Прошлое в настоящем

– А мне кусочек? – сбила с мысли старушка.

– Точно! Бери! – Отломила кусочек, вложила в сухонькую, морщинистую руку.

Взглянула на Серафиму другими глазами: «Шоколад жру, а ребенку не даю! Позор!»

И поняла, что останется. Просто останется – и всё, без оговорок: на день, на два. «Ничего, немного побуду Лизой – старшей сестрой! А она вновь станет Симой, Симочкой – деткой маленькой!»

Кругом было мерзко, темно и отталкивающе, но… она сильная, она справится, обязательно!

Татьяна крикнула, чтобы все слышали:

– Я остаюсь!

Глава 3

Куда он идет?

К следующим выходным Татьяна совсем обжилась. «Лизина» комната с появлением новых вещей преобразилась, перестала казаться музеем или лавкой старьевщика. Кусочком прошлого в настоящем были лишь две фотографии давно умерших людей на рассохшемся пианино: Лизы Златовой и Таниного отца. Здесь не нужно было стыдливо прятать портрет в комод, чтобы не пугать будущего отчима. Здесь вообще всё можно было делать по-своему. Хозяйничать, расставлять вещи и быть уверенной, что найдешь их там, где оставила. Никакого цунами в лице братишек! Только «младшая сестренка» восьмидесяти пяти лет. Милая, трогательная девчонка, превращенная в старушку. Что же с ней делать? Не навсегда же оставаться Лизой! Нужно сходить к психиатрам, пусть разберутся. Вдруг еще можно помочь?

Убедившись, что учебники и ноутбук среди деревянных зверей – это вполне себе мило, Таня переместилась на кухню и принялась с остервенением тереть заросшее грязью окно. Звенели стекла, сыпалась облупившаяся краска. В залитом солнцем дворе прыгали и крутились два рыжика, один в черном, другой в коричневом ошейнике, чтобы проще было их различать. Серафима тихонько сидела в уголке и теребила ветхого плюшевого медведя. Пустой взгляд был устремлен в никуда, в прошлое. Тогда вот так же сидела с мишкой, а сестра мыла посуду в тазике, поставленном на табуретку. Такая чистюля, всё у нее беленькое! И фартучек, и косынка! И домик в знойном вечернем свете! Крохотный забетонированный дворик аккуратно выметен: ни сухих листьев, ни ягод! Сима виновато смотрит на измазанные фиолетовым соком пальцы; ведь шелковица такая вкусная! И ее много, только руку протяни! Лиза ругается: «Замарашка!»

Заходит бородатый старик сосед; ухмыляется, глядя на сестру:

– Экая ты, право! Немецкая аккуратность!

…Как посмел он обидеть сестру! Немцы злые, плохие! Убили маму, бабушку, всю деревню! Лиза с Симой в горы ушли за грибами и застряли из-за ее, Симкиной, нерасторопности. А пришли… Вместо деревни одни угли, дым черный и никого живого… Только фашист, высокий, серый, страшный, лицо каменное, как у колдуна… Билась, давясь собственным криком, кусала зажавшую рот руку сестры; но та крепко держала, в землю вдавила, не выпустила.

Как и сейчас. Когда с визгом вцепилась в лохматую бороду соседа. Голос сестры звучал ровно и сильно:

– Успокойтесь! Она убогонькая, с сорок третьего, как наших всех расстреляли… С ней горячка случилась, так толком и не пришла в себя!

Лиза потащила сестренку в дом, громко шепча на ходу:

– Степаныч свой, ты чего кидаешься, как дикая? Успокойся, посиди! Всё хорошо! Не выходи пока, ясно? – В голосе ее звучала строгость.

Сима забилась в угол, съежилась, прижала к себе маленького плюшевого мишку. Лиза бросила на нее долгий взгляд, тихонько прикрыла дверь и вышла из комнаты. «Бедная дурочка! Всё с этим мишкой, что мама подарила. И как сообразила взять его тогда в лес?»

