Всё зеленое

– Андрюш, я плохо понимаю твои грубости. Можешь изъясняться человеческим языком?

– Пушкина и Достоевского?

– Просто обычными словами.

– Я вроде без мата говорил.

– Еще не хватало!

– Ладно-ладно, шучу. Просто мы с ребятами несколько раз за деда заступились и обижать его перестали. Так понятно?

– Какие вы молодцы! Что же ты мне не рассказывал?

– Мам, – Тифон выдержал паузу: – Ты же меня сама учила, что скромность украшает человека, и все такое. Так что хотел этот юрист?

– Он сказал, что этот дедушка оставил вам в подарок картину.

– Че? Какую еще картину?

– Ну, то есть по картине каждому. Он был художник.

– Да? – В голосе Тифона прозвучало явное разочарование. – А говорил, что летчик.

– В общем, нужно съездить и забрать ее. Я тебе сейчас телефон напишу.

– Мам, ну ты чего? Какая, на фиг, картина? Зачем она мне?

– Отказываться нехорошо. Это посмертное пожелание человека. Даже если она тебе не нужна, ты должен проявить уважение.

– Столько всяких проблем, еще и за картиной какой-то дурацкой переться.

– Ты видишь? Нет, ты видишь? Что бы я тебя не попросила, ты все воспринимаешь в штыки. Мириться с Ярославом не хочешь, за картиной ехать тоже. Тебе только друзья твои и важны. А если бы тебя они об этом попросили?

– Я же не сказал, что не поеду. Просто мне кажется, это какая-то глупость.

– Глупость не глупость, а человек делал это для тебя с душой и благодарностью. Такое нужно ценить. Часто ты встречаешь людей, которые просто так кому-то что-то дарят? Вот то-то и оно. Все, я пошла. Не забудь про воду.

Резко вспомнив, куда и зачем шел, я был вынужден отступить обратно в комнату. Хлопнула входная дверь.

О семейных проблемах Трифонова я знал давно. Как-то Ярослав в приступе откровения рассказал. Оказывается, его отец – Юрий Романович – когда-то давно встречался с матерью Тифа, но из-за того, что она старше и из необеспеченной семьи, бабка с дедом Ярика очень противились их отношениям и обманным путем по-быстрому женили сына на маме Ярослава – Ангелине Васильевне. О том, что у него родился второй ребенок, точнее первый (Трифонов старше Ярослава на шесть месяцев), Юрий Романович понятия не имел.

До тех пор пока парни ничего про все эти расклады не знали, все было нормально. Они спокойно учились в одном классе и даже дружили. Но потом Яров-старший в первый раз за семь или восемь лет попал на родительское собрание, где встретил тифовскую маму. Ну и у них понеслось по новой. Так что в конечном счете он бросил семью и они с тетей Таней стали жить вдвоем на съемной квартире.

Из-за всего этого отношения между Тифом и Яриком были, мягко сказать, недружественные.[6] Ситуация осложнялась тем, что о кровном родстве с Яровыми Тифон узнал всего лишь пару дней назад и все еще пребывал в офигевшем состоянии.

Вскоре пришел Лёха Криворотов. Мы с Тифоном в этот момент пили чай. Я все прикидывал, как сказать, что слышал их разговор с матерью, и предложить ему подумать насчет Ярова, ведь между ними было гораздо больше общего, чем они оба могли представить, но Лёхино появление все сбило.

– Дай телефон, – сразу потребовал у него Трифонов. – Я свой посеял.

– Если не хочешь, чтобы Зоя тебя заблочила, не давай, – предупредил я.

– Опять поругались? – Лёха без стеснения распахнул холодильник. – Вроде нормально уже было. Я что, зря полдня на психотерапевтические разговоры потратил?

– А теперь опять ненормально.

Лёха вытащил огурец, обтер о футболку и прямо немытый надкусил.

– В Москве вообще не прикольно. Мы в деревне целыми днями на карьере валялись, а по вечерам тусили. Эти ребята – суицидник и его Тоня – ниче такие. Вполне себе вменяемые. Еще друг их там был, Саша-доктор. Ну, пока еще не совсем доктор, но теперь у меня в медицине связи есть. Никому ничего полечить не нужно?

– Ты хотел мне дать телефон.

– Я? Я не хотел, – Лёха отпил мой чай. – Так вот, у этого доктора в колледже пятнадцать девок в группе и всего четыре парня. Хорошая пропорция, да?

– Мобилу гони! – Трифонов шлепнул ладонью по столу.

