Воспоминания Анатолия. Документальная трилогия. Том первый

В последующие годы, я пристрастился читать сказки, приключения и фантастику. В пятом классе, в мои руки попала иллюстрированная книга «Одиссея и Илиада Гомера». Поначалу, мой разум с трудом одолевал торжественный гекзаметр, в переводах Николая Ивановича Гнедича и Василия Андреевича Жуковского, но я терпеливо вчитывался, постигая ускользающий смысл. Какие же в поэмах, оказались красочные эпитеты – «виноцветное море», «длинотенное копьё» или возвышенные сравнения, как «шлемоблещущий Гектор»!

В отличие от приключенской литературы, которую я «проглатывал залпом», в строфы Гомера, мне пришлось вникать больше полугода. Поэтому книга, запомнились мне, почти наизусть. Более того, я был впечатлён, изумительной чёткостью линий, перьевых рисунков. Их графика, меня просто завораживала! Так что, перерисовывая книжные иллюстрации пером и тушью, я натренировал руку так, что даже кисточкой, научился выводить тонкие линии, красочных рисунков.

Книга «Герои Эллады», потрясла меня, ещё больше! Графические рисунки Ивана Дмитриевича Архипова, в ней были реалистичны, а потому изумительны! Выгодно отличаясь, от его небрежных иллюстраций, к книге Ивана Антоновича Ефремова «На краю ойкумены". Которые разочаровали меня, схематичной беспомощностью.

Как-то раз, в руках соседского мальчика, я заметил детскую книгу «На берегах Севана», армянского автора Вахтанга Степановича Ананяна, в которой были описаны, увлекательные приключения, подростков из села Личк. Выпрашивая которую, мне пришлось пробегать, за несговорчивым владельцем… Зато потом, жизнерадостные герои книжки – Камо, Асмик, Грикор и дед Асатур, поселились в моей памяти.

В четвёртом классе, я по-прежнему дружил с Виталиком Шуюповым, Витькой Белявским и Сашкой Новиковым, а потом влюбился в Валечку Прохоренко и тайно страдал. Причём о желанной, но неведомой близости, мы знали только из рассказов, старших ребят. Которые изредка, говорили об этом, в укромных местах. Тогда как потешные, весёлые анекдоты, знали все! Наиболее популярными, были россказни, про Екатерину Великую. Которая развлекалась с Потёмкиным, или с подневольными солдатами, приговоренными к расстрелу. Ещё в ходу, были байки про умных слуг и глупых попов.

Став пожилым человеком, я по-новому переосмыслил, детские годы и пришёл к выводу, что в нашей послевоенной, уличной среде, от старших ребят к младшим, ещё передавалась издревле устоявшаяся, подростковая культура. В том числе, неизменные правила игры в ножички-свайки. Упоминание о которой, я встретил в документах дела, о расследовании смерти, царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного.

Тоже справедливо, для игры в Казаков и Разбойников. Когда подходя к вожаку противной ватаги, традиционно выкрикиваешь: «Матки, матки! Чей допрос? Огонь или лампа?!». Причём в курени, сбивались ребята, близкие по возрасту и силе. Уважать правила игры, помимо развития глазомера, скорости и ловкости, также требовала лапта. В которой, справедливые требования противника, честно удовлетворялись.

Даже игра выбивала, развивала не только вёрткость и точность броска, но также коллективизм и чувство товарищества. Причём самодельные, тяжёлые мячи, плетёные из пористой резины или гуттаперчи, время от времени, попадая в тела, приучали нас стойко, терпеть боль. Ещё мне запомнились, давняя считалка, которой мы пользовались, для выяснения того, кто должен голить?! «На златом крыльце сидели: Царь, царевич, король, королевич, Сапожник, портной, кто ты будешь такой? Выбирай поскорей, не задерживай добрых и честных людей».

Иногда мы декламировали поговорки. Например для прекращения дождя: «Дождик, дождик перестань! Я поеду на Ристань, богу молиться и Христу поклониться. Ключиком-замочком, шёлковым платочком! Или наоборот: «Дождик, дождик, пуще будь! Дам тебе гущи, дам тебе ложку, хлебай понемножку!».