Молодая женщина нахмурилась, вспомнив недоброе, прижалась к дверному косяку, будто ища поддержки, сняла с головы платок, отерла лоб. Они не должны были выжить – в горах, на выжженной земле, где каждый куст простреливался фашистами, где рыскали охотники на людей! Какие шансы у двух девчонок?! Ноль? Нет – минус единица! Все законы жизни, физики и здравого смысла подписали им смертный приговор. Но случилось чудо, и оно ощущается до сих пор каждой клеточкой сильного, молодого, живого тела. Счастье и ужас, переплетаясь, до сих пор заставляют дрожать, как там, на склизкой осенней земле у пригорка, под горелой сосной. Подмяла под себя Симку, уткнулась носом в пожелтевшую, колючую траву, подставила спину холоду и смерти. Вот сейчас послышится лающая речь – и грянет выстрел… Но вместо этого – бодрый шепот, улыбка, твердая теплая рука. Свой, родной, русский! Наш партизан, чудом вышедший из леса. Чудо, настоящее чудо, как в сказке! Когда всё потеряно, и вот… Вадим! Ее Вадим! Спаситель! Нянчился, ухаживал, кормил, лечил заболевшую горячкой Симу долго-долго, пока добирались до наших. Пещера темная, холодная и сырая, как могила. Всё время капает вода, особенно гулко и страшно по ночам, и нельзя не прижаться к большому и сильному.

Любовь захлестнула, как морская волна, подхватила и закружила в бешеном водовороте. Счастлива, бесстыдно счастлива среди мрака и смерти! Прости меня, мама, прости! Я позабочусь о сестренке, я буду хорошей, только бы он не ушел!!! Страстность молитвы… Кому? Ведь учили, что бога нет. Но Лиза чувствовала, что ее ведет высшая сила, через лабиринт жизни, неизвестно куда. Нужно только довериться и не мешать промыслу свыше. Холодное ноябрьское солнце слепило, лучи уносили молитву в небо, и всё сбылось.

Поженились вскоре после освобождения Крыма. Едва отпраздновали победу, как поселились здесь, на Хлебной улице. Она с радостью хозяйничала в маленьком домике на отшибе. Всё до нереальности хорошо! Муж – майор МВД, любит, заботится; Симку как родную принял. Жаль, нет детей, видно, застудилась тогда, осенью сорок третьего. Конечно, может еще получиться, ведь двадцать два ей, не так уж много.

Она тут же кинулась к зеркалу, повертелась. Осталась довольна, но тревога не ушла: слишком уж всё хорошо, не бывает так. В жизни должна быть какая-то гадость, пусть мелкая. Главное – разглядеть ее вовремя, пока не выросла. Может, Вадим на другую смотрит? Даже подумать страшно, кругом столько одиноких баб, уведут – не поперхнутся. Мужиков вообще мало, а второго такого во всём свете не сыщешь!

Лиза вытерла руки о передник, заспешила на кухню испечь к вечеру рыбный пирог; тесто уже подходило. Опустила пальцы в клейкое месиво и задумалась. Готовить она любила, к каждому рецепту подходила с творческим азартом, экспериментировала, привносила что-то свое. Вадим был в восторге, но всё-таки… Когда-то мечтала совсем о другом: математика, логика цифр, как музыка… Самые заковыристые задачки щелкала как семечки, лучшая в классе, в школе, да и в самом городе. Отец восхищался: «Софья Ковалевская! Профессором станешь! Знаменитостью!»

В раздражении стукнула скалкой по столу, посыпалась мука. «Вот уж действительно, профессор кислых щей, специалист по сковородкам!»

Слишком тонкое тесто рвалось и прилипало к столу, мысли уносились всё дальше. Даже школу толком не кончила, вечная десятиклассница! Война, оккупация, замужество – где тут учиться?! Вадим не одобрит, нет! Ему хозяйка нужна! А с какой радостью учила детей тогда, при немцах, тайком, при свечке, каждый раз ожидая, что схватят! Надеялась, в общем деле будет и ее маленький вклад, но напрасно…

Стало зябко, мурашки скользнули по спине, несмотря на жар от горячей печи. Ведь учеников тех давно нет в живых, всех, кроме Симки, да и у той с головой неладно. И зачем только мать надумала бежать в деревню к сестре, будто там безопаснее. Вот уж не угадаешь… Всхлипнула, вспомнив маму; как ей не хватает сейчас поддержки, совета, сочувствия… Мужу всего не доверишь, ведь и он почти не говорит о себе. Ясное дело – секретность, но это всё-таки отдаляет.

