Путешествие за Края Мира, или Невероятные приключения медвежонка Ганса и его друзей

Голоса деревьев стали громче, можно было разобрать отдельные слова типа «Туда!», «Быстрей!», «Сжечь!», «Он разберется!», «Не дадим себя в обиду!» и так далее в таком же духе. Ситуация не предвещала ничего хорошего, поэтому зайчик Толик из обморока решил пока не выходить.

Наконец, шаги замедлились, хватки на тельцах плюшевых страдальцев ослабли, деревья подходили к открытому месту, напоминающему поляну, но только слегка.

Ни тебе разнотравья, ни цветов и атмосферы праздника, которая обычно сопровождала полянки в плюшевом лесу. Ничего подобного. Голая, иссиня – пепельная земля, куча наваленных бревен вокруг тлеющего костра, – вот и всё. На душе у плюшевых героев все скукожилось.

– Бросьте их здесь! – послышался скрипучий голос. – Бросьте, пусть лежат! Все на совет!

Деревья скинули Плюшевую Подмогу со всей поклажей в самый центр неприветливой полянки и в считанные мгновения исчезли, как сквозь землю провалились.

– Ситуация выходит из-под контроля, – заметила белочка Зоя.

– Что-то я не припомню говорящих и бегающих деревьев одновременно, – добавил, потирая помятый бочок, волк Утюжок. – Вот отдельно говорящие деревья видел, но они были стоящие – говорящие, и то, всего несколько штук, ну, помните, эти наши знаменитые Древа – Старцы?

– Да помним мы, – нетерпеливо отмахнулся медвежонок, – только сейчас это мало чем поможет, мы попали в агрессивно-настроенную среду.

– Специфическую, – подытожила лисичка Тонечка.

– Но…, – начал было Утюжок.

– Ты хочешь обсудить Древов – Старцев с этими…? – медвежонок махнул лапкой в сторону ушедших деревьев.

– Понял, – сказал волчонок и замолк.

Сова-Совушка и зайчик Толик сидели, прижавшись друг к другу, и клацали зубами, то ли от холода, то ли от страха.

– Совушка, – обратился к ней Ганс, – ты знаешь что-либо про этот лес?

– Кажется, нет, – промямлила она, – я вообще смутно помню свою прошлую жизнь, только общие впечатления страданий и лишений.

Плюшевые звери почему-то поверили ей только отчасти, но настаивать с расспросами не стали, так как были тактичными зверьми.

– Что делать будем? – спросила белочка.

– Попробуем вести переговоры, – предложил медвежонок, – в конце концов, мы ничего плохого не сделали, у нас добрая задача, нам нужен совет и, возможно, даже их помощь, – медвежонок говорил мягко, спокойно, словно отрабатывая дипломатический стиль беседы.

– Да! Мы абсолютно чисты! – рявкнул недипломатично волчонок и так испугал зайчика.

– Кто сказал «чисты»? – эхом раздалось по поляне.

– Я сказал, – прошелестел Утюжок.

– Слишком опрометчивое заявление, уважаемый зверь! – продолжало греметь эхо. – Вы уверены в словах?!

На поляну медленно выползало что-то несуразно большое и неприятное на вид. Двигалось оно не самостоятельно, на внушительной с виду подставке его бережно волокли несколько ходячих деревьев. Остальные торжественно шли чуть позади.

Плюшевые звери инстинктивно вжались друг в друга, образовав, таким образом, плотный плюшевый комочек. Ничего безобразнее они в жизни своей не видели. К ним выползало дерево, но разве можно было его так называть?!

Огромное, покрытое гнойными коростами, с налипшими повсюду затвердевшими чагами; с одной стороны обрубленные ветки, с другой – желтые иголки на лапах; заскорузлые пересохшие корни торчат во все стороны, угрожая пронзить первого попавшегося насквозь, – все это сложно было бы называть деревом, если бы не реальность. Это было оно. Это было Дерево!