Господи! Как же много, безвозвратно ушло, да выветрилось из памяти! Досадно, но мои дети, уже выросли не зная преемственного, уличного фольклора… Куда он делся?! Почему прервалась цепочка, передачи древнего, мальчишеского самовоспитания? Канула в небытие, за истекшие десятилетия! Радио и телевидение, заменили всё?! Ведь нынешние дети, про городки и лапту, даже не слышали…

Где вы, мои друзья?! Все те, с кем я был дружен, или враждовал? Да, да, бывшие недруги, теперь мне друзья! Ведь мы бились честно, один на один, по загодя оговоренным правилам: не бить ниже пояса, ничего не прятать в кулак и драться, только до первой крови. Кто первый, расквасил нос, тот и победил!

Драться я не любил, хотя уроки Ваньки Калашникова, на всякий случай, держал про запас. Поскольку доверял высказываниям, своего отца. Который утверждал, что начинать драку первым, однозначно безнравственно… Меня убеждал не драться, хотя загодя, был отъявленным драчуном!

Если мне приходилось драться, то я не махал бездумно руками, как ветряная мельница и не закрывал глаза, пропуская удары, а энергично бил редкими, но меткими тычками, прямо в лицо. Достаточно мне, было проявить себя, таким образом несколько раз, как задиры отстали, обходя стороной.

Правда однажды, мне довелось праздновать труса! Когда за-ради забавы, я начал бороться с поселковым сверстником, которому нечаянно, повредил губу. Закапала кровь. Парнишка злобно закричал, а его друзья – Сашка Новиков и ещё один, неожиданно подскочив, полезли на меня в драку! Тем не менее, отбившись от обоих нападавших, я пошёл в наступление. Как вдруг, Сашка взял меня в оборот…

Он начал кричать, что пойдёт в милицию и меня заберут на исправление. В итоге, я поверил! Прекратил наступление и в страхе перед детской колонией, хмуро остановился. После той потасовки, я долго ждал, что за мной вот-вот, придут из милиции. Через неделю, как бы невзначай, я расспросил деда о том, что может быть с зачинщиком драки, в схожей ситуации. На что Гурий, не придав значения, моим витиеватым расспросам, неубедительно пробурчал о том, что у милиции, своих забот хватает.

Тем временем Сашка, вместе с дружками, наслаждался моей беспомощностью. Прекрасно понимая, что я прекратил драться, поступившись мальчишеской гордостью. Примерно через месяц, я осознал несостоятельность, его угроз и затаил обиду. Правда вскоре, мы переехали в Малые Арбаты, а затем в посёлок Копьёво, где позабылось прошлое и началась другая, подростковая жизнь. Тем не менее, в конце 1950-х годов, мне пришлось ещё раз, столкнуться с повзрослевшим Новиковым, правда на футбольном поле.

Потому что Александр, стал нападающим игроком, в сборной команде Ширинского района, которая приехала в Копьёво на матч, чтобы сыграть против нашей команды, Орджоникидзевского района. Вспомнив давнее унижение, я вперился в него недобрым, волчьим взглядом. Тогда как он, заметив меня, как будто позабыв о давешних обидах, начал приветливо улыбаться.

В отличие от школы, дворовая культура ребят, позволяла весело, но зачастую похабно выражаться. Мне запомнилась пара пародий, на высказывания Русского полководца – Александра Васильевича Суворова. Первая пародия прямолинейна, а потому предельно ясна. ««Вперёд!» – сказал прелат. И тысячи штыков, на солнце заблистали. «Теперь стоять! Мы здесь поссым!» – намаявшись в пути, изрёк прославленный фельдмаршал… И тысячи «портов», на солнце засияли!»». Тогда как вторая, должна восприниматься, в непрерывном словосочетании слов… «Впереди нас рать, позади нас рать, по бокам нас рать… И битвою мать – Россия спасена!».

Причём подавляющее большинство, весёлых анекдотов и историй, рассказывалось матерно. Наверно из-за этого, мальчишки и девчонки, общались редко. Как правило, девочки играли между собой, сторонясь крикливых, вспыльчивых ребят. Притом, что в мальчишеской среде, культивировалось пренебрежительное отношение, к девчонкам. Впрочем, некоторые драчливые сверстницы, были вхожи наши компании. Чаще всего, девочки прыгали по клеткам, расчерченным на земле, играя в малопонятные классики.

Когда я, закончил обучение в четвёртом классе, Гурий Иванович отвёз меня к родителям, в Таштыпский район Хакассии. Так как их, на тот момент, уже перевели работать из Ермаковского, в посёлок Малые Арбаты. На новом месте, Николай Гурьевич начал работать директором леспромхоза. Мне запомнился засыпной дом, в который нас, временно поселили. Вместе с нами, помогая маме по хозяйству, начала жить литовка, Владислава Станиславовны Солтонене.