Лиза старалась с лишними вопросами не приставать, не надоедать, не раздражать. Они ни разу не поссорились за всю совместную жизнь. Можно гордиться, но просачивалась тревога из темных одиноких ночей, которых становилось всё больше…

Молодая женщина так задумалась, что не услышала шагов, скрипа открываемой двери, запаха начавшего пригорать пирога. Она громко вскрикнула, когда тяжелая рука опустилась ей на плечо.

– Милая, что с тобой? Заболела? Сиди, я сам!

Очень ловко открыл печку, вытащил дымящийся противень.

– Смотри, как я вовремя! Чудо удалось спасти! – Он подул на обожженные пальцы. – Садись обедать, угощаю!

Жестом фокусника вытащил из кожаного портфеля бутылку красного вина. Лиза счастливо улыбнулась: «Раз заботится, значит любит!»

– Отпразднуем, одно очень важное дело закончил! – Бордовая жидкость забулькала в граненых стаканах.

Она сидела грустная, не в силах до конца стряхнуть воспоминания, подавилась приятным терпким вином, закашлялась. Он похлопал ее по спине, положил руку на плечо и заглянул в глаза, ожидая объяснений. Лиза всегда таяла под этим взглядом.

– Симка снова чудила сегодня, на соседа бросилась. Ума не приложу, как ей помочь.

– Время лечит! Вот увидишь, всё образуется. Она, поди, спит давно, а ты переживаешь. Пойдем посмотрим, убедишься! – Вадим легко, пружинисто вскочил, потянул жену за руку, увлекая в комнату. Только сейчас Лиза заметила, что стемнело: ночь на юге быстрая, властная. Осторожно, чтобы не скрипеть, приоткрыла дверь, заглянула внутрь.

Сима спала не раздевшись на своей маленькой кроватке поверх одеяла, слегка улыбаясь сидящему на подушке мишке. За окном бледная луна всё четче проступала на темно-фиолетовом небе. Старшая сестра окончательно успокоилась, задернула занавеску и вышла из комнаты.

Муж обнял, прижал к себе.

– Вот видишь, глупенькая, всё хорошо! Ты даже не представляешь, какой сегодня день! – Вадим подхватил жену на руки и понес в спальню; а она весело рассмеялась, пытаясь толкнуть дверь ногой.

Елизавета проснулась глубокой ночью, оттого что нечаянно звякнула пряжка на ремне: муж стоял совсем одетый. Он опять куда-то уходил и старался ее не будить. Давно пора привыкнуть к ночным отлучкам, всё-таки человек работает в органах, но она не могла – ревновала. Тревоги и подозрения нахлынули с новой силой. Но внезапно пришла решимость всё выяснить раз и навсегда. Всего-то нужно прокрасться следом, проследить, куда он ходит. Лиза старательно засопела, чтобы не подать виду, что проснулась.

Вадим тихонько прикрыл дверь, в коридоре скрипнула половица, лязгнул железный засов. Женщина вскочила с кровати, на цыпочках подбежала к окну, боязливо выглянула из-за шторки. Муж в сером плаще с капюшоном при свете луны показался шпионом из кинофильма. От этой мысли стало легко и весело, будто предстоящее приключение – лишь игра. Она торопливо выбежала из комнаты. Нужно спешить, а то скроется в темноте. Хорошо, что задвижка на калитке заедает, это его задержит на несколько секунд. Лиза опрометью кинулась в прихожую, быстро сунула ноги в туфли, накинула пальто поверх ночной рубашки. Тихонько прикрыла дверь, быстро пересекла дворик; задыхаясь от волнения, выглянула за калитку. В конце улицы за угол скользнула чья-то тень.

