Воспоминания Анатолия. Документальная трилогия. Том первый

Тогда в ярости, наш командир вызвал Николая Гурьевича и приказал победить! Противники сошлись, однако после хвата японца, отец неожиданно понял, что это профессионал, которого традиционно победить не выйдет! Вот почему, по сигналу свистка, рассчитывая только на силу крепких рук, он рванул борца вверх и удерживая мёртвой хваткой за пояс, перебросил через себя.

Японец рухнул головой вниз и безжизненно распластался, за кругом… Послышались угрожающие выкрики, японской команды! Поэтому Николая в оцеплении Краснофлотцев, поспешно конвоировали на лодку.

Эпизод второй. Во время службы во Владивостоке, отец был партнёром, чемпиона Тихоокеанского флота по вольной борьбе, что говорит о многом. Поэтому неудивительно, что после демобилизации в 1939 году, он стал чемпионом Хакассии по толканию ядра.

Николай Гурьевич, толкал штангу весом, в сто двадцать килограмм! Причём его руки, могли поднять больше, но подводили ноги. На которые он, не мог встать с разножки… Когда толчок штанги, выполнялся характерным движение ног, называемым «ножницы».

Поэтому моего отца, при росте в сто семьдесят шесть сантиметров и весе в семьдесят шесть килограмм, можно считать выдающимся средневесом. Моё утверждение сравнительно подтверждается, выступлением Советского тяжеловеса Якова Куценко. Который в начале спортивной карьеры, толкал штангу в 120 килограмм, а в 1947 году, через девять лет, после армейских выступлений отца, толкнул вес в 171 килограмм и стал чемпионом Европы.

Эпизод третий. Когда мы с Валеркой подросли, то решили развивать мышцы на турнике. Который во дворе нашего дома, в посёлке Копьёво, нам соорудил Николай Гурьевич. Затем опытный родитель, начал наблюдать за нашими подтягиваниями, неуклюжими склёпками и тщетными попытками, осуществления выхода силой.

Вот почему однажды, желая показать достойный пример, отец подошёл к нам и схватившись за перекладину, натужно вымолвил: «Когда так сможете?!». После чего, он быстро подтянулся три раза, на одной руке и задыхаясь отошёл в сторону, превозмогая туберкулёз, выжигающий лёгкие.

Я не случайно затеял рассказ, в трёх эпизодах, о физической силе Николая, а с оглядкой на природную мощь его отца, моего деда – Гурия Ивановича. Который при росте в 177 сантиметров, не будучи толстым, весил под центнер. Теперь о нём, пойдет речь… Желая проведать сына, Гурий приехал во Владивосток и попал на соревнования 1937 года, проходящие в соединении подводных лодок. Немного пообвыкшись, дед вышел на поле и во время разминки легкоатлетов, толкнул ядро дальше них!

В возрасте шестидесяти лет с гаком, Гурий Иванович был крепким мужем. Глядя на которого в бане, я однажды восторженно произнёс: «Дедушка ты могуч, как кряжистый дуб!». На что степенный предок, со вздохом ответил: «Эх, внучек! Ты даже себе представить не можешь, что из-за физической силы, мне приходится жить в досадной неволе, условных ограничений и обстоятельств…».

Затем снова вздохнув, Гурий добавил: «Более того, я никогда в жизни, не мог надеть фабричный костюм или пальто, потому что в стандартные рукава, не проходят руки!». Вот почему поддакивая, вновь оглядев бочкообразную грудь, широкие плечи и перекатывающиеся на руках, бугристые мышцы деда, я сочувственно закивал головой.

В лучшие годы молодости, я весил девяносто три килограмма, при ста восьмидесяти шести сантиметрах роста, тем не менее во мне, никогда не было, дедовской мощи! Хотя бы потому, что его запястья и кисти рук, были шире моих в полтора раза, а узловатые пальцы сгибали подковы… Вот две истории, раскрывающие природный потенциал, могучего Гурия Ивановича.

История первая. Однажды на обогатительную фабрику, в кузове полуторки, привезли увеличенный маховик локомобиля. Восемь рабочих, не могли выгрузить чугунное изделие на землю, а Гурий Иванович, справился один…

В детстве я видел, один поровой локомобиль, раскручивающий тридцатипудовый маховик, когда навещал деда на работе. По его ободу, бежал широкий ремень, который передавал вращение, на быстро крутящийся шкив, электрического генератора.

