Кровь на алмазе «Шах»

Любопытно, что Паскевич даже считал, что Каджары в любую минуту могут перейти на сторону турок или англичан, или их обоих. В связи с этим он просил прислать в Астрахань 10 тысяч солдат, чтобы, как он писал, «быть в состоянии парализовать любые действия англичан и персов»340.

В Петербург были представлены две рекомендации – предложение Грибоедова и контрпредложение Паскевича. При этом Паскевич явно старался играть на реакционных настроениях Николая I и использовать момент для пополнения своих войск новыми контингентами. В Петербурге прежде всего обратили внимание на эту тенденцию генерала и, чтобы отвести ее, Нессельроде объявил Паскевичу, что Россия не имеет повода «подозревать лондонский кабинет в каких-либо враждебных против нее намерениях», а потому все предложения подобного рода отпадают341. Это заявление Нессельроде означало, что предложение Паскевича было отклонено. 18 декабря Нессельроде от имени царя ответил Грибоедову на его предложения. Характерно, что предположение Паскевича о неизбежности всеобщего бунта и русских захватах в Турции было отброшено совершенно. Николай I и Нессельроде только указали посланнику, что в обстановке, когда султан собирает против русских все свои силы, «мы с удовольствием взирать будем на его (Аббас-мирзы. – Б. Б.) победы и приобретения342, однако на этом «ограничится все то, что может ожидать Аббас-мирза от нас». Далее указывалось, что Россия не стремится расширить свою территорию за счет Турции, а только должна обеспечить торговлю в своих южных областях и заставить Порту выполнять договоры.

Нессельроде уверял Грибоедова, что как только турецкий диван согласится удовлетворить эти требования, войне будет положен конец. В связи с этим у Грибоедова спрашивали: не окажется ли Персия в изоляции, без надежды на помощь России? Далее указывалось, что если Аббас-мирза взвесит все эти обстоятельства и после всего этого не сочтет для себя опасным выступить с походом на Багдад, то Россия отнесется к этому «не иначе как с удовольствием». Грибоедову предлагалось изложить Аббас-мирзе эту позицию правительства царя с тем, чтобы в случае заключения мира между Россией и Турцией, Аббас-мирза не вправе был жаловаться на царя «или негодовать за то, что, начав войну против общего врага, оставлен один для продолжения с ним борьбы»343. В другой части предписания указывалось, что не любовь к России заставляет наследника иранского престола добиваться позволения прибыть в Петербург, а надежда выпросить уступку 9-го и 10-го куруров и, что еще более вероятно, возвращения Ирану присоединенных к России областей. «Само собой разумеется, – говорилось в предписании, – что домогательства его будут безуспешны»344 и императору будет неприятно во всем и на каждом шагу отказывать гостю, в то время как приличие потребует принимать его со всеми почестями. Грибоедову предлагалось «приятнейшим образом отклонить домогательства Аббас-мирзы» и указывалось при этом, что если даже император и решится уступить Ирану два курура, то и в этом случае выгоднее будет отдать их без поездки Аббас-мирзы в Петербург, чтобы избежать обременительных расходов345.

Выясняется, таким образом, что Аббас-мирза рассчитывал получить у России военную помощь для войны против Османской империи, а Николай I и его министр иностранных дел не хотели связывать себя договорными обязательствами по этому вопросу, хотя и не отрицали при этом, что «с удовольствием» воспримут поход Аббас-мирзы на Багдад. Царизм собирался только «наблюдать» и «любоваться» багдадским походом, в то время, как этот поход должен был состояться при активной поддержке России. Эта установка Петербургского двора не могла ориентировать Грибоедова на успешную дипломатическую деятельность и крайне осложняла его положение. То же самое можно сказать и о позиции царизма в вопросе поездки Аббас-мирзы в Россию. Поскольку в Петербурге знали, что Иран не в состоянии внести 9-й и 10-й куруры и рано или поздно надо будет уступить их шаху, то не было никакой надобности отменять поездку Аббас-мирзы в Петербург. Грибоедов хорошо предвидел благоприятные для России политические последствия этой поездки, и не случайно англичане уговаривали наследного принца не ехать к царю. Для усиления своего влияния в Иране Николай I пожалел средства на угощение Аббас-мирзы в Петербурге. После этого Грибоедову трудно было объяснить Каджарам те причины, из-за которых «дружественное государство» отказывается принимать у себя наследника иранского престола. Возможно, что Грибоедов 9 декабря 1828 г. отправился в Тегеран, чтобы не встречаться с Аббас-мирзой и не обострять с ним отношений из-за непоследовательных акций царизма и не допустить английского посредничества в вопросах контрибуции.