Плюшевая Подмога молчала. Страха не было. Ужас перебил страх и освободил от внутренней суеты. Потом медвежонок спросил:

– Простите, пожалуйста, как к Вам обращаться?

– Они еще собираются обращаться к Нему?! Вот глупцы! – шелестели деревья.

– А вы сообразительны! – отреагировало Дерево.

– Просто учтивы, – поправила личика Тонечка.

Стало тихо.

– Как следует из увиденного, Вас давно не поливали? – продолжала она.

Дерево удивленно хмыкнуло.

– И не ухаживали за Вами как следует! – подхватила белочка Зоя.

– Неслыханно! Неслыханно! – зашипели деревья. – Они смеют разговаривать с Ним! Они делают предположения!

От злобного шипения воздух вокруг Плюшевой Подмоги стал колким, но звери не показывали страха и продолжали беседовать изо всех плюшевых сил.

– Так как нам к Вам обращаться? – повторил вопрос Ганс.

– У меня нет имени, – сурово отчеканило Дерево и резко выбросило острую ветку перед собой так, что она почти вонзилась в горло медвежонка.

– Что ж, – тихо ответил храбрый медвежонок, каждую секунду рискующий оказаться пронзенным, – это плохо. Имя должно быть. Хотите, я Вам его дам?

Деревья перестали шептаться и замерли от дерзости непрошеного гостя.

– Учитывая Ваш солидный возраст, внушительную устрашающую внешность и огромный жизненный опыт, – продолжал Ганс, – я буду звать Вас Древосилом. Не возражаете?

Все молчали.

– Вот и хорошо. Уважаемый Древосил, позвольте представиться. Меня зовут Ганс Топтыгин, но Вы можете называть меня просто Ганс. Очень приятно! – завершил свою речь медвежонок и потряс в рукопожатии ветку, что торчала у его горла.

– Как ты сказал? Дре-во-сил? – переспросило безобразное Дерево.

– Не слушай его! Не слушай! – завизжали ходячие деревья. – Убить их! Сжечь их! У тебя нет имени! Ты – боль! Наша боль! Наша злость! Сжечь их! Сжечь!

Старое Дерево на мгновение замерло, словно припоминая что-то, но потом, подхваченное общей яростью, стало угрожающе раскачиваться перед Гансом.

Ходячие деревья похватали плюшевых зверей, подняли над землей вверх тормашками и стали злобно трясти, словно желая выпотрошить их легкие тельца.

Деревья в мгновение ока собрали костер и теперь яростно раздували пламя. Отпускать с миром Плюшевую Подмогу никто не собирался. Что уж тут говорить о дипломатических беседах, тем более, о советах?!

Зайчик Толик пребывал в настоящем обмороке, в который упал, как только Дерево выбросило ветку в сторону Ганса.

Сова-Совушка рыдала, моля деревья о пощаде.

Белочка и лисичка тихо дергались в лапах деревьев – убийц, а Утюжок висел над костром.

Медвежонок по-прежнему стоял напротив безобразного Дерева, его била мелкая плюшевая дрожь.

– Твои друзья сейчас погибнут, – медленно заключило Дерево.

– Но почему? – спросил медвежонок.

– Потому что злость и боль – наша единственная пища, – нехотя ответило Дерево, – а так как этот лес уже много лет обходят стороной, еды у нас не было давно.

Дерево крякнуло.

– Мы уже несколько лет едим друг друга. И от этого, – оно помолчало, – стали еще злее.

– Но почему… все так?! – крикнул медвежонок.

Он лихорадочно думал, как спасти друзей, но, кроме этого глупого вопроса, в голову ничего не приходило. А между тем, плюшевое тельце волчонка покрылось не предвещающим ничего хорошего дымком, что привело деревья в неописуемый восторг. Они потешались над извивающимся зверем и наслаждались страданиями Утюжка.

– Почему? Почему? – вопрошал Ганс.