Предположим, что вес привезённого маховика, был равен двадцати пяти пудам, тогда умножаем его на шестнадцать и получаем ровно четыре сотни, нынешних килограммов! Принимая во внимание, что это литое, чугунное колесо с массивными спицами, не было предназначено для ручной транспортировки, мы вправе отдать должное, завидной силе деда Гурия.

История вторая. Через два года, после смерти Гурия Ивановича, дед Ворошилов рассказал мне, о событии четырёхлетней давности: «Вот уж потешил нас, покойничек перед смертью! Действительно Анатолий, крутенёк был твой дед! Мы часто собирались, возле маленького базарчика, отгороженного от проезжей части, невысоким забором. Я имею ввиду нас, рядом живущих пенсионеров».

Играя в домино, мы там сильно не шумели, поскольку через дорогу, как тебе известно, стоит здание Копьёвской милиции. Так в один погожий день, мы потихоньку «забивали козла», глядь-поглядь после неладной «рыбы» вокруг, а мимо рынка Гурий шагает! Значит, окликнули мы Иваныча, которого давно не видали и как принято, чуток выпили за встречу, да потом начали поминать Русских силачей…

Выпили за Ивана Поддубного и Ивана Заикина, а потом захмелев, начали перемывать косточки, непутёвой молодёжи. Которая ни балку на плечах, ни даже подковы согнуть не может… Како «вертушки» осилить! Выпили одну бутылку водки, вторую, третью… Засим начали бороться на руках, да только твой дед, оказался вне конкуренции!

Расшумелись мы не на шутку, вспоминая молодецкую удаль, да былые скачки на лошадях и ночные вылазки, по деревенским бабам… Вот когда, в свете хмельных разговоров, Гурий обмолвился, что вероятно даже теперь, смог бы поднять и пронести с полста шагов, любую лошадь и в сей же миг, был пойман на слове! Призвав милиционеров в свидетели, да побившись об заклад на четверть водки, мы привели твоему деду, выпряженную лошадь.

Деваться некуда! Гурий Иванович поднял лошадь и дойдя до забора, кряхтя поинтересовался: «Десять шагов есть! Теперь нести куда?». На что в ответ, мы примирительно закричали: «Твоя взяла! Бросай ношу Иваныч, ты победил!».

Тем временем, на крыльце милиции, столпились любопытные сотрудники и покачивая головами, взирали на нас. Пришлось нам поубавить задорный пыл, дружно скинуться и бежать в ларёк, чтобы честно выставить на стол, проигранный заклад…

Недомолвок и слухов о той стариковской пьянке, в посёлке ходило много. Разве что, сам дед Гурий всегда отмалчивался. Правда шила в мешке, долго не утаишь! Поэтому вскоре, он получил от бабушки Антониды, неизбежный нагоняй.

Глава 8. Туим и Ермаковское. 1948-1949 годы

Всего в семье Тарасова Гурия Ивановича и Антониды Прокопьевны, родилось пятеро детей – Клавдия, Николай, Георгий, Леонид и любимица Анна. Клавдии и Георгия не стало рано, а вот дядю Леонида, 1919 года рождения, вместе с его младшей сестрой Анной, я помню хорошо…

В начале Великой Отечественной Войны, Леонид Гурьевич был призван в Красную армию и служил на Дальнем Востоке, а в тысяча девятьсот сорок пятом году, он демобилизовался и приехал к нам повидаться в Мендоль. Я сразу заметил, что дядя Лёня походит на отца, разве что выглядит, ущербно меньше и необычно разговаривает, слегка в нос.

Причём одет он был, в мешковатую шинель и вышедшую из употребления, довоенную будёновку. Потом мы с Валеркой и дядей Лёней, часто ходили по побережью Июса, выуживая вездесущих краснопёрок.

Мать рассказала историю, после которой дядя заболел и стал тугодумом. Потому что дураком, в полном смысле этого слова он никогда не был, а латинский термин – дебил, тогда использовали только в медицинской практике.

Леонид в детстве, был очень живым мальчиком, заводилой оравы мальцов, гораздых на выдумки и проказы. Излюбленным местом сбора которых, была ранее упомянутая, высокая лиственница в центре посёлка.