С нами он всегда был прямым и конкретным, а с чужими – скрытным и опасным.

– Тиф, слушай, я с Зоей не ссорился. У нас вообще отличные отношения. Я не хочу, чтобы она меня блокировала.

– Выбирай: или она, или я тебя прямо здесь так заблокирую, что разблокироваться в травмпункте будешь.

– Какая смешная шутка, – Лёха состроил рожу, но телефон отдал.

Однако вызываемый абонент оказался «недоступен», и Тифон разочарованно вернул трубку.

Трифонов всегда ревновал Зою ко всему, что движется, даже когда они просто дружили. И почти всегда безосновательно, потому что в районе все знали об этой их дружбе и сунуться никто не осмеливался. У Зои были и свои друзья откуда-то с дачи, которых она тщательно ограждала от внимания Трифонова и которые поэтому бесили его больше всего. Но очевидных поводов Зоя никогда не давала.

В случае же с Максом я совершенно отчетливо почувствовал тревогу. Они познакомились при мне, виделись всего ничего и почти не разговаривали, но внезапно возникшая между ними молчаливая симпатия была очевидна.

– Можно узнать, куда они выдвинулись, и самим нагрянуть, – неожиданно предложил я.

Тифон задумался:

– Нагрянуть-то не проблема, только не факт, что станет лучше. Она же и напрягается из-за того, что я ей типа «кислород перекрыл». Кто-нибудь вообще понимает, что это значит?

– Я понимаю, но тебе не скажу, – откликнулся Лёха беспечно, но, поймав его тяжелый, угрожающий взгляд, тут же пошел на попятную: – Просто не звони ей, не пиши, не трогай вообще. Первая объявится. Это точно. Она ведь привыкла, что ты ее пасешь постоянно, а тут – тишина. Занервничает и кинется проверять, что случилось. А ты ей такой: «Тебе нужен был кислород – дыши. Наслаждайся. Я не мешаю». А потом заблокируй. И все – она твоя. Сама прибежит как миленькая.

– Сейчас немного не так, – я не знал, как объяснить свои подозрения. – Думаю, нужно ее забрать оттуда.

– Она сказала, что я ограничиваю ее свободу и не даю жить… – Голос Трифонова звучал обиженно.

Лицо у него было гладкое, скуластое, резкое, но при этом открытое.

– Зоя ждет, что ты поступишь так, как можешь поступить только ты. Она любит тебя за это. Именно за это. И терпит всю эту «несвободу» тоже поэтому. Никто, кроме тебя, не отправится за ней на край света, – я и сам поразился тому, как убедительно это прозвучало. – Только подумай, что будет, когда она вернется. Пусть через день или через месяц. Сам факт. Без понятия, откуда я это знаю, но я уверен, что, если ты ее не вернешь, будет плохо. Все самое важное, то, что у вас с первого класса, закончится. Помнишь, ты обещал ее всегда спасать? Считай, что это то же самое.

– Слышь, Горелов, ты че, книжек перечитал, что ли? – Тифон потянулся, с хрустом расправляя плечи.

– Ты ее не простишь. Я знаю.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Давай просто поедем за ней, и все. Против Макса с Артёмом я ничего не имею, но Зоя – наша.

Он довольно усмехнулся.

– На чем, интересно, мы поедем? Ты подумал? Это хрен знает где. Тёма говорил. А у меня даже мотика нет. Ее еще обратно везти…

– Если будет сопротивляться и придется связывать, нужно что-то с багажником, – вставил Лёха, но мы на него даже не посмотрели.

– Только пообещай, что не будешь психовать.

Оказывается, я уже все продумал, даже сам не понял, когда успел, но теперь хотя бы стало ясно, для чего я готовился к разговору про Ярослава.

– Ну, – Тифон уперся в меня колючим взглядом.

– Ты в курсе, что Яров уже два месяца ездит на материном «хайлендере»?

– Да ладно?! – ахнул Лёха. – «Хайлендер» – офигенная тачка!

– И чего? – Тифон набычился.

– Просто подумал, что если бы вы не были с Яриком в контрах, то можно было бы на нем.

– Ты опупел, Горелов? Даже не предлагай мне такое.

– Я слышал про глаз, но подумал, что Зоя стоит глаза…

Между нами повисла драматическая пауза. Он смотрел на меня, а я пытался выдержать этот взгляд.

– Это реально суперидея! – Лёха сделал вид, что ничего не заметил. – И Зойку вернем, и на «хайлендике» покатаемся. Может, тебе Яров даже порулить даст.

