Объятые иллюзиями

Однако моя жизнь протекала ровно и гладко, без встрясок и колебаний. Даже в школе никогда не происходило ничего драматического, стоящего упоминания. У меня вполне хватало друзей, но я никогда не выделялась среди них. Никто не распускали обо мне сплетни за спиной и не строил интриги. Внимание парней не было ни столь сильным, чтоб вызвать во мне ответное чувство, ни столь слабым, чтоб я страдала и чувствовала себя несчастной. Словом, ничего такого, что обычно показывают в популярных подростковых сериалах. Все было благополучно и… до ужаса скучно. Вот почему отъезд в колледж должен был в корне изменить всю мою жизнь и позволить мне наконец дышать полной грудью. Однако занудные подробности повседневности моего успешного брата, на которого мне следовало ровняться, впервые пошатнули мою надежду в это.

– Летиция, ты вообще меня слышишь? – как будто издалека донесся до меня нетерпеливый голос Джорджа.

– Что? Прости, что ты сказал? – от неожиданности моя вилка промазала мимо изумрудной оливки и с противным скрипом проскользнула по тарелке.

– Ты слишком много летаешь в облаках, милая, – укоризненно сказала мама. – Джордж заметил, что твое поступление уже не за горами, и нам следует тщательно продумать, в какой колледж ты будешь поступать и какие предметы изучать. Мы все очень хотим, что ты, как и Джордж, уехала в Нью Йорк, а нью-йоркские высшие учебные заведения крайне требовательны. Так что ты обязательно должна использовать не только свои академические достижения, но и внешкольную активность.

– Эээ, – замялась я. Удивительным образом родители решили заговорить именно о том, что сейчас крутилось у меня в голове. А я все надеялась подольше откладывать этот неприятный разговор… Но когда-нибудь он все равно должен будет состояться, так чем же этот момент хуже всех остальных?

– Кхм. Да, конечно, – я колебалась, не зная, с какой бы стороны лучше подступиться. – Мы с мамой и папой твердо решили, что я тоже буду пробовать поступать в Нью Йорк. Но мы так и не определились с профессией, с которой я свяжу свою жизнь… Эээ… Ну, мама думает, что я могла бы стать отличным журналистом, а я задумывалась над тем, чтоб работать на телевидении и…

– На телевидении, – повторил Джордж таким недоуменным тоном, которым мог бы сказать: «Так, значит, ты собираешься доить коз при монастыре в Месопотамии».

Я обреченно вздохнула. Если даже за этим последовала такая реакция, то что же он скажет на следующее… Я собрала в кулак всю свою волю.

– Но все-таки я пришла к выводу, что телевидении не для меня… Мне уже давно нравится кое-что другое. Я, конечно, еще раздумываю и хотела посоветоваться с вами… В общем, – я набрала полную грудь воздуха, – что вы думаете на счет того, чтоб я училась актерскому мастерству?

Реакция последовала незамедлительно и, судя по всему, не сулящая мне ничего хорошего. Папа поперхнулся соком, Джордж уставился на меня так, словно у меня выросли рога, а мама выглядела совершенно растерянной. Я видела, как папа уже открывает рот, явно намереваясь сказать что-то категоричное, махом перечёркивающее все надежды, которые я вынашивала в себе многие годы.

– Я знаю, что это немного неожиданно, – решила опередить его я, сразу переходя в наступление, – но, серьезно, почему бы и нет? Во время школьных спектаклей меня всегда хвалили за артистичность и выразительность, а мистер Бинс, который в прошлом году организовывал «Сон в летнюю ночь», был так восторжен тем, как я справилась с ролью Гермии, что заявил, что я рождена быть актрисой, что я очень естественна и…

– Боже мой, Летти, – добродушно сказал папа, довольно быстро овладев собой и, очевидно, решив не воспринимать мои слова всерьез, – это ведь только школьные постановки, а ты говоришь о нескольких потраченных годах образования, самых важных годах твоей жизни, которые, кстати, впоследствии совершенно не гарантируют тебе никаких успехов в кино.

– Я уже молчу о том, что все это абсолютно несерьезные, детские глупости, совершенно оторванные от реальности. Я думал, ты уже давно повзрослела, Летиция, и стала ответственно относиться к своему будущему. А ты думаешь не понятно, о чем. Или что, ты мечтаешь, чтоб у тебя просили автографы и преследовали папарацци? – иронически вставил Джордж, намеренно растягивая последнее слово.

