Старьевщики

Засыпав в борькино корыто комбикорму из мешка и добавив пару брюкв (он у меня не особо привередливый, жрет все подряд), я прихватил из сарая десяток березовых полешек посуше, поднялся на крыльцо, ногой открыл дверь и, миновав сени, сгрузил дрова у печки-голландки. Только после этого включил свет и переобулся. Вдел ноги в старые стоптанные тапки, набросал в голландку сухих поленьев, разжег все лоскутом березовый коры и дождавшись, когда огонь в печке загудит, повесил влажные носки на веревочку над голландкой. Сапоги сушиться пристроил тут же рядом, на «рога» перевернутой табуретки.

Погрев руки над быстро нагревающейся плитой, я закурил папиросину и начал думать, чего бы мне такого сожрать? Потому как не жрамши я с самого утра, а за окном уже темнело. Холодильника у меня не было, за четыре года проживания здесь как-то не обзавелся. Зато был погреб с картошечкой, соленьями, вареньями, прочей натурпродукцией с приусадебного участка, то есть – огорода. Даже кусок баранинки имелся. Это Женя Негр нас, сельскую интеллигенцию, осчастливил. За ударную работу наших подопечных в прошлогоднюю страду. Хороший все-таки дядька Евгений Иваныч, дай Бог ему здоровья! Не дает пропасть. Так что запросто можно было сварганить щи с баранинкой. Но ни лезть в подвал, ни, тем более, готовить как-то не хотелось. Да и долго это, а в животе уже урчит. Придется всухомятку под молочко. Открыл дверцы «буфета», обозрел свои запасы. Грустно вздохнул. Правильно говорит мой друг доктор Менгеле, жениться мне надо. Был бы женат, сейчас уминал бы кулебяку какую-нибудь за обе щеки, а супружница с ямочками на щечках и косой толщиной в руку сидела бы напротив и с умилением наблюдала, какой хороший аппетит у ее кормильца – заступника.

Сдвинув с плиты пару железных колец, я установил греться чайник, выудил из резной хлебницы четверть буханки относительно свежего ржаного и достал с полки банку сардин. Хорошие сардины, натуральные, в масле. Мигом вскрыв консерву, я, не садясь, подцепил вилкой кусочек пожирнее и с наслаждением его слопал. Вкуснотища! «Грех такое есть помимо водки», – вспомнил я фразу из «12 стульев». Водки у меня не было, разве что четверть мерзкого на вкус самогона, спрятанного на печке, да еще маленькая бутылочка коньячку из подарочного набора была заныкана в ящике стола для особого случая. Маленькая такая, стограммовая, как раз на два захода. Но выпил за один, махом, аж слезы из глаз покатились. Хорош коньячок, полных пять звезд! И сардинка хороша! Банку я умял минуты за три. Выбрав оставшееся на дне масло хлебной коркой, я аккуратно смел крошки со стола, высыпал их в пустую банку, а ее немедленно вынес в ведро в сенях. И тщательно прикрыл крышкой. Нет, не думайте, по натуре я вовсе не такой чистюля, это бабушка Пелагея меня к порядку приучила. Не сразу, правда, а приучила, царствие ей небесное.

Сделав кухонные дела, я вошел в зал. Да, хоромами мое нынешнее жилище не назовешь. Добрую четверть комнаты занимала большая русская печь. Она давно не топилась, замененная компактной и практичной голландкой, и служила мне чем-то вроде чулана.

Самым крупным объектом после печи в избе был шкаф. Не знаю, каким образом он попал во владение бабушке Пелагее, а тем более, не могу понять, кто и как смог втащить это чудовище в такой узенький и низенький дверной проем? Не иначе, как в разобранном состоянии, хотя никаких соединительных узлов в шкафе я не обнаружил даже при самом тщательном обследовании. Складывалось впечатление, что этот шкаф сначала сюда поставили, а уж потом стали строить вокруг стены и перекрывать их крышей.

