Пульт от девушки

* * *

– Наденешь потом. Это мой, – войдя в полумрак ванной комнаты, Катя повесила белый халат на стенную вешалку.

– А, это ты… Заходи, – сказала Светка из-за душевой занавески.

– А кого ты ждала?

– Дурочка…

– Давай спинку потру, – Катя отдернула занавеску, за которой под струями воды в ванне стояла Светка.

– Ммм…Прямо, как на даче в детстве. Ну потри.

– Сиськи у тебя уже тогда были не детские.

– Да ладно тебе… По сравнению с тем, что у меня сейчас, я тогда еще даже не родилась, – Светка обернулась и покачала из стороны в сторону роскошную грудь.

– Ого! Тебя в детском саду в девяностые одной капустой кормили, мать?

– Как будто до этого ты их не видела…

– Без чехлов не видела. Не болят?

– Болят. Видишь? Даже затяжка на левой, – Светка повернулась так, чтобы свет лучше попадал на нее, и грудь качнулась, как связка из пары глянцевых волейбольных мячей.

– Это не заметно, – Катя провела мыльной рукой по едва виднеющемуся шрамику над левой грудью подруги, – зато твой, полагаю, не жалуется.

– Еще бы! Всем им, мужикам, нужен только секс… Потри межу лопаток, пожалуйста, – она протянула мочалку и повернулась спиной.

– Насчет того, что мужикам нужен только секс, сокрушаются те женщины, которые это единственное дать не могут, навязывая взамен ненужное. Это явно не про тебя. Так что не стони. – И Катя по-дружески хлопнула ее по заднице.

– Ай! Пошлячка, – Светка быстро обернулась и ее грудь оказалась в обеих руках Кати, которая, уже скинув с себя халат, стояла голая и смотрела ей в глаза.

– Ты чего?..

– Тсс… – Катя, склонив голову, нежно взяла сосок Светы в рот, как спелую виноградину на ветке. Но тот выскользнул от нее, потому что Света дернулась назад.

– Слушай, Катька… Ты прости меня, но я не… У меня тоже бывают порой мысли, но… Давай не будем этого делать. Это как-то… стремно.

Уайлд говорил, что единственный способ избавиться от искушения – поддаться ему. – Катя вошла в ванну, прижав подругу к кафельной плитке.

– Он же вообще был гей, – безо всякого смысла растерянно начала было Света, но ее рот закрыли Катины губы. Уже через полминуты руки Светы жадно сжимали Катины ягодицы так, как будто она уже давно мечтала это сделать, и вдруг выдался такой шанс. Затем Катя принялась целовать ей шею, освободив тем самым подруге рот от французского поцелуя.

– А как же твой? – мгновенно использовала возможность снова говорить Света.

– Ты права. Сейчас позову… Макс!!!

– Что?!

– Закрой уже рот, дурочка ты моя. Он с нами. – Катя села на корточки и принялась медленно целовать Свету около пупка, закрыв пробкой слив в ванне. Через полминуты, когда и без того неяркая лампа в ванной комнате погасла, в дверь протиснулся Макс, держа в руке свечу в старинном подсвечнике. Он поставил её на полочку перед зеркалом над раковиной.

– Прошу прощения, девочки. Больше халатов в этом доме не было, – сказал он и залез в ванну и улегся таким образом, что девчонки стояли прямо у него между ног. Макс заметил, как зажмурила, а затем открыла, уставив на него свои изумрудные при свете свечи глаза Светка, которая, наконец-то, потеряла дар речи и стояла сейчас под струями душа в объятиях Кати.

– Ого! Да мы уже мокренькие. – Стоя за спиной у Светы, Катя аккуратно провела рукой между ног подруги и у той подогнулись колени. Макс поймал её за плечи, а роскошная грудь смягчила удар, когда та не удержалась и упала прямо на него. Он ощутил на своей щеке горячее дыхание Катиной подружки. Еще через мгновение та, видимо решив встать, перевернулась на спину. Но Катя взяла ее за бедра и подтянула вниз. Светка съехала по животу Макса, как с горки, и ее розовое влагалище скрылось под пеной, которая распушилась на набирающейся воде. Катина левая рука проворно юркнула следом, а вторая обхватила Свету под коленкой и притянула еще сильнее на себя, пытаясь насадить подружку на своего парня. В этот момент Максу показалось, что он разглядел некоторое сожаление, ревность и что-то еще похожее на злобу в глазах Кати. Но уже в следующий момент она уверенно и даже немного грубо натянула Свету на твердый, как берлинский леденец член Макса, заставив того забыть обо всем на свете.

