Побочный эффект

Василий Ворон

Побочный эффект

Пролог

Он был уже на обратном пути, и луч фонаря всё так же скользил по камням без задержки, потому что цепляться было не за что. Наверное, именно так всё выглядело бы в космосе, на каком-нибудь крошечном астероиде, в одной из его пустот, окажись он там. Та же невесомость, тот же запас воздуха за спиной. Почему я не космонавт? – подумал он, двигаясь дальше и пытаясь унять чувство разочарования от неудачной разведки. Впрочем, вероятно, и у космонавтов случается серая рутина и промахи в работе. Но у них есть хотя бы, пусть и мало-мальский, но шанс на встречу с инопланетной жизнью. А у меня? Ищешь неизвестно что…

Сердце вдруг пустилось вскачь без всякой видимой причины. Что это? Он не успел ни о чем подумать, как его настиг страх. Откуда? Ведь всё шло как надо, и опасаться было нечего. Страх рос, и он замер на месте, стараясь взять себя в руки, но страх, упав в его душу еле заметной крупицей пищевого красителя в стакан с водой, уже ширился, клубясь и захватывая всё его существо. И голос разума утонул в нем сразу, даже не успев по-настоящему проанализировать ситуацию. Страх налетел, закутал в свою непроницаемую липкую простыню, сродни ночному кошмару, от которого можно спастись лишь проснувшись. Но проснуться ему было не суждено, он не спал. А страх вдруг превратился в ужас – нечеловеческий, доисторический, рождающий в разумном существе лишь жуткий вой, вместе с которым оно пыталось вытолкнуть из себя этот игольчатый, непроницаемый шар, внутри которого таилась смертельная угроза. Но и этого он не мог себе позволить из-за загубника во рту. Пульс стучал в ушах будто стремительно удаляющиеся шаги того единственного, кто был способен ему помочь. Он начал задыхаться и поплыл быстрее, когда навстречу надвинулась, придавив остатки здравого смысла, черная тень. Он понял, что сходит с ума и рванулся в сторону и вверх, туда, где мерцал блеклый, уже будто бы потусторонний свет…

Поселок у моря

На автостанции адово пламенели под солнцем разнообразные машины самодеятельных таксистов. Пахло раскаленным металлом, дешевым кожзамом сидений и по́том суровых потомков извозчичьего ремесла. Егор подошел к битой временем и нуждой иномарке, надеясь, что там будет кондиционер.

– Шеф, до Сергиевки едем?

На него безо всякого интереса взглянул загорелый погонщик-таксист.

– Не, до Сергиевки у нас сегодня Петрович. – Он указал рукой на бежевого «жигуля» шестой модели и гаркнул на всю площадь: – Поперечный, принимай клиента!

От группы таксистов, разминавших языки в ожидании работы, отделился дядька лет семидесяти, бодро, но без суеты подскочил к «жигулю», распахнул багажник и подхватил чемодан подошедшего Егора.

– Ласкаво просимо до нашего таза с автоваза, – он привычно сложил ручку чемодана и ловко уложил его в багажник «жигуля». – Седайте, а то я успею без вас.

Егор с неудовольствием погрузил тело на горячее сиденье авто и захлопнул дверцу. Поперечный уселся за руль, упакованный в диковинный мясистый чехол, и завел двигатель. Похоже, ему было совсем не жарко в черных брюках и байковой рубашке с закатанными до локтей рукавами. Он пригладил остатки седых волос и подмигнул Егору:

– С какой целью имеете Сергиевку? Отдохнуть или всё вместе?

– Отдохнуть, – кивнул Егор. – Друг, вот, посоветовал.

– И ведь было что советовать! – немедленно согласился Поперечный, выруливая с автостанции на забитую транспортом улицу. – К нам скоро будут записываться в очередь знающие люди, и все остальные, кто тоже хочет сойти за приличного человека.