Еще накануне отъезда из Тебриза Грибоедов писал: «Поеду к шаху уговорить его уплатить за Аббас-мирзу, хотя очень сомневаюсь, что он заплатит»346. Речь шла о 125811 туманах, из которых 100 тысяч обеспечивались драгоценными камнями, которые шах не собирался выкупать. По английской версии, Макнейл упрашивал шаха одолжить Аббас-мирзе 100 тыс. туманов, чтобы тот выкупил и передал шаху драгоценности, отданные Паскевичу под залог, но шах прогнал его347, а Макдональд передал Грибоедову заверенное шахом гарантийное письмо, где говорилось, что восьмой курур будет уплачен России полностью, а если Иран будет не в состоянии внести 100 тыс. туманов для выкупа драгоценных камней, то в этом случае эту сумму внесет английская миссия348.

Англичане по-прежнему опасались, что несвоевременная уплата контрибуции приведет к аннексии русскими войсками северо-западного Ирана и, как видно, еще не знали о принятом 5 декабря решении Паскевича вывести из Хойской области подразделения русских войск с целью переброски их на Баязетское направление в Западной Армении. Независимо от этого Грибоедов активно противодействовал английским дипломатам, которые все это время всячески препятствовали работе комиссии по разграничению и с этой целью снабдили иранских уполномоченных фальшивой копией Туркманчайского договора, заверенной подписью Макдональда349.

Между тем попытки Грибоедова договориться с Каджарами о контрибуции были обречены на провал. Аббас-мирза уже не мог надеяться, что получит деньги у Мухаммед-паши Сулейманийского после несостоявшегося похода на Багдад и не ждал уступки этих куруров со стороны России после его несостоявшейся поездки в Петербург. Наконец, нельзя было надеяться и на уступчивость шаха, который рассчитывал покончить с контрибуцией путем участия Ирана в антитурецкой коалиции и с помощью поездки наследника в Петербург. Теперь же, когда во всем этом было отказано, в русско-иранских отношениях произошла резкая перемена, которую трудно было уловить в блеске придворного и столь же притворного церемониала и в пышных приемах Грибоедова в шахском дворце, но которая явно и очень быстро привела к организации преступного заговора и убийству Грибоедова. Англия участвовала в этом иранском заговоре для того, чтобы вызвать новую русско-иранскую войну, создать антирусскую коалицию, заставить армию султана перейти в контрнаступление и, в конечном счете, реставрировать границы Гюлистанского и Бухарестского договоров.

Когда в феврале 1829 г. в Константинополе стало известно об убийстве А. С. Грибоедова, султан Махмуд II созвал диван, на котором обсуждались политические последствия этого события. Решения этого дивана не были опубликованы, однако об этих решениях можно судить по действиям султана. Несмотря на то, что в день политического преступления в Тегеране положение на русско-турецком фронте существенно изменилось сравнительно с декабрем 1828 г., поскольку русские войска овладели крепостью Турну, а 6 (28) февраля – городом Сизополь, двор Махмуда II отправил своего посла к шаху, чтобы побудить его выступить против России, и в то же время Порта создавала видимость активности турецких войск. Султан приказал новому сараскеру Хаккы-паше приступить к активным операциям для взятия Карса и Ахалциха. Даже планировалось, что в ахалцихской операции примут участие иранские войска. Русских защитников крепости Ахалцих спас смелый рейд отряда декабриста Бурцова350.

После неудачной операции под Ахалцихом сараскер Хаккы-паша сосредоточил свои силы на Карсском направлении для прорыва в Закавказье через Гюмри. Однако и эта операция не удалась. Но получив своевременной поддержки от вали Эрзерума, Хаккы-паша в предгорьях Соганлукского хребта потерпел два сокрушительных поражения (30 июня и 2 июля 1829 г.), сам попал в плен, а через неделю – 9 июля 15-тысячный корпус Паскевича овладел Эрзерумской крепостью.