– А-а-х! – глаза Светки закатились, а бедра дернулись в легкой конвульсии.

* * *

В полумраке салона повисло дымное облако, освещаемое лишь красным ночником. Огонек косячка передавался, как факел на эстафете лежачего марафона, состоящего из трех тел, центральное из которых принадлежало Максу. Идею взорвать косяк выдвинула Светка, которая сослалась на то, что должна все «это» переварить. С ее слов: «вообще-то я не любительница любых наркотиков и даже сигарет» – продолжение вечера было не менее интересным. И теперь, это уже был третий «косячевский» за вечер, мастерски скрученный Светкой из неиссякаемых запасов готовой смеси гашиша с табаком в ее сумочке, потому как переваривать было много чего им всем.

Света оказалась просто неиссякаемым генератором фантазий. Она могла бы с легкостью занять место Шехеризады из тысячи и одной ночи с той лишь разницей, что вместо сказок изобретала бы новые позиции и сюжеты. Всего за пару часов с ее вежливого шепота, начинающегося с: «а давайте попробуем еще вот так…» Макс перепробовал такие позиции, в которых запутался бы сам великий Гуддини. Оказалось вполне возможным одновременно быть членом в одной девушке, при этом погружая свой язык во влагалище другой. Причем, делать куннилингус вдвоем с той, которую имеешь в данный момент. Потом поочередно он входил то в Свету, то в Катю. На нем по очереди прыгали обе девушки при этом смачно целуясь друг с дружкой, когда одна из них сидела на члене, а другая на лице Макса.

Даже самые воспаленные фантазии периода его рукоблудной юности и наполовину не приблизились к тому, что он попробовал этой ночью. И если бы в тот момент кто-то из «бывалых» ему опять сказал: «послушай, чувак, у меня их было больше, чем волос на твоей жопе, поэтому поверь мне, что все дырки одинаковые и у всех пизда стоит вот так!», то Макс бы рассмеялся ему в лицо. Влагалище его Кати было похоже на горячий и сочный персик, а у Светы напоминало сдобную булочку с кленовым сиропом, которая целовала и буквально засасывала в себя все Эго Макса во плоти.

Затягиваясь косяком, он мысленно смеялся над теми, кто всерьез мечтает о женитьбе. Жениться ради секса, соглашаться на детей и делать вид, что искренне их хочешь… На память ему пришла недавняя посиделка с другом на природе, который выбрался туда с выводком из четырех детей и с потерявшей ебабельность женой. Причем один из детей достался Кольке бонусом уже в довесок к жене, видимо по мероприятию «один плюс один». Много пить ему не позволялось, а любые попытки поговорить с другом каждый раз обрывались на том, что он летел ловить очередного ребенка, забравшегося на дерево или выбегающего на дорогу. Все это происходило под неодобрительные взгляды пахнущей скисшим молоком кормящей жены, которая сказала Максу, что пора бы и ему уже подумать о будущем. Колька одобрительно ей поддакивал, мол, только в детях и счастье. Но сколько же тоски Макс видел в глазах этого счастливого мужа. Макс вообще заметил, что те, кто попал в жопу, очень любят тянуть в неё за собой других. Взяли ссуду – агитируют. Родились дети – тоже.

Затем, на память ему пришел Петька, который в их дворе слыл наркоманом целколомом. Славился Петька тем, что к своим двадцати годам перепробовал все наркотики, какие только можно было найти в списках единой конвенции ООН. А также, он лишил девственности столько девчонок, что тяжело было начать встречаться с девушкой и быть уверенным, что в ней еще не побывал Петя. Никаких других целей в жизни у Пети не было. Из школ его выгоняли, а в армию не взяли по причине состояния на учете во всех мыслимых диспансерах. Петя мог бы быть любимым учеником Эпикура в древней Греции, который утверждал, что истинный смысл в жизни – это наслаждения. Мог бы. Но родился не в то время. И умер рано от «чрезмерного счастья». Однако иным не приходится испытать и десятой части всех тех ощущений, которые испытал за свою короткую жизнь Петя. Осуждая и жалея таких, как он, они влачат длинную и занудную жизнь с поездками на дачу, получением благодарственных грамот на работе и обречением на нищенскую пенсию в случае, если доживают до нее.

