Пульт от девушки

– Слышь, шлёцик. Отпусти девушку на вечер, будь другом.

Краска залила лицо Макса, возвращая его в годы школьных унижений на переменах. Но тут как раз подоспела Катя. Она села прямо на колени нежданному наглецу и обвила его шею левой рукой.

– Слушай меня, заблудший баран, тебе стрессов в жизни не хватает? – Говоря это, она достаточно сильно прильнула лбом ко лбу парня так, что послышался гулкий стук. – Не нужны тебе лишние переживания. Поверь мне, – и Катя легонько щелкнула наглеца пластиковой ложечкой по носу, смотря ему прямо в глаза так, как тигрица смотрит на дикого козла. Она резко встала, и тот поспешил ретироваться, озираясь в полном недоумении.

То, что произошло, никак не укладывалось в модель поведения нежной девушки. После этого случая Макс перебрал все меню в пульте, полагая, что возможно случайно активировал какую-то странную функцию. Но ничего подобного он не нашел. Тогда он решил отнести произошедшее на счет большого количества алкоголя, которое она выпила. Тогда Макс еще и предположить не мог, что Катя вовсе не блефовала. Но как бы там ни было, после этого случая в клубы они больше не ходили.

* * *

С тех пор как Макс влюбил в себя Катю при помощи пульта, та восхищалась им во всем. Теперь она любила те же фильмы, что и он. Завернувшись в плед перед телевизором в дождливые вечера, она читала рекомендованные им книги. Она полюбила его компьютерные игры, была в восторге от тех же философов, что и он, она пропиталась такими же жизненными идеалами. Любой, даже самый незначительный перепад его настроения она улавливала на лету: «У тебя появилась другая? Тебе не понравился ужин? Что-то не так с моим платьем?» Катя восторгалась всеми высказанными мыслями Макса, смеялась над каждой его шуткой, лелеяла каждый его пук в буквальном смысле. Она заливисто смеялась, когда он делал пистолет из пальца и рыгал. И Макса все чаще посещала мысль, что он видит в Кате себя самого.

Все сексуальные фантазии Макса давно были воплощены в реальность. Даже «неделя устных упражнений» была теперь переименована в «неделю задницы». В постели Катя, как всегда, выкладывалась по полной. Однако его это уже не будоражило, как раньше. Если прежде каждое случайное прикосновение Катиной руки казалось ему не чем иным, как касанием самой богини Иштар, то сейчас его поэтическое воображение было полностью вытеснено прозаической реальностью. И вместо ощущения былого огня, он стал замечать странное и новое для себя чувство, прежде никогда не испытываемое им по отношению к красивой девушке.

Чем больше Катя привязывалась к нему, тем меньше ему теперь требовался пульт, чтобы управлять ей. И, в конце концов, у пульта осталась лишь одна функция: когда ему надоедали ее вечные потакания и согласие буквально во всем, он при помощи пульта искусственно устраивал скандалы. Но и эти скандалы проходили тоже по запрограммированному сценарию. Поэтому и в этом цирке он также чувствовал проявление самого себя, где уже ничего не оставалось от Кати. Что-то исчезло из Кати. Что-то, что он любил прежде. Порой, ему казалось, что исчезла она сама, оставив вместо себя, лишь оболочку. И, засыпая, Макс все реже говорил ей в ответ, потерявшее всякий смысл: «Я тоже люблю тебя».

* * *

В конце сентября позвонил Том и попросил встретиться.

– Ну? Какие планы у тебя дальше? – спросил тот, после того, как они по старой традиции пропустили по рюмочке в баре.

– Насчет Кати или вообще? – Осведомился Макс.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

Прежде, чем ответить Макс минуты две молчал, куря сигарету и рассматривая бутылки с выпивкой на полках бара.

– Я сам не знаю, дружище. Может мне девушку поменять?

– Чо?! – Том поперхнулся выпивкой и закашлялся.

– Продолжим эксперимент с другой… Что скажешь?

– А не быстро ли вы хуеете, сударь?!

– Ладно… Тогда пока что оставлю все как есть. Можешь доложить своему начальству, что клиент доволен. Изделие работает, как надо. Я только бумаг никаких не подписывал. Поэтому заплачу столько, сколько сам решу нужным, – он виновато поджал губы, – слушай, я понимаю, что обязан большим, но…

– Понимаешь чувак, она-то к тебе теперь эмоционально привязана. А ты к ней?

– Я? – Макс осекся, – да, я ее тоже люблю, – он быстро отвел глаза и уставился в дно пивного бокала, допивая последний глоток.

