, командир отряда освободился, и смог уделить нам немного времени и внимания.

– Кого же послать с вами, все люди на счету, – задумчиво сказал он, выслушав нашу просьбу.

Мне было неудобно за то, что мы обременяем этого до предела занятого человека. Но он все же нашел нам проводника и наказал ему:

– Проводишь этих разведчиков во второй взвод отряда Подлесного и сам там останешься для связи, – потом он повернул свое лицо к нам и добавил, – Там, куда я вас сейчас направляю, не спокойно, немцы большими группами пытаются пробраться через наши посты, выйти к своим. Будьте осторожны.

Мы попрощались с гостеприимным хозяином, каким был командир отряда, и отправились в путь. Осторожно, в полной готовности вступить в бой в любую минуту, двигались мы по лесной чаще без дорог и тропинок. Наш проводник нервничал, часто останавливался, прислушивался к лесным шорохам и не раз принимал их за шаги немецких солдат. Зато Федор Акимов был невозмутим. Он давно идет впереди проводника, который знаками показывал, куда надо сворачивать, если у Федора возникали сомнения.

– Скоро 6удет передовой пост отряда Полесного, а там рукой подать до деревни Маковье, – сказал повеселевший проводник.

Действительно, в конце поляны из кустов выскочил человек с винтовкой, несколько pаз поднял ее над головой и быстро исчез из вида. Наш проводник остановился и тоже поднял над головой несколько раз свой автомат, держа его обеими руками в горизонтальной плоскости.

– Что это значит? – спросил Федор.

– Эго пароль, – ответил проводник.

– Какой же это пароль? Каждый дурак такую физзарядку может проделать.

– А ты сосчитал, сколько раз он поднял винтовку?

– Нет, а что?

– А то, что он поднял ее шесть раз, значит, мне нужно поднять свое оружие три раза, что я и сделал. Если бы он поднял, к примеру, пять раз, то я в этом случае должен был бы поднять четыре раза. Общая сумма на сегодня должна обязательно составлять девять. Это и есть пароль.

– Интересно, – воскликнул Акимов, – Вот же придумали такую штуку! Молодцы.

Я тоже был доволен очередной хитростью партизан. Вскоре мы оказались среди дозорных, их было всего три человека. Они были сильно возбуждены и встревожены – немцы за этот день уже несколько раз нападали на их пост. В сопровождении все того же проводника мы вошли в Маковье, через которое по тракту отступали фашисты. Фелиновский приказал майору Подлесному оседлать этот тракт, чтобы помешать безнаказанно уходить с белорусской земли. Все жители ушли в лес, взвод партизан был занят сооружением укреплений на восточной окраине села, откуда чаще всего появлялись фашисты.

– Позицию выбрали правильно, но вот окопчики мелковаты, – co знанием дела сказал Акимов командиру взвода партизан.

– Нам некогда копать их, только сегодня два нападения фашистом отбили.

И как бы в предупреждение его слов, один из наблюдателей подбежал к нему и доложил:

– Товарищ командир, немцы опять появились!

Командир взял из его рук бинокль, приложил к глазам, и тот час вернул обратно.

– К бою! – крикнул он и, взглянув на нас, спросил, – А вы?

– Мы тоже, – ответил Акимов за нас обоих.

Я расположился в неглубоком окопчике у самой обочины дороги рядом с массивным столбом. Здесь когда-то была зaплотина, часть изгороди еще сохранилась, сохранились и два высоких столба по обе стороны дороги, которые раньше были частью ворот. У второго такого же столба на той стороне дороги так же в окопчике залег Федор Акамов. Небольшая группа немцев осторожно и медленно приближалась по тракту к селу, где для их встречи приготовились партизаны. Чем ближе подходили немцы, тем чаще они останавливались и тем длительнее были их остановки.

– Ну, чего они тянут, жрать хочется, – слышу голос Акимова.

Командир взвода, не поняв шутки моего друга, серьезно ему ответил:

– Подожди немного, покормим.