Раньше было в избе еще одно массивное сооружение – диван, на котором спала моя квартирная хозяйка. Да, это был диван в полом смысле этого слова. Даже не диван – диванище! С огромной гутой спинкой, с чудовищных размеров валиками по бокам. На вид было ему лет сто, а потому первоначальный цвет диванного гобелена определить вряд ли представлялось возможным. Что-то там в цветочках. Был он весь в заплатках и необычайно пыльный. И хотя бабушка Пелагея пыталась скрывать заплаты стареньким пледом, получалось плохо. Почему хозяйка так держалась за это чудовище, я не пойму до сих пор. При ее жизни садиться на него я как-то не рисковал. А вот во время поминок сел и тут же встал – потому что в задницу мне пребольно впилась старая пружина. И как только бабуля на нем спать умудрялась? С диваном я расстался без всякого сожаления, как только справили сороковины по бабушке Пелагее. Порубил топором и сжег в печи деревянный каркас, гобелен пустил на тряпки, пружины до сих пор в сарае валяются. А вот ножки дивана сберег. Интересные такие, цельного дерева в виде львиных лап. Я их под подсвечники приспособил, очень красиво получилось. Имелся еще стол, который раньше стоял в центре комнаты, а теперь ютился в углу, и три табуретки, одна из которых совсем развалилась и служила для сушки моих сапог.

А чудовищный диван заменила кровать. Старая, скорее всего армейская со скрипучей панцирной сеткой. Получено с совхозного склада от щедрот директора Жени Негра. Вполне способна разместить на себе двух не очень толстых граждан. В смысле – меня и еще какую-нибудь гражданку. Над кроватью небольшой коврик с умильными котятами в лукошке. Котята изрядно побиты молью. В углу избы иконка с лампадкой. Лика на иконе не разглядеть, но, судя по всему, икона старинная. Тут к нам инспекция с РОНО приезжала, так ко мне инспектор в гости заходил самогону местного испробовать. Увидел икону, губищами зачмокал, сто рублей мне за нее предложил. Я вежливо от такого предложения уклонился. Он предложил пятьсот, я снова отказал. Он дал тысячу, я его послал, на этом и успокоились.

Еще на стене три фотографии. Точнее, три фотопортрета в рамках. С одного смотрит бабушка Пелагея. Это у нас в школе снимали, когда ее на доску почета ветеранов вешали. Скромная такая старушка в платочке, щурится без очков. На другой фотографии в старинной рамке Пелагея Ивановна еще молодая, с мужем своим. Красавец танкист с лихим чубом, выбивающимся на лоб из-под пилотки. В петлицах шпалы сержантские, на груди медалька маленькая за финскую компанию. Редкая награда, такие мешками не раздавали. Погиб ее соколик, сгорел в танке на Курской дуге. Расстреляла их тридцатьчетверку почти в упор подкалиберным «Пантера» во время встречной лобовой атаки на Прохоровском поле, не мучились танкисты, в миг все трое на небеса вознеслись. И еще один портрет. Молодой лейтенантик с оттопыренными ушами, но уже в более современном офицерском мундире. Судя по эмблемам в петлицах, связист. Этот на китайской границе смертью храбрых пал. Не успел жениться, внуков бабушке Пелагее оставить.

Кивнув бабуле, ласково глядевшей на меня с фотографии, я запил ужин стаканом молока, улегся на скрипучую кровать поверх одеяла и врубил телик. По обоим каналам шла какая-то муть, ток-шоу с обманутыми женами на одном и мыльная опера на другом. Изображение на экране часто мигало и покрывалось рябью. Не иначе, как из-за опухоли. Убрав звук в ожидании новостей, я подумал, выволок из-под кровати рюкзак, нашел там мягкий пакет с носками. Что может быть кайфовее, чем надень на замерзшие ноги новенькие шерстяные носки?! И с чего это меня так шиковать потянуло? Ведь берег носки для зимы, для рыбалки зимней. И только когда начались «Новости», я поймал себя на мысли, признался себе, что все эти новости мне сугубо по барабану. Что ни о чем другом, кроме как о старьевщиках, я думать сейчас не могу. И носки эти из натуральной шерсти, и приберегаемая к празднику бутылочка коньячку, так кстати выпитая, все это лишь признаки того, что моя жизнь скоро изменится. Что я готов к переменам, что я жду их, жажду их. И все это связываю только с ними, со старьевщиками.