– Потому! – отрезало Дерево. – Ты надоел мне, медведь.

– Так разговаривают только трусы! – с вызовом бросил Ганс.

Деревья перестали издеваться и внимательно посмотрели на Дерево и на Ганса.

– Да, – смело продолжал медвежонок, – почему в Вас столько злости? Вы же деревья. А деревья, особенно такие древние, не могут, не имеют права…

– Да что ты знаешь о нас? – перебило его Дерево.

– Ничего, – согласился Ганс, – так расскажите. Зачем же сразу жечь?

– Так нам становится чуть легче, на время, – снова перебило его Дерево.

– От злости? – не понял медвежонок.

– От мести, – ответило Дерево. – Скажи, храбрый зверь, как часто тебе доводилось видеть деревья без ног?

– Ну, – замялся медвежонок, – признаться, я вижу такое первый раз, но я, кроме плюшевого леса, нигде не бывал и ничего о мире не знаю.

– Счастливчик! – прошелестело Дерево. – А вот мы знаем. Мы видели.

«Видели. Видели. Всё видели», – вторили деревья на подставках.

Они раскачивались из стороны в сторону, будто переминаясь с ноги на ногу, и эти движения покалеченных страдальцев вкупе со зловещим их шепотом создавали поистине жуткую атмосферу.

Звери застыли. Волчонок по-прежнему висел, но хорошо, что не над костром.

– Мы были хорошими и добрыми, – пело безобразное Дерево, – мы жили лесной жизнью, строили планы, мечтали о потомстве.

«Мечтали», – плакали деревья.

– Но однажды пришли странные создания и срубили нас, – продолжало Дерево.

«Срубили», – плакали деревья.

– Многие тогда не выдержали позора и мгновенно пожелтели, ибо Дух покинул их.

«Покинул, покинул», – выли деревья.

– Но мы остались живы. Я остался жив. И прошел свою мглу до конца, – говорило Дерево. – Я видел, как к моему искалеченному телу прикрутили подставку, чтобы я устойчиво стоял на празднике. Я пережил праздник, но сделал так, чтобы подставку нельзя было с меня стащить. Ха! Как же удивились странные создания, когда у них ничего не получилось. Ха!

Я превратил ее в уродливое продолжение себя, и это спасло мне жизнь. Странные создания выбросили меня вместе с подставкой и ненавистью на мороз. Я – первое Дерево, выжившее после праздника, – так они называли мой позор, мою публичную казнь, мое унижение!

Я научил деревья выживать и спасаться, унося новые ноги подальше от странных созданий, что рубили нас для потехи. Искалеченные и надорванные, мы спешили домой, но у многих уже не было дома. И мы находили пристанище в пролесках, болотах, пока не добрели до этого места. Мы истребили деревья, что жили в этом прекрасном лесу, не специально, конечно, но присутствием своим, наводя на них непроглядную тоску. И так остались одни, со своими ранами, болью и ненавистью, – пело Дерево.

«Шашш. Шашш. Ненавистью», – вторили ему остальные.

– Теперь мы не в силах повернуть назад. Нам больно, и мы хотим, чтобы больно было всем.

«Да», – вторили деревья.

– Постойте, – перебил медвежонок, – но есть ведь выход.

– Да? – лениво спросило Дерево. – И ты, храбрый зверек, знаешь, какой?

– Знаю, – ответил Ганс, – мы за вами поухаживаем. Мы любим лес и умеем с ним обращаться. Разрешите помочь Вам, уважаемые страдальцы!

– Да, да, – подключилась белочка.

Она была вся растрепанная; тельце ее, как и тельце Тонечки, было зажато злобными ветками, но она продолжала:

– Позвольте помочь Вам, уважаемый Древосил! – на имени белочка сделала многозначительный акцент. – Вот мы сейчас возьмем лоханочку, – ласково отогнула она сцепившие ее ветки, – и нальем туда воды.