Весной 1829 г. ген. Паскевич избегал разрыва с Ираном и ориентировал русских дипломатов (из-за продолжавшейся войны с Турцией) обращаться с Персией «с величайшей осторожностью», а Каджары, пользуясь этим, длительное время воздерживались от посылки в Петербург представительной искупительной миссии.

Показательно, что даже во время поездки к царю миссии принца Хосров-мирзы иранцы успокаивали турок тем, что собирали в Марате войска и одновременно распространяли слухи, будто готовятся к войне против России, а русских просили не верить этим слухам. Окончательно Каджары отказались от новой войны против России 30 мая (11 июня) 1829 г. после капитуляции 40-тысячной армии Рашид-паши у Кулевчи.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

УЧАСТИЕ КАДЖАРСКОГО ИРАНА, СУЛТАНСКОЙ ТУРЦИИ И АНГЛИИ В УБИЙСТВЕ А. С. ГРИБОЕДОВА И ЦАРСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ | (Критический анализ отечественной и зарубежной историографии)

Современная иранская историография уделяет большое внимание истории убийства в Тегеране А. С. Грибоедова.

Анализ иранских работ позволяет выделить два основных направления. Одно из них, более трезвое и объективное, связывает историю убийства Грибоедова с англо-русскими противоречиями на Востоке и экспансионистской политикой Англии в Иране после заключения Туркманчайского договора. Другое направление, наиболее распространенное и известное еще по иранским хроникам прошлого века, отрицает политический характер разгрома русской миссии и обвиняет в гибели А. С. Грибоедова… его самого. Эта концепция разработана профессорами Тегеранского и Тавризского университетов Али-Акбаром Бина, Ахмедом Тадж Бахшем, Аббасом Эгбалом, которым принадлежит ряд трудов по дипломатической истории Ирана первой трети XIX века.

Профессор Тегеранского университета Махмуд Махмуд в XVI главе первого тома «Истории англо-иранских дипломатических отношений в XIX веке», озаглавленной «Дело об убийстве полномочного министра России Грибоедова», причины разгрома русской миссии в Тегеране связывает с деятельностью английской дипломатии. В самом начале этой главы подчеркивается, что «Грибоедов был убит руками невежд через год после подписания Туркманчайского договора»351. М. Махмуд поясняет, что погромщики были «жертвами провокации вокруг вопроса о пленных» 352 и не без сожаления признает, что «Грибоедов тоже пал жертвой тайной интриги тех, кто, пользуясь слабостью Ирана, сеял смуту и вверг Иран в полосу осложнений»353.

Анализируя причины, приведшие к гибели сотрудников русской миссии, М. Махмуд указывает, что «конфликт произошел не из-за Грибоедова». «Все несчастья Ирана, – замечает он, – были связаны с англо-русской борьбой. Преобладание России в Иране после заключения Туркманчайского договора значительно обострило эту борьбу, так как англичане не отказывались от Ирана, рассматривая его территорию как зону политической битвы с Россией». Связывая убийство А. С. Грибоедова с этой борьбой, М. Махмуд приходит к выводу, что «… всех этих экономических завоеваний, которых русские добились с помощью Туркманчайского договора, англичане стали добиваться другими путями»354. «Правительство Ирана, – признает далее М. Махмуд, – уже не ожидало опасности со стороны России, которая добилась установления естественной границы по Араксу, и других претензий к Ирану не имела. К тому же в результате изменения политической обстановки в Европе правительство России хотело сотрудничать с Ираном и старалось привлечь Иран на свою сторону». «Чтобы приобрести доверие иранских правящих кругов после тяжелого для Ирана Туркманчайского мира, Россия пыталась хорошо и осторожно обращаться с Ираном, …что можно было наблюдать и после убийства Грибоедова, когда царь фактически закрыл глаза на убийство русского посла». «Именно этот новый дружественный курс русской политики, – пишет М. Махмуд, – изменил отношение Англии к Ирану, несмотря на то, что Фатх-Али-шах целиком находился в руках Англии, политические агенты которой до 1830 г. были единственными советниками шаха и его двора. И надо быть благодарным тогдашнему иранскому правительству, – заключает М. Махмуд, – за то, что оно в тех исторических условиях, без обращения к третьей стране (Англии. – Б. Б.), непосредственно обратилось к русским властям и таким путем ликвидировало конфликт, вызванный убийством Грибоедова»355.