Выключив телик, я вскочил на ноги, почти бегом добежал до русской печки, служившей мне чем-то вроде чулана, быстро нашел большой чемодан из дешевого кожзама и, сдув с крышки пыль, открыл. В углу хранился футляр белого металла. А в ней самая настоящая сигара – «Гавана»! Давно у меня хранится, с самого института. Кубинец один подарил, они к нам на языковую практику приезжали. Хороший парень, улыбался все время. Правда, его один раз скины побили, в больнице лежал. Жалко…

Скрутив колпачок с футляра, я извлек сигару, срезал кончик и, засунув в рот, осторожно прикурил. Как там в кино про это дело говорили: «Настоящими сигарами не затягиваются?» Вот и не будем затягиваться. Футляр положил в карман рубашки. Что тут у меня еще ценного? Сверху кипы бумаг в чемодане лежала большая общая тетрадь. Именно большая, не та, что раньше за сорок восемь копеек, а за девяносто шесть. На обложке тетради приклеена иллюстрация из какого-то журнала. Кажется, из «Мира фантастики». На картинке изображено звездное небо и два силуэта. Один, несомненно, принадлежал человеку, второй – чему-то вроде осьминога. Они тянулись друг к другу. Человек протягивал руку, а осьминог, соответственно, щупалец. Между силуэтами нарисовано что-то удивительно напоминающее ту самую болотную опухоль, что я видел сегодня днем. Не исключено, что очевидец рисовал, особо ему свечение внутри опухоли удалось. Над опухолью голубыми в сиянии буквами было написано «Ласковский феномен. Доказано – мы не одни в этой вселенной!»

Это была та самая тетрадка, в которую я пытался собирать все о старьевщиках. Я ж ее специально для этого дела купил после того сенсационного телерепортажа, в котором впервые объявили о контакте. В тетрадке была даже вырезка из газетки «Мещерские зори» – нашей районки. Именно в ней пять лет назад впервые напечатали о старьевщиках, точнее – о болотной опухоли. Можно сказать, раритет, сейчас, поди, больших денег стоит!

2

Да, первыми про старьевщиков написали наши «Мещерские зори». Плохенькая, надо сказать, была газетка, четырехполоска формата А-3 на очень скверной серой бумаге. Впрочем, почему была? Она до сих пор выходит, и ничуть не изменилась. Содержание газеты в полной мере соответствовало качеству бумаги, в основном – последние распоряжения райадминистрации, скучнейшие вести с полей, полезные советы по ведению подсобного хозяйства, редко – заметки краеведов. И еще убогая реклама, некрологи и телепрограмма на две страницы. Выходила раз в неделю, тираж 3000 экз. Я, конечно, этой газеты не стал бы читать и под угрозой месячного отлучения от пива, но в то время я только приехал в Сосновку, и жить мне пришлось в школьной библиотеке. За что я, правда, получал надбавку, как школьный сторож и библиотекарь. Вот в качестве библиотекаря мне и пришлось раз в неделю аккуратно подшивать сие типографское творение в отдельную папочку. Почему я обратил внимание на эту статейку? Название понравилось, надо же такое придумать: «Ласковский феномен. НЛО или?» В заметке, подписанной Ольга Суськова, говорилось… А, впрочем, что мне пересказывать, читайте сами.

ЛАСКОВСКИЙ ФЕНОМЕН. НЛО ИЛИ?

29 апреля в районе села Ласково – излюбленном месте отдыха горожан и местных жителей двое жителей деревни Требухино школьник М. и школьница К. обнаружили странное явление. В районе озера Черненькое они увидели, как в болоте набухает что-то похожее на большую опухоль. Это было покрыто мхом, но светилось изнутри. От испуга дети опешили, а потом побежали домой и рассказали об увиденном взрослым. Взрослые сначала не поверили детям, но отправившись на место. Они тоже увидели странный феномен и от удивления слегка опешили. После чего рассказали об увиденном местным естествоиспытателям. Учитель местной школы И. Хаскин пробовал сфотографировать феномен, но пленка засветилась. И. Хаскин утверждает, что этот феномен явно неземного происхождения. Феноменом заинтересовались ученые из областного центра.

Ольга Суськова

Господи, какой же бред, подумал я тогда, прокалывая газету дыроколом и подшивая ее к папке. А ведь зря подумал. Поверь я тогда юной журналистке Ольге Суськовой, отправься посмотреть в Ласково, что это за опухоль такая (ехать-то от нас до Ласково меньше часа, правда, если с попуткой повезет), и кто знает, как бы жизнь моя повернулась? Хотя нет. Ну съездил бы я, ну посмотрел бы, ну слегка опешил бы, как выражается юнкор Оля Суськова, а потом все равно вернулся бы обратно. Не ночевать же мне там. И на этом все. Потому что старьевщики явились к жителям Ласково только следующим утром. А ночью предложили купить у них старье. И приглашали только местных жителей.