– Люди, которые не любят себя, не способны любить других. – Том слизал соль с руки и выпил текилу, закусив лаймом. – Они называют любовью свои сопли и страдания по недостижимому, ненавидя в себе лузера, – он зло посмотрел Максу в глаза.

– Но почему ты сразу решил, что я себя не люблю? – Макс услышал только первое предложение, которое теперь крепко и глубоко засело ему в мозг.

– Да потому что любовь для таких, как ты – это лишь индульгенция от обвинений в элементарной слабости. Свою слабость вы отождествляете с чем-то благородным. С той же любовью, например. И вину за свои поступки тоже скидываете на любовь. Это же так удобно – перекладывать ответственность на что-то внешнее. Слабак и на коленках ползаешь? Нет. Это я, мол, люблю ее так. Захотел изменить ей? Это все любовь к другой теперь виновата. Не в чем, типа, винить. – Том повторил ритуал с текилой, явно чувствуя большое удовольствие от этого процесса. Затем он продолжил:

– Ну, а ежели приелся человек, то все можно объяснить тем, что эта самая любовь у них теперь прошла.

– О… Вот ты к чему! Кто бы теперь читал мораль?! Человек, который сам не знает, что такое любовь и не верит в нее!

– Да, я действительно не берусь, в отличие от прочих, утверждать, что знаю, что такое любовь. Но я точно знаю, чем она не является – той лажей, что сейчас происходит у вас, а также тем, что ты делаешь из Кати. Ты прекрасно знал, что последняя функция необратима. И теперь ты собираешься так просто свалить?

– Может быть, ты теперь начнешь мне рассказывать о ценностях брака? – Макс ухмыльнулся, поднося стаканчик ко рту. С их последней встречи он сильно изменился, чем теперь сильно раздражал Тома.

– Я никогда тебя не агитировал за брак… – Том как-то настороженно посмотрел на него, а затем очень аккуратно продолжил, – но я никогда и не отговаривал тебя от него… Я лишь хотел, чтобы ты не был таким сопливым слюнтяем. Но… разве не этого ты все время сам хотел? Ты же хотел жениться на ней, создать семью… – Последнее больше прозвучало как вопрос, нежели как утверждение.

– Как писал Эразм Ротердамский, если ты когда-то о таком слышал: «Без глупости мы бы все вымерли. Ведь только по глупости можно вступить в брак». Хотя, где ты мог о нем слышать. – Макс высокомерно посмотрел на Тома и выпустил дым вверх.

– В человеке нас привлекает его внутренний стержень…

– Ты мне уже это говорил, – перебил его Макс и с довольным видом подержался за свой член.

– Личность человека опирается на этот стержень. И сотри пошлую ухмылку со своего ебла. На этот таз я не о тебе беспокоюсь. – Том затушил сигарету, – ты можешь раздавить Катю, почувствовав власть. Раскрошить ее личность. Вот чего я опасаюсь.

– Ты знаешь, Том… – он посмотрел на тлеющий огонек своей сигареты, – не так уж и плохо быть мачо. Мне нравится.

– Ты знаешь Макс… Знаешь, что еще говорил Эразм Роттердамский?

– А ну, удиви! – Макс насмешливо поднял брови.

– Hoeveel beter is hij er aan toe die in gelukkige onwetendheid leeft, dan wie door jaloerse achterdochtigheid zijn leven bederft en van iedere kleinigheid een tragedie maakt! Представляешь, я когда-то изучал философию в Оксфорде… пока не выперли за чрезмерную приверженность гедонизму в виде возлияний бухла и практикования ебли.

– У-у-у!.. Ну-ну… Как-то у тебя не очень с английским произношением для бывшего студента Оксфорда. Может, тебя за это выперли, а? Ничего не понял, что ты сказал. – Макс хохотнул, но весь как-то заерзал и покраснел.

– Это нидерландский. В переводе означает – «Высшее счастье то, которое покоится на обмане, ибо так живется лучше: легче быть королем в собственном воображении, чем на самом деле». Это из книги «Похвальное слово глупости». Написана в тысяча пятьсот девятом. Издана в Париже в тысяча пятьсот одиннадцатом. Я держал в руках оригинал. Мой дядя имеет свой магазинчик антикварных книг под Амстердамом. Я у него жил с четырнадцати лет и ходил там в школу.