Петя же за свои двадцать пять лет успел уехать нелегалом в Америку, жениться там на азиатке, изменить ей с негритянкой, развестись, посидеть за что-то в американской тюрьме, наблатыкавшись там говорить на английском и быть депортированным, перед этим мастерски переправив морем нехилые бабки. Посреди мутного двора до сих пор ржавела его осиротевшая машина. Она стояла, как памятник яркой жизни, какой никогда не будет у тех, кто обречен до конца своих дней входить в один и тот же обоссаный подъезд.

В те дни, когда еще был жив Петя, отдушинами Макса были книжка, компьютерная игра да пульт от телевизора. Что-то не клеилось в разбегающихся мыслях Макса, несмотря на возросшую сейчас тягу пофилософствовать о смысле жизни: «Люди живут ради ощущений. Кто-то их может себе позволить… А кто-то пашет всю жизнь, и заменяет желаемые ощущения своей философией. Петя ставил цели бухать и трахать. И всех своих целей добился, посмеиваясь над неудачниками, которые ради того же самого мечтают стать летчиками или олигархами. После тридцати они становятся мишенью для тех баб, которые нагулявшись, ищут лоха своих детей… Или лоха для своих детей… А Петя уже успел сбить с этих баб самый сок. А порой и с их взрослеющих дочерей. Но самое смешное то, что лохи все прекрасно понимают, но все равно остаются лохами. Потому что голодны до секса, за который им приходится пахать до конца своих дней, как бурлаку за черствый хлеб, при этом мечтая о сдобном каравае. Нет… Мужик не готов к верному браку с одной единственной бабой, если у него до этого не было секса с двумя сразу. – Макс сделал глубокую затяжку и задержал сладковатый дым в легких. Звуки гитары из колонок стали осязаемы. Они вибрировали убаюкивающим блюзом в облачках дыма. Алкалоиды конопли в крови даровали уверенность в завтрашнем дне, а на обоих его плечах посапывали две красивые мордахи. Максу захотелось выдать что-то очень глубокомысленное и в то же самое время лаконичное.

– Света… Ты звезда минета!

Гроза закончилась. И из просвета между туч на несколько секунд показалась красивая полная луна. Впрочем, Макс уже не был уверен, было ли это на самом деле. Еще через минуту он улетел в царство Морфея вслед за своими подружками.

15. Секс-марафон. И чужой мед бывает сладок

Он проснулся от того, что кто-то вытирал его член влажными салфетками. Ощущения были феерическими, и через мгновение они стали еще ярче, когда чей-то рот с горячим языком, бегающим по его уздечке, буквально проглотил Макса целиком. Он перевел томный взгляд на потолок, к которому был приклеен альбомный лист с надписью: «догадаешься кто, разрешу в попу». Оставшийся со вчерашнего вечера дурман все еще отделял сознание от происходящего легкой ширмой нереальности ощущений. Тем не менее, Макс быстро восстановил события последнего вечера и сделал вывод, что так глубоко и мастерски брать в рот мог только один человек в этом доме.

– Светка! – Он нежно погладил голову девушки под одеялом. И тотчас же почувствовал, как движения головы прекратились, а приятные ощущения сменились на легкий, но пугающий прикус зубами в самом корне его члена.

– Хватит! Мне больно, ты что?!

Охват зубами ослаб и из-под одеяла к нему выползла злая Катя.

– Ты бы Светку тоже так нежно гладил по голове? – Она щелкнула зубами и, сверкнув глазами, ушла в ванную приводить себя в порядок. Макс улыбнулся, потягиваясь на разложенных во весь пол матрасах с диванными подушками.

– А меня туда хочешь? – Слева от изумленного Макса откопалась откуда-то из простыней Светка и уставилась на лист бумаги прикрепленного на потолке. Он с опаской оглянулся на дверь в ванную.