И пока растерявшиеся от ее активности деревья молчали, белочка, а за ней и лисичка стали шустро искать корягу, которая напоминала бы лоханочку.

– Нашла! – радостно взвизгнула белочка. – Вот!

Схватив корягу, она стала озираться в поисках воды.

– Сова! – скомандовала лисичка. – А ну-ка взлети и поищи озеро, речку, что-нибудь такое.

«Пышш. Пышш. Что? Что?», – загудели деревья.

Они стали приходить в себя.

– А ну, тииии-ххххоооо! – раздался такой знакомый и долгожданный вой Утюжка.

Он вырвался из древесных лап и с огромным удовольствием выл на всех окружающих.

Деревья снова притихли, а Древосил издавал то ли мычание, то ли бурчание, то ли ворчание, на него никто сейчас не смотрел. Плюшевцы действовали быстро и слаженно.

Сова взлетела и заорала: «Вижу! Совсем рядом. Направо за деревцами озеро».

Она помахала крылышком в направлении воды, и медвежонок, схватив лоханочку, побежал. За ним, тоже с подручными емкостями для воды, помчались лисичка и белочка с волчонком. Зайчик Толик успел прихватить еще и ковшик из рюкзачка.

Всё также быстро Плюшевая Подмога наполнила лоханочки, зайчик набрал воды в ковшик, и все помчались обратно, пока деревья не очухались окончательно.

Нежно ухаживая за Деревом, звери бережно поливали Древосила, белочка и лисичка отрывали омертвевшие веточки и расчесывали лапками все, что можно было еще расчесать.

Ни одно дерево не вмешивалось, они с удивлением наблюдали за происходящим, припоминая что-то давно забытое, приятное, так непохожее на их сегодняшнюю жизнь.

Между тем, работа кипела, и Древосил оживал. Он, конечно, еще не покрылся зеленой листвой, но и столь удручающе, как прежде, не выглядел. Дерево заметно повеселело и пыталось подпевать Плюшевцам, которые затянули привычную для них полуденную песенку, как самую веселую из песен плюшевого леса.

А кто сказал, что труд порой бывает груб и тяжек?Не по пути с ленивцем нам, и никаких поблажек!А? Кто сказал? Не я сказал! И никаких поблажек!Кто знает ценность борозды, кто знает ценность плуга,Тот никогда не подведет ни борозды, ни друга!Он подведет? Конечно, нет! Ни борозды, ни друга!Ленивец, может быть, и прав, что спит, труда не зная,Не приключится с ним беда ни добрая, ни злая,Ленивец прав? Так он же спит! Ах, ах, беда, какая!

Почему звери запели, спросите вы? Само получилось, по привычке сопровождать любое действие песнями, а порой и танцами.

Зайчик, да-да, зайчик Толик запел, потом мелодию подхватила лисичка, потом медвежонок и волк Утюжок. Сова тоже подпевала, но тихонечко, чтобы не спугнуть удачу. Белочка пританцовывала.

– Научите нас песням, – попросило Дерево, аккуратно расправляя ожившие веточки.

– Обязательно, – ответили Плюшевцы, – у вас есть, куда записать слова?

– Нас много, мы запомним, – говорили деревья, с завистью подсматривающие за метаморфозами Древосила.

– Знаете, что? – сказала вдруг белочка. – Кажется, я знаю, как вам снова стать настоящими.

– Не шути так, – с болью проговорил Древосил.

– Ну, подождите, подождите, – продолжала белочка, – я, конечно, не могу обещать. Тут много от вашего желания зависит. Но мне кажется, что еще не все потеряно. Ведь вы особенные, живые, каждой частичкой своей.

– Так, так.

– Так вот, – продолжала белочка, – что если мы попробуем снять вас с жутких подставок и приживить к земле, а?

– Н-да, – крякнул Утюжок.

– Ааах, – ахнула Совушка.

– Блестяще! – подытожил медвежонок.

– Но это невозможно, – ответило одно из деревьев.

– Невозможно, немыслимо, – подхватили остальные.