– И вы с дядей накуривались, а потом философствовали. Со шмали началась твоя тяга к знаниям, на ней, видимо, и закончилась. Ха-ха! – Макса корежило от злости и когнитивного диссонанса.

– В жизни не употреблял никаких наркотиков… Кроме кофеина, алкоголя и никотина. – Том допил свой стакан и, поставив его на барную стойку, двинулся к выходу.

– Том! – Окликнул его Макс, когда тот уже взялся за круглую ручку двери, – ты говорил, что функция почти необратима… Пришло время спросить тебя, как сделать так, чтобы она меня разлюбила.

– Тебе надо будет рассказать ей все о пульте, – сказал Том, остановившись в вполоборота, – в этом случае, как сказал бы Гарри Поттер: «Чары будут сняты».

– И почему же функция только почти необратима? Какова цена?

– Не цена. А побочный эффект. Она возненавидит тебя. В случае если ты все эй расскажешь, она до конца своих дней будет испытывать к тебе острую неприязнь вплоть до тошноты. И это уже абсолютно необратимо, – отсалютовав Максу, он ушел.

* * *

Шли недели, и он стал проявлять все большую грубость по отношению к Кате на пустом месте. Она все чаще молчала, боясь попасть в опалу. В ответ на обидные слова, она тихо, как маленькая девочка, пускала слезы, сидя в кресле и делая вид, что читает. Несколько раз она объявляла изобретенную ими когда-то «минутку нежности», но в ответ она получала лишь презрительную отмашку рукой. Макс же все больше убеждался, что теперь понимает значение термина «синдром рабовладельца», когда неограниченная власть над кем-либо сводит с ума. В детстве, выбегая во двор, он с удовольствием мог обоссать чей-то слепленный снеговик, пока никто этого не видит. И делал он это лишь потому, что просто мог это сделать. Макс не умел лепить снеговиков. Поэтому всю свою «творческую» энергию тратил на разрушение снежных фигурок. Сейчас он не был в состоянии сделать Катю счастливой. И ему все больше хотелось унизить ее еще и потому, что факт ее несчастья лишь напоминал ему об его социальной импотенции. Как раз в то время Максу предложили работу в зарубежной компании. Зарабатывать он стал гораздо больше. Начали оставаться деньги с зарплаты. Мечты сбывались, а удовлетворение жизнью так и не приходило.

Макс отыгрывался на Кате за все свои обиды и неудачи. Поначалу он считал, что, отыгравшись, это у него пройдет, и он снова обретет по отношению к ней те нежные чувства, что были у него изначально. Но время шло, и становилось только хуже.

Когда-то чувство собственности одержало полную победу над его благоразумием. И теперь он не знал, что делать дальше. Единственный способ отпустить Катю состоял теперь в том, чтобы избавить ее от себя пусть не эмоционально, но, по крайней мере, физически.

Макс докурил сигарету, провожая угловатые полоски дыма в их небытие. «Было бы здорово, если и наши чувства со временем также растворялись, не причиняя никому страданий. – Мысли о волшебной таблетке, избавляющей от любовных переживаний, напомнили ему о Боре, который давным-давно, уже в прошлой жизни, дал ему визитку фирмы. – Интересно, он еще со своей той бабой?» – Подумал Макс и посмотрел на спящую Катю. Среди ее сонного лепета Макс разобрал лишь два слова, от которых по его спине побежали мурашки своими мертвыми холодными ножками: «не раскроши».

* * *

Вечером следующего дня в пятницу, придя с работы и увидев на столе праздничный ужин со свечами, Макс, еще не сняв ботинки, сказал:

– Тебе нужно отдохнуть.

– Мы сегодня здорово отдохнем вместе! – Катя сделала шаг навстречу, чтобы обнять его, но он отступил назад, выставив руку ладонью к ней.

– Нет. Лучше всего ты отдохнешь у себя дома. Одевайся, складывай вещи и уходи.

Минуту она стояла, застыв в черной шелковой ночнушке. И когда Макс уже подумал, что она каким-то чудом отключилась, как робот, Катя выронила из руки бокал и подошла к нему. Затем она медленно опустилась на колени, взяла его за руку и посмотрела ему в глаза. Она плотно сжала губы, чтобы не заплакать, но голос выдал ее.

– Не надо, Максим. Не поступай так. Пожалуйста. Я же живая.