Однажды вечером, прячущаяся на ней молодая учительница, в отместку за непослушание на школьных уроках, распустила волосы и кутаясь в простынь, устрашающе подвывая, спустилась вниз… Надо полагать, что эффект её внезапного появления, достиг поставленной цели. Напуганная детвора, за исключением оцепеневшего дяди, бросилась в рассыпную.

После высказываний учительницы, произнесённых загробным голосом, Леонид упал без сознания, а потом долго болел и не говорил, потеряв искромётную сообразительность. Всю дальнейшую жизнь, он работал кочегаром в котельных и насколько мне известно, женился три раза. Первой его женой, была Клавдия Васильевна, в девичестве Пашенова, которая жила в совхозе, рядом с курортом «Шира». У них родился сын Виктор.

Второй женой Леонида Гурьевича, стала Елена Павловна, в девичестве Чепсаракова. Причём известно, что её матерью была русская женщина – Александрова Екатерина Никитична, а отцом хакас – Павел Чепсараков. Тем не менее который, имел голубые глаза и тёмно-русые волосы, при широком носе, скулах и раскосых глазах. Во время Гражданской войны, Павел пошёл служить в белогвардейскую армию Деникина и домой не вернулся. В 1951 году, в семье Леонида Гурьевича Тарасова и Елены Павловны, родилась дочь Людмила, а через год, появился на свет Константин.

Что произошло в дальнейшем, во взаимоотношениях Елены Павловны и дяди Лёни, я не знаю, но они развелись. Сперва тётя Лена жила одна, а потом вышла замуж, за хорошего мужчину – Середина Ивана Тимофеевича. Который усыновил детей Леонида. Моя двоюродная сестра Людмила, выросла красивой девушкой, похожей на бабушку Антониду, а брат Константин унаследовал черты Гурия Ивановича и мрачноватую красоту Елены Павловны. Я приезжал в Абазу, к тёте Лене в гости, когда дети уже выросли и жили отдельно. Помню, что Иван работал на шахте.

Последние годы жизни, после смерти Гурия Ивановича в 1962 году, дядя Лёня жил вместе с матерью, моей бабушкой Антонидой. Которую он, пережил ненамного и умер в 1972 году, прямо во время рабочей смены в котельной. Тогда моя мама – Роза Адамовна, ещё жила в посёлке Копьёво и похоронила дядю Лёню на свои деньги, а его первой жене – Клавдии Васильевне, она помогла получить в счёт наследства, половину от вырученной суммы, после продажи дедовского дома.

Розе Адамовне пришлось действовать вопреки недовольству Анны Гурьевны, желавшей получить все деньги, после продажи отчего дома. Тётя Аня или Нюра по-домашнему, в отличие от страшего брата Леонида, росла в полном достатке. Тем не менее, она часто проявляла взбалмошный характер, а когда выросла, то к огорчению родителей, стала изворотливой, жадной и беспринципной женщиной.

В начале 1939 года, моя мама на правах жены Николая, вошла в дом свёкра Тарасова Гурия Ивановича. Только поначалу, из-за воровства золовки, ей как молодой и бесправной невестке, доставались одни упрёки! Потому что Нюра, как любимица Гурия Ивановича, без зазрения совести, крала деньги у своей матери. Впрочем отныне, не забывая поживиться, грошами Розы Адамовны.

Причём на расспросы своей матери – Антониды Прокопьевны, о пропавших деньгах, она не стесняясь заявляла: «Поищи у невестки!». В раннем детстве, ничего не зная об этом, я интуитивно недолюбливал Анну Гурьевну, а после рассказов мамы, откровенно невзлюбил.

В начале Великой Отечественной войны, тётя Нюра поступила в Красноярский Медицинский институт и после её окончания, стала дипломированным врачом. Причём тогда, она выглядела просто шикарно! Будучи красивой и стройной, широколицей и большеглазой, внешне похожей на мать, молоденькой девушкой. Сохранилась фотокарточка, на которой она запечатлена, вместе с подружками в белом халате, возле Туимской больницы.

Вскоре тётя Нюра, принудила к оформлению законных – брачных отношений, хорошего человека Владимира Петровича Улиткина. Которого она, вовлекла в интимную близость для того, чтобы заявить родне о том, что беременна. Благодаря воплощению, своей искусной лжи, Анна Гурьевна расчётливо вышла замуж.