Весёлая тётя Слава, прожила с нами несколько лет. Невзирая на нелёгкие испытания, выпавшие на долю её семьи, она осталась открытой, добропорядочной женщиной. Говорила она по-русски бегло, но с сильным акцентом. Благодаря кипучей натуре, она нетолько справлялась с домашними заботами, но и приглядевшись ко мне, с братцем, занялась нашим воспитанием. По мере необходимости, выдавая по тылам. Правда, если мы не были виноваты, то она справедливо вступалась за нас, даже перед гневным отцом.

Наша полная, неунывающая домохозяйка, умела артистически передавать еврейский акцент, рассказывая шутки. Например, вот такую… Идут два еврея, как вдруг позади, прогремели выстрелы! В страхе, они упали на землю и лежат. Молчали долго. Потом тот, что испуганно упал первым, заговорил.

– Абрам, ты жив?

– Жив!

– Тогда вставай, я вже воняю…

Невзирая на лёгкий, добродушный характер, во взгляде тёти Славы, иногда читалась тревога. Так как все сидели… Её муж и старшая дочь Гелена. Благо, что младшая дочь Данута, жила у дальней родни, в Латвийской ССР. Несколько позднее, когда мы переехали в Копьёво, Николай Гурьевич принял деятельное участие, в судьбе Гелены. Добившись пересмотра в суде, её политизированного дела. Ведь девушка села, только из-за того, что её жених, ушёл к «Лесным братьям».

После освобождения из трудового лагеря, к нам приехал муж Владиславы Станиславовны, дядя Солтонене. Худой, хмурый мужчина, болезненно постаревший из-за многолетних лишений. Его справка об освобождении, была напечатана, на обратной стороне трофейной, вестовой карты. На которой Германские названия, были зачёркнуты красными росчерками, а затем вручную подписаны, на Великом Русском Языке.

После досрочного освобождения, к нам приехала Гелена, повидать истосковавшихся родителей. В те дни, Николай Гурьевич сдел памятную фотографию, воссоединившихся Солтонене, вместе с Розой Адамовной, сидящей справа. Как же трогательно, они были счастливы! Тем не менее Гелене, которую мы стали называть Хеленой, работы в Копьёво, нигде не нашлось… Государственные организации и учреждения, непреклонно отказывали молодой, дипломированной учительнице в трудоустройстве, из-за недавней судимости.

Вот почему, на свой страх и риск, будучи заведующей столовой, мама взяла Хелену посудомойкой. Правда вышестоящий руководитель, распологая сведениями о Солтонене, порекомендовал уволить Хелен. Роза Адамовна проигнорировала… Тогда задним числом, это сделали без её участия. Оставив девушку без зарплаты, за отработанный месяц. Тем не менее, мама ничего не сказала Хелен и выплатила ей зарплату, из своего оклада. Вскоре семейство Солтонене, узнало об этом и деньги вернули.

Тем временем Николай Гурьевич, устроил мужа тёти Славы, работать в Копьёвский леспромзох. Выдав разрешение, на строительство дома в «Белорусском» районе Копьёво. Который так назвали, из-за расселения политических ссыльных, прибывших из Белоруской ССР. Район расстраивался двумя улицами, на пологом, северо-западном склоне горы. Ближе к окончанию строительства дома, знакомый моей мамы, по настоятельной просьбе Солтонене, привёз из Литвы Дануту, младшую дочь тёти Славы. Которая оказалась спокойной, по-прибалтийски светловолосой и светлолицей девочкой, моих лет.

Глава 2. Малые Арбаты. 1950 год

Ёлки-палки! Ведь хорошо известно, что любой мальчишка, за погожий день, способен набегать не один десяток километров! Я не был исключением, расхаживая босиком и крутя пидали велосипеда, загрубевшими ступнями. В погожий день, я успевал порыбачить, искупаться в речке и проведать Виктора Полторацкого, моего двоюродного брата. Который проживал в соседних Абатах. Или попить чая, в гостях у дяди Коли Зубрицкого, двоюродного брата, моего отца.