– Как высоко вы цените ваш поселок! Можно подумать, что это курорт мирового класса, – осторожно возразил Егор. Поперечный, ловко обходя зазевавшуюся маршрутку, скептически покосился на него:

– Так вы ничего не знаете за наш чудо-пляж? Что же мог советовать ваш друг?

– Что за чудо-пляж? Там самый белый песок или самая круглая галька на всем побережье?

– Самая круглая Галька в нашем продуктовом на кассе. Когда ваш друг у нас был?

– В прошлом году.

– Так это извиняет вашего друга и делает его неудачником, простите за мой диагноз, – снисходительно усилил свои морщины Поперечный. – Чудо-пляж у нас только с весны. Но уже претендует на лучшее место всего полуострова! Да что там полуострова – всей России!

– Да что же у вас там такое?

– Объясняю дилетантам, – гордо вознес к солнцезащитному козырьку машины свой невеликий нос Поперечный. Он стремительно вписался в поворот направо, переключился на третью, наддал газу, врубил четвертую и понесся в лощину, которую делила на две неравные части потрескавшаяся дорога. – Пляж небольшой, но дело не в этом: на Красной площади тоже много не поместится. Пляж в Сергиевке целебный, в этом вся штука.

– Излечивает кошельки граждан от ожирения? – Егор высунул из открытого окна локоть под набегавший поток воздуха.

– Вы напрасно имеете скучный вид, – ответил Поперечный, привычно объезжая знакомую выбоину на дороге. – Работает как часы, днем лечит, ночью нет. Исцеляет на раз, много на пять-шесть, но всё по серьезному, это вам не поликлиника. У нас и медицина там прописалась, изучает феномен.

– И что говорит медицина? – Егору уже было не так жарко в насквозь продуваемом «жигуле» Поперечного, ехать стало веселее.

– Медицина говорит «чтоб я так жил» и разводит руки пошире. Ничего не могут поделать с силой природы.

– Интересно. И рак лечит?

– За рак не скажу. Не имею привычки врать. Таких случаев пока не было. Но те, что без рака – уходят сами, бросая костыли куда попало.

– Вот так поселок, – Егор пристукнул по торпеде рукой. Впереди из-за гор плеснуло в глаза синевой море.

– Поселок мирового класса, – гордо согласился Поперечный. – В советское время вас бы к нам не пустили.

– Это отчего же? – посмотрел на него Егор. Поперечный воздел к потолку мозолистый палец и изрек:

– Оборонка! Там пальнули, тут воронка. У нас торпеды учили правильно плавать и взрывать кого надо.

– А сейчас?

– А сейчас перестали. Никому наши умения стали не нужны.

– Вы тоже там работали?

– Не то чтобы обнимался с этими торпедами, – пояснил Поперечный, – я директора возил. Мощный был мужчина, завод поднимал, под это дело и поселок заложили.

– Вы, значит, местный?

– Сейчас да, – кивнул Поперечный. – Сбёг из дому пятьдесят лет назад, мечтал у моря жить, чтоб солнце и виноград. Отец сибиряк, мама тоже русская, но в Свердловске мне стало скучно, вот и пристроился тут.

Дорога вынесла машину на холм, с которого стал виден мыс, где и раскинулся поселок. По обе стороны его синело море, словно держало в ладонях этот обмылок суши. «Жигуль» подскочил на кочке и ухнул вниз по накатанной дороге, и тут же исчезло море, лишь сверху навалилось белесое жаркое небо, а обочина щетинилась скудными пятнами каких-то жухлых кустов.

– Лихо ведёте, – заметил Егор. Ему нравилось, как ловко управляется своим «жигулем» Поперечный. Тот довольно хмыкнул:

– А то ж! Вас везет не парикмахер, а почти Шумахер. Расслабьтесь и получайте адреналин.