Лизавета на чём свет стоит кляла каблуки, несколько раз громко стукнувшие о камни. Неловко запрыгала на цыпочках, касаясь плечом холодных каменных стен. «Нет, ни за что не догнать его! И зачем только чёрт меня дернул!» Хотела уже вернуться назад, как за забором гулко залаяла собака. Она в ужасе метнулась к дереву и прижалась к шершавой коре.

Мужчина, идущий впереди, замедлил шаг и оглянулся, прислушиваясь; их разделяло метров пятьдесят. Сердце замерло: «Вот сейчас заметит, поймает и… какой позор! Он же чекист, разведчик, вмиг расшифрует!»

Вадим медленно, крадучись, как хищник на охоте, двинулся назад.

Казалось, он видит ее сквозь толстый ствол, сквозь черную тень забора. Сердце гулко стучало, во рту пересохло, но всё равно она решилась, отпустила дерево и метнулась вперед, прижимаясь к стене. Уверенные, неторопливые шаги гулко звучали впереди; расстояние между ними постепенно сокращалось. Вдруг из-за дома с кривой, горбатой крышей появился мужичок с бородой, чудно, по-птичьи свистнул, махнул рукой и, прихрамывая, заковылял вверх по улице. Вадим постоял мгновение и двинулся следом, мурлыча под нос веселую песенку.

Лиза вытерла пот со лба. «Неужто это и есть встреча?! И никаких баб, только работа!» Не сдержала вздох облегчения, радостно улыбнулась. Тут бы вернуться назад и спокойненько лечь в постель, но азарт, возбужденный охотой, властно тянул вперед. Не осознавая до конца, что делает, она скинула туфли и побежала следом, прячась за каждым выступом.

Мужчины дошли до конца улицы и свернули в сторону кладбищ: первого, действующего и второго, заброшенного Караимского. Вспомнилось детство, страшные истории, прогулки среди массивных надгробий конца прошлого века. В одиннадцать лет она пробралась сюда ночью и оставила записку под большим памятником с полустершейся надписью «Шайтан». Чего только ребята не болтали, дескать, там зарыт бес, который выходит в полночь из земли и всех хватает! Как же она хохотала над ними, до слёз! И вызвалась доказать, что она – настоящая пионерка и не боится глупых бабьих сказок про привидения. Девчонки пугливо жались друг к другу, мальчишки шутили и петушились, но тоже не двигались с места, лишь она, Лизка, – отличница, директорская дочка – смело шагала вперед без тени страха в душе; глаза были устремлены к небу, к очертанию звездного ковша. Всего лишь ковш, кастрюлька для манной каши, а никакая не медведица! Всё это фантазии древних, как и всякие призраки, вылезающие из могил. Гремящие гнилые кости – какая глупость! Если существует душа, то уходит далеко-далеко в бескрайний простор Вселенной. Девочка мысленно рвалась ввысь, в бесконечность; шла, высоко подняв голову. В результате – не заметила большой каменный обломок и упала на разломанное надгробие, на котором в свете луны проступала старинная надпись со множеством лишних букв. Вскочила, ожидая услышать смех, но тишину пробивало лишь стрекотание кузнечика. Люди остались далеко позади: она была одна, спокойная и торжествующая! Записка со словами «Я ничего не боюсь!» была положена в баночку и присыпана песком у старинного надгробия. А «Шайтан» – всего лишь фамилия буржуя конца прошлого века.

Взрослая Лиза попыталась вспомнить то чувство победы, но тщетно. Действующее кладбище кричало о войне и реальной смерти, а заброшенное – о бренности всего земного.

Сейчас главное – не упустить из виду тех двоих. Среди ухоженных могил еще можно было прятаться, но разбитые камни караимских надгробий не давали шансов остаться незамеченной.

Она притаилась среди длинных ветвей с мелкими жесткими ягодами; идти вперед было слишком опасно.