Вот немцы поднялись на холмик и опять остановились. В бинокль мы хорошо видим их лица, определили их командира. Да, положение у фашистов серьезное, им надо определить, есть ли в селе партизаны. Ведь каждый куст, каждая опушка леса для них может обернуться партизанской засадой. День был удивительно ясным и жарким. Солнце почти с зенита посыпало на землю свои горячие лучи. Прошло уже более получаса, а немцы все еще стояли на холме и не решались двигаться дальше. Позже нам стало известно, что они пошли на хитрость, которую не раскусили ни партизаны, ни мы с Федей Акимовым. Пока основная группа немцев стояла на холме на виду у партизан, вторая малочисленная группа в это время пробиралась по заросшей кустарником лощине к северной окраине села в обход его. Но здесь она неожиданно наткнулась на один из партизанских дозоров и сразу же завязалась сильная перестрелка. Услышав выстрелы, немцы, стоявшие на холме перед селом, немедленно повернули обратно, и, что было сил, побежали не по тракту, а прямо через поле в лес.

Акимов первым бросился вдогонку и на ходу крикнул:

– Ребята за мной!

Застрочил партизанский ручной пулемет, но тут же замолк. Вдогонку за фашистами побежали партизаны. Партизаны растянулись по всему полю, бежали медленнее немцев и командир, поняв, что погоня не удалась, приказал прекратить преследование.

Остаток этого дня и всю последующую ночь партизаны многократно поднимались по тревоге и вступали в скоропалительные схватки с немцами, которые пробирались на запад в одиночку и группами. Мы с Федором Акимовым участвовали в двух или трех таких стычках. Потом эта суматоха нам надоела и уже после полуночи, не обращая внимания на тревоги и перестрелку, спали в сарае на куче сена.

Утром в Маковье приехал командир отряда майор Подлесный, о котором мы много слышали. Количество партизан в селе заметно увеличилось. Увидев нас с Акимовым, он подошел и поздоровался с нами за руку.

– Ну как? Воюете? Наши ребята довольны вами. Молодцы, – сказал он улыбаясь. Было видно, что ему приятно разговаривать с нами.

– Какая это война? Баловство одно и только, – ответил Акимов и, подойдя к нему ближе, в упор спросил: – Где наши? Вы должны знать.

– Через несколько часов они будут здесь. Мы готовимся к встрече с ними, так что потерпите еще немного.

Это известие ошеломило нас, от радости мы не знали, что делить. Но вместе с тем в душе я не надеялся, что передовым отрядом Красной Армии, который войдет первым в Маковье, окажется наш полк. Уж слишком мало было шансов.

Среди партизан царило праздничное оживление. Кто-то предложил Подлесному послать на встречу частям Красной Армии небольшой отряд партизан. Подлесный согласился и назначил командиром его, того самого командира 2-го взвода, который оборонял Маковье. Акимов и я, конечно, оказались в составе этого отряда. Мы уселись на телегу и вместе с молодыми и веселыми партизанами покатили по тракту. Не успели мы проехать и несколько километров, как на тракте впереди нас появилась небольшая группа вооруженных людей.

– Наши! Наши! – заволновались партизаны.

Между тем из лесу на поляну вышла еще одна колонна вооруженных людей, за ней еще одна, потом потянулись обозы. Я с облегчением вздохнул, так как это были действительно подразделения регулярной Красной Армии. Первым, кого я узнал из шагавших по тракту красноармейцев, был разведчик взвода пеших разведчиков нашего полка Игнат Омельченко. Я не поверил своим глазам и бросился к нему. Игнат остановился, посмотрел на меня каким-то не понимающим взглядом. К нам подбежал старший сержант Василий Костин, за ним Николай Москалец, Валентин Щетинкин и другие разведчики. Они обступили нас, глядели нам в глаза и загадочно улыбались.

– Чего вы улыбаетесь? – обиженно говорю я, – Объясните!