По бокам дороги стали попадаться домики, мелькнула облезлая советская стела, обозначая территорию поселка. Слева потянулись четырех и пятиэтажные блочные дома, блеснул витриной магазин, и дорога стала совсем разбитой: асфальтовый каток здесь был такой же диковиной, как и «Феррари».

– Адрес у вас какой? – спросил Поперечный, аккуратно объезжая страшный провал посреди дороги.

– Кипарисовая, 10, – ответил Егор и полез в мобильный, собираясь включить навигатор. Сеть, однако, отсутствовала, будто он перенесся в семидесятые годы советской эпохи. – Черт, что у вас со связью?

– Со связью дело швах, на днях гроза была, – равнодушно пояснил Поперечный. – Говорят, накрыло вышку. Искры были, что бенгальский огонь!

Стало понятно, что адрес Поперечному знаком хорошо.

– А что, там, правда, кипарисы растут?

– Там бабло растет, – хмыкнул Поперечный. – Как сезон начинается, так и растет.

«Жигуль» проворно петлял по улицам. Вместо блочных домов потянулись индивидуальные домики и мини отели, укутанные, словно знаменами, полотенцами, развешанными для просушки. Пахнуло морем, соленым, прохладным и величавым. Машина стала пробираться по каким-то задворкам, где массово и беспорядочно толпились припаркованные автомобили и цвет их был так же разнообразен, как и денежный эквивалент. «Жигуль» выбрался из этих затененных декораций и как-то разом, будто рухнул занавес, открылось море. Егор жадно втянул воздух и приготовился вылезать. Но «жигуль», разминувшись со встречным внедорожником, попер по узкой мощеной дороге в жуткую крутую горку. Слева уходило в бездну море, справа зубчато теснились разноэтажные частные отели. Егор напрягся: ему показалось, что «жигуль» не сдюжит и непременно заглохнет на такой круче. Поперечный, привычно разгадав его опасения, сказал:

– Не ёрзайте, прынц. Карета еще не приехала.

Машина вползла на мощеный пятачок, которым оканчивалась дорога, и стал, хрустнув ручником.

– Вот ваши хоромы, – кивнул Поперечный на трехэтажное сооружение на са́мой горе и полез из машины. Егор тоже вышел и потянулся всем телом. Здесь реял ветер, приятно обдувая взопревший тыл Егора. Поперечный извлек из багажника чемодан, поставил на плитку, которой была выложена дорога и отрапортовал:

– Вот вам море, пляж внизу. Там гора Воронья, рекомендую слазать, осмотреть закат, – он махнул рукой в сторону островерхой горы, увенчанной мачтой телекоммуникаций. – С вас триста целковых и можете не благодарить.

Егор отсчитал бумажки, протянул Поперечному, и тут же получил взамен визитку, на которой значилось: «Поперечный Николай Петрович. Такси». Ниже был указан телефон.

– Пока связь не наладилась, спро́сите любого местного, – пояснил Поперечный, залезая в свой «жигуль». – Меня все знают.

Он лихо развернулся на пятачке и начал сползать с горы вниз, к поселку. Егор еще раз взглянул на сверкавшее под солнцем море и пошел к распахнутой калитке, ведущей к отелю.

…Когда обычный протокол заселения был исполнен, Егор со своим чемоданом оказался на самом верху гостиничного строения, где был его двухместный номер. Короткий коридор вывел Егора на обширный балкон, где стоял пластиковый стол, несколько стульев и сушилка для полотенец. Тут-то и ждало Егора лучшее, что было в этом отеле. За перилами балкона уходила вниз зеленая ступенчатая панорама, плавно впадающая в бухту залива. Далее располагался пляж, набережная, и оканчивалось всё это великолепие остроконечной горой, увенчанной мачтой связи, в которую, надо полагать, и угодила помянутая молния. Высота отеля уступала пику горы, но, как показалось Егору, незначительно. От этого многообещающего вида у Егора захватило дух, но он совладал с эйфорией и отправился в душ.