Однако справедливо обвиняя Англию, М. Махмуд умалчивает об ответственности Каджаров за разгром русской миссии в Тегеране. Между тем убийство А. С. Грибоедова и его сотрудников было результатом политического курса, проводимого правительством шаха после заключения Туркманчайского договора.

На таких же позициях стоит профессор Моатамед, который в «Истории ирано-турецких политических отношений» заявляет, что «Англия всегда преследовала реакционные цели в отношении Ирана, а иранцы думали, что англичане оберегают их от русской опасности»356. Такого же мнения придерживается профессор Тегеранского университета Фаридун Адамиат, который в исследовании «Амир Кабир и Иран» признает, что «А. С. Грибоедов был убит в результате удивительной цепи интриг и козней», и призывает иранских историков «обратить внимание на эту сторону политической истории Ирана»357.

Среди тех, кто отрицает политический характер разгрома русской дипломатической миссии в Тегеране, неприглядную роль играет проф. А. Бина. Защищая заведомо ложную концепцию, он не мог не прибегнуть к ложным доказательствам: «Бестактное, грубое поведение спутников Грибоедова в Тебризе, – пишет Бина, – озадачило Аббас-мирзу, который через мехмандара обратил внимание Грибоедова на недисциплинированное, неприличное поведение его спутников»358. В чем же выражалось это «грубое поведение»? Оказывается в том, что каждый русский потреблял до 20 кг продуктов ежедневно! Нет нужды доказывать, что сотрудники миссии не истощили продовольственные запасы иранских базаров. Версия проф. Бина в худшем виде воспроизводит тенденциозный анонимный «Рассказ персиянина», так называемую «Реляцию происшествий, предварявших и сопровождавших убиение членов последнего российского посольства в Персии»359, впервые опубликованную в 1830 г. на английском и французском языках360.

В 1975 г. советский исследователь Д. С. Комиссаров361 обратил внимание на то, что 6 сентября 1819 г. А. С. Грибоедов жаловался Мазаровичу, что приставленный к нему «мехмандар – палач и вор, которого мне придали, я думаю, нарочно, чтобы я лопнул от бешенства. В Алваре он хлебом выдал половину, а мясом одну треть того, что указано в фирмане; вместо всего остального он собрал контрибуцию телятами, но их не доставил»362. Вполне очевидно, что недовольство населения вызывал этот приставленный мехмандар, а не Рустам-бек, который, по словам секретаря грибоедовского мехмандара, автора «Реляции», сам не покупал продовольствия, а только получал необходимое от мехмандара и распределял между сотрудниками миссии.

Столь же несостоятельна версия третьего сына Аббас-мирзы – принца Джахангир-мирзы, рукописи которого были обнародованы тегеранским профессором Эгбалом, и впервые опубликованы в 1948 г. под названием «Новая история»363. Извращая факты, Джахангир-мирза писал, что «все мусульманки, которых приводили в миссию, оставались там на ночь под наблюдением Грибоедова», и далее: «Посланник отказался спрашивать наложницу из гарема первого министра Аллах-Яр-хана в присутствии его людей, оставил эту пленницу в помещении миссии, а сопровождавших ее иранцев отправил обратно»364. Проф. Али Акбар Бина «развивает» эту версию: «Грибоедов оставлял пленниц в помещении миссии вопреки их желаниям»365.

Беспочвенность этих домыслов очевидна. Уцелевшие первый секретарь миссии Мальцов и переводчик Меликов указывали, что пленницы опрашивались публично, а в миссии оставлялись по их же просьбе, чтобы вернуться на родину366. К тому же к комнатам, где содержались эти женщины (которых было опасно оставлять на прежних местах жительства), был приставлен караул из солдат иранской охраны миссии367.

Кстати, этим версиям противоречит тезис автора «Истории Ирана» проф. А. Эгбала, согласно которому все думы и желания Грибоедова были устремлены к горячо любимой им красавице жене, которую он оставил в Тебризе и из-за которой спешил закончить дела, не заботясь о выполнении отдельных статей Туркманчайского договора368. Эгбал стремится создать впечатление, что русский посланник не уделял достаточно внимания проблеме освобождения пленных, и потому сам виновен в собственной гибели. Однако этим Эгбал опровергает М. Махмуда: «Грибоедов настойчиво требовал освобождения и возвращения пленных на родину на основании Туркманчайского договора. Но провокации вокруг этого вопроса привели к тому, что жители Тегерана закрыли базары и разгромили русскую миссию»369.