– Ясно… без разрешения хозяйки нельзя, – вздохнув, она потянулась к сумочке, чтобы скрутить утренний косяк и предоставила Максу лицезреть в дневном свете свое идеальное тело, отточенное годами рейв марафонов и, по-видимому, немалым количеством MDMA. Оно не было худосочным, но не было и пышным. Это было идеальное спортивное тело. И там было за что приятно подержаться. У Кати тоже была превосходная фигурка. Очень женственная. Однако, она не была спортивной. У Кати было тело модели нижнего белья. Светка же походила на фигуристку или на художественную гимнастку. И сейчас впервые Макс поймал себя на мысли, что сравнивает эти тела между собой. Каждая женщина при желании и средствах может красиво одеться. Но далеко не каждая способна красиво раздеться. Катя красивее выглядела в нижнем белье, чем совсем без него. Светка же в глазах Макса являла собой просто эталон женского тела. И ни один модельер в мире не смог бы одеть ее так, чтобы она выглядела более совершенно, чем она выглядела сейчас – абсолютно голой, небрежно вытянувшейся на животе, чтобы скрутить сигаретку. И даже красивый золотой медальон у нее на шее был лишним.

* * *

Пока Макс заваривал чай Светка и Катя в одних одноразовых фартуках и резиновых сандалиях жарили яичницу с колбасками на двух сковородках. Он нашел в интернете какую-то задорную радиостанцию и под шлягер «давай подвигай попой» не из таких уж далеких девяностых завтрак приготовился быстро и весело. После завтрака, они втроем, как дружная семья снова улеглись в кровать, чтобы до обеда смотреть на айпаде смешные видео.

Подкрепившись жареной картошкой с грибами и ветчиной на обед, они отрубились, чтобы хорошенько поспать. Максу приснилась какая-то чеховская идиллия, будто он в своем поместье в глуши, где служанка Света созывала всех на чай с баранками. Краем своего сознания он понимал, что это всего лишь сон, и поэтому ему совсем не хотелось, чтобы тот заканчивался. Однако, когда его разбудили две японские школьницы, он увидел, что и реальность бывает более притягательной, чем самая сладострастная дрема.

– Мы плохо себя вели, господин Хуемото. – Катя в очках покорно опустила голову, и Макс еле сдержал себя, чтобы не рассмеяться.

– Но всю тяжесть наказания готова снести только одна из нас, дабы спасти свою подругу. – Светка протянула Максу силиконовую плетку, и он почувствовал, как его член наливается кровью.

– Вам решать, кто поплатится своей попкой. – Катя протянула Максу лубрикант. Конечно же, он давно мечтал поиметь её туда. Но так как подобного опыта у него не было, он так до сих пор и не решился попробовать её туда, несмотря на то, что мог делать с ней все, что хотел и когда хотел. И сейчас Светкина более опытная попка была как нельзя кстати. Но главное, что со Светкой такой возможности могло больше и не представится. Однако, после утренних зубов Кати, с его стороны было бы не разумно высказывать подобные соображения вслух. Поэтому он предложил вытянуть жребий, надеясь, что выбор падет все-таки на Свету. И – о чудо! Бумажка с надписью «шоколадный глаз» действительно попалась Светке. Та сделала грустную гримасу, но глаза ее выдали озорное блядское сияние. И для Макса стал настоящим открытием тот факт, что «этим» удобнее заниматься не сзади, как в дешевом порно, а спереди, только в другое отверстие. Все действо Макс еле сдерживал себя, чтобы не поцеловать, прикованную наручниками к батарее Светку в губы. Передник японской школьницы был задран почти до груди, а чулки собрались складками. Сейчас она казалась ему такой растерянной и непорочной. И это несмотря на то, что его член был внутри «не с той» стороны, что еще хуже сочеталось с непорочностью. Казалось, она чувствовала каждый нерв в члене Макса, двигаясь в нужном ритме и направлениях. Лицо её выражало нечто среднее между страданием и наслаждением. Тихие прерывистые вдохи и выдохи. Наконец её пальцы впились ему в плечи, а все её тело сотрясло мелкой дрожью. На несколько секунд он поймал Светкин взгляд, полный какой-то непонятной ему надежды, а дальше его живот обдало горячей струей сока из ее влагалища. Макс тут же кончил в нее, как из ружья, почти со звуком, и, почувствовав это, она последовала за ним в легких спазмах брюшных мышц, свидетельствующих о повторном оргазме.

После того, как откатившись на спину, он переварил полученный кайф, взгляд его упал на Катю, которая вдруг подошла к прикованной Светке и села на колени перед ее лицом, задрав свой передник. Затем она встала и поставила правую ногу на батарею сверху.

– А теперь, сучка, давай доведи меня! – Сказала она играючи. И вымотанная Светка без лишних слов принялась за дело, осознав, что это уже не совсем игра, а скорее расплата.