После душа он нарядился в шорты, футболку белого цвета, свободную от каких бы то ни было рисунков, нацепил такую же безликую бейсболку, закинул за плечи небольшой рюкзак и осмотрел себя в зеркале, вмонтированном в створку платяного шкафа. Из зеркала на Егора смотрел типичный турист-отдыхающий, желающий моря, солнца и немного адюльтера. С тем он и покинул номер, замкнув дверь на ключ.

Спустившаяся с горы дорога немедленно потеряла ухоженность и лоск. Собственно, и дорога потерялась. Местность предлагала следующие варианты. Налево угрюмо пролегал разбитый машинами остов былой дороги, от которой лишь местами сохранились участки асфальта, все остальное же было вариациями одной общей канавы. Этот путь имел лишь один плюс: он сулил тень, так как здесь росли различные южные деревья, и вился дикий и не очень виноград, причудливо заползая всюду, куда можно было вскарабкаться. Направо вел путь туриста и ротозея: именно здесь начиналась главная набережная поселка. Она была любовно обустроена: выложена плиткой, обрамлена справа, со стороны моря, мощной балюстрадой из бетона, щедро выкрашенной белой краской. Оттуда звучала музыка и гвалт праздношатающейся толпы: все располагало к бездумному и незамысловатому отдыху. Егор выбрал вариант номер два, решительно шагнул к балюстраде и, опершись о широкое ее навершие всем телом, начал разглядывать морской пейзаж.

Главная бухта поселка начиналась с уже упомянутой высокой горы, красочно и решительно оступавшейся прямо в море. На ней торчала мачта телекоммуникаций. Почти вплотную к горе виден был причал, возле которого качались пара яхт, и разного калибра катера и лодки. Там же начинался каменистый пляж и там же, по всей видимости, заканчивалась парадная набережная поселка. Песка на пляже не было совсем, лишь галька, любовно обточенная морем. Тут и там торчали каменные валуны один больше другого и именно там, догадался Егор, и находился тот самый, поминаемый Поперечным чудо-пляж. Это был огороженный невысоким заборчиком пятачок диаметром пятнадцать метров, густо заставленный лежаками и даже стульями. Все они были заняты. К пятачку стояла очередь из тех, кто, очевидно, жаждал оздоровления. Дальше, или, вернее, ближе к тому месту, где стоял Егор, тянулся традиционный пляж, усеянный не только лежаками, но и расстеленными полотенцами. И уже всё это покрывал неутомимый и неустрашимый российский турист – его величество, слуга, хозяин и потерпевший. Корона морского побережья, его терновый венец и наспех скрученная шапка из вчерашней газеты. Тут же обретался и обслуживающий персонал, точно такой же король и холоп индустрии недоразвитых пока еще здесь развлечений. Метрах в пяти от края прибоя качался на волне яркий надувной дракон, глядя вдаль выпученными глазами и нестрашно грозя несуществующим врагам надувными же зубами, похожими формой на крупные огурцы. Монотонный шум пляжа время от времени пресекал усиленный мегафоном голос, предлагающий прокатиться на этом надувном чуде. Тут же Егор стал свидетелем этой извечной курортной забавы: на тугую спину дракона усадили последнего желающего, облаченного в спасательный жилет, и морское чудище заскользило за гидроциклом, набирая ход и поднимая соленые брызги. Поднялся веселый ор седоков дракона. Тут же похожее, но менее массовое удовольствие обещали причаленные скутеры с загорелыми парнями, готовые умчать кого угодно к горизонту. Главный пляж оканчивался ступеньками, ведущими на набережную. Здесь, также, имелся специальный пологий съезд, куда, очевидно, можно было закатить прицеп с гидроциклом. Был тут еще и недлинный шаткий причал, у которого вверх-вниз ходил моторный катер на привязи, из недр которого торчала пара волосатых ног. Справа от причала располагался дикий пляж, не обустроенный ничем, вдобавок здесь начинались скалистые осыпи, и вздымалась еще одна гора, ниже той, что слева, и на вершине которой стоял отель, приютивший Егора. Егор отчалил от балюстрады и пошел по набережной, глазея вокруг сквозь солнцезащитные очки.