Об этом написано очень много, одних вырезок из различных изданий у меня около трех десятков, но, по сути, рассказывают о тех давних событиях все примерно одинаково. Где-то около полуночи почти все жители села Ласково старше 12 лет увидели один и тот же сон, в котором услышали голос. Мягкий мужской голос на чистом русском языке сообщал, что все желающие продать старые, ненужные вещи могут это сделать на рассвете в пункте приема старья. Пункт будет располагаться недалеко от села, в районе болот, дорога там плохая, не проезжая, но пройти пешком вполне даже можно. Тут же прилагалась «карта». То есть каждый приглашенный житель села увидел, как именно идти к пункту приема, и как он будет выглядеть. А вот здесь в показаниях очевидцев возникло много разногласий. Большинство утверждали, что увидели дощатый сарай, похожий на тот, в котором в райцентре разные сомнительные личности принимали цветные металлы на вес. Другие же, напротив, божились, что увиденная ими скупка старья располагалась в белом здании, точь-в-точь как автоемонт, что недалеко от автотрассы у поворота на Ласково. А еще кто-то заявил, что это было похоже на местный продмаг, только вместо вывески «Ласточка» там была надпись: «Берем старье». Также разошлись в показаниях очевидцы и по поводу внешнего вида старьевщиков. Кто-то видел «серых человечков» с огромными глазами, кто-то – трехметровых гигантов с серебристыми волосами или горбатых карликов с глазами – щелочками. Да, получается, что видели все разное, а слышали одно. В заключение голос повторил заманчивое предложение, прибавив, что под старьем имеется в виду только старые предметы, принадлежащие владельцам. И оплата старья будет проводиться золотом и иными ценными металлами.

Пришли, конечно, не все. Некоторые ласковские мужики были в ту ночь изрядно во хмелю в преддверии празднования Первомая, а потому решили, что голос – трагическое начало белочки. Кто-то просто не пошел, потому что уже давно ничему и никому не верил, не то что каким-то ночным голосам. Кто-то из сугубо верующих заподозрил происки лукавого, а многие из «непошедших» просто решили подождать и посмотреть, что там у других получится. Потому что… Ну где это видано, чтобы в России за старье золотом платили? Не иначе, опять разводят нас как лохов.

Но ведь многие пошли – добрых полсела. Даже больше, к примеру, никто из доярок не вышел на утреннюю смену. Все они пошли на болото. И даже некоторые из тех, кого «не позвали». А кроме детей до 12-14 лет не позвал голос и «дачников», настроивших себе коттеджей у дороги. Не позвал строителей, эти коттеджи строивших, и даже некоторых местных жителей в тех местах родившихся и выросших. Зато пригласил жителей Требухино – деревни, расположенной от Ласково довольно далеко. Да и проживали-то там в основном одинокие старушки, но ведь все пошли, несмотря на радикулит и прочие старческие болячки.

Поверившие ночному голосу выходили затемно и тащили с собой рухлядь. Кто – что. Старые переносные телевизоры и приемники, одежу и обувь, не годную даже для работы на огороде, детскую одежду, из которых чада выросли, а выбросить жалко, связки старых книг и газет, стеклотару, негодный инструмент, сломанные детские игрушки, кроватки и коляски. А еще пузатые самовары, бабкины иконы, прялки и лапти, рушники и тарелки, раскрашенные под хохлому. Господи, да мало ли в человеческом жилище старья? Тащили мешками и сумками, везли на тележках и в старых детских колясках. Их провожали те, кто не поверил – пессимисты. Они тоже выходили на улицу, несмотря на ранний час, чтобы вволю поиздеваться над любителями «халявы». Даже частушку обидную сочинили:

Собралася на болото

И старье с собой брала.

Но болото – не золОто

Раком трахнули тебя!

Грубо, конечно, и неумно.