Древосил молчал.

– Почему же нет? – спросил зайчик.

– Да потому, что мы давно оторваны от земли. Мы забыли, как это – прорасти корнями. Мы не помним, кто мы, – наперебой страдали деревья.

– Много веков формируется любая корневая устойчивость, – гудел Древосил, – наша тоже. Память хранит корни. Корни хранят память. У нас умерла память о себе. Давно нет корней. Оживить нас немыслимо.

– Но если не попробовать, вы так и останетесь озлобленными деревяшками на подставках, – выкрикнул Утюжок.

– Не деревяшками, а деревьями, – начало было поправлять Утюжка дерево, но волчонок перебил его.

– Нет. Именно деревяшками. Вы сейчас не деревья, вы только называетесь ими. Вы – злые деревяшки, малопригодные к жизни и радости. Вот!

Еще недобрый час назад за такие дерзкие слова волчонка испепелили бы, но сейчас деревья хранили скорбное молчание, и волчонок пожалел, что обидел их.

– Предлагаю эксперимент, – прервала всеобщую грусть Зоя. – Мы возьмем у Древосила, если Вы разрешите, конечно, – обратилась она к Дереву, – прикорневую веточку и поместим ее в лоханку с водой. Будем петь песни, радовать вас озорными шутками в духе плюшевого леса, показывать сценки, рассказывать истории, ну, и так далее.

– Так, – одобрил Древосил.

– Если веточка даст корневые росточки, – продолжала Зоя.

– Значит, и мы сможем воскреснуть корнями, – воскликнули деревья.

– Правильно! Сейчас ваша память спит. Но спит – то в Вас! Ее вроде как нет, но она сохранилась и живет внутри.

– Так давайте же попробуем возродиться! – зашумели деревья.

«Давайте, давайте», – раздавалось со всех сторон, и этот шепот был уже не злобный и отчаянный, а полный надежды и радости.

Если ты, дорогой читатель, полагаешь, что Плюшевцы забыли о слоненке, то ошибаешься. Все всё помнили, но обстоятельства не позволяли этим милосердным друзьям бросить в беде тех, кто так жестоко страдал. Поэтому, поняв, что деревья не знают о Тиглу, плюшевые звери все равно решили остаться и помочь, даже если это займет какое-то время.

Дело, однако, пошло на удивление быстро. Не прошло и суток, как веточка, которую белочка отломила у Древосила, ожила и пустила корешки.

– Спокойнее, – говорили Плюшевцы, пытаясь усмирить взволнованные деревья. – Спокойнее!

Но разве это было возможно?!

– Начало положено, – обращался, будто к деревьям, но на самом деле к друзьям, медвежонок, – и теперь…

– Пора сбросить жуткие оковы! – выкрикнул зайчик Толик.

Деревья уставились на него и уже через мгновение бросились гурьбой к озеру. Они толпились и наседали друг на друга, не в силах спрыгнуть с тяжелых подставок. Кто-то упал и макушкой беспомощно барахтался в воде.

– Спокойствие! Спокойствие! – тромбоном гудела Сова.

Звуковой эффект сработал и деревья перестали толкаться.

– Так, – сказал медвежонок, – нам хаос ни к чему. Мы всем поможем, никого не пропустим, только не паникуйте, пожалуйста.

– Нам сложно, нам сложно, – оправдывались деревья.

– А ну! Посмотрели все на меня! – бойко крикнула лисичка.

И все обернулись.

– Слушай мою команду! – сказала она. – Вам, деревья, нужно построиться в три шеренги.

Тишина.

– Ше-ре-н-ги! Это как очереди! – пояснила она, когда увидела, что деревья не понимают ее.

– Ну, или как полосы, – продолжала лисичка. – Ну, или как линии, – она начинала теряться.

– Как ветки, – пришел на выручку медвежонок, – шеренги похожи на длинные ветки.

– Ааааа, – отозвались деревья, – ветки, ветки, строимся в ветки!