Я вспыхнула. Наконец-то я решилась открыть родным свою заветную мечту, а ее всего несколькими фразами смешали с грязью, даже не отдавая себе отчета в том, что это значило для меня. Я прекрасно видела, что никто из моей семьи даже не принял мои слова всерьез. Они смотрели на меня так снисходительно, как на малыша, который сообщает о намерении улететь в путешествие по Солнечной галактике.

В то время как эти мои мечты зрели, воодушевляли и подпитывали меня на протяжении многих лет, с того самого первого просмотра «Завтрака у Тиффани». Читка сценариев, разучивание ролей, репетиции, вспышки камер, гримерки с заваленными косметикой столиками и съемки в разных уголках мира – все это заставляло мою кровь быстрее устремляться по жилам, а сердце отзываться ускоренным биением. Мне казалось, что я рождена лишь для этого, и никем более не могла бы быть. И дело было совсем не в желании быть преследуемой папарацци, как остроумно выразился Джордж, хотя мысль эта и доставляла мне затаенное удовольствие.

Нет, все это значило для меня гораздо больше. Съемки в кино предоставили бы мне возможность вырваться из оболочки Летицией Дэвис, обычной, ничем не примечательной девушки из маленького городка штата Нью Джерси. Я могла бы стать одновременно сотней разных людей, пережить все их эмоции, посмотреть на мир их глазами, рассуждать их мыслями, чего никогда не смогла бы сделать Летиция. Да, стать актрисой и играть в кино было для меня более, чем мечтой, – это было моей единственной возможность жить жизнью, которая вообще стоит того, чтоб ей называться. Все остальные вероятности казались мне ничтожными и бессмысленными, не стоящими даже того, чтоб мимолетно задуматься о них.

Все эти размышления были обрывочными и хаотичными. Они долгое время крутились у меня в голове, но никак не формировались в определенные выводы. Эти мечты казались мне настолько прекрасными и недосягаемыми, что я даже боялась осквернять их тем, чтоб облекать в слова. Я сама с трудом могла объяснить свои чувства, но мне казалось, что, как только они начнут воплощаться в реальность, то разом лишаться доли своего очарования. Наверное, я боялась, что, как только мечта перестанет быть мечтой, а перерастет в план действий, я могу претерпеть разочарование: вдруг то, что казалось мне смыслом жизни, все-таки лишь плод моего разыгравшегося воображения?

И вот, реакция моих родных только укрепила эти опасения. Стоило мне постараться сделать робкий, неуверенный шаг, чтоб приблизиться к своей мечте, как ее тут же разнесли в пух и прах. Но, хуже того, меня и саму заставили усомниться в ней. Поэтому, пока ядовитый червячок сомнения еще не успел закрасться ко мне в душу, я моментально перешла в упорное наступление.

– Честно говоря, мне совершенно непонятно, почему в стране, где каждый третий находит себя в творческой сфере, вас так удивляет мое желание. Кроме того, многие актеры начинали свой путь с того, что играли в школьных постановках и театрах. А если вам кажется, что эта профессия несерьезна, то вы вообще представляете себе, какие гонорары платят знаменитым актрисам…

– Так то-то и оно, что знаменитым, – папа совсем не разозлился, а, скорее, забавлялся, что выводило меня из себя еще больше. – Летти, ты знаешь, сколько в одном только Нью Йорке таких юных девушек, как ты, грезящих о славе и признании? Тысячи. Ты никогда не думала, где же все они?

– Знаешь, папочка, это очень миленько, как ты заранее равняешь меня с миллионами тех, кто так и остался в безызвестности и вечном поиске хоть какого-то заработка, – взорвалась я, со звоном бросив вилку на стол. – То есть ты даже не допускаешь мысли о том, что меня может ждать успех! Но ведь ты же сам всегда говорил, какая я перспективная и талантливая. Что, как только я решила сделать то, что ты не одобряешь, все сразу изменилось, а?! И, к слову сказать, я НЕ мечтаю о славе и признании!