Тишину прорезали трели кузнечика, отдаленный шум шагов, звяканье железа в мешке хромого мужика, который вдруг начал метаться, суетиться, будто что-то искал. Круглая луна хорошо освещала землю. Было видно, как Вадим остановился, положил руку на довольно большой надгробный камень. Хромой принялся развязывать мешок, вынул металлический прут и несколько раз воткнул в землю на всю длину. Лиза опешила от удивления, но потом сообразила: «Здесь, верно, что-то зарыто, и он доказывает, что не ошибся местом». Промелькнули мысли о пиратских кладах, о собственной баночке с запиской, спрятанной поблизости в далеком тридцать шестом.

Сделалось жутко. Какое-нибудь секретное задание, а она лезет не в свое дело! Бежать отсюда, вернуться домой! Но где уж там! Поздно! Тайна притягивала, дразнила, тащила вперед. Постаралась запомнить место, чтобы вернуться сюда днем и как следует рассмотреть.

Мужчины двинулись в сторону лимана; Лиза тенью следовала за ними, прячась в высокой высохшей траве. Будет ужасно стыдно, если ее застанут здесь – босую, грязную, шпионящую за мужем! От одной мысли бросало в жар, хотя от земли тянуло смертельным холодом.

Путь казался мучительно долгим, пыл начал ослабевать, не терпелось передохнуть. Кое-как добралась до единственного дерева, села, прижимаясь к колючей коре. Метрах в пятидесяти виднелся заросший камышом берег; двое мужчин шли прямо к воде. Вадим впереди, а хромой чуть сзади: казалось, они опять что-то ищут. Неужели еще один клад? От чувства нереальности кружилась голова. Крепко прижала пальцы к виску, чтобы прийти в себя. На мгновение отвлеклась и толком не разглядела того, что случилось.

Вадим замешкался, пропуская спутника вперед, взмахнул рукой, послышался хриплый сдавленный крик, и хромой мужичонка исчез, будто не было его никогда…

Лиза оцепенела. Неужели? Нет, не мог муж так просто и хладнокровно убить человека! Ей померещилось… Она даже ущипнула себя за ухо, чтобы убедиться, что не спит. Не помогло. Действие развивалось своим чередом. Черный человек на фоне темного неба деловито наклонился и принялся что-то собирать и складывать в мешок. Догадалась: камни. Потом затянул завязки, примотал куда-то, наклонился и поволок по земле нечто тяжелое, затем раздвинул камыши, заходя в лиман, и направился подальше от берега.

Промелькнула мысль: «Ищет, где поглубже, но вряд ли получится! Соленое озеро мелкое, от силы метр с небольшим. Трудно спрятать труп, обязательно найдут». Тут опомнилась, попятилась и поползла, хотя ей хотелось вскочить и броситься домой во весь дух.

Но нельзя! Тогда будет два трупа, а тайна останется неразгаданной. Внутренний голос пискнул: «Он же любит тебя и не посмеет!» Разум вопил: «Еще как посмеет! Свидетели не нужны!» Неужто Вадим – преступник?! Может, это просто секретное задание и он обезвредил врага?! Выяснить бы, всё выяснить! Мысли проносились одна за другой, сердце оглушительно билось, мурашки бежали по спине, озябшие пальцы цеплялись за траву.

Что делать? Что делать? Впереди разбитые надгробные камни; почти убежище, почти спасение! Добравшись ползком до большой поваленной плиты, она приподнялась и оглянулась: никого. Затаив дыхание, прислушалась: стрекочут кузнечики, заливаются птицы. Верно, скоро рассвет. Где же Вадим? Следит за ней, крадучись сзади? Или спешит домой? Ужаснули оба варианта. Не помня себя от страха, Лиза вскочила на ноги и кинулась в сторону города; главное – скорее миновать кладбище, а там до Хлебной улицы рукой подать. Только бы успеть раньше него!