И деревья стали носиться из стороны в сторону, пытаясь выстроить ветки, в результате чего снова запутались в себе.

– Внимание! – снова бойко сказала лисичка. – Повторяем за мной! Вот я беру за лапку белочку Зою и ставлю ее сюда.

Она подвела Зою к левому краю озерка.

– Вы, – лисичка обратилась к деревьям, находящимся рядом, – должны построиться в ветку, не выходя за границы. Один за другим, понятно? Границы – вот.

Она подняла с земли палку и прочертила с двух сторон от белочки линии.

– Теперь Вы! – повернулась она к деревьям. – Вы будете строить ветку от Утюжка.

Она взяла за лапку волчонка и подвела его к озеру.

– За границы не выходить, – напомнила она.

Утюжок не стал дожидаться, пока лисичка начертит линии, поднял корягу и сам нацарапал.

– И, наконец, вы! – лисичка повернулась к деревьям, что стояли справа.

– Мы поняли, – прошелестели они, – за кем становиться?

– Становитесь за мной, – отозвался зайчик Толик, – я готов.

От былого хаоса не осталось и следа. Деревья послушно выстроились в живые линии, границ не переступали и смиренно ждали, когда до них дойдет очередь освобождения от ненавистных пут.

Не сразу получилось понять, как именно освободить деревья. Подставки давно уже стали частью их тела, и теперь надо было крепко подумать, чтобы исправить ситуацию. Первым сообразил медвежонок.

– Давайте-ка повернем дерево на бочок и только тогда аккуратненько высвободим его. У меня и складной ножик есть, – медвежонок, закусив губу, достал ножик и показал присутствующим сокровище.

По уважительной тишине, воцарившейся вокруг, он понял, что его трепет разделяют и присутствующие.

– Кто первый? – спросил он.

Раздался робкий голосок:

– Можно я?

– Прошу Вас, – подбодрил решившееся на операцию дерево, медвежонок.

Робкое дерево, Елочка на вид, шагнуло вперед и улеглось на бок. С замиранием сердца медвежонок приблизился и принялся за работу.

– Может быть немного больно, – предупредил Ганс.

– Ничего, я потерплю, – ответила Елочка.

Медвежонок нащупал сцепление между приржавевшей подставкой и пораненной частью и начал, как и обещал, аккуратно высвобождать страдалицу из пут. Он долго возился со сцеплением, пока не понял, что достаточно выкрутить шурупы, чтобы дерево само выпало из многолетнего рабства.

– Спасибо! – тихо сказала свободная Елочка.

– Пожалуйста, – ответил медвежонок и задумался: «ножик один, а деревьев – целый лес. Так и за жизнь не управиться! Дела!».

Но тут на помощь пришли сами деревья, наблюдавшие за операцией.

– Мы можем состругать острые колышки, наподобие твоего ножика, медвежонок, – сказали они.

И, не дожидаясь, принялись стругать ножи из наиболее подходящих частей самих себя и иных подручных средств. У них получилось, и получилось быстро.

Вскоре медвежонок Ганс вместе с лисичкой Тонечкой и Совой-Совушкой самоотверженно, направо и налево высвобождали деревья из оков.

К ним присоединились белочка, волчонок и зайчик. Очереди никто не нарушал, деревья стояли послушные и серьезные, следить за порядком более не было никакой необходимости.

Через несколько часов деревья были освобождены. Последним от оков освободился Древосил. Он, как настоящий капитан и лидер, заботился о своих подопечных и последним пошел на процедуру.

Плюшевцы с большой осторожностью стали погружать деревья в озеро. Удивительно, но достаточно было только поставить дерево у воды, как оно начинало шевелиться и передвигаться, уступая место товарищу.

Конечно, плюшевые герои устали: они, ни на секунду не останавливаясь, ставили и ставили деревья, одно за другим, и, казалось, что конца этому лесу не будет.