Общая оценка причин, приведших к разгрому русской миссии, изложена в хрониках 1853 г., переизданных в 1959-1961 гг. Реза Кули-хан Хедаятом под названием «Насерова история. Луг чистоты». Грибоедову адресуется упрек в том, что он не считался с тем, что многие пленницы приняли мусульманство, имели детей и находились в Иране чуть ли не со времен Керим-хана Зонда (умер и 1779 г.). Поэтому мусульмане не разрешали христианам посещать их дома для выявления пленных и подняли восстание. Автор хроники уверяет, что тысячи горожан, вышедшие из повиновения, не послушали бы и самого шаха370.

Нельзя не заметить, что Насери пытается использовать ислам для оправдания завоевательных походов шахских войск в Закавказье и бесправного положения пленных. Известно, что в числе пленных, освобожденных А. С. Грибоедовым, был и евнух из гарема шаха Мирза-Якуб, сообщивший русскому посланнику адреса других пленных. Его дело было искусственно раздуто и фактически стало находкой для оправдания организаторов заговора. Не добившись выдачи Мирзы-Якуба, иранские власти обвинили его в похищении сокровищ шаха. Джахангир-мирза ввел в оборот предположение о том, что на Мирза-Якубе лежит вина и за нападение на русское посольство. Каджарский принц утверждает, что евнух «в присутствии Грибоедова осыпал бранью иранцев, пришедших с просьбой освободить женщин, после чего с крыш и стен соседних домов люди посланника открыли стрельбу, убили и ранили многих мусульман»371. Насери еще более сгущает краски: «Посольская охрана взобралась на крыши миссии и из винтовок расстреливала иранских детей»372. Версия придворных хронистов прошлого века раздувается современными авторами. Тебризский профессор А. Тадж Бахш пишет, что Мирза-Якуб «приказал посольской охране стрелять в собравшийся народ»373.

Иранские историки стараются обходить статьи Туркманчайского договора, касающиеся освобождения пленных, в то время как именно они были использованы Каджарами при провоцировании разгрома русской миссии. Для А. С. Грибоедова – прогрессивного мыслителя и гуманиста – борьба за возвращение пленных на родину была не просто официальной обязанностью, но и человеческим долгом.

Что касается шаха, то он не осмеливался официально препятствовать выполнению статей Туркманчайского договора о пленных, но не препятствовал и тем, кто прятал их, зачислял в солдаты, продавал в рабство, а женщин помещал в гаремы.

Внимательное изучение источников показывает, что А. С. Грибоедов вынужден был согласиться на создание нескольких групп из числа представителей местного населения и сотрудников русской миссии, которые посещали те дома, где по имеющимся у них сведениям находились пленные. Последних знакомили с содержанием статьи XIII Туркманчайского договора, затем в сопровождении сотрудников посольства и представителей дома, где они находились, приводили к Грибоедову, который их публично опрашивал. Только желающие вернуться на родину временно оставлялись в помещении посольства, а те, которые хотели остаться в Иране, возвращались к себе. Извращая характер этой деятельности русской миссии, современный иранский историк Абдул Рази в «Полной истории Ирана» приписывает Грибоедову желание «не оставить в Иране ни одного армянина»374. Не останавливаясь на этом измышлении А. Рази, отметим, что правительство шаха не предоставило Грибоедову специального помещения для временного содержания возвращающихся на родину пленных. В этом отношении охраняемое помещение русской миссии, служившее местом «беста» (неприкосновенного убежища для преследуемых), представлялось единственным сборным пунктом. Для пленных женщин Грибоедов заблаговременно выделил комнаты, смежные с отделением евнуха Мирза-Якуба, которому было поручено смотреть за ними375.