Она мчалась, ничего не замечая вокруг, спотыкалась, падала и поднималась вновь. Опомнилась только у родной калитки; заметила, что босая, но искать туфли было уже поздно. Прошмыгнула во двор, с тревогой вгляделась в темные окна. Не мелькнет ли тень, не дрогнет ли занавеска? Вроде всё спокойно. Вскочила на крыльцо, оглушительно скрипнули деревянные ступеньки. Дрожа всем телом, толкнула дверь, проскользнула в дом, рука потянулась, чтобы задвинуть засов, и застыла. Нельзя! Он, уходя, дверь не запирал. В изнеможении облокотилась на косяк, опустила веки, вслушиваясь в тишину. Тикают ходики на кухне, всхрапывает спящий ребенок, капает вода… Нужно починить рукомойник, забыла она сказать Вадиму. Тогда вылетело из головы, а теперь поздно! Вздрогнула, вспомнив о муже. Глянула на грязные, исцарапанные руки и ноги, разбитые колени. Испорченное пальто быстро сунула подальше в шкаф. Не зажигая лампы, прошла на кухню, принялась отмываться в старом оцинкованном тазике. Во дворе звякнул засов калитки, мыло выскользнуло и укатилось далеко под шкаф. Наспех вытерлась, выплеснула воду в большой горшок с цветком – и бегом в спальню. Услышала скрип ступеньки и бросилась на кровать, забралась под одеяло с головой. Как в детстве, когда играла в прятки.

Тихие шаги мужа, звяканье рукомойника, скрип стула. Видимо, тоже приводит себя в порядок. «Значит, меня не заметил. Пронесло».

Но облегчения не было. Зубы отбивали дробь, к горлу подкатывала тошнота. Отчаянно хотелось вернуться во вчера. Будь проклята глупая затея! Зачем бежала? Зачем следила? Как теперь жить?!

Длинно скрипнула дверь, пискнули половицы, качнулась кровать. Он здесь, совсем рядом, касается спиной. Раньше от его близости становилось спокойнее. Теперь Лиза сжалась от страха, но постаралась дышать ровно, притворяясь спящей. Может, рассказать всё, признаться? И станет легче? Нет уж, нет. Шпионила за ним, за офицером МВД, глупая, ревнивая баба?! Рассекретила задание, провалила, выставила на посмешище! И это в лучшем случае! Нет, такого не прощают. А если всё же дело нечисто? Даже подумать страшно! Но предъявить нечего. Убийство хромого дядьки? А где доказательства? Может, почудилось с перепугу? Ведь трупа толком не видела. Значит, всё ерунда, истерика! А клад? Или что там в земле зарыто? Нужно пойти, найти, убедиться. Лиза любила всё обдумать, взвесить, просчитать. Не зря математика – ее стихия. Вот и сейчас, расписывая алгоритм действий, она постепенно успокаивалась. Даже решилась повернуться и сесть, облокотившись на подушки.

Вадим крепко спал после тяжелой ночи, уверенный в себе, сильный, как всегда. На губах играла легкая улыбка праведника. В изумлении поднесла руку ко рту, чтобы не вскрикнуть. После всего, что случилось, как можно спать так спокойно?! Или для него не впервой убивать? Да, на войне – конечно, но там фашисты. А здесь кто? Тоже враги, кругом враги. От таких мыслей разболелась голова. Главное не это! Другое! Что на нее, свою простушку-женушку, никогда не подумает! Влюбленная, как кошка, занятая лишь тем, чтобы ему угодить. Гусыня, курица с двумя извилинами в башке! Так все считают, но это только маска! А она умница, гордость отца! Остальное – слабость, трусость! Мамины наставления: «Умище-то не выпячивай, дуреха! Мужики все разбегутся! Кто бабу выше себя возьмет? И вообще спокойнее жить будешь! С дуры какой спрос?

Нужно всё выяснить, а потом действовать. Тщательно завернулась в одеяло, чтобы ненароком не вылезла расцарапанная коленка или разбитая в кровь ступня. Зарылась щекой в мягкость подушки и не заметила, как уснула.

…Яркое утреннее солнце било в глаза. Лиза, проснувшись, дернулась, ощутила, что замотана в кокон, и сразу вспомнила всё. Со стоном приподнялась, огляделась. На часах – восемь двадцать. Вадим давно ушел на службу. Решил не будить, пожалел: видно, сладко спала. Да, хороший муж! Заботливый, нежный! Впервые подумала об этом со злым сожалением. И чего ей не хватало?