По левую сторону набережной тянулись магазинчики, кафе, рестораны и даже столовые с конвейерной линией для подносов. Егору давно приспела пора перекусить и он, нисколько не смущаясь, занял место в очереди с подносом. Спустя десять минут он отведал бесхитростной окрошки, съел «котлету с гречкой», залил всё это стаканом компота и был таков.

Когда набережная кончилась, Егор свернул налево – туда вела дорожка, по сторонам которой теснились те заведения общепита и торговли, которым не повезло оказаться на набережной. Здесь торговали мороженым, жарили шашлык, предлагали серебряные кольца и иную самодельную бижутерию. Деревья дарили здесь тень и звали вперед, вглубь поселка. Дорожка пролегала через невеликий парк, пустынный в эту солнечную пору. Здесь стояло блочное двухэтажное здание – то ли клуб, то ли администрация поселка. Справа обнаружились детские аттракционы типа надувной горки, качели, карусели и аппарат, производящий попкорн. Вероятно, здесь было людно лишь по вечерам и в ожидании этой денежной поры неподалеку скучали двое из обслуживающего персонала.

Дорожка пересекалась тут с другой, и на перекрестке имелся обширный прямоугольник. По углам он был обсажен четырьмя деревьями, скрывавшими постамент, на котором среди ветвей терялся знакомый советский силуэт – Ленин, призывно поднявший руку. Из-за разросшихся деревьев, обрамлявших памятник, вождь мирового пролетариата был более всего похож на взывающего о помощи утопающего, в предпоследний раз вынырнувшего из пучины.

Егор дошел до заборчика, обрамлявшего территорию парка, и вышел к дороге, за которой стояли блочные дома советской постройки. Перейдя дорогу по блеклой «зебре», Егор двинулся между домов вглубь типовой застройки. На первом этаже пятиэтажки слева сверкал вывеской «Вина Инкермана» специализированный магазин. В точно такой же пятиэтажке справа зазывал к себе продуктовый универсам. На балконах сушилось белье и те же знамена туристов – разноцветные пляжные полотенца; роняли вниз капли кондиционеры, укрепленные на стенах, и лениво лежали в тени большие безродные псы. Если бы не полотенца, пейзаж удивительно подходил, скажем, Гражданскому району Петербурга. Егор оглянулся назад, и наваждение пало, пораженное синим пятном моря, видного отсюда в просвет между деревьями парка.

Навстречу Егору попадались такие же туристы, как и он, отягощенные пакетами с виноградом и сливами, запятнанные арбузными боками, и иными дарами южного рынка. Егор уверенно двинулся туда.

Рынок стихийно располагался на небольшом пятачке, где не успели (или не захотели) возвести детскую площадку власти поселка, нагло заползая своими шумными щупальцами между блочных домов. Здесь раскинулись лотки с овощами и фруктами, притерлись друг к другу автофургоны, с которых торговали колбасами и сырами, теснились лотки с пляжной косметикой и китайскими купальными принадлежностями. Разгул товарно-денежных отношений был представлен здесь во всем своем безобразии, осмысленном и беспощадном.

Егор двинулся между рядами, толкаясь и протискиваясь сквозь сарафаны и шорты, бейсболки и панамы отдыхающих. Он купил гроздь винограда и вывалился из этого гудящего чрева с мыслью о том, что отдых – это тяжелый труд, как по ту сторону прилавка, так и по эту.