– Вы чего, с дуба оба рухнули? – Тифон резко вскочил. – Все, валите отсюда.

– Я только пришел, – запротестовал Лёха.

– Соломин еще спит, – сказал я.

– Ничего не знаю, – Тифон по очереди спихнул нас с табуреток и принялся подталкивать к выходу: – Идите проветритесь, потом возвращайтесь. И сигарет купите. Деньги потом отдам.

Мы с Лёхой вышли на улицу и остались стоять у подъезда.

– У моего нового друга-доктора тоже есть машина. Но ни фига не «хайлендер», а древняя, убитая, «Газель», которая сейчас в ремонте. Почему я такой нищий, Горелов? Почему у меня нет машины?

– У твоего отца есть.

– У твоего тоже есть. Но доверенности у тебя нет.

– Я и водить не умею, – признался я.

– Ладно, – Лёха махнул рукой. – Не в этом вообще дело. Я хочу «хайлендер», а значит, возвращаемся к Ярову. Вот если бы он сам к Тифу пришел, тот, может, и согласился бы. – Лёха задумчиво почесал в затылке: – А что, если Нинка попросит Ярика съездить за сестрой? Нинке он точно не откажет.

– Нинке не откажет. Только вопрос – зачем ей это? И зачем Ярову ехать с Тифоном?

– Незачем. Он ему вообще не нужен. Но и нам тоже не нужен. Мы ведь можем спокойно обойтись без него. Пусть остается. А мы съездим и привезем ему Зою.

На мгновение я представил себя героем-спасителем.

– Так себе план. Если Тиф узнает, что мы поехали с Яровым, то будет задница. Что же делать?

Отчего-то мне казалось, что возвращение Зои сможет искупить мою вину перед Тифоном за компрометирующие его фотографии из шашлычной, которые я ей отправил. Поступок был гадский. Тифон ни в чем перед Зоей не провинился, но это я из ревности психанул. Он простил меня, а вот я себя нет.

– А теперь на сцену выходит мастер грамотных базаров и манипуляций, – из переднего кармана джинсов Лёха достал пачку сигарет.

Я нарочно поозирался:

– Ну и где он?

– Смотри, – он прикурил. – Тиф сделает что угодно для матери и для Зои, но с Яровым это правило не работает. Значит, пойдем от противного. При каких вообще обстоятельствах он может сделать то, чего не хочет? Правильно. Только если захочет это сам. А как он может захотеть поехать с Ярославом? Только если усомнится в том, что он на это способен. Одним словом, надо бросить вызов.

Допустим, приходит к Тифу Нина и такая просит: «Верни сестру в семью, мы все без нее страдаем и дико волнуемся». Тиф заводит свою песню: «Она сказала, что хочет свободы, мне не на чем ехать, и все такое». Нина тогда: «Ок. Не можешь, я найду другой вариант». Звонит при нем Ярославу, просит помощи и договаривается о встрече. Тиф в напряге: «Как так? За Зоей поедет Яров!» Нинка сваливает, мы с ним перетираем все это дело по-быстрому и решаем найти другую машину. Я предлагаю догнать и остановить Нину, чтобы обойтись без Ярова.

– По правде говоря, мне все равно, на чем ехать, – сказал я.

– А мне уже не все равно, – Лёха и в самом деле завелся. – Погоди, не сбивай план. Короче, мы идем догонять Нинку.

– С Тифом?

– Разумеется. Это же главное. Это самое главное. Чтобы, когда Нина встретится с Ярославом, они столкнулись лицом к лицу. Мы такие: «Все, Яров, свободен. Без тебя разберемся». Ярик, естественно, в позу: «Сами валите, не ваше дело, Нина попросила меня». Тифон впряжется: «Это мое дело, и Зоя моя…» Ну и пошло-поехало… А там по ситуации сориентируемся. Подкорректируем по ходу. Главное, чтобы драться не начали.

– Это вряд ли. У них сейчас что-то вроде перемирия.

– С чего бы это?

– Так показалось.

Лёха не был в курсе того, что Яров-старший на самом деле папаша Трифонова, и я предпочитал, чтобы Тифон сам ему об этом рассказал.

– Меня больше беспокоит, как мы уговорим Нину. Она же вредная и за просто так ничего не сделает.

– Нинка сто лет мечтает с Яровым помириться. У нее просто повода такого нет, чтобы это само собой получилось. А тут типа забота о сестре. Скажет ему, что сначала к Тифону подалась, и ее гордость особо не пострадает.