Старшая дочь Владимира Петровича и Анны Гурьевны – Татьяна Улиткина, родилась в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. После родов, нерадивая мамаша отправила дочь, к бабушке Антониде на воспитание. Мне хорошо запомнилась эта весёлая, правда немного нервная девочка. Когда Таня начала ходить, то стала центром внимания в доме и была всеми любима, не исключая меня.

Как-то раз, в двухлетнем возрасте, моя двоюродная сестрица, играя во дворе, перелезла с поленницы на смежный с соседями, невысокий забор и неожиданно осознав, что не в состоянии, с него самостоятельно слезть, испуганно запричитала: «Бабусенька! Толь-я-а-а! Посмотлите, куда я залезла! Тане стлашно, бабуська! Толья, позалуста сними меня отсюда! Ай-яй-яй, куда Таня залезла!».

Дядя Вова увлекался фотографией, поэтому его Новосибирская квартира, временами превращалась в фотолабораторию, заваленную проявленными и сохнущими, фотокарточками любимой дочурки. Правда тёте Нюре, не очень то нравилось, воспитывать дочь. Поэтому она, каждый раз находила удобный предлог и отправляла Таню в посёлок Туим, на воспитание к родителям.

Бабушка всё прекрасно понимала, только ничего не могла сделать, ведь Гурий Иванович, во внучке Тане души не чаял! Тем более, что он мог содержать внуков, получая солидный оклад, в три с половиной тысячи рублей, а Антонида Прокопьевна, не имя крупных затрат, занималась огородом и домашним хозяйством, в котором были куры, овцы и корова с нетелью. Вот почему, во время учёбы Нюры в Красноярском Медицинском институте, она щедро отправляла ей деньги и домашние гостинцы.

После замужества, тётя Нюра не раз, просила деньги у отца, сперва на покупку мебели, а затем на приобретение двух автомашин, сперва «Победы», а затем «Волги». Невзирая на что, во время своих приездов в Туим, она продолжала брать без спроса, деньги любящих родителей. Так однажды, уже после смерти отца, она уезжая из Туимской Новостройки домой, в город Новосибирск, прихватила целиком зарплату дяди Лёни и пенсию матери! Не заботясь, об их дальнейшем существовании…

Когда об этом узнала Роза Адамовна, то написала нечестивой золовке, гневное письмо. Из присланного ответа, маме стало понятно, что тётя Нюра не отрицает содеянного, но оправдывается тем, что взяла деньги на подарок Тане. Вот почему мама, после смерти дяди Лёни, продала наследственный дом и поделилась деньгами, с Клавдией Васильевной Тарасовой-Пашеновой, первой женой своего деверя. Тем не менее, тётя Нюра приехала на похороны старшего брата и напросилась помочь, продать оставшуюся мебель, а затем присвоила, вырученные деньги.

Ещё тётя Нюра, родила от Владимира Петровича сына Владимира, моего двоюродного брата, который примерно на шесть лет, младше Тани. Я видел малыша всего один раз, во время приезда Улиткиных в недавно приобретённый, Копьёвский дом Гурия Ивановича. Поскольку после выхода на пенсию, в конце 1956 года, наш дедушка вместе с бабушкой Антонидой, уехал из Туимской Новостройки и теперь радушно принимал гостей, по соседству с нами.

Моя двоюродная сестра Таня, часто жила у дедушки Гурия, а потому мы очень сдружились. Она росла худенькой, немного избалованной девочкой, в характере и выражениях лица, похожей на своего отца, Владимира Петровича. Последний раз, я увидел её, когда приехал из Маклаково в Копьёво, погостить в отпуске и невзначай сообщил, что женился. Видели бы вы, как она заревновала! Зашипела на меня, словно разъярённая гусыня: «Придумал тоже, жениться?! Вот так дела… Хотя теперь, надобно говорить правильно, что женат!».

В последствии, Владимир Петрович начал сильно болеть, так как у него, была нездорова печень, а взаимоотношения с тётей Нюрой, начали портиться. Из рассказа матери, мне стало известно, что Анна Гурьевна, тогда будучи опытным врачом, начала давать дяде Вове, медицинские препараты, намеренно разрушающие его печень. Каким-то образом, он узнал об этом и был вынужден развестись.