– Но, милая, – вмешалась мама, с женской чуткостью угадывая, что дело принимает для меня болезненный и уязвляющий самолюбие оборот, – папа лишь хотел сказать, что у тебя слишком возвышенные и романтизированные ожидания по поводу этой профессии. Разумеется, ты смотришь на Энн Хэтуэй и Николь Кидман в знаменитых кинокартинах, которые будут вписаны в историю шедевров мира, восхищаешься ими и хочешь проживать такую же жизнь. И это совершенно естественный порыв для каждой способной и хорошенькой девушки, как ты, – тут маме пришлось немного возвысить голос, потому что и папа, и Джордж явно собирались вставить свои реплики. – И все дело вовсе не в том, что мы сомневаемся в твоих талантах, или целеустремленности, или красоте. Однако, ты и сама должна понимать, что подавляющее большинство актрис не блещут в главных ролях, а часто играют тех героев, которые им совершенно не нравятся, лишь бы заработать денег. И они могут жить так много лет подряд, ожидая, пока они наконец вытянут свою золотую карту. А если ты поймешь, что все это не для тебя, а за плечами у тебя будет только актерское образование, что тогда ты будешь делать? Ведь будет уже поздно – многие дороги окажутся для тебя закрыты. Пойми, детка, ты смотришь на мир сквозь розовые очки, а мы смотрим с точки зрения некоторого жизненного опыта.

Я не нашлась, что возражать дальше, да и, честно говоря, у меня совершенно пропало желание. Ведь мамины слова не только отдавали горькой правдой, но и продублировали мой собственный внутренний голосок, от которого я старательно отмахивалась. Действительно, что, если все мои мечты – не более, чем самообман? Что, если, сделав это единственной целью своей жизни и поставив на кон все, я потерплю поражение? Или все окажется совсем не так, как я себе представляла? Что в таком случае послужит для меня путеводной звездой, ради которой я буду жить дальше? Может быть, мама права, и мне действительно нужно иметь под ногами достаточно надежный трамплин, от которого было бы не страшно оттолкнуться…

Вечер продолжился, как ни в чем не бывало. Очевидно, что этот инцидент только для меня сыграл важное значение. Мама принесла источающий потрясающий аромат корицы тыквенный тарт, который был любимым десертом в нашей семьи. Даже Джордж оставил свою обычную степенность и жадно набросился на свой кусок, одобрительно причмокивая губами. Атмосфера за столом постепенно разрядилась, и даже я значительно повеселела, соскребая с хрустящей золотистой корочки воздушную тыквенную начинку.

Если быть откровенной, то я испытывала облегчение. Наверное, в глубине души я все-таки опасалась, что родители воодушевились бы и поддержали меня в моем начинании. Главное препятствие было бы устранено, и мы перешли бы к активным действиям по поиску наиболее перспективных учебных заведений актерского мастерства. И тогда у меня уже не оставалось бы выбора, кроме как двигаться вперед. Конечно, в своих мечтах я видела себя уже достигшей успеха и признания, но я совершенно упускала ту часть, которая ей предшествовала. Эта часть очень пугала меня, а сомнения, вызванные словами мамы, не давали покоя. Теперь же, когда родители проявили такую категоричность, я могла со спокойной совестью немного отложить воплощение своих планов, пока не встану твердо на ноги и не смогу руководствоваться только собственными решениями.

И все же я не могла справиться с внутренним смятением. Мне все казалось, что я предаю свои мечты, предаю сама себя. Однако и тут маме удалось успокоить меня, отыскав альтернативу. В конце концов, сказала она, пробы на съемки проходят постоянно в любом большом городе, хватало бы желания и упорства, а уж этого мне не занимать. К тому же, режиссеры часто ищут новые лица, еще не знакомые широкому кругу зрителей. Многим интересны именно непрофессионалы, так как они играют более естественно, не испорченные многочисленной проработкой одних и тех же эмоций, отдающих механичностью. Я же могу принимать участие в кастингах и одновременно получать образование в более устойчивой и дающей гарантии сфере на случай, если мое желание стать актрисой все-таки изменится. Поразмыслив, я не могла не согласиться с разумностью этой мысли, и, таким образом, благополучно достигла компромисса с семьей и с самой собой.