На углу одной из пятиэтажек стояли три человека перед агрегатом, который за малые деньги проливал в подставляемые гражданами пластиковые бутыли чистую воду. Егор занял очередь, подождал три минуты и, опустив в автомат пять рублей, омыл свою купленную на рынке гроздь холодной водой. Жуя сладкие виноградины, он пошел вдоль дороги направо, намереваясь охватить весь поселок за один проход. Дорога довела его до площади, где, согласно правилу кругового движения сливались три пути: тот, по которому он сюда пришел, тот, которым вез его сегодня из города Поперечный и тот, что вел вглубь туристической зоны с частными отелями. В зыбкой тени каких-то скудных акаций стояли три машины частных извозчиков, которых язык не поворачивался назвать такси. Водители сидели поодаль за раскладным столиком и играли в домино, лениво поглядывая на Егора. Поперечного среди них не было. На противоположной стороне площади высился новенький храм, слепя глаза позолотой куполов: с приходом, надо полагать, тут было всё богоугодно. Толп верующих, впрочем, видно не было: вероятно, христианскому богу приходилось делиться прихожанами с языческим Нептуном, проповедовавшим свою веру совсем неподалеку более доступным языком и менее затратными средствами.

Поселок здесь редел, и Егор двинулся к своим пенатам через унылый пустырь, заваленный мусором. Солнце яростно жгло, взашей подгоняя к морю и прохладе. Егор миновал стройплощадку с остовом многоэтажного сооружения, не то будущего отеля, не то чьей-то долговой ямы и выбрался к задним рядам мини отелей, предлагавших, надо полагать, самые низкие цены за постой.

В номере Егор наскоро переоделся в пляжный наряд, подхватил полотенце и поспешил к морю. Выйдя на пятачок, куда днем его привез Поперечный, он хорошенько оглядел окрестности с высоты. Налево был массовый пляж, куда Егор категорически не желал идти, зато направо, по другую сторону горы, на которой он стоял, была череда малолюдных диких пляжей. Идти туда предстояло по уверенно проложенной тропинке на склоне горы. Туда и двинулся Егор, твердо пообещав себе ознакомиться с чудо-пляжем завтра.

Дикий пляж встретил его самодельными тентами тех, кто не признавал массовых развлечений, выбирая тихий уединенный отдых на отшибе. К тому же на этом пляже был песок, пусть и не такой мелкий, но ходить по нему было куда приятней, нежели по гальке. Егор свалил вещи в кучу, разулся и побежал к прибою, ласково шептавшему одну единственную фразу: «Не сыщешь…». Казалось, море утверждало, что лучше отдыха ему не найти. Или намекало на что-то еще, о чем Егор пока не думал.

Напарники

Когда солнце укатилось за дальние горы, и над поселком распростерся благодатный и душистый южный вечер, пляжи опустели. Егор, приняв душ и надев свежие шорты и рубашку с коротким рукавом, шел по набережной, превращенной в модный променад. Модным, впрочем, его можно было назвать с известной натяжкой: у любого захудалого кутюрье или просто любителя мод зрелище прогуливающегося народа вызвало бы ломоту скул и недержание бранных слов. Расхлюстанные пережаренные тела, отягощенные кто чрезмерным весом, кто косметикой прохаживались мимо заведений общепита и сувенирной продукции, желая забыть будничные труды, от которых они сюда и сбежали.

Егор отыскал кафе с незамысловатым названием «ШашлычОк», и свернул туда. За столиками было много места, но Егор, приметив лестницу на второй ярус, прошел туда. Здесь стояло несколько столов, тоже малозаселенных, реял ветерок и открывался вид на море и гору. Егор прошел к столику, стоявшему в углу, где сидела девица, потягивая фруктовый коктейль.

– Позвольте присоединиться, – бесцеремонно сказал Егор и сел напротив девушки.

– Попробуйте, – ответила она. Легкий сарафан, короткие волосы, из косметики лишь неброско подведенные глаза, на левой брови давний шрам, чуть прерывающий пушистую линию.