В Туимской школе, я закончил третий класс, после чего меня отправили в Ермаковское, где меня дожидался отец, вместе с мамой и братцем Валеркой. Так как месяцем раньше, его перевели работать, начальником отдела кадров в местный леспромхоз. Поездка была недолгой, после чего меня встретил большой посёлок, который располагался на берегу реки Ои, в девяноста километрах на юго-восток, от города Минусинск.

Наша семья поселилась в большом доме, на двух хозяев. К которому прилегали хозяйственные постройки и овощной посад, огороженный длинными лагами, сделанными из горбыля. С тех времён, сохранилась памятная фотокарточка, на которой моя мама, запечатлена в месте с соседями, в окружении домашних поросят, разглядывающей маленького котёнка.

Широким спуском, наша улица уходила вниз, в направлении центра посёлка. Прохаживаясь возле соседских домов, я познакомился с ребятами – Надей и Сашей, а затем подружился с Игорем, играющим у ворот, вместе с сестрицей Верой. Причём детей на улицах, встречалось много. Через несколько дней, я познакомился с Володей Пуховкиным, который добродушно отзывался, на прозвище Пухлян…

 Крупный, физически развитый Пуховкин, красиво плавал вразмашку и невзирая на течение Ои, спокойно её переплывал. Мальчик всего на два года, был старше меня, но уже обладал известным достоинством и давал местным задирам, мужественный отпор. Более того, он знал рыбные места и непревзойдённо рыбачил. Именно поэтому, он заслужил моё уважение.

 Гуляя на солнце, я быстро темнел, вероятно из-за греческой наследственности, доставшейся от прабабки… Поэтому к концу лета, бегая в Ермаковской ватаге босоногих и голопузых детей, я загорел до черноты! Так однажды, перебегая речной мост, мы обратил внимание на двух мужчин, шедших в геологических энцефалитках.

 Поравнявшись с нами, один из них, вдруг удивлённо вздёрнул брови и показав на меня пальцем, сказал товарищу: «Смотри Вася! Какой загорелый малец… Почти как негр!». Придя вечером домой, я посмотрел в зеркало и увидел мосластого, вихрастого мальчугана, в синих трусах. Который сопя и неуверенно переминаясь на ногах, разглядывал свои руки, плечи и бёдра, покрытые невероятно тёмной, иссеня-чёрной кожей!

 Купаясь на Ое, я частенько находил новые, заросшие прибрежным кустарником, тихие заводи. Поэтому однажды, мы с Валеркой надумали заняться рыбалкой, заручившись поддержкой всезнающего Пухляна. Только сперва, нам нужно было разжиться крючками, лесками и грузилами. Которых пока, у нас не было. Из чего следовало, что необходимые деньги, нужно просить у родителей…

 Только Валерка, неожиданно вынул из кармана, невесть откуда взявшийся, бумажный рубль и поинтересовался: «Этого хватит?». Я отрицательно покачал головой: «Нет. Только на лески с крючками, нам понадобится три рубля!». Валерка понятливо кивнул и исчез… Через двадцать минут, он появился передо мной, победоносно помахивая трёхрублёвой ассигнацией и довольно спросил: «Ну, а теперь хватит?».

– Где взял?!

– На дороге нашёл!

– Гм…

Мы пошли в хозяйственный магазин. Я всю дорогу, смотрел себе под ноги и думал: «Везёт же Валерке, четыре рубля нашёл… Тогда как мне, даже медяки не попадаются!». Как говорится: лиха беда начало. Вечером дома разразился, нешуточный скандал! После того, как мама обнаружила недостачу наличности, лежащей на комоде. Как выяснилось, мой хитроумный братец, денег не находил, а взял их оттуда!

 Нам попало. Только мне, невзирая на невиновность, как старшему брату, досталось сильнее. После наказания, Роза Адамовна строго подытожила: «Ты старший! Должен видеть, что Валерка творит и не давать пакостить!». Мне было обидно и больно, но высказаться я не посмел, а лишь горько подумал: «Ага, как же! Ведь за ним не уследишь!».