Тем же вечером изнеможенный Макс проснулся прикованным к кровати-полуторке. Перед ним предстала строгая учительница в исполнении Светки и покорная ученица Катя. Катю «жестко» принудили доставлять удовольствие двоечнику Максу, закованному в кандалы по рукам и ногам. И хоть кандалы были всего лишь наручниками с пушистыми розовыми кольцами, ему стало реально не по себе, когда Светка поддела его яйца здоровенным мясницким ножом и заставила Катю дрочить ему, поставив ультиматум: либо Макс через три минуты кончает на лицо Кате, либо она забирает его яйца себе на серьги.

Затем он воплотил свои школьные желания, когда его изнасиловала учительница по русскому, кем в реале Светка так и не стала, будучи отчисленной уже с первого курса. Учительница оказалась настолько строгой, что, разорвав одежду на отличнице Кате, трахнула одновременно их обоих за то, что те шумно себя вели на задней парте. Закончив, она облизала пальцы и сказала Кате, что в следующий раз она сделает это указкой и гораздо глубже.

На ужин Катя со Светкой вновь в качестве подружек напекли блинчиков. Затем, он и Катя, хохоча, положили Светку на стол, измазали её клубничным сиропом и слизывали его с нее, поедая блины. Но и Кате потом досталось, когда её голую обсыпали мукой и обваляли в остатках теста тоже прямо на столе, где Макс ее и трахнул. Казалось, у него уже должна была элементарно закончиться сперма от такого марафона, но вид Катиных «сисек в тесте» заставил его позабыть об угасании страсти к этой девушке.

Засыпая уже во вторую ночь в обществе своего гарема, Макс все еще не мог поверить в реальность происходящего. Ему казалось, он сорвал джекпот и мог теперь делать все, что только пожелает. Однако даже, когда все спали, он не смел поцеловать Свету в ее чувственные губы. Макс погладил ее по волосам, и та, улыбнувшись уголками рта, свернулась калачиком, обняв Катю вместо плюшевого мишки. Смотря на неё, он с грустью осознал, что ситуацию с двумя любовницами завтра утром придется как-то разрулить.

* * *

– Уже уходишь? А кофе? – Макс покрутил в воздухе джезвой, привезенной ему из Турции кем он уже не помнил.

– Не откажусь, – Светка избегала смотреть ему в глаза.

– И что ты теперь скажешь своему? – Макс зажег газ, и шарил на полке в поисках кофе, пока Катя принимала душ.

– Ничего я ему не скажу. Не в первой. Ну… не так, конечно, но… Да и вообще, он чересчур ревнивый, – Светка обезоруживающе улыбнулась своей голливудской улыбкой.

– Неужели? С чего бы это?

– Вот и я о том же! – Ещё не выветрившийся кумар в её голове не давал ей распознать сарказм в вопросе Макса, – вечные расспросы: «было, не было?» Ну даже если и было, у него нет права мне предъявлять, потому что он об этом никогда не узнает, а доказать он ничего не может. Пусть вообще спасибо скажет, что я еще с ним. Я как-то раз намекнула, что хочу расстаться, так он на коленях стоял.

– Ты изменила ему. Это факт. Совершая жестокость, женщина, как правило, верит, что имеет на это право. Она разделяет концепты и выдумывает истории, чтобы обмануть себя, оправдать и дальше верить, какое добро она творит, даже если отрезает кому-то башку. – Макс засыпал кофе в джезву.

– Да как… Как ты можешь быть таким циничным! Да еще и после… – Светка запнулась, губы у нее задрожали и она расплакалась.

– После чего? После нашего с тобой поэтического времяпрепровождения или после твоей подлой измены своему парню? – Максу очень хотелось задеть ее побольнее. Этот порыв был сродни тому, который испытывают в младших классах дети, когда дергают понравившуюся девочку за косы.

– Все не так, – Светка тихо рыдала. Но изредка посматривала на Макса с надеждой, что тот одумается и возьмет свои слова назад. Казалось, она действительно не могла взять в толк, почему Макс наезжает на нее, да и еще после всего хорошего, что произошло за эти два выходных. Затем она добавила:

– Если происходит измена, значит, на это имеются причины… И следует еще разобраться, кто виноват в том, что произошло! – навзрыд лепетала Светка.

– Если баба изменила, то уже не важно, кто там виноват. Идет такая баба нахуй, – хладнокровно перебил её Макс.