– А если Яров откажется? Или потребует от Нины извинений? Или чего еще?

– Поверь, даже если и потребует, когда Тиф к нему подойдет, это уже не будет иметь значения.

– Ну ты прям лорд Бейлиш[7] какой-то, – я вспомнил Зоино лицо, когда она бежала к Пандоре. – Только провернуть все нужно как можно быстрее.

– Ну быстрее так быстрее, – Лёха по-деловому выкинул окурок. – Тогда идем к Мироновой. По телефону замучаемся объяснять. Но разговаривать с ней будешь ты. Она меня не любит.

Нину мы встретили, не доходя до ее подъезда. Со спины увидели. Шла такая, как обычно, на высоченных каблуках, медленно, покачивая бедрами, с пакетом «Пятерочки» в одной руке и связкой бананов в другой, словно не из магазина идет, а свои барские владения обходит.

Лёха побежал за ней, тихо подкрался сзади и положил ей руку на плечо. От неожиданности Нина резко развернулась, и Лёхе повезло, что он успел пригнуться, потому что иначе она бы хорошенько засветила ему бананами.

– А-а-а, Криворотов, – Нина состроила кислую мину, затем глянула на меня. – Понятно.

– Где сестра? – спросил Лёха, будто не в курсе.

– Умотала отдыхать, зараза.

Нина была такой же рыжей, как и Зоя, только у Зои волосы сильно вились, а Нина их усиленно выпрямляла и поливала какими-то средствами, от чего они блестели, словно натертая мебель. На этом их сходство заканчивалось. Зоины дымчатые глаза всему радовались, Нинины карие – все оценивали. От Зои шел свет, Нина источала меланхолию, Зоя была чуть ниже Лёхи, Нина же ростом совсем не вышла и старательно компенсировала это высокими каблуками.

Даже пахла Зоя чем-то легким и освежающим, а вокруг Нины витал густой сладковатый аромат.

– Куда отдыхать? С кем? – выпытывал Лёха в расчете на новую информацию.

– Да откуда я знаю? С пацанами какими-то. Она и матери-то не докладывает, думаешь, мне станет?

– И когда вернется?

– Без понятия. Сказала, что отдыхать едет, потому что лета у нее не было. А мама только обрадовалась. У нас всегда так: меньше народа – больше кислорода.

– Что за пацаны?

– Говорю же – без понятия. Потом в инсте гляну. А вам чего?

– Дело есть одно, – Лёха заговорщицки приблизился к ней. – Тебе полезное. Я сам придумал. Не благодари.

Он просил, чтобы разговаривал я, но на деле и слова не дал вставить.

Выложил все-все, со всеми подробностями.

Почему-то я был уверен, что Нина нас пошлет, но возможность помириться с Ярославом действительно ее заинтересовала, к тому же ей хотелось поскорее вернуть Зою, чтобы не ее одну мама гоняла по магазинам и припрягала на даче.

Мы помогли ей закинуть сумку и бананы домой и вместе отправились к Трифонову.

Увидев нас с Ниной, Тифон, мягко сказать, офигел.

Как распахнул дверь, так и застыл с отвисшей челюстью.

– Трифонов, оденься, – с порога приказала ему Нина. – Мне надо с тобой поговорить.

– А что, я раздет?

– Ты в трусах.

– И что?

– Все, все, он сейчас оденется, – Лёха принялся отпихивать Тифона, пропуская Нину в квартиру.

– Я у себя дома, алле, – заупрямился тот. – Пусть так говорит.

– Так ты меня смущаешь.

– Вообще обнаглела? Ты чего ее привел? – накинулся Тиф на Лёху.

К счастью, к этому времени проснулся Дятел, и, пока он разгонял общее напряжение бурными восторгами и радовался встрече с Ниной, Тифон все же соизволил сходить и надеть штаны.

– Ой, Нина, привет! Ты такая загорелая! – затараторил Дятел. – Это на даче? А мы на стройку ездили. Работали там.

Нина восприняла данное известие, как и восторги, более чем сдержанно. Она была из тех, кто безбожно хейтит и презирает таких, как Дятел. Но теперь он находился под нашей опекой, поэтому ей оставалось лишь кивать.

Предвидя, что Ване ничего не стоит своей беспечной болтовней с легкостью разрушить даже самую гениальную стратегию, я отвел его в комнату и попросил не высовываться.