Помимо прочего, вместе с друзьями, я часто бегал в лес, в поисках саранок, щавеля и прочих, таёжных вкусностей. Пока Николай Гурьевич руководил леспромхозом, а Роза Адамовна столовой, назначенная заведующей, в доме верховодила, строгая тётя Слава. В семейном альбоме, сохранились фотокарточки, на которых запечатлены кухарки и рабочие леспромхоза, отдыхающие после обеда. На первом снимке, Роза Адамовна запечатлена в шляпке. Тогда как на втором, она заметна в конце столовой, рядом с женщиной в белом платье.

На новом месте жительства, я заскучал. Кроме того, мне не понравилось, что Валерка беспрекосовно слушается тётю Славу, да на правах старожила, покровительствует мне. Правда когда мы пошли рыбачить, я повеселел. Попутно выяснив, что наша речушка Арбатка, возле соседского села Арбаты, впадает в глубокий Абакан. Расставив удочки, мы начали купаться. Пока я плавал, переплывая узкое русло, Валерка нырял и учился плавать. Потом мы разлеглись на тёплом песке, загорая под солнцем и сделали «татуировки».

Мы приложили на мокрые плечи, ольховые листки. Чтобы их клейкий фермент, остался на коже, а затем посыпали липкие места, дорожной пылью. После чего, на наших плечах, появились контуры светлых листьев, с мелкими прожилками. Которые к огорчению, смылись водой, во время дальнейшего купания. Толи дело, наш отец! Который до пояса, был разукрашен настоящими, армейскими татуировками.

Правда из-за нательных художеств, он теперь редко показывался с голым торсом на людях, а на мои недавние расспросы, откровенно ответил: «Мои татуировки сынок, это грехи молодости! Ещё в начале службы на флоте, будучи тщеславным матросом-салагой, я познакомился во Владивостоке, с известным татуировщиком. Который со знанием дела, отработал полученный гонорар…».

Если оставить без внимания, нравственную подоплёку содеянного, то посмотреть на видные художества, имело смысл… На груди Николая Гурьевича, красовалась выплывающая на гребень волны, подводная лодка. На спине, раскинув крылья, парил гордый орёл, а на широких плечах, в овальных рамках, были запечатлены лики Вождей Мирового Пролетариата. Владимира Ильича Ленина и Иосифа Виссарионовича Сталина. Которые с разных сторон, взирали на любопытных обывателей. На руках отца, были выколоты морские вымпела. Причём все наколки, выглядели изящно.

Чаще всего, мы купались на протоке возле моста, ниже по течению, где меня скрывало с головой. Потому что там, было ровное, песчаное дно. При ширине русла, меньше десяти метров. В других же местах, речка была мелкой и каменистой. Мне нравилось там нырять и разглядвать проплывающих рыб. Хотя потом, невзирая на чистоту воды, глаза сильно щипало. Причину чего, я выяснил позднее. Многие ребята постарше, включая меня, переплывали протоку.

Играя в речные салки, мы ныряли вслепую и извернувшись под водой, отплывали в случайном направлении. Намеренно сбивая с толку, догоняющего голящего. После очередной игры, я стоял на мосту и разговаривал с друзьями. Как вдруг, раздался громкий крик: «Утонул! Тарас Валерка, утонул!». Ребята кричали с берега и показывали на середину протоки. Где белокурая голова брата, колебалась у поверхности воды.

В отчаянном порыве, я сбежал с моста и не успев вдохнуть воздуха, занырнул с берега. Глядя под водой, я заметил, как вяло шевельнув конечностями, Валера пошёл на дно. Попутно теряя изо рта, пузырьки воздуха. Мне пришлось встать, чтобы обхватив его под мышки, приподнять над водой. После чего, превозмогая сопротивление воды, я вынес брата на берег. Он был спасён, но мы оба, ещё долго отлёживались на пляже, нахватавшись воды.

В той истории, мне не понравилось поведение, компании парней. Которые года на три, были старше меня. Поскольку один из них, прекрасно зная, что Валерка не умеет плавать, поймал его на «слабо»! Вот почему, мой братец был вынужден, дабы не прослыть болтуном, нырнуть в реку и выйти из воды, на другой стороне. Однако он, переоценил свои силы и начал тонуть… Так почему же зачинщики спора, прекрасно умея плавать, не поспешили на помощь, а остались на берегу?!