К обеду они стали возвращаться. Те, кто пошел. Они возвращались молча, сгибаясь под тяжестью сумок и рюкзаков с чем-то очень тяжелым. Ни слова не говоря и даже не глядя в глаза соседям, не поверившим голосу, они заходили в двери своих домов и тут же запирались изнутри. Задергивали занавески, опускали шторы. Одной старушке стало плохо прямо на улице, она упала около калитки своего дома, и из ее сумки, хозяйственной такой, в клеточку, прямо в грязь выскользнул большой слиток желтого металла. Да, хотел бы я посмотреть на лица «пессимистов» в тот момент. Не обманули старьевщики, действительно взяли старье и заплатили золотом. Заплатили очень щедро. Одному деду, ветерану Балтики они отвалили аж 52 кило чистого золота 999-ой пробы. Он с внуком еле-еле на тележке этакое богатство до дому докатил.

Конечно, те, кто сомневался и насмехался, мигом бросились собирать рухлядь и бегом к болоту. Да только поздно. На месте лавки старьевщиков уже ничего не было. Только груда непринятого барахла и круг чистой воды в болоте. Да и тот быстро затянулся. И стояли Фомы Неверующие с мешками старой рухляди на краю болота и грызли себе локотки до крови. Некоторые, как образно выразился наш глава Звонарев, от досады последние волосы из жопы повыдирали. Такая вот грустная история. Грустная и очень засекреченная.

Разумеется, о деталях того памятного дня мир узнал позже. Примерно через месяц, когда явление приняло повальный характер, и старьевщики стали появляться каждый день у деревушек, сел, небольших поселков. А также у аулов, кишлаков, стойбищ, ферм, хуторов, фазенд и ранчо на всех континентах, по всему земному шару. У меня даже карта мира имеется, где отмечены места появлений опухолей и визитов старьевщиков. Я ее так аккуратно сложил и к задней обложке тетрадки приклеил. Вот она, вся в красных галочках и датах. Я уж, честно говоря, через полгода сбился и отмечать перестал, слишком уж их много было. Каждый день в новом месте.

А вот подборка статей, посвященных теме: «Как появляются старьевщики». Объем статей разный, и написано по-разному, где сухо, где эмоционально, с подробностями, но суть примерно одинакова. Почти везде это происходило так: сначала в нескольких километрах от населенного пункта появлялась опухоль. Чаще всего она возникала в болоте или просто заболоченном месте, отсюда и название. Хотя нередко опухоль могла возникнуть на опушке леса, в таежной чаще, в джунглях, на вечной мерзлоте, посреди пустыни, высоко в горах, в тундре за полярным кругом, на берегу моря. «Свежая» опухоль была размером с футбольный мяч и запросто могла сойти за кочку. Только вот звери от этой кочки разбегались, куда глаза глядят, и птицы кружить да орать начинали. Появившись, опухоль «пухла». «Пухнуть» она могла и день, и два, и три. С небольшого бугорка, можно сказать – кочки она вырастала до полусферы размером метров десять в диаметре и три в высоту. Достигнув указанного размера, опухоль начинала создавать проблемы с радиосвязью в радиусе 30-50 километров. И снова пухла, росла, чтобы одним, как правило, хмурым утром непонятым образом обернуться меняльной лавкой старьевщиков. Да, все наблюдатели, видевшие момент превращения опухоли в лавку, утверждают, что опухоль именно «оборачивается лавкой». И что значит «оборачиваться» – объяснить не могут, как не бились специалисты из самых компетентных органов. Получалось, что словно «яйцо наизнанку вывернулось». О «готовности» «опухоли» можно было судить по свечению. Если светилась изнутри, значит, все, созрела! Ночью будет голос. Голос слышали люди на расстоянии до тридцати километров. Правда, где-то в аризонской пустыне ковбоям с небольшого ранчо пришлось проскакать полных 50 миль. Хотя, что там какие-то полста миль? На лошадях ведь, не пешком.

Короче, поутру старьевщики собирали старье у местного населения, расплачивались золотом или же иным драгоценным металлом и исчезали без следа. Все попытки исследовать места, где вырастали опухоли, никаких результатов не дали. Ни бурение, ни сверление, ни пробы грунта. Радиации нет, грунт как грунт, никаких отклонений. Старьевщики вообще не любили оставлять следов. Чего нельзя сказать о людях. Вот как раз после них на опушках, на полянках и просто в болотных зарослях оставались груды мусора, и хлама, не принятого старьевщиками. И убирать эти груды никто не собирался.