17. Цена безграничной власти

Он стоял на крыше строящейся элитной высотки, выпуская сигаретный дым в звездное ноябрьское небо, еще не успевшее пропасть за надвигающейся грозой. Далеко внизу гудел мерцающий в огнях город. И уже после двух затяжек небольшого косячка, который он притащил с собой, Макса опять потянуло на философию. Он делал вид, что не обращает никакого внимание на Катю, которая пришла сюда вместе с ним и теперь стояла рядом, поглаживая его плечо, и периодически заискивающе поглядывала на него, как верное домашнее животное.

Покуривал он редко. Раз в полгода на посиделках с друзьями какой-нибудь кайфо датель и траво обладатель доставал пакет из кармана и забивал каждому без обмана, точь-в-точь, как в старой известной песенке. Но каждый такой раз, когда он баловал свой мозг, то, как будто открывалась потаенная комната в стиле Викторианской эпохи, где за столом у камина сидели его мысли и неторопливо играли в бридж. Вот и на этот раз постоянные посетители комнаты приняли его так, как будто он совсем недавно оттуда вышел, хотя последний раз он заходил туда еще летом во время приключений со Светкой.

Мысли безлико уставились на него. Заходи, мол, Макс. Поговорим за жизнь. Не зря же ты к нам снова заглянул. Максу показалось, что мысли насмехаются над ним, плохо скрывая свой сарказм. Он почувствовал себя неловко, и хотел выйти. Но тяжелая дверь медленно закрылась за ним, да так, что выйти назад уже не представлялось никакой возможности. Несмотря на это, он затянулся поглубже еще раз, и легкий дискомфорт исчез. Теперь он почти видел посетителей комнаты воочию.

«Ну что, Максим, теперь ты осознал, чего ты хотел на самом деле? И от этого осознания сейчас тебе так плохо? – Сидящий во главе стола джентльмен с ехидной улыбкой косился на других, которые поддакивали ему. – Он всего лишь хотел быть самим собой рядом со своей женщиной… Ха-ха… Как банально. Миллиарды людей хотят того же. Но мало кто осознает, что такое быть самим собой на самом деле. А по иронии судьбы, представляете, именно нашему Максиму выпала возможность это узнать. И ему, по всей видимости, это не очень-то нравится. Правда? Молчит… Какой же ядреный гашиш ему продали…»

Затягиваясь косяком еще глубже, Максим не чувствовал пронизывающего его ветра. Его разбегающиеся мысли продолжали свой монолог во множественном лице: «А что ты делать с Катей собираешься? Теперь она к тебе привязана. Не должен ли ты быть в ответе за того, кого приручил? Жениться ты давно передумал. Теперь ты и сам понимаешь, что мужик женится из-за недостатка осознания того факта, что брак – это ловушка. Он летит, как мотылек на пламя свечи, когда инстинкт самосохранения от жара огонька перебивается инстинктом влечения к свету. Теперь тебе необязательно быть кем-то, чтобы трахать баб. Можешь расслабиться, жрать пиццу и пердеть в диван, просматривая любимые вечерние шоу. И тебя все-равно будут любить, даже если ты на всю жизнь останешься средненьким программистом и компьютерным геймером. Ведь именно об этом ты всегда в тайне мечтал, верно? Ты не мечтал всерьез о карьере выдающегося управленца ИТ проектами, не хотел ты быть качком, да и зарабатывать много ты тоже на самом деле никогда не стремился. Все о чем ты желал – это пердеть в диван, пока тобой восхищаются и признают за тобой право хозяина только на том основании, что ты – любимый мужчина в доме. И конкурентов у тебя никаких больше нет. И не будет. Зачем тебе дергаться теперь по жизни в тщетных попытках стать альфа? Все равно ты будешь лишь мимикрирующей под альфа омегой. Заплывай спокойно жиром. Тебе это как раз не помешает с твоим-то тщедушным телосложением. О мечтах записаться в спортзал забудь. Вот, что значит для тебя быть самим собой рядом с любимым человеком! Но не забывай, что без пульта этого бы ничего не было. И мужчине, и себе самой женщина может простить все, кроме одного… Единственного, что женщина никогда не простит ни себе, ни мужику – это того факта, что она трахается с неудачником». – Среди посетителей комнаты пробежал приглушенный смех. Через весь стол с другого края ему кричал мужичок в старом английском костюме: «А, может быть, тебя все еще мучает совесть, что пульт, мол, это насилие над чей-то волей или изнасилование вообще? Расслабься. Раньше изнасилованием считалось съедение после секса, а удар дубинкой по голове приравнивался к брачному ухаживанию с предсвадебным похищением. Сегодня же, оказывается, многие женщины даже не подозревают, что их изнасиловали, и армия социальных работников проводят с ними разъяснительные беседы, после чего они становятся богаче, или же обидчик сидит в тюряге. Интересная корреляция в обществе: чем выше денежная компенсация за изнасилование, тем больше, вдруг, изнасилований. Не знала женщина, что когда муж не дает денег – это финансовое насилие. Теперь знает. Еще через двадцать лет к изнасилованию приравняют обычное ухаживание, дарение цветов, приглашение в кино и поход в ресторан с последующим сексом или даже без него. А как же! Это ведь насилие над женской натурой, которая падка на подарки, мать ее так! Впрочем, Максимка, денег у тебя все равно нет. И не будет. Но даже не в этом дело. В современном мире из женщин делают мужиков, а из мужиков женщин. И лоббируют эти законы какие-нибудь полуженщины похожие на седую манду, в которых член не бывал уже лет сорок, или вообще никогда! Вот тебе и инфляция нравов, Максим. И эта зараза распространяется по всему миру, как пандемия. А пульт – это тайное возрождение гендерного доминирования мужчины, как ответная реакция на все это. Правильно ли это? Чува-а-ак… Такие красавицы, как Катя, используют свою внешность, чтобы продинамить таких, как ты. А такие, как ты, всю жизнь корячатся ради статуса «настоящего мужчины» в глазах таких, как эта твоя сука. Вот, что такое настоящее изнасилование, Максим – моральное изнасилование длиною в жизнь!» – последовал одобрительный ропот, и мужичок в старинном костюме продолжил: «Но теперь ты можешь трахнуть любую. Любую, Макс! Тебе надоела Катя? Выбери другую. Позвони Тому. Договорись с ним. Ну же! Ответственность? Да что ты говоришь?! Любит тебя теперь и ты должен быть за это ответственен? Да она ноги об тебя вытирала, когда ты бегал за ней! Знаешь, куда она запихала твою любовь? Именно туда, куда ты ее потом не один раз долбил! А рассказать ей все, заставив возненавидеть себя, ты не сможешь, Максим. Это все равно, что самого себя треснуть молотком по яйцам. Будь честен с собой – ты ссышь. И это нормально. Только ненормальный готов подставить свое самолюбие под такой удар».