Мы утаили от родителей, этот нелепый случай. Так как знали, что за такой проступок, отец накажет ремнём… Первого за участие в споре, а второго за ротозейский недогляд. Так происходило всегда, после безрассудств Валерия. Который в отличие от меня, словно заговоренный чертёнок, ничего не боялся! Да, мы были разными. Как внешне, так и по характерам…

В раннем детстве, я сильно походил на Николая Гурьевича. Тогда как в Валеркином лице, угадывались черты, бабушки Антониды, а потому отец, прощал ему многое. Причём мама, по обыкновению меня наказывала, вместе с братцем, вопреки невиновности. Кроме того, искренне отвечая на вопросы родителей, я часто получал нагоняй, за недовольный взгляд изподлобья. Именно поэтому, я считал, что отец любит брата, сильнее меня.

В последующие годы, я перестал доверять, высказываниям шаловливого братца и начал их, по возможности проверять. Только понять, когда с невинным видом, Валерка о чём-то недоговаривает или намеренно врёт, было непросто… Когда по его вине, меня били ремнём, он не заступался, а просто молчал, глядя в пол. Почему? Неужели решил, что раз не пойман, значит не вор?! Мол, брат не выдаст, а значит не стоит подставлять тылы…

В последующие годы, Валерий научился плавать и его непреходящей страстью, стала нырковая рыбалка. Так как тот, Кубанский способ, ловли речной фарели на Лабинке, он не забыл… Теперь всё чаще, он заныривал в реку и пошарив под камнями, доставал рыб. Мне хорошо запомнилась, одна из наших поздних, Копьёвских встреч. Когда прилетев на материк, из Заполярной Дудинки в отпуск, я заехал к нему в гости, вместе с женой Антониной и младшим сыном Витей.

При встрече, Валерка оказался в сильном подпитии. Вот почему, на правах старшего брата, я начал ворчать… Тот отмолчался, но чтобы прийти в себя, захотел искупаться. Мы пришли на Чулым. Глядя с берега, я засёк по часам, когда брат нырнул и начал плавать возле дна, перебирая руками. Сперва я беззаботно улыбался, но когда пошла третья минута, я решил раздеться, чтобы успеть на помощь, если что-то, пойдёт не так…

Когда я скинул пиджак, а затем прыгая на одной ноге, начал развязывал шнурок, на правой туфле, он вынырнул! Удерживая в руках килограммового, извивающегося налима. В этот момент, рядом рыбачивший мужчина, даже сплюнул от досады и пробормотал: «Ему что, водяной помогает?! Торчу здесь, битых два часа, а клёва нет!». После третьей рыбины, пойманной голыми руками, брат пожаловался: «Наверно ты прав! Мне не нужно было, нырять по пьяни. Что-то голова разболелась, Толян…».

Вот почему однажды, его излюбленная рыбалка на ощупь, обернулась трагедией. В выходной день, двадцать четвёртого июля, тысяча девятьсот восемдесят второго года, Валерий привычно нырнул за рыбой, но из-за резкого сужения сосудов, произошёл дыхательный спазм… Из речной протоки, его поспешно вытащили друзья, которые в честь Дня коммунальщика, выпивали на берегу. Во время исскуственного дыхания, брат рефлекторно сжал челюсти, но в себя не пришёл.

Затем подоспели врачи скорой помощи, в инструментарии которых, не нашлось трахеостомической трубки и сердце Валерия остановилось. Вскрытие показало, что он просто задохнулся, из-за спазма гортани. Правда в окончательном заключении, паталогоанатом написал, что капля воды, всё же попала в трахею… Из-за которой, произошло роковое сокращение, легочной мускулатуры. Таким образом, он обезопасил халатных врачей, от справедливого негодования друзей и родственников усопшего. Рассудив по-свойски, что никчёмной руганью, Тарасова Валерия не воскресишь.

Анна Адамовна Адамёнок, мамина старшая сестра, тоже поселилась в Малых Арбатах, вместе с детьми Тоней и Лёней, выйдя замуж второй раз, за рыжеволосого Григория Ткаченко. С которым она познакомилась, после войны. В те годы, Ткаченко проживал в Тупике, возле железнодорожного разъезда и трудился на нижнем складе, Туимского леспромхоза.

Когда он узнал, что муж тёти Нюры – Устин Антонович Адамёнок погиб, то преисполнился к ней, искреннего сочувствия. Так что в последствии, участвуя в воспитании сирот, он вёл себя предупредительно. Есть семейная фотокарточка, на которой дядя Гриша, запечатлён в центре. Справа стоит его мать, а слева находится Анна Адамовна Адамёнок, которая стала его женой. Внизу справа, запечатлён отец Григория, а слева сидит, его младший брат.