– Мисс, вы из Москвы? – спросил Егор. Девушка отпила коктейль через соломинку и ответила:

– Я сударыня из Санкт-Петербурга.

– Привет, я Егор, – сказал Егор.

– Катерина, – ответила девушка.

– Можно на ты?

– Нужно, – слегка улыбнулась Катерина.

– Ты правда из Питера?

– Нет. Но иногда очень об этом жалею.

– Значит, из Москвы?

– Из Подмосковья.

– Ладно. Тогда начнем. Что по Вадиму?

– Ноль, – Катерина вздохнула. – Была у него в отеле. Назвалась сестрой. Хозяин отеля рассказал, что приезжали менты, списали на море. Говорят, дело обычное. Пока море не вернет, будет без вести пропавший.

– Они искать не пробовали?

– Какое там. Хозяин фотку показал, там Вадим случайно на задах проходил.

Катерина слазила в сумку, достала мобильный, показала Егору экран. На фото усиленно улыбались две девицы, а на заднем плане уходил из кадра Вадим в красных плавательных шортах и солнцезащитных очках.

– Случайно проходил? – спросил Егор. Катерина убрала телефон, кивнула:

– Не похоже на выпас.

– Ладно. И что ты?

– Хозяин мне чемодан его отдал. Я с этой фоткой полпоселка уже прочесала. Глухо.

К столику подошел официант, совсем молодой парнишка:

– Добрый вечер! Готовы заказать?

– Да, – Егор придвинул к себе книжицу меню, лежавшую возле Катерины, быстро пробежал глазами пару страниц: – Вот это и салат.

– А мне мохито, – добавила Катерина. – Безалкогольный.

Официант ушел. Егор спросил:

– Что здесь со связью?

– Позавчера ночью гроза была, шандарахнуло в мачту, – Катерина кивнула в окно на гору, над которой возвышалась металлическая спица. Егор посмотрел, прищурился:

– И что? Неужели так и есть?

– Я проверяла. Ну, ящик там висит обугленный. Молния это была, нет – спросить все равно не у кого. Весь поселок, включая туристов на зомби похож: все достают телефоны, ругаются и убирают обратно.

– Вроде, на зомби как раз больше похожи, когда интернет есть, – ухмыльнулся Егор.

Когда пришло время попросить официанта принести счет, Катерина сказала Егору:

– Я внизу подожду. Засиделась. Тебя еще час ждала.

Она спустилась вниз, вышла из кафе, пересекла набережную и стала смотреть на ночное море. Ветер совсем стих и даже прибоя не было слышно: перед Катериной таилась черная стена, начинавшаяся черной галькой, после млело Черное море и уже позади всего висело бархатной кулисой небо, неряшливо искрясь звездной пылью. Катерина слазила в сумочку, достала пачку сигарет и вздохнула, рассматривая зловещую этикетку, сулившую бесплодие тем, кто вознамерился курить. Этикетка ее не страшила, просто она пыталась расстаться с сигаретами, но все никак не решалась выбросить эту последнюю пачку. Катерина вдохнула соленый теплый воздух поглубже и спрятала пачку обратно в сумочку.

– Кто это тут у нас такая стриженная? – раздалось сбоку, и Катерина с неудовольствием покосилась в ту сторону. На залитой светом фонарей плитке набережной раскачивались, терзаемые алкогольными парами три фигуры. Молодые обормоты жаждали приключений и удовольствий. Катерине пришло в голову заменить курение мордобоем и она воспрянула духом, пожалев лишь о том, что на ней сарафан вместо джинсов. Один из жаждавших женской ласки был абсолютно лыс и пузат, двое остальных стрижены коротко и тощи, и их волосатые ноги болтались в широких шортах как карандаши в стаканах. Лысый выглядел более цельно и его бритую башку уравновешивали снизу, как элементы архитектуры, две могучие круглые коленки.