Иранские историки И. Теймури, X. Навваб и Дж. Каем-Макам ставят в вину Грибоедову то, что он требовал строгого выполнения Туркманчайского договора (своевременной выплаты контрибуции, возвращения пленных и т. п.). Но А. С. Грибоедов для того и был послан в Тегеран, чтобы добиться осуществления статей заключенного трактата. Он действительно проводил твердую политику по вопросу возвращения пленных, а в отношении контрибуции предлагал царскому правительству либо облегчить выплату оставшихся двух куруров долга, либо отказаться от них, чтобы не осложнять и без того тяжелое финансовое положение Ирана. И не вина Грибоедова, что царское правительство требовало, чтобы он добивался неукоснительного выполнения иранской стороной своих обязательств, не считаясь с реальной ситуацией, а потом обвинило его в жесткости и прямолинейности действий. Эти обвинения затем в разных вариантах повторяли политические и государственные деятели Ирана376.

Учитывая поражение Ирана в войне, тяжелые налоги, которыми облагалось население для выплаты контрибуции, а также религиозный фанатизм иранцев и их нежелание расстаться с пленными, можно понять, что отношение некоторой части населения Тегерана к русскому посольству было неприязненным. Однако бесспорно и то, что существовал разработанный в деталях заговор проанглийски и реваншистски настроенного крыла иранских правящих кругов и реакционной части тегеранского шиитского духовенства, возглавляемого Мирза-Месихом.

Накануне разгрома миссии сопровождавший Грибоедова марандский хан Назар-Али-хан Афшари377 был вызван к тегеранскому губернатору принцу Зель-эс-Султану (известному по имени Али-шах) и от него не вернулся. Погромщики заранее знали расположение четырех дворов миссии. Поэтому разгромили в основном здание в четвертом дворе, где находился Грибоедов. «Охранявшие» эту миссию караульные иранские сарбазы в день погрома оказались без винтовок, заблаговременно сложенных на чердаке и затем растащенных погромщиками.

Есть все основания полагать, что «на стенах и крышах домов» были не «слуги посла», стрелявшие, как уверяет Джахангир-мирза, в народ и провоцировавшие разгром миссии, а присоединившиеся к толпе солдаты тегеранского губернатора. Известно, что посольская охрана находилась во внутреннем дворе миссии. Мальцов свидетельствовал, что не казаки, а персы заполнили все крыши и проходы378. Хедаят тоже отмечает: «На крышах здания миссии находилось много иранцев»379. Когда в ночь на 31 января 1829 г. переодетого в одежду иранского солдата Мальцова доставили во дворец, губернатор Зель-эс-Султан говорил ему, что «поехал было усмирить народ, но вынужден был вернуться, чтобы разъяренная чернь не бросилась во дворец шаха»380. Вряд ли, однако, Зель-эс-Султан заботился о безопасности персоны шаха, ибо он сам мечтал оказаться на его месте. На пути к престолу стоял и его старший брат Аббас-мирза, признанный Туркманчайским договором наследником престола. К тому же договор этот обязал Иран выплачивать России контрибуцию, а Зель-эс-Султан не мог «равнодушно смотреть на умаление сокровищ, которые в случае смерти шаха могли бы достаться ему»381, и потому был против Туркманчайского договора и готов был потворствовать любым антирусским интригам. Не исключено также, что принц этот действовал по указке английской миссии: после смерти Фатх-Али-шаха (8 октября 1834 г.) он пытался овладеть престолом, за что был заключен в ардебильскую тюрьму. С помощью англичан из заключения ему удалось убежать в Багдад к тем же англичанам.

Другие организаторы заговора – бывший первый министр шаха Аллах-Яр-хан Асаф-эд-Довле, шиитский мудж-техид Мирза-Месих и министр иностранных дел Мирза Аболь-Хасан-хан получали деньги у англичан, которые, не считаясь с окончанием войны, поставляли Ирану вооружение и своих офицеров382.

О закулисном участии Англии в убийстве Грибоедова свидетельствует характерная деталь: чтобы отвести от себя подозрения, многие англичане накануне разгрома русской миссии предусмотрительно покинули Тегеран, а тс, кто остался, фактически выдали погромщикам тех немногих русских, которые пытались спастись в здании английской миссии, служившей бестом383. Показательна в этом отношении и запись в дневнике президента контрольной комиссии по Ост-Индским делам лорда Элленборо, сделанная по поводу разгрома грибоедовской миссии: «Я полагаю, – многозначительно писал он, – что наш посол был в Тавризе»384. А в целом поразительно точно сбылось зловещее предупреждение секретаря английской миссии в Иране Кемпбелла, сделанное Грибоедову накануне его отъезда из Петербурга: «Берегитесь! Вам не простят Туркманчайского мира»385.