И, как только лирические вступления закончились, Лёха, торопливо форсируя события, перешел к воплощению плана:

– Мы вот шли из магаза, Нину встретили. Она, оказывается, тоже Зою ищет, – не моргнув и глазом выдал он, как только прошли на кухню.

– Сигареты гони, – Тифон протянул ладонь.

Это был первый Лёхин прокол, но он быстро нашелся:

– Нам без паспорта не продали. Тетка тупая попалась. Я ей говорю, мне уже восемнадцать и месяц, а она не верит.

Тифон уже собирался ответить нечто неласковое, но Нина, не дав ему и рта раскрыть, очень правдоподобно завела про то, что мама велела ей во что бы то ни стало разыскать Зою, потому что, когда та звонила, ее голос показался маме странным, и самой Нине тоже так показалось, и что она боится, как бы чего не случилось. Уточнять, что именно может произойти, Нина разумно не стала, ведь чем больше было во всем этом неопределенности, тем нервознее выходил разговор. Под конец она добавила, что первым делом подумала про Тифа, даже позвонила ему, но телефон оказался «недоступен».

О потерянном мобильнике мы ее тоже успели предупредить.

– В общем, сделай что-нибудь, – в завершение заявила она в своей привычной наглой манере. – Зоя же тебя так любит. Хоть и смоталась не пойми с кем. Нет, если она от тебя сбежала, это другое дело. Ты просто скажи. Тогда я кого-нибудь другого попрошу съездить за ней. Связи-то там нет.

Лёха определенно не прогадал. Нина была королевой провокаций.

– Кого другого? – тут же заглотил крючок Тифон.

Она высокомерно вскинула голову:

– Хоть я с Ярославом и в ссоре, но Зоя все же важнее гордости.

Слышать подобное от Нины было удивительно. Возможно, именно эта фраза и стала решающей, а может, Тифон и раньше догадался.

– Ладно. Звони ему. Пусть приходит.

– В смысле? – Нина удивленно распахнула густо накрашенные глаза.

– Ярову звони. Будем решать, что делать.

Это был резкий и неожиданный поворот, мы с Лёхой опешили.

Трифонов посмотрел на нас:

– Вы реально думаете, что я тупой баран и не въезжаю, когда меня дурят?

Лёха развел руками в очень странном жесте, который можно было трактовать как угодно, но только не как признание вины. Я сделал вид, что ко мне это вообще не относится.

– Закатать бы в лоб вам обоим, да без толку, – бросил Тифон, а потом с нажимом попер на Нину: – Давай звони своему Ярову, я сказал.

– А что ты мне приказываешь? – зафыркала Нина, сопротивляясь.

– Звони, – прошипел Лёха с другой стороны от нее.

Она повернулась ко мне и поняла, что попала в ловушку.

С недовольным видом достала телефон и набрала номер.

Яров ответил, наверное, с первого же гудка.

– Ярослав, здравствуй, – сказала Нина с наигранной холодностью. – Извини, что беспокою. Но меня заставили тебе позвонить. Трифонов, Криворотов и Горелов. Я не знаю, чего они хотят, но…

– Пусть сюда подваливает, – громким шепотом подсказал Лёха. – А ты пока побудешь заложницей.

– Они меня заложницей держат, – повторила Нина. – Не наложницей, дурак. Заложницей! Как какие требования? Чтобы ты пришел к Трифонову.

– Он спрашивает, что будет, если он не придет, – отстранив трубку, Нина вопросительно посмотрела на нас.

– Этого я не предусмотрел, – огорченно признался Лёха.

– Скажи, если не придет, его мама очень сильно расстроится, – наклонившись к трубке, прохрипел Трифонов. – Он же не хочет волновать маму.

– Ты слышал? – спросила Нина.

Ярослав слышал и пообещал прийти в течение часа.

Мы облегченно выдохнули.

– Все, можешь идти, – сказал Тифон Нине, когда разговор закончился.

– Оборзел? – возмутилась она. – Я, вообще-то, заложница.

– Давай ты побудешь заложницей возле подъезда? – Он подтолкнул ее к выходу.

– Так нечестно. Мне тоже нужно встретиться с Яровым.

– Ну, потом как-нибудь встретитесь. У нас сейчас разговор будет важный, – Тифон обернулся на нас: – Пожалуй, идите-ка вы все отсюда. Мы тут сами перетрем. Я потом позвоню и скажу, что решили.

Глава 6

Вита

Артём был яркий, красивый, богатый, избалованный вниманием и возможностями. Для окружающих он носил глумливую и дерзкую маску Дэдпула, а моя мама называла его Трубадуром за любовь к театральному эпатажу и ночные песни над моим окном. Именно «над», потому что их с Максом квартира располагалась прямо над нашей.