В следующем году я успешно сдала все экзамены, результаты которых открыли мне двери в один из лучших колледжей Нью Йорка. Я собиралась изучать журналистику и связи с общественностью. И пусть я не горела этой профессией, но все же она казалась мне в достаточной степени интересной, авантюрной и романтичной, чтоб мои мечты о карьере актрисы на время отступили на дальний план. Ожидание разительных перемен захватило меня, и я восторженно чувствовала, что стою на пороге новой жизни, в которой возможно абсолютно все.

Летом мы начали активно упаковывать мои вещи и готовиться к моему отбытию в Нью Йорк.

Глава 3

Погрузившись в свои мысли, я машинально отхлебнула из чашки и тут же поставила ее на место – чай был холодный и безвкусный. Я забыла добавить туда ложечку меда – я уже много лет не ела сахар. Майло у моих ног настороженно помахивал хвостом и с любопытством поглядывал на меня доверчивыми блестящими глазками. Видимо, почувствовав мое настроение, он необычайно притих.

Воспоминания о тех далеких днях спутанным ворохом пронеслись в моей голове, оставляя неприятный привкус горечи. Я все пыталась вспомнить свои мысли и чувства в то время, но никак не могла. Все это происходило с другой Летицией, наивной и глупой маленькой девочкой, которая росла, словно цветок в оранжерее, питаясь своими фантазиями, как живительными лучами солнца. Тогда мне казалось, что я могу покорить весь мир, но я не знала даже малой его части.

Вдруг злая улыбка непроизвольно искривила мои губы. Отрывки наших разговоров с родителями вновь болезненно вспыхнули в памяти. Во мне желчной волной поднялось чувство отвращения к самой себе. Как же легко я переложила ответственность за собственную трусость на своих родителей! Как просто позволила сыграть на своей неуверенности, как непринужденно мне удалось убедить себя обменять мечты на здравый смысл. С какой чистой совестью оправдала я себя тем, что я не отступаю перед страхом поражения и возможным разочарованием, о нет! Я лишь нахожу компромисс между своими желаниями и единственным выходом, который устроил бы всех и не вызвал бы никаких сложностей, усилий и ссор с родителями, от которых зависело мое будущее. С каким рвением я выискивала в этом своем решении все больше и больше преимуществ, обманывая всех вокруг и саму себя. Но правда, которую я даже тогда понимала и старательно игнорировала, сейчас предстала передо мной, беспощадно и неумолимо.

А правда эта была в том, что я выбрала жить с мечтой о мечте, потому что боялась падения, боялась потерять поддержку и остаться одна, взять ответственность на себя, и на себя же и рассчитывать. Я боялась столкнуться с препятствиями, одолеть которые было бы мне не по силам. Сама вероятность того, чтоб нести на себе все бремя своих решений, не имея никаких путей к отступлению, приводила меня в ужас. Я поняла, что сама же загнала себя в тупик тем, что видела единственно возможное счастье лишь в некоем образе в своем воображении, одновременно пугаясь в его размытости и неопределенности. Вот только далось мне это понимание намного жестче и болезненнее, чем я могла себе представить.

Пора было кончать с этим.

–Знаешь, что, Майло, – решительно сказала я, вставая и собирая свои длинные волосы в пучок, – что-то мы с тобой совсем раскисли. А мы ведь не собираемся поддаваться осенней хандре, правильно? Это уже давно и безнадежно вышло из моды.

Одним из главных своих преимуществ я всегда считала то, что не позволяла себе долго предаваться грустным мыслям, хоть у вас наверняка и сложилось обратное впечатление. Всякая трагичность была несвойственна моей природе, поэтому я и боялась так сильно испытать боль и разочарование, неосознанно стараясь уберечь себя от них, как могла. Как только меня начинал затягивать поток печали и уныния, все во мне мгновенно восставало против этих ощущений, и я тут же с яростью начинала буквально силой изгонять их из своей головы. Я всегда до паники страшилась, что, если слишком погрязну в этом водовороте, то мне уже не достанет сил вынырнуть обратно, поэтому я решительно срубала их на корню. По этой причине я и взялась с таким рвением за немедленное уничтожение ядовитых воспоминаний, отравляющих меня.

– Думаю, Майло, нам давно уже не помешало бы немного привести дом в надлежащий вид. Порядок в вещах – порядок в мыслях, – бодро сказала я.

Ободренный моим повеселевшим голосом, Майло тут же резво подскочил, опрокинув при этом табуретку, чем выразил свое полное свое одобрение тому, что уборка действительно не помешает.