– Здесь холодно… – с виноватой улыбкой сказала Катя, тем самым ненадолго вырвав Макса в реальность.

– Раздевайся.

– Совсем?..

– Догола.

– Ага, хорошо… – она сняла свой белый плащ и стала искать взглядом, куда повесить вещи. Но Макс вырвал плащ из ее рук и бросил под ноги.

– Сложишь все на него. Давай!

«Странные это ощущения, когда вдруг оказывается, что добился всего, чего на самом деле хотел от жизни. Верно, Макс? Насколько мелка твоя душа на самом деле, а?» – Тетрагидроканнабинол в мозгу Макса делал свое дело, заставляя голоса звучать все убедительнее: «Вспомни всех тупых пёзд, кто обижал тебя. Отыграйся, как следует! Бабы заслужили это. Все до одной! Они нажираются в баре, раздеваются, трахаются, изменяют мужьям на корпоративах, а потом общественность кричит, что их изнасиловали. Наглые сучки! Ах, она бедняжка, была пьяной и не соображала, что делает? Но почему ей не пришло в голову по пьяни пойти помолиться, например, или приготовить пожрать своему парню? Почему она выбрала давать всем прямо на барной стойке или в туалете? Да потому, что это их доминирующая сексуальная фантазия! Все по Фрейду и по дядюшке Юнгу. А если ты нажрешься и не соображая, трахнешь кого, будет ли это квалифицироваться, как то, что тебя изнасиловала женщина? Никак нет… Тебя посадят с отягчающими, чувак! И вот там уже изнасилуют, как следует в твой немигающий задний глаз. Так что насри на всю эту мораль! У тебя всего лишь пульт. И все, что у нее происходит в голове – это ее собственные мысли и желания, которые ты только лишь направляешь по рельсам, как диспетчер поезда на железной дороге».