Но звери старались, и их старания увенчались успехом: все деревья поместились и даже для Древосила место нашлось. То ли озеро раздалось, то ли изначально было больше, чем казалось, – это так и осталось загадкой.

Плюшевцы любовались работой: озеро колыхалось, наполненное стоячими деревьями, которые мерно раскачивались и издавали благодарное потрескивание. Вода в это время проникала в самые затаенные уголки их душ, наполняла собой потрескавшиеся тела, добиралась до самой сути и, наконец, пробуждала память от глубокой спячки.

Плюшевые звери развели костерок у озера и затянули самые красивые песни, что знал их родной лес. Деревья слушали и подпевали, подпевали и слушали, пока звери не заснули у костра. А когда Плюшевцы заснули, деревья тихо продолжали петь, ведь им совсем не хотелось спать. Жизнь возвращалась, как же тут уснуть!

Про себя они решили сочинить песнь благодарности, посвященную подвигу храбрецов из плюшевого леса, чтобы петь ее потомкам и заповедовать потомкам – петь песнь потомкам. Хорошее дело задумали они.

Они сочиняли песнь семь дней, ровно столько, сколько понадобилось для возрождения. На восьмой – они стали выходить из озера (благо, навык хождения остался), и плюшевые звери увидели молодые крепкие корешки, выросшие на обновленных телах.

– Пришло время разбрестись нам по лесу в поисках новых жилищ, – обратились деревья к Плюшевцам, – но прежде мы бы хотели отблагодарить вас песней, что сочинили в вашу честь.

И они затянули могучий напев, который весь волшебный мир знает как песнь о «Шести славных храбрецах из плюшевого леса».

Во мраке блуждали страдальцами мы,И годы ложились как кольца судьбы,В те страшные годы, лишь боль и невзгоды,Лишь злобу и ярость посеяли мы.И жутким тогда вырос наш урожай,Надежда и радость покинули край,Лишь боль и невзгоды, лишь злоба и ярость,Взошли до краев, вот и весь урожай!А все почему? Потому, что без ног,Не сбиться с пути и не выбрать дорог,Лишь боль и невзгоды, лишь злоба и ярость,Доступны деревьям, что ходят без ног.Где раньше питались мы соком Земли,Треноги теперь подпирали культи,А злоба и ярость, а боль и невзгоды,Ложились, понятно, как кольца судьбы.Мы детство забыли, и старость забыли,И друга забыли, и запах полей,Лишь боль и невзгоды, лишь злобу и ярость,Мы помнили ясно, до кончиков дней.Кто знает, как долго скитались бы мы,Блуждая во мраке стреноженной тьмы,Но шесть храбрецов, шесть героев из плюша,Нам мир подарили, спасли наши души,Кто знает, как долго скитались бы мы?Лисичка, волчонок, зайчонок, сова,Нашли подходящие лесу слова,А белочка – дива, танцует красиво,И хвостиком машет. Такие дела!И низкий поклон, наш поклон до земли,Тому, кто надежду в сердцах поселил,Тебе, медвежонок из плюша и воли,Спасибо большое сказать мы хотим!Твой ножик – кудесник резвее стрижа,Дарил нам свободу. Нет чудней ножа!Снимая треноги, снимал он тревоги,Вовеки не будет славнее ножа!Шесть славных героев, все шесть храбрецов,Теперь наша память, детей и отцов,И подвиг поем мы героям из плюша,И петь не устанем. Ты тоже послушай!

– Вы оказались великолепными учениками, дорогие наши, – смахивая слезинку, сказал медвежонок Ганс.

– Мы запомнили Вашу песню, – с поклоном прошептал расчувствовавшийся волчонок Утюжок.

– И не забудем ее, – подхватили Утюжка белочка, лисичка, Совушка и зайчик.

Пришло время прощаться.

На правах старейшины, Древосил еще раз поблагодарил Плюшевую Подмогу за их отзывчивые сердца, находчивые головы и добрые лапки.