Тут стоит упомянуть, что я никогда особо не отличалось ни аккуратностью, ни педантичностью в плане порядка, а в последнее время и вовсе перестала следить за ним. Так что мои вещи валялись по всему дому в самых неожиданных местах, как им вздумается. Оценив весь масштаб происходящего, мой задор немного погас, но все же я решительно взялась за дело.

Мои книги, ежедневники, альбомы, записные книги, пищевые дневники, блокноты для рецептов, списков и идей, разноцветные листочки-напоминания и планеры выглядывали буквально отовсюду. Они лежали на подоконниках, валялись на журнальных столиках, сиротливо ютились в уголках диванов и кресел, торчали из-под горшков и вазочек с цветами и скромно выглядывали между подушками. Дело в том, что я практически постоянно что-то читала, записывали или просматривала, благополучно оставляя вещи на том же месте. А затем я сбивалась с ног, пытаясь по всему дому отыскать нужную записную книгу, но, потерпев поражение, лишь махала рукой и брала другую. Можете себе представить, какой невообразимый хаос царил в моих записях.

Неисчислимое количество времени у меня ушло только на то, чтоб собрать все вышеперечисленное со всех обозримых поверхностей. Войдя в раж, я даже разложила книги по полкам практически в алфавитном порядке (моего терпения хватило примерно до буквы «з»), а блокноты и записные книжки в аккуратные стопки. Приободренная тем, что по крайней мере несколько дней мне не придется обегать половину дома в поисках нужной заметки, я с энтузиазмом направилась в свою комнату. Майло не отставал от меня ни на шаг, путаясь под ногами и заставляя меня то и дело спотыкаться и ругаться сквозь зубы.

Я занимала гостевую комнату, так как она единственная не хранила на себе отпечаток предыдущих обладателей. Ее стены были выкрашены в мягкий бежевый цвет, а не обиты вызывающими рябь в глазах старомодными кирпично-красными обоями, как спальня дяди и тети. Что касается чистоты, то здесь все было далеко не так плачевно, как в остальном доме. Моя комната была для меня очень сокровенным местом, поэтому содержалась практически в образцовом порядке. Я со всех сторон окружила себя любимыми вещами, доставляющими удовольствие, ведь только так я могла чувствовать себя здесь хотя бы отчасти в своей тарелке. Так что, лишь бегло исследовав содержимое моей спальни, можно было составить вполне исчерпывающее представление о ее хозяйке.

Занимавшее пол стены витражное окно выходило на заднюю часть дома. Обозрение частично закрывали густо широко разросшиеся ветви ясеня с серебристыми остроконечными листьями. На широком подоконнике лежала записная книжка в кожаной обложке горчичного цвета. Горшочки с цветами я переставила оттуда в первый же день, понимая, что со мной они долго не проживут, оставив после себя лишь рассыпанные по полу сморщенные листья. Пол комнаты я застелила мягким ворсистым ковром: холод линолеума заставлял меня чувствовать себя неуютно.

Большую часть комнаты занимала огромная кровать, расположившаяся прямо под окном. Она была застелена пушистым белым пледом и забросана декоративными подушечками пыльно-розового цвета. В углу кровати была аккуратно сложена моя любимая ночная рубашка на тонких бретелях из сиреневого атласа. Сбоку стояла небольшая тумбочка из светлого дерева, на которой размещался довольно старомодной абажур, при мягком оранжевом свете которого я так люблю читать перед сном. Рядом лежала перечитанные мной по множеству раз «Унесенные ветром» и как обычно спутанные наушники. Я слушала музыку практически постоянно, иногда снимая их только во время душа. Музыка помогала мне отвлечься и забыться, и часто под аккорды любимых песен я уносилась в сладкие грезы.

На низком овальном столике со стеклянной поверхностью, поверх узорчатых салфеток лежало несколько старых выпусков Vogue. Раньше я заказывала каждый свежий номер, чтоб быть в курсе быстро сменяющихся модных тенденций и не упустить ни одной подробности из личной жизни звезд, которыми восхищалась. Новый выпуск журнала с манящей глянцевой обложкой был для меня окном в вожделенный мир, частью которого мне хотелось стать. Когда-то я могла обойтись без новых туфель, но свежий номер должен был оказаться у меня сразу же после выхода. Я часами пролистывала источающие приятный аромат страницы, разглядывая фото актрис и моделей и представляя себя на их месте. Теперь же я абсолютно потеряла интерес к модным новинкам и пикантным новостям, и некоторое время лишь в силу привычки перелистывала старые журналы из своей коллекции. Искусственные идеальные лица словно насмехались надо мной с белоснежных страниц, потешаясь над моими рухнувшими надеждами, так что вскоре я перестала даже заглядывать в них.