После нескольких лет совместной жизни, Григорий понял, что народить совместных детей, тётя Нюра не сможет, а потому регестрироваться, они не стали. Ещё мне известно, что первый муж Анны Адамовны, отец Тони и Лёни – Адамёнок Устин Антонович, 1903 года рождения, уроженец Конка, воевал на Ленинградском фронте и пал смертью храбрых, 20 января 1944 года. Во время освобождения Старой Руссы. Имел правительственные награды СССР.

Двухквартирный дом, тёти Нюры и дяди Гриши, был недалеко от нас. Тем не менее, со своим двоюродным братом Леонидом, я виделся нечасто. Поскольку он, будучи на четыре года меня старше, имел взрослые интересы. В подтверждение чего, однажды выглянув из окна, мама воскликнула: «Поглядите-ка дети, как вышагивает повзрослевший Лёнька! Нынче заметно, что не только вздёрнутый нос, он уноследовал от отца, но и выдержанный характер, в придачу к гордой походке…».

В четырнадцатилетнем возрасте, ещё по-детски светловолосый Леонид, начал прилюдно курить. Правда тогда, когда его не видит Анна Адамовна, его мама или отчим Григорий. В следствие чего, он начал разживаться табаком там, где придётся… Иногда с ним делились куревом взрослые, но чащё всего, он отсыпал махорки, из мешочка дядя Гриши или таскал папиросы, из ящика моего отца.

В середине июля, Роза Адамовна задумчиво посчитала пачки папирос, которые начали быстро исчезать из коробки, стоящей в прихожей нашего дома, а затем напоила чаем племянника, зачастившего в гости. Когда тот ушёл, она вновь пересчитала папиросы и выяснила, что одной пачки Прибоя, теперь не хватает! Понятное дело, что о воровстве Леонида, она решила рассказать Анне, своей старшей сестре. К которой она отправилась, невзирая на палящее солнце… Прихватив сантиметр, картон и ножницы, для снятия мерок с её фигуры и нарезки выкроек, ввиду обещанного пошива, летнего платья.

Тем временем Леонид, раздевшись до трусов в огороде, начал прополку, молодого картофеля. Правда вскоре, расслышав требовательный стук в ворота, он отставил тяпку и удивлённо отпёр, входную дверь. На пороге возникла, его грозная тётка! Которой втайне испугавшись, он правдиво сообщил о том, что родителей дома нет…

Возвращаясь домой ни с чем, недовольная Роза Адамовна, обратила внимание на свисающие с забора, штаны племянника. Подозрительно заинтересовавшись содержимым, их оттопыренных карманов. Только ворованных папирос, после скурпулёзного досмотра, в них не оказалось, в отличие от приличного запаса, мелкой махорки. Вот когда, решив пристыдить Лёню, она высыпала махорку на землю, а карманы отрезала! Так что вечером, на удивлённые расспросы Анны Адамовны, мол, а кудаже сынок, исчезли твои карманы?! Он был вынужден, расстерянно ответить: «Я не знаю, мама… Вы лучше, у тёти Розы спросите!».

В конце июля, наши ребята из Малых Арбатов, затеяли бороться. Мне в партнёры попался мальчик, одного роста со мной, правда постарше. Во время схватки, я отчаянно сопротивлялся, но начал проигрывать… В какой-то миг, от чрезмерного напряжения, у меня в паху, что-то тихо хруснуло, а потом возникла, сильная боль. В последующие три дня, неприятная ломота отступила, но паховая область опухла. Вот почему Николай Гурьевич, запряг лошадей в ходок и повёз меня на осмотр к врачам, в районный центр.

 В посёлок Таштып, мы поехали по короткой дороге, через гору «Матрос». На верх которой, наши лошади уверенно поднялись, а вот крутой спуск, был необычайно опасен. Поэтому Николай Гурьевич, заклинил колёса телеги… Пропустив вдоль задней оси, запасную оглоблю, концы которой, он надёжно привязал к обрешётке ходка. Во время спуска, хомут едва не налез, коренному жеребцу на уши, а прочная шлея, удерживаемая репицей его хвоста, натянулась струной.

 Вскоре, мы заехали в поселение Абаканского железоделательного завода, которое после Гражданской войны, стало называться Абазой. Где добывающих шахт, теперь не осталось. В местном магазине, моё внимание привлёк перочинный нож, со множеством складных лезвий и дополнительных приспособлений. Который стоил, всего четырнадцать рублей! Только отец, вопреки моим уговорам, его не купил.