Макс отстрельнул все, что осталось от косячка в сторону от себя и в бездну высоты. Красный трассирующий огонек навсегда исчез где-то в черной бесконечности, ухватив за собой все эти мысли. Еще через секунду он уже не мог вспомнить, о чем только что думал. Тепло Катиных влажных губ согревало его напрягшийся член пока остатки ветра, залетающие через ограждение крыши высотки, щекотали его яйца. Роскошное тело Кати уже не заводило его так, как раньше. И теперь, чтобы удовлетворить свое вожделение Максу с каждым разом требовалось большего. Он опустил свой взгляд с ночного неба на Катю и провел рукой по ее волосам. Та довольно мурлыкнула в ответ. Еще совсем недавно она, по мнению Макса, была способна скромно посасывать лишь только сок из соломинки. Зато сейчас, стоя на коленях абсолютно голая, она, обхватив его ягодицы, преданно заглядывала Максу в глаза и мычала от удовольствия. Она сосала так трогательно и нежно, как будто пыталась спасти на морозе замерзающего воробья. Со стороны действительно так могло показаться, но наблюдать эту картину было некому, кроме Макса. А тот вряд ли сейчас мог оценить всю «трогательность момента».

Катя дрожала. Кожа ее покрылась мурашками. Поэтому героические попытки спасти воробья или снегиря с красной головой вызвали у Макса странные ассоциации с одной из сказок Андерсена. Он схватил ее за волосы, сделал несколько движений и кончил. Застегивая штаны, он почему-то сказал: «Твой снегирь только что испустил дух». В следующую секунду его охватил приступ смеха. Он оттолкнул Катю, и та едва не распласталась на крыше, успев удержаться на локтях. Макс ржал, как конь, пока она с недоумением, глядя на него, вытирала лицо рукой и пыталась понять, что же его так развеселило. Он выдернул ее плащ из-под сложенной одежды и надел его на себя. Затем поддел носком туфли оставшуюся Катину одежду, которую она подкладывала под коленки и швырнул в сторону.

– Одевайся и проваливай!

Девушка подобрала одежду, и тут до нее дошел смысл сказанного. Одинокое сдавленное рыдание вырвалось из ее горла, и она снова обессиленно опустилась на задницу, окрашивая ее в черный цвет от битума. Ветер усилился и принес с собой дождь. Но плечи ее затряслись уже не от холода. В душе у Макса зазвенела струнка жалости, но тут же оборвалась. Он смотрел на нее, как на свое творение. А художник, как правило, не способен испытывать жалости к своим сюжетам.

Внезапно вновь открылась потайная дверь в мозгу: «И что ты хотел нарисовать, берясь за кисть, чувак? Лишив ее стержня собственной личности, ты создал лишь портрет своих обид и неудач. В других мы ненавидим то, что нам не нравится в себе. А если этот другой еще и бесхребетный, он так четко отражает все наше говно, что об «это» хочется вытереть ноги. Такой образ ты хотел создать? Это твоя идеальная женщина? Или это твои идеальные отношения с женщиной? Теперь, когда они воплотились в жизнь, они совершенны… Когда ты в детстве строил города из кубиков, ты их ломал в конце, помнишь? Каждый художник, достигнув совершенства, сгорает от тайного желания уничтожить свое произведение. Посмотри на нее. Она совершенна, Макс!»

Яркая вспышка молнии и сильный гром захлопнули дверь в философскую комнату. В короткой вспышке света Макс успел разглядеть красивое лицо. Но это не было лицо Кати. Девушка, тихо рыдая, безуспешно пыталась надеть на себя мокрое платье. Затем, казалось, совершенно растерявшись и держась за ограждение, она продела одну ногу в то, что, видимо, еще утром висело в модном бутике красивого нижнего белья в качестве женских трусиков, которые она купила, специально для этой встречи.

«А помнишь, как она тебе изменила с твоим же другом? Это был твой лучший друг. Он, конечно, сволочь. Но если бы не эта сука!..» – Сознание Макса, как будто раздирало надвое. Мысли из философской комнаты умолкли, но вместо них у него в голове зазвучал голос похожий на кваканье мертвой лягушки. И Макс совершенно не понимал, о чем этот голос ему говорит. Катя никогда не изменяла ему за все то время, когда они действительно были вместе. Однако, что-то заставило его согласится со сказанным. И это вызвало в нем ярость.

Еще одна яркая вспышка вновь осветила лицо девушки. Максу оно было знакомо. Но он никак не мог вспомнить, где он ее видел прежде. Может быть, он видел это лицо в кино. Но оно точно не было похоже на лицо Кати. Сейчас он пожалел, что так много выкурил за раз. Мысли совершенно запутались и их естественный ход уже давно не принадлежал ему. Девушка бросила тщетные попытки надеть мокрую одежду. И теперь лишь сидела на крыше и плакала, закрыв руками глаза, как панда. Жалость снова защемила в сердце Макса острой болью, а к горлу подкатил ком.