– Но почему?.. – заскулила она и заплакала еще сильнее.

– Когда он узнает, что ты ему изменяешь, он отпустит тебя безо всяких его стояний на коленях. Еще и пинка даст. И правильно сделает.

– Если женщина захочет, она всегда может сделать так, что мужчина никогда ни о чем не догадается, – Светка вдруг резко перестала плакать и вытерла слезы, видимо, решив, что пока правда не раскрыта – это не правда.

– Да ну?! Сексом занимаются вдвоем, как правило. Или даже втроем… А если секрет знает больше, чем один человек, то…

– Да пофиг… – минуту, молча, Светка водила пальцем по изображениям жар-птиц на клеенке, – не рассказывай никому, ладно? – она тихонько шмыгнула носом.

– Мне это ни к чему, не беспокойся, – сказал Макс и подумал, что если бы и решил кому-нибудь обо всем рассказать, то ему бы все равно никто не поверил, списав все на нереализованные фантазии компьютерного мальчика.

Из душа вышла Катя. И Света, вдоволь наслушавшись от Макса лишнюю для ее ушей правду о своем поступке, со слезами на глазах принялась выпрашивать у подруги средства на поддержание иллюзии о своей непогрешимости. Скушав порцию «ты имеешь на это полное право, а твой не должен был быть таким мудаком», она почувствовала себя немного лучше. Однако, гашиш у нее закончился еще вчера. И теперь на Светку навалилась реальность, в которой она не привыкла жить.

«Мразь, – думал Макс, – но красивая мразь. И это правда.» – Смотря на Светку, Макс осознал, что не существует никакой справедливости в этой жизни. Даже во вконтакте ему было приятно общаться с красивыми одноклассницами. Страшных он всегда игнорировал. А они писали на стенах своих страниц что-то типа: «главное не внешность, а… что-то там», прекрасно понимая, что главное – она самая. Красота и верность – качества, редко уживающиеся в одном теле.

«Внешность – это не упаковка. Это ценное содержимое. Начинка, на которую есть спрос и которую хочется трахнуть. Это такая же правда, как и то, что большой член имеет решающее значение. А выражение: «маленький хуек в пизде королек» придумали те, кого природа обделив, заставляет вертеться по жизни в десять раз быстрее ее любимчиков, – размышляя таким образом, Макс возненавидел природу, которая, хоть и не обделила его размерами члена, но не снабдила достаточным количеством тестостерона и харизмой Мэтью МакКонахи, чтобы считать самого себя альфой.

Кофе немного подняло настроение всем, включая Светку. И, попрощавшись со всеми, как будто забегала только на чай с вареньем, она ускакала.

– Больше ты с ней не общаешься.

– Да, Максим. Я поняла.

III. Все имеет свою цену

16. Цена дезактивации

В течение следующих двух месяцев Катя поочередно вежливо или грубо отшивала каждого «просто друга», который решал ей позвонить «просто поболтать». Она аргументировала это тем, что у нее есть парень, а ему это не нравится. В категорию забаненных не попал только тенор гей, с которым Макс видел Катю у консерватории в тот день, когда начал использовать пульт. Для подружек и вечерних телефонных болтушек Катин номер перестал существовать при помощи настроек фильтра входящих звонков.

Одевалась Катя теперь более скромно. На самом деле Максу нравилось осознавать, что его девушку все хотят, облизываются, но она никому не дает, кроме него. Однако каждый раз, когда они ходили в какой-нибудь ночной клуб, не обходилось без того, чтобы её не пытались угостить или пригласить на танец порой очень респектабельно выглядевшие мужчины. Макса постоянно это напрягало, несмотря на то, что она отшивала их всех, при этом верным взглядом косясь на него, тихо сидящего где-нибудь за столиком на диване. Как правило, отшивая кого-либо, Катя говорила, что ее не интересуют ни деньги, ни типаж, который в обществе принято считать крутым мужиком. Как-то раз один из обиженных Катей парней спросил ее, какие же качества она ценит в мужчинах. В ответ она описала нечто такое, что даже хасид назвал бы полнейшим задротством. Это покоробило Макса, который за всем этим тихонечко наблюдал со стороны. Однако, выражение недоумения в глазах обиженных Катей мужиков его забавляло. Забавляло это его до тех пор, пока однажды один из таких кадров не подсел к нему, сильно ткнув в бок.