Рядом с журналами стояла стеклянная вазочка с сухофруктами и стакан с водой и сиротливо плавающей в ней долькой лимона. Потянувшись за ним, я нечаянно перевернула косметичку, находившуюся здесь больше для вида, так как я не красилась уже несколько месяцев. Из ее недр выкатились засохшая тушь и моя любимая матовая помада сочного вишневого оттенка. Я сложила все на место, застегнула молнию и засунула косметичку в нижний ящик комода.

Намного сложнее дела обстояли с содержимым шкафа-купе со стеклянными дверцами, на которых были изображены цветущие нежно-розовые ветви сакуры. Он был одним из немногих предметов интерьера дяди и тети, который мне очень нравился. Дверца бесшумно отъехала в сторону, и я подавила вздох. Сколько бы я не наводила порядок, однако кожаные штаны неизменно оказывались на одной полке с вязаными свитерами, а домашние футболки лежали вперемешку с тонкими блузами и рубашками. Нижнюю часть спортивного костюма я выудила из пакета с бельем, а соскользнувшую юбку-колокол подобрала с туфель.

И только самая большая полка с платьями содержалась в образцовом порядке, потому что мне уже давно не куда было их надевать – а ведь раньше я часами крутилась перед зеркалом, подбирая себе подходящий фасон… Вот лежит классическое платье элегантного серого цвета со скромным воротничком, закрывающее ноги до колен; под ним роскошное черное платье в пол, державшееся лишь на тонких бретелях и обнажавшее спину; очаровательнее короткое платьице с развевающейся юбкой, в котором я чувствовала себя кокетливой и игривой, и мое любимое, благородного кораллового цвета, спускавшееся на одно плечо и обольстительно облегающее фигуру. Меня находили в нем просто неотразимой… А из самого дальнего угла робко выглядывал краешек серебристо-голубой струящейся ткани. Это было особое платье, которое, я знала, я больше никогда в жизни не надену, но расстаться с которым было выше моих сил. Ему… оно особенно нравилось.

Но это все в прошлом. Теперь же все эти платья разноцветным ворохом пылились в шкафу, бездушные, ненужные и покинутые, служившие лишь отголосками когда-то промелькнувших событий. И зачем только я привезла их с собой? Наверно, несмотря на свое решение отречься от всего, что раньше делало меня Летицией Дэвис, мне все же было страшно разом оборвать все связи, соединяющие меня с прошлой жизнью. Так что я увезла за собой все эти несчастные платья, будто они могли что-то изменить. Я снова разозлилась на свою слабость и резко задвинула дверцу. Она обиженно скрипнула.

От резкого движения у меня распались волосы, и я подошла к висевшему на стене небольшому овальному зеркалу без рамы. Я начала вновь собирать выбившееся пряди, как вдруг руки мои медленно опустились. Волосы растрепанной волной упали на плечи и спину. Я стояла и внимательно разглядывала себя.

В течение последних нескольких месяцев я смотрела на себя лишь мельком. Когда-то я проводила перед зеркалом часы, в подробностях рассматривая свое лицо, изучая малейшие детали и пытаясь представить, как я выгляжу чужими глазами. Я вглядывалась в разрез глаз, неровности кожи, изгиб губ, линию бровей. Я подолгу выискивала в своем лице малейшую асимметрию и скептически хмурилась, подмечая несовершенства. Я сравнивала свои черты с чертами любимых актрис. Я представляла, как выглядели бы в реальности так восхищавшие меня героини книг, и пыталась отыскать в собственном лице сходства с ними. Я часто репетировала перед зеркалом разные эмоции и чувства, тренируясь изображать их как можно естественнее и живее и воображая, что я играю сцену в кино. Но я уже давно перестала пристально всматриваться в свое лицо, и лишь мельком, краем глаза замечала отражающийся в зеркале светловолосый силуэт.