Еще одна примечательная деталь. Болотные опухоли как-то странно реагировали на электричество. Иногда замечали, как из них вылетают шаровые молнии, а чаще всего, опухоли, наоборот, просто «забирали» электричество. В радиусе километра-двух переставали работать все электроприборы, глохли двигатели автомобилей и прочей техники, не горели фонарики. Это, конечно, весьма затрудняло процесс исследования болотных опухолей. Аппаратура у наших ученых, как правило, электронная и вблизи опухолей не действовала. Тем более, как и выяснилось с самого начала, старьевщики совершено не были заинтересованы, чтобы их изучали. Ни их самих, ни их опухоли. На фотопленке они не отображались, на видеокамеру эти объекты заснять никто не смог, как ни пытался. Прочие методы исследований тоже к весомым результатам не приводили.

А ведь пытались изучить! Еще как пытались! Особо китайцы в исследованиях постарались. Решили они опухоли и даже созревшие лавки старьевщиков на крепость проверить. Видимо, рассердились китаезы, что три дорогущих исследовательских робота, которых они в лавку к старьевщикам запустили, сгинули без следа. Вот и врезали однажды по лавке из танка. Сгоряча! А лавка по ним в ответ непонятно чем врезала. Вроде как шаровой молнией. В итоге лавке хоть бы хны – ни царапины, а танк… Дымится лужа металла, а рядом отважные узкоглазые танкисты стоят от страха обосравшиеся. Как из танка их вынесло – вспомнить не могут. И заикаются еще. Причем, в провинции той китайской старьевщики больше не объявлялись к великой досаде местного населения.

Расплачивались старьевщики, как уж было отмечено, исключительно драгоценными металлами. Золото, платина, могут дать серебром, но кто ж его попрет, тяжесть такую? Слитки стандартные по 10 кг. Золото высшей пробы, практически без примесей. Драгметалла давали всем по-разному. Кому больше, кому меньше. Чем мотивировались – понять сложно. Вот вроде живут два соседа. Одинаково живут, вкалывают в колхозе, копают огороды, выпивают порой, с бабами своими лаются. И старья несут на обмен вроде одинаково – по два мешка. Только когда от старьевщиков возвращаются, у одного два слитка с половиною, а у другого всего один, и то, не полный. Обидно.

Хотя это как посмотреть. Вон, в Корее Северной, там все выданное старьевщиками сразу в общий государственный котел идет. И кому в таком случае больше обидно? В Китае половину государство забирает без базаров, хотя сам факт явления старьевщиков власти решительно отвергают. А вот в Америке, где старьевщики объявлены выдумкой желтой прессы, все полученное от старьевщиков полостью принадлежит получившему. Правда, Штаты старьевщики редко посещают, разве что индейские резервации и фермы в какой-нибудь глухомани. В России все не как у людей. Во-первых, у нас все это до сих пор засекречено. В сети про них только и разговоров, а в газетах и на ти-ви – тишина. Так упомянут, что снова лавка появилась, и все. Что касается золота, то решили думцы в РФ оставлять владельцу 25% со всего полученного у старьевщиков золота, как за найденный клад. Остальное предписали сдавать. Ага! Разбежались! Щас, отдали! Прям сами в город сдавать повезли! Власти тогда врубили жесткий административный ресурс и угрозу госнасилия – ОМОН для изъятия слитков посылали. Но и тут заковырка, народ у нас, что в небольших деревеньках проживает, очень даже к охоте склонный – можно сказать, вооруженный. До стрельбы дело доходило, целыми селами за ружья брались. Или просто в дебрях, чащах прятались. Но потом нашелся головастый юрист, Ольшанский, кажется, фамилия (или это композитор такой?) В общем, доказал он в высшем суде, что считать кладом то, что дают старьевщики – незаконно. Какой же это клад? Клады в земле находят зарытые. А тут никто ничего не зарывает, тут скорее – взаимовыгодный обмен непонятно с кем. И нет таких нормативных актов, чтобы забирать полученное по обмену непонятно от кого. А тем более – от инопланетян, которых, как известно – нет. А раз нет, то и суда нет! Отступили думцы, и то правильно. Но в России-то матушке всегда найдут, как у народа излишки изъять. Сначала 13% вычтут, как за соцналог. А потом еще будешь в банке золото на деньги менять, так и сдерут с тебя по полой программе. «Налог на оборот драгоценных металлов» называется. Или крутись как знаешь, к цыганам обращайся или к скупщикам подпольным. Они цену хорошую обещают, но опять же – риск!