Девушка опасливо вылезла из-под одеяла; впервые, как следует, разглядела ободранные ноги, грязную порванную ночную рубашку и потянулась к комоду за чулками. Конечно, июль в Крыму жаркий, и будет неудобно, но ничего умнее в голову не приходило.

Дверь хлопнула, как гром, как близкий взрыв. Лиза дернулась, вскрикнула, задела локтем часы. Они со звоном и дребезжанием покатились по полу.

– Ты чего? Это же я! – Заспанная Симка во все глаза смотрела на сестру.

– Ты! Ты! Какое счастье! – Лиза бухнулась на колени, крепко обняла девочку, прижала к себе, будто хотела спрятаться за ее хрупкой, узенькой спиной.

Отстранилась, пристально вглядываясь в худенькое личико. «Какая маленькая, жалкая, на вид больше восьми лет не дашь! А ей уже двенадцать стукнуло». Неожиданно пробила нежность до слез; она обняла сестренку, чувствуя, что ближе человека у нее нет и никогда не будет. Ну и что, что дурочка? Зато милая, добрая! Не умничает и не ищет приключений!

Подумав о плохом, выпрямилась, погрустнела.

– Лиза, Лиза! Что с тобой? Ты от кого-то убегала во сне? От фашистов? Скажи правду! – В детских глазах застыл ужас.

Старшая сестра смутилась: уж слишком близко оказался ребенок к разгадке. Так и муж вмиг раскусит. И, до конца не сознавая, что делает, кинулась увещевать Симу:

– Да-да, ты угадала! Но мне удалось спастись! Только, если ты кому-нибудь скажешь, они вернутся и заберут меня навсегда! Слышишь, ни слова! Особенно дяде Вадиму! Поняла? – Вцепилась в хрупкие плечики, встряхнула. – Ты всё поняла?

– Ага! Положись на меня! – Сестренка кивнула серьезно, уверенно. – А можно тебе помочь?

– Да-да, конечно, но только потом! Сейчас главное – молчать!

Лиза проворно натянула чулки, намазала кремом руки, причесалась. Вроде всё как обычно, хотя взгляд затравленный и синева под глазами. Теперь главное – убрать улики. Повела Симку завтракать, намазала хлеб маслом, налила чаю:

– Вот, кушай!

Сестренка усадила рядом с собой мишку, стала медленно размешивать сахар ложечкой:

– А ты?

– Я сейчас, через минутку, только стирку поставлю! – Лиза опрометью бросилась в кладовку, где в чане было замочено белье, быстро сунула туда рубашку. «Теперь – как быть с плащом?»

Когда яркий утренний свет скользнул по некогда сиреневому нарядному плащу, его хозяйка огорченно охнула. С любимой вещью можно было прощаться. Конечно, после стирки и штопки станет лучше, но это уже не то! И откуда у нее дурацкая манера носить всё самое лучшее? Будто последний день живет!

Лиза намочила рукава и принялась с остервенением оттирать. На душе стало еще муторнее. И зачем только ночью напялила лучшую вещь?! А туфли с вышивкой, сделанные на заказ?! Ни у кого таких нет!

Как ошпаренная, прямо в тапках она выбежала на улицу. Кривая брусчатка, серые стены, разномастные, прижавшиеся друг к другу домики, при свете дня такие уютные и родные.

Вот и старый, раненный осколком снаряда дуб, к которому в страхе прижималась ночью. Под ним сухие листья, желуди, огрызок яблока. Туфелек и в помине нет. «Конечно, такую красоту тут же сцапали! Тридцать седьмой размер почти каждой подойдет. Вот обрадовалась какая-нибудь баба, когда подарочек утром нашла. Это ж надо! Вадим заметит, спросит… Что сказать? Потеряла. Ну конечно! И почти правда… Но как? Допустим, несла в ремонт, зазевалась, выронила мешок… Ну или украли. В общем, растяпа! Ругать не будет, не мелочный! А у других мужики за копейку удавятся».