Отец Артёма был известным гастролирующим по всему миру композитором, мать – бывшая фотомодель, всецело посвятившая себя мужу. И они с пеленок растили из Артёма гениального виолончелиста. До двенадцати лет в его жизни существовали только репетиции, концерты и приходящие учителя. Другого он не знал и не понимал, что может быть как-то иначе, пока в их частном загородном доме не появился Макс – сын домработницы, почти его ровесник.

Выросший без отца, кочующий вместе с матерью из семьи в семью, Макс в свои одиннадцать уже успел пережить и повидать всякое. Он не был отбившимся от рук или хулиганом. Напротив, Макс всегда любил свою маму, помогал ей и был ее «маленьким котиком». Встреча с оторванным от реальности мальчиком-звездой наполнила его существование новым смыслом: он решил, что обязан «открыть ему глаза». Показать, как на самом деле все устроено в этом мире.

Рано или поздно это наверняка произошло бы и без Макса, но встреча мальчиков пришлась как раз на тот возраст, когда ощутить всю полноту жизни и осознать в ней себя становится для человека жизненно необходимым.

Артём прямо сказал родителям, что устал от музыки и хотел бы сделать перерыв. После этого разразился такой дикий скандал, что он поклялся больше никогда не брать в руки виолончель.

Его по несколько дней держали взаперти, запрещали видеться с Максом, приглашали всевозможных методистов и психологов, но чем сильнее давили, тем ярче разгорался огонь сопротивления. Артём сбегал из дома, ввязывался в неприятности и творил всякие глупости с одной лишь целью – заставить родителей признать его право на свободу.

Возможно, такая тактика и сработала бы, если бы они любили сына больше, чем собственные амбиции. Мать с отцом упорно требовали возвращения «звездного мальчика», а к его бунту относились исключительно как к личному оскорблению.

Через три года стало ясно, что изменить уже ничего нельзя, – родители стеснялись и ненавидели собственного сына из-за разрушенных ожиданий. Артём же платил им полным отказом подчиняться и отвязным поведением.

Родители Артёма погибли, когда ему было шестнадцать.[8] Страшная трагическая история, в один день превратившая их с Максом в сирот.

Артём был передан на попечительство близкого друга семьи, а Макса отправили в детский дом, откуда он спустя некоторое время благополучно сбежал. С тех пор они стали окончательно неразлучны и пустились во все тяжкие: искали азартные и рискованные приключения, ввязывались в потасовки, напивались, снимали провокационные ролики для Ютуба, неоднократно попадали в полицию и засветились на всех безбашенных вечеринках «золотых деток».

И все же, продолжая играть роль высокомерного циника, Артём не смог смириться ни с черствостью родителей, ни с их гибелью, ни с тем, что «противостоять» стало больше некому, ни с наследством, которого он не заслужил. Внутри него по-прежнему жил взбунтовавшийся ребенок-вундеркинд с чистой душой и творческим томлением в сердце.

Артём повез нас в местный торговый центр, где на первом этаже располагалось маленькое кафе с горячей выпечкой и кофе навынос. Там, по его словам, было единственное съедобное во всей округе блюдо – блинчики с джемом.

Только прежде, чем мы туда доехали, пришлось остановиться возле первого попавшегося провинциального магазинчика с желтой растяжкой: «Мужская и женская одежда дешево».

Артём по-прежнему с ног до головы был покрыт слоем белой пыли.

Но представить, что он себе там что-нибудь купит, я никак не могла. Все его вещи были жутко дорогие и брендовые, даже майки, которым, казалось, уже тысяча лет, или разодранные вдрызг, как будто он подвергся нападению стаи собак, штаны.

Магазин же оказался чем-то вроде «Смешных цен» – цветастые халаты, квадратные футболки с ужасными принтами, майки в сеточку, панамки в виде зонтиков и необъятные лифчики. Дешевое, безвкусное рыночное барахло.

Все скудное пространство торгового зала от потолка до пола было забито вешалками с одеждой, между которыми едва различимо проглядывали узкие проходы.

В подобных местах Артём, вероятно, еще никогда не бывал, потому что, едва он оценил обстановку, лицо его потрясенно вытянулось.

Ему нужны были обычная майка и шорты. На время. Чтобы не ехать в грязном, он даже мерить их не собирался, планируя позже заказать все то же, что у него пропало, по Интернету.