 Во время нашего проживания в Ермаковском, мама отучила Валерку красть, но не смогла избавить от озорного ловкачества. Так что братец, продолжал хитроумно отлынивать, от выполнения домашних обязанностей, «сачкуя» за мой счёт! Тем не менее, воспользовавшись советом Пухляна, мы начали рыбачить на Кривом озере, которое располагалось на опушке леса, в пяти километрах от посёлка.

 Как правило, мы таскали небольших карасей, которых после возвращения домой, Валерка горделиво отдавал, нашей довольной маме. Правда однажды, готовя рыбный ужин, та страшно закричала! Николай Гурьевич ворвался на кухню первым, а следом подоспели мы, глазея на выпотрошенных карасей. Которые подпрыгивали на горячей сковороде и резво били, очищенными хвостами! Мама была шокирована, но выслушав рассказ отца, об исключительной живучести этих пресноводных рыб, пришла в себя.

 Как-то раз, мы с Валеркой поднялись вверх, по безымянной речке, впадающей в Ою и увлечённо рыбача, засиделись до вечерней поклёвки. Вот когда, помимо пескарей и малявок, в нашей котомке появилась дюжина приличных окуней. На закате похолодало и мы начали замерзать, а едкий гнус, появившийся часом раньше, вместе с комарами, довёл уставшего братца, до горьких слёз.

 Кроме трусов, на нас ничего не было, поэтому отбиваясь от беспощадных кровососов, я на закорках бегом, притащил Валерку домой. Было непростительно поздно, поэтому после освобождения от хнычущей ноши, снастей и достойного улова, я был строго наказан.

 В середине лета, отец купил мне подержанный велосипед, рассчитанный на взрослых. Который тревожно оседлав, я убедился в том, что мои короткие ноги, предсказуемо не достают, до педалей… Несмотря на сей, досадный факт, кататься под рамой, как постыдная мелюзга, я не захотел! Поэтому, я снял сидение и начал ездить стоя, поверх горизонтальной трубы, обмотанной мягкой тряпкой.

 Перед началом эксплуатации аппарата, Николай Гурьевич показал мне, как регулировать натяжение цепи и надевать ниппель на золотник. Подкрутил болтики на крыльях и смазал солидолом, заднеосевой привод. После чего, посчитав наглядное обучение законченным, он удалился восвояси…

Впрочем, после прокола камеры, отец разбортировал колесо и научил меня правильно, ставить заплаты.

 Радостных мгновений и приятных забот, мой велосипед доставлял много. Вскоре, я научился ездить, не держась за руль и гонял по Ермаковским улицам с раннего утра и до позднего вечера… Благо, что проезжающих через село грузовых, а тем более легковых автомобилей, тогда было немного.

Иногда, я забывал подтягивать винты крепления крыльев и во время тряской езды, терял дефицитный крепёж, вместе с закаченным воздухом, утекающим через застарелые ниппеля. После чего, винтами и гайками, мне приходилось разживаться у поселковых ребят, а новые ниппеля, из электрической изоляции проводов, делать самостоятельно.

 Теперь расскажу о Пушке… Некоторым горожанам невдомёк, что в любой деревянной избе, из-за наличия в прихожей, излюбленных мышиных лакомств – сыров, круп и копчений, а также из-за хранящихся в подполье овощей, без кота или кошки, припеваючей жизни не выйдет. Поэтому Роза Адамовна, не откладывая на потом, принесла домой котёнка. Которого посовещавшись, мы назвали Пушком.

 Вскоре выяснилось, что наш питомец Сибирской породы, на редкость понятлив… Настолько, что в последующие лета, своей взрослой жизни, я похожего кота, нигде не встречал! Так однажды, заигравшийся Пушок, распустил шерстяной клубок и запутался в домотканых нитках.

Войдя в комнату, мама увидела копошащееся недоразумение и всплеснув руками, нравоучительно потребовала: «Ты что натворил, маленький негодник?! Теперь весь клубок, нужно перематывать… Выпутывайся и становись в угол!».

 Проследив взглядом, в направлении указующего перста, котёнок поджал уши и выскользнув из тенёт, прыгнул в дежурный угол. Где немного отдышавшись, он просительно замяукал, рассчитывая на прощение, строгой хозяйки. Так как накануне, Пушок понял суть, нашего с Валеркой, трагикомического наказания. Во время которого, мы понуро стояли, в противоположных углах гостиной